ех вероучений. Ему также приходится допустить 
неоправданность всех метафизических утверждений и смело принять тот факт, что 
нет никакого доказательства способности человеческого разума (mind) вытаскивать 
себя, подобно известному барону, за косицу из болота, иначе говоря, 
устанавливать нечто трансцендентальное.
 Материализм - это метафизическая реакция на внезапное осознание того, что 
познание является умственной способностью, а будучи выведенным за человеческую 
плоскость, - проекцией. Реакция была "метафизической" постольку, поскольку 
человек среднего философского уровня был не в состоянии видеть сквозь 
подразумеваемую сущность, не понимая того, что "материя" - только другое имя 
для первопричины. По сравнению с этим, позиция веры наглядно показывает, как 
сопротивляющиеся люди должны были примириться с философской критикой. Она также 
демонстрирует, насколько велик страх выпустить из рук охранные грамоты детства 
и заглянуть в чужой, незнакомый мир, управляемый силами, равнодушными к 
человеку. На самом деле, ни в том, ни в другом случае ничего не меняется: 
человек и его окружение остаются теми же самыми. Человеку нужно лишь ясно 
понять, что он накрепко заперт с стенах своего разума (mind) и не может выйти 
за его пределы, даже в безумии, и что облик мира или его богов по многом 
зависит от его собственного психического состояния.
 Как я уже отмечал, ответственным за все, что мы можем утверждать о 
метафизических предметах, является, в первую очередь, устройство разума (mind). 
Кроме того, мы стали понимать, что интеллект - это не ens per se ((Нечто) 
существующее само по себе (лат.). - Прим. пер.) или самостоятельная умственная 
способность, а психическая функция, зависящая от состояний души (the psyche) 
как целого. Философское положение есть продукт определенной личности, живущей в 
определенное время в определенном месте, а не результат чисто логической и 
безличной процедуры. Сообразно этому, философское положение, главным образом, 
субъективно, а обладает ли оно объективной действительностью (validity), 
зависит от того, как мало или как много людей приходят в своих рассуждениях к 
тому же. Изоляция человека в стенах его разума (mind) вследствие 
эпистемологической критики привела, как и следовало ожидать, к психологической 
критике. Этот вид критики не пользуется популярностью у философов, поскольку им 
нравится считать философский интеллект совершенным и безусловным инструментом 
философии. И все же этот их интеллект - не более чем функция, зависящая от 
индивидуальной души (psyche) и ограниченная со всех сторон субъективными 
обстоятельствами, не говоря о влияниях среды. В самом деле, мы уже настолько 
свыклись с этой точкой зрения, что "mind" совершенно утратил свой всеобщий 
характер и стал более или менее индивидуализированной "вещью", без какого-либо 
следа его прежнего космического вида как anima rationalis (Разумной души (лат.).
 - Прим. пер.). Разум (mind) понимается в наши дни как субъективная, даже 
произвольная вещь. Как теперь оказалось, ранее гипостазированные "всеобщие 
идеи" есть  не что иное, как умственные принципы, и до нас постепенно  доходит, 
в какой степени весь наш опыт так называемой реальности является психическим; 
фактически, все мыслимое, чувствуемое или воспринимаемое суть психический образ,
 и сам мир существует лишь постольку, поскольку мы способны создавать его некий 
образ. Наше заточение в психическом (psyche) и ограниченность им производят на 
нас столь глубокое впечатление, что мы готовы допустить существование в нем 
даже того, о чем нам неведомо: мы называем это "бессознательным".
 Казавшаяся универсальной и метафизической, сфера разума была, таким образом, 
сведена к маленькому кругу индивидуального сознания, глубоко сознающего спою 
почти безграничную субъективность и инфантильно-архаическую склонность к глупым 
проекциям и иллюзиям. Многие преданные науке лица даже пожертвовали своими 
религиозными и философскими учениями, боясь неконтролируемого субъективизма. В 
качестве компенсации за утрату мира, который пульсировал с нашей крови и жил 
каждым нашим вздохом, мы воспылали восторженной любовью к фактам, - горам 
фактов, намного превышающим способность любого отдельного человека обозреть их. 
Мы питаем благочестивую надежду, что это случайное скопище фактов со временем 
примет форму значащего целого, однако никто не уверен в этом полностью, ибо ни 
один человеческий мозг не в состоянии охватить гигантскую общую сумму такого 
серийно производимого знания. Факты хоронят нас под собой, но всякий 
отважившийся на теоретические размышления должен оплачивать их нечистой 
совестью, - и это действительно так, потому что его будут постоянно уличать во 
лжи эти самые факты. 
 Западная психология понимает "mind" как разумное функционирование души (the 
mental functioning of a psyche). Это - "склад ума" ("mentality") индивидуума. С 
безличным Мировым Разумом (Universal Mind) все еще можно встретиться в сфере 
философии, где он, по-видимому, является реликтом первой человеческой "души" 
("soul"). Это изображение наших западных взглядов, возможно, покажется излишне 
решительным, однако я не думаю, что оно далеко от истины. Во всяком случае, 
нашему взору открывается нечто подобное, как только мы сопоставляем наш склад 
ума с восточным образом мысли. На Востоке разум (mind) - это космический фактор,
 подлинная .сущность жизни, тогда как на Западе мы только начали понимать, (что 
он является существенным условием познания и, следовательно, когнитивного 
существования мира. На Востоке нет конфликта между религией и наукой, потому 
что наука здесь не основывается на восторженной страсти к фактам, а религия не 
опирается на одну только веру. Востоку свойственны религиозное познание и 
познавательная (cognitive) религия (Я намеренно не принимаю в расчет 
модернизированный Восток.). У нас человек несоизмеримо мал и полностью уповает 
на милость Божью, которая есть все; на Востоке же, человек есть Бог, и потому 
он спасает себя сам. Боги тибетского буддизма относятся к сфере иллюзорной 
выделяемости и созданных разумом проекций, - и, тем не менее, они