"душа" ("psyche"), мы в состоянии заниматься самим 
феноменом "mind". Мы не предполагаем, что "mind" - это некая метафизическая 
сущность, или что существует какая-то связь между индивидуальным (mind) и 
гипотетическим Мировым Разумом или Духом (Universal Mind). Таким образом, наша 
психология является наукой о чистых феноменах без каких-либо метафизических 
импликаций. Развитие западной философии на протяжении двух последних столетий 
имело результатом обособление человеческого разума (mind) в его собственной 
сфере и разрыв его изначального единства с универсумом. Сам человек перестал 
быть микрокосмом и подобием (eidolon) космоса, а его "душа" ("anima") больше не 
является консубстанциональной scintilla, или искрой Anima Mundi, Мировой Души.
 В соответствии с этим психология трактует все метафизические притязания и 
утверждения как ментальные феномены и относится к ним как к высказываниям о 
"mind" и его структуре, которые, в конечном счете, производны от некоторых 
бессознательных диспозиций. Она не считает их абсолютно валидными или даже 
способными установить некую метафизическую истину. Мы не располагаем 
интеллектуальными средствами для определения того, является ли эта позиция 
(attitude) правильной или ошибочной. Мы только знаем, что нет ни доказательств, 
ни возможности доказать валидность метафизического постулата о "Мировом Разуме".
 Если разум (mind) утверждает существование Мирового Разума (Universal Mind), 
мы считаем, что он просто делает утверждение. Мы вовсе не допускаем, что таким 
утверждением было доказано существование Мирового Разума. Против этого 
рассуждения нет возражений, но нет также и доказательств того, что наш вывод, в 
конечном счете, верен. Другими словами, столь же возможно, что наш разум (mind) 
есть не что иное, как воспринимаемое проявление Мирового Разума (Universal 
Mind). Однако мы не знаем и даже не можем себе представить, как можно было бы 
узнать, так это или не так на самом деле. Поэтому психология считает, что разум 
(mind) не способен устанавливать или утверждать что бы то ни было за пределами 
самого себя.
 В том случае, если мы принимаем ограничения, накладываемые на возможности 
нашего разума, мы демонстрируем свой здравый смысл. Я допускаю, что при этом мы 
чем-то жертвуем, поскольку расстаемся с тем сверхъестественным миром, в котором 
сотворенные разумом вещи и существа движутся и живут. Это - мир дикаря, где 
даже неодушевленные объекты наделяются живой, целебной, магической силой, 
благодаря которой они участвуют в нашей жизни, а мы - в их существовании. 
Раньше или позже мы должны были понять, что их могущество было в 
действительности нашим, равно как и их значение было результатом нашей проекции.
 Теория познания - это лишь последний шаг из детства человечества, из мира, где 
сотворенные разумом фигуры населяли метафизические небеса и ад.
 Однако, несмотря на этот неизбежный эпистемологический критицизм, мы твердо 
придерживались религиозного убеждения, что голос веры дает человеку возможность 
узнать Бога. Таким образом, у Запада обнаружилась новая болезнь: конфликт между 
наукой и религией. Критическая философия науки стала, так сказать, негативно 
метафизической, - иначе говоря, материалистической, - на основе ошибки в 
суждении, а именно: предполагалось, что материя есть осязаемая и могущая быть 
узнанной реальность. На самом же деле, материя - это до конца метафизическое 
понятие, гипостазируемое некритическими умами. Материя - это гипотеза. Когда вы 
говорите "материя", то, фактически, создаете символ для чего-то неизвестного, 
что может с тем же успехом быть "духом" ("spirit") или чем-то еще, возможно, 
даже Богом. С другой стороны, религиозная вера отказывается расстаться со своим 
докритическим Weltanschaung (Мировоззрением (нем.). - Прим. пер.). В 
противоположность слову Христа (Мат. 18:3. - Прим. пер.) верующие пытаются 
оставаться детьми вместо того, чтобы быть как дети. Они цепляются за мир 
детства. Известный современный теолог признается в автобиографии, что Иисус был 
его добрым другом "с самого детства". Иисус - прекрасный пример человека, 
который проповедовал нечто отличное от религии своих предков. Но imitatio 
Christi (Мат. 18:3. - Прим. пер.), по-видимому, не содержит в себе той 
умственной и духовной жертвы, которую ему пришлось принести в начале своего 
пути и без которой он никогда не стал бы Спасителем.
 Конфликт между наукой и религией в действительности вызван неправильным 
пониманием проблемы с обеих сторон. Научный материализм просто ввел новую 
сущность, а это - интеллектуальный грех. Он дал другое имя высшему принципу 
действительности и предположил, что это создало новую вещь и разрушило старую. 
Но назовете ли вы эту первопричину бытия "Богом", "материей", "энергией" или 
как-то там еще, как вам больше нравится, вы ровным счетом ничего не создали, а 
просто сменили символ. Материалист - это метафизик malgre lui (Вопреки себе (фр.
). - Прим. пер). Вера же, напротив, старается удерживать первобытное 
психическое состояние единственно по сентиментальным мотивам. Она не желает 
отказываться от примитивного, по-детски наивного отношения к созданным разумом 
и гипостазированным фигурам; она хочет продолжать пользоваться защитой и 
доверием мира, по-прежнему управляемого могущественными, ответственными и 
добрыми (пра)родителями. Вера может включать sacrificiiim intellectus 
(Жертвоприношение интеллекта (лит.). - Прим. пер.) (при условии, что есть чем 
жертвовать), но никогда не жертвует чувством. Таким образом, верующие остаются 
детьми вместо того, чтобы быть как дети, и они не обретают себя, потому что не 
теряли. Кроме того, вера сталкивается с наукой и получает по заслугам, ибо 
отказывается разделять духовные приключения нашего века.
 Любой честный мыслитель вынужден признать ненадежность всех метафизических 
позиций и, в частности, в