ромышленный город, где работала в телефонной компании, и увлечение “высоким, 
стройным и красивым” смутьяном, который собирался поступить в университет. “Я 
сделала все, чтобы он обратил на меня внимание. Я мечтала переехать в Нью-Йорк 
и сделать карьеру. Это казалось невозможным. Мой отец работал на заводе. Мы 
были бедны”. 

Когда ей шел восемнадцатый год, на автобусной остановке она встретила его. 
Когда они достигли двадцатилетнего возраста с его стандартными иллюзиями, у них 
уже выработался типичный стереотип поведения: он делал деньги, а она заботилась 
о нем, оставив свою мечту стать деловой женщиной. 

“Он поразил меня своими амбициями, это был человек, который добивался всего, а 
я только могла быть ему поддержкой. Я была редактором в университетской газете 
и всегда хотела заниматься журналистикой. Одно время мне даже стало казаться, 
что все получится. Он мечтал быть похожим на Эдварда Марроу и также стать 
миллионером в сорок лет. До свадьбы у нас с ним были романтические отношения. 
Но как только я стала хозяйкой в его доме, он начал видеть во мне мать. А его 
мать во всем ему противоречила”. 

Она была абсолютно права в этом. Я уже слышала это из уст самого комментатора, 
который только недавно увидел камень преткновения в их отношениях. 

“Террор начинается с матери, — сказал он. — Я боюсь, когда на меня давят. Мать 
любит вас, но она и давит на вас. Она не дает вам упасть и ушибиться. Я вижу 
женщину в образе матери. Она всегда интересуется, где и с кем вы были, почему 
сделали то-то и то-то. В вас закрадывается страх почувствовать себя плохим 
мальчиком. Вы боитесь, что ваша женщина заставит вас чувствовать то же самое, 
как будто вам не удалось сделать ее полностью счастливой”. 

Мысленно приписав жене черты матери, мужчина таким образом создал удобного 
козла отпущения, которого мог обвинить во всех своих страхах и ограничениях. 
Отговорка типа “она не позволила мне” (появившаяся, когда мать объясняла ему. 
почему он не может стать профессиональным игроком в бейсбол) была автоматически 
перенесена на жену. Она не мешала ему стать телезвездой. Она никогда не 
интересовалась его деятельностью. Когда же она попыталась это сделать, то была 
тут же остановлена. 

“Куда это ты собралась?” — спросил он, увидев ее в своей машине. 

“Я думала, что поеду сегодня с тобой и посмотрю, как ты играешь в гольф”. 

“Но там не будет никого из жен”. 

“А я бы хотела пойти”. 

“А ты не хочешь сидеть у меня на коленях перед каждой передачей?” 

Как и многие из нас, этот мужчина стал просто мастером по использованию любых 
отговорок, чтобы не подпускать ее к себе. Он все время твердил жене, что был 
“плохим мальчиком”, и это позволяло ему легко удерживать ее на дистанции, как 
мать. 

“Я ущипнул эту девушку в библиотеке”, — начинал он. 

“О чем ты говоришь?” 

“О, ты знаешь, все парни делают это. Это мелочь”. 

“Если это мелочь, то почему ты тратишь на это так много времени?” Ее злость, 
ослабленная чувством зависимости, легко проходила. А его признание помогало ему 
снова почувствовать себя “хорошим мальчиком”. 

Но он не мог проявлять нежность по отношению к жене. “Я не осознавал, что 
просто уклонялся и увертывался, — рассказывал он мне. — Глубоко в душе я 
чувствую любовь и нежность, однако мужчины почти никогда не проявляют эти 
чувства по отношению к своим женам из опасения, что те их подавят”. Этого риска 
легко можно избежать, проявив чувство взаимопонимания вне ближайшего круга, 
например, с чужой женой где-нибудь в номере отеля. 

Его жена вспоминает: “Казалось, что он говорит: "Вот тебе моя совесть. Тебе 
решать, заботиться о ней или нет, пока я буду бездельничать"”. 

Между мужем и женой строится целая цепь таких секретных посылок: “Моя жена 
очень общительна. Пусть она заботится о нашей светской жизни” или: “Я 
творческая личность. Слава Богу, что я женат на органайзере”. В большинстве 
случаев человек передает другому то, чем ему или ей не хочется заниматься, и 
это может быть прекрасно. Процесс становится деструктивны