, если один партнер 
передает другому необходимые функции своего “я”. Взяв на себя ответственность 
за свою совесть, комментатор должен был бы отказаться от флирта, с помощью 
которого дистанцировался от интимных взаимоотношений. Предоставив жене 
останавливать (или не останавливать) его, он мог продолжать оставаться 
проказником-мальчишкой, доставляя себе удовольствие. При этом он, естественно, 
не рассказывал жене, что стал встречаться с другими женщинами. 

Для сохранения дистанции со своей госпожой он использовал другой механизм. Он 
стал придираться к мелочам: “Я начал ухаживать за милой австралийской девушкой, 
прекрасным человеческим существом, — объяснял он. — Икры ее ног были чуть-чуть 
тяжеловаты. Целый год меня это не раздражало, однако потом ее икры стали 
казаться мне все толще и толще. Через некоторое время я видел уже только их. У 
другой женщины раздражающим фактором могла стать прическа или манера одеваться. 
Полгода или даже год я болтался по миру как недоносок, пока не понял, что это 
не для меня. Я превратился в безжизненного, сухого, холодного человека. 
Подсознательно я наделял женщину качествами своей матери или сестры, и это 
затем отталкивало меня. Все, что она ни делала, было плохо. Я просто искал 
причину, чтобы уйти от нее”. 

Дома, конечно, его жена всегда все смягчала. Он вечно искал, к чему придраться. 
Ее юбки были слишком короткими, а груди — слишком большими. Она была 
недостаточно соблазнительна дома. Или очень энергично выражала восторг в момент 
оргазма, что снижало его потенцию. Он отказывался от контрацептивов из-за ее 
“спонтанности”. Затем он грозил уйти от нее, если она не позаботится о 
последствиях. Так продолжалось до ее второго аборта в возрасте тридцати двух 
лет. 

“Думаю, я тогда уже знала, что все начинает разваливаться”, — говорит эта 
женщина сегодня. Она оставалась в переходе к тридцатилетнему возрасту и думала, 
что муж обеспечивает eй безопасность. Желая расширить круг своих возможностей, 
она научилась водить машину и устроилась работать в банк. Поняв, что может 
добиться успеха в учебе и легко заводит друзей, она обрела уверенность в себе. 
Так они продвигались по жизни. 

“Почувствовав себя комфортно, я начала верить, что жизнь принесет мне 
удовлетворение”, — говорит она. 

В тридцать лет, когда хочется осесть и заняться хозяйством. она настояла на том,
 чтобы он приобрел домик в пригороде, который закрепил бы ее чувство 
безопасности. 

“Работа все больше и больше отрывала его от дома, поэтому мы с ним сталкивались 
нечасто. Наши отношения успокоились. Немножко повзрослев, я осознала 
преимущество стабильного финансового положения. Я играла в теннис на закрытом 
корте и завтракала с друзьями, расплачиваясь за завтрак. Пропасть между мной и 
мужем увеличилась, когда он приблизился к сорокалетнему возрасту. После двух 
лет страшных унижений я почувствовала, что наступает кризис. Он даже не брал 
меня за руку. Я говорила: "Боже мой, наша молодость проходит. Разве мы не можем 
поговорить? Разве мы не можем прикоснуться друг к другу? Что случилось? Ты что, 
убил кого-нибудь?"” 

В сорок три года он признался, что причиной его отчуждения была любовная связь 
на стороне. Жена со слезами набросилась на него, исцарапала. На следующий день 
он ушел. Четверо детей тесно прижались к матери, как охрана. Уходя, он 
прокричал; “Я не могу вас выносить, дети. Вы — мусорная куча. Я ухожу от вас!” 

Есть и другие пути вскрытия нарыва в супружеских отношениях, но поскольку 
взрослые учатся решать различные проблемы в основном так, как это делается в 
кино и телепередачах, то внешне спокойный уход из семьи кажется естественным. 
Однако в кино не показывают, что случается после такого ухода. В реальной жизни 
уход одного из партнеров вызывает чувство беспокойства и деградацию личности 
другого. 

Каждый день он звонил ей и просил разрешения вернуться назад: “Я болен. Я 
разрываюсь на совещаниях. У меня страшное расстройство желудка”. 

Она поставила условие, которое он должен выполнить, чтобы вернуться в семью. 
Она потребовала, чтобы он посетил психиатра. И стала ждать его прихода. Она 
придавала очень большое значение этой встрече. Думала, что он придет и начнет 
просить прощения, хвалить ее, по крайней мере, проявит уважение. 

“Где почта? Что у нас есть поесть?” — были его первые слова. 

Все случилось так, словно он никогда не уходил и кризиса в их от