уществуют. 
Что касается нас, то иллюзия остается иллюзией и, значит, ничем. Несмотря на 
парадоксальность моего утверждения, оно все же правильно: мысль у нас не 
обладает надлежащей реальностью, мы относимся к ней так, как если бы она была 
небытием (nothingness). Даже если мысль сама по себе истинна, мы считаем, что 
она существует только благодаря определенным фактам, которые, как обычно 
говорят, она выражает в виде формулировки. Мы можем создать самый разительный 
факт, наподобие атомной бомбы, с помощью этой вечно меняющейся фантасмагории по 
сути не существующих мыслей, однако нам кажется полным абсурдом, что когда-либо 
можно установить реальность самой мысли.
 "Психическая реальность" - это понятие, которое вызывает споры, подобно 
понятиям "души" ("psyche") или "разума" ("mind"). Под последним одни понимают 
сознание и его содержание, другие допускают существование "неясных" или 
"подсознательных" представлений. Одни включают инстинкты в психическую сферу, 
другие исключают их. Подавляющее большинство считает, что психика (psyche) 
является результатом биохимических процессов в клетках мозга. Некоторые же 
предполагают, что как раз душа (psyche) и заставляет кортикальные клетки 
функционировать. Кто-то отождествляет "жизнь" ("life") с душой (psyche).
 Но лишь немногие смотрят на психический феномен как на категорию существования 
per sе (Самого по себе, в чистом виде (лат.). - Прим. пер) и выводят из этого 
признания неизбежные следствия. Разве не парадоксально, что всем известная 
категория существования, sine qua поп ("Без которого нет", т. е. непременное 
условие (лат.)) всякого существования, а именно - психика (psyche), 
рассматривается так, как если бы она была только полусуществующей? Психическое 
существование - это единственная категория существования, о котором мы имеем 
непосредственное знание, так как ни о чем невозможно узнать, если это сначала 
не появится как психический образ. Только психическое существование 
непосредственно поддается проверке. В той степени, в какой мир не принимает 
форму. психического образа, он, фактически, не существует. Это и есть та истина,
 которую за малым исключением, - как в случае философии Шопенгауэра, - Запад 
еще не осознал полностью. А на Шопенгауэра оказали влияние буддизм и Упанишады.
 Даже поверхностного знакомства с восточной мыслью достаточно для того, чтобы 
выявить фундаментальное различие, разделяющее Восток и Запад. Восток 
основывается на психической реальности, то есть на душе (psyche), как главном и 
единственном в своем роде условии существования. Создается впечатление, будто 
это восточное признание души является скорее психологическим фактом или 
проявлением темперамента, чем результатом философского рассуждения. Ибо это 
типично интровертированная позиция, противополагаемая столь же типично 
экстравертированной позиции Запада. Как известно, интроверсия и экстраверсия - 
это свойственные темпераменту или даже конституционально обусловленные 
установки, которые в обычных условиях никогда не выбираются намеренно. В 
исключительных случаях они могут вырабатываться по желанию индивидуума, но 
только при особых обстоятельствах. Интроверсия, если можно так выразиться, 
является "стилем" Востока, привычной и коллективной установкой, так же как 
экстраверсия является "стилем" Запада. Интроверсия считается здесь в чем-то 
ненормальной, нездоровой или же предосудительной. Фрейд отождествляет ее с 
аутоэротической, "нарциссической" установкой ума (mind). В своем негативном 
отношении к интровертам Фрейд разделяет позицию национал-социалистической 
философии современной Германии (Это писалось в 1939 г.), обвиняющей интроверсию 
в подрыве чувства общности. А на Востоке, наоборот, лелеемая нами экстраверсия 
обесценивается как иллюзорная желаемость, как существование в состоянии 
санскары (samsara), поворотного звена в цепи нидан (nidana) (Речь идет о 
круговой причинной цепи из двенадцати психологических состояний (нидан). 
Подробнее см. в: Радхакршннаи С. Индийская философия. Т. I. М., 1993. С. 348 и 
далее. - Прим. пер.), которая в прямом порядке достигает апогея во всей бездне 
страданий (Samyutta-nikaya 12, Nidana-samyutta.). Всякий, кто на практике 
знаком с взаимным обесцениванием ценностей в отношениях между интровертом и 
экстравертом, легко поймет эмоциональный конфликт между позициями Запада и 
Востока. Для тех, кто немного знаком с историей европейской философии, 
поучительным примером послужит начавшийся с Платона спор об "универсалиях". Мне 
не хотелось бы входить во все разветвления этого конфликта между интроверсией и 
экстраверсией, однако я должен упомянуть о религиозных аспектах данной проблемы.
 Христианский Запад считает человека целиком зависящим от милосердия Бога или, 
по крайней мере, церкви как единственного, санкционированного Богом, земного 
орудия спасения человека. Восток, однако, настойчиво утверждает, что человек 
есть единственная причина своего высшего развития, ибо Восток серит в 
"самоосвобождение".
 Религиозная точка зрения всегда выражает и формулирует существенную 
психологическую установку и ее специфические предубеждения, даже когда дело 
идет о людях, которые забыли или никогда и не слышали о своей религии. Несмотря 
ни на что, Запад остается целиком и полностью христианским в том, что касается 
его психологии. Мнение Тертуллиана, что "anima naturaliter cristiana" ("Душа по 
природе христианка" (лат.). - Прим. пер.) на Западе считается истинным повсюду, 
- конечно, не в религиозном, как он сам думал, а в психологическом  смысле. 
Милосердие берет начало где-то в другом месте; во всяком случае, прощение 
приходит извне. Любая другая точка  зрения - сущая ересь. Отсюда совершенно 
понятно, почему человеческая душа подвергается недооценке. Всякого, кто 
отваживается установить связь между душой (psyche) и идеей Бога, немедленно 
обвиняют в "психологизме" или подозревают в нездоровом "мистицизме". Восток же, 
напротив, проявляет сочувственную терпимость к тем "низшим" духовным стадиям, 
когда человек в своем полном неведении кармы еще беспокоится о грехе и муках 
собственного воображения, веря в абсолютных богов, которые, загляни он только 
поглубже, оказываются всего ли