|
гда-то видел, слышал или читал о том, что составляет мотив
сновидения, потом забыл, а через какое-то время бессознательно его вспомнил.
Такое доказательство, будь оно найдено. имело бы огромное значение. Оно
означало бы, что рационально объяснимое бессознательное, состоящее из
материалов, сделанных бессознательными, так сказать, искусственно, образует
лишь верхний слой, а под ним лежит абсолютное бессознательное, которому никогда
не стать достоянием нашего личного опыта. Это абсолютное бессознательное было
бы тогда психической активностью, протекающей независимо от сознательного ума
(mind); более того, такая активность была бы независимой даже от верхних слоев
бессознательного и не затронутой (а, возможно, и в принципе не затрагиваемой)
личным опытом. Она была бы разновидностью надиндивидуальной психической
активности, коллективным бессознательным, как я ее назвал, чтобы отличить от
поверхностного, относительного или личного бессознательного,
Но прежде чем заняться поисками этого доказательства, я хотел бы, ради
придания завершенности, сделать еще несколько замечаний по поводу сна о змее.
Складывается такое впечатление, как будто наш гипотетический, более глубокий
слой бессознательного, - то есть коллективное бессознательное, как я буду его
теперь называть, - перевел личный опыт пациента в отношениях с женщинами в
сновидение о змеином укусе и, чем самым, превратил его в формальную мифологему.
Причина - или, вернее, цель - этого перевода с первого взгляда не совсем
понятна. Но если вспомнить фундаментальный принцип терапии, а именно, что
симптомалогия болезни одновременно представляет собой естественную попытку
исцеления - боли в сердце, например, являются попыткой вызвать эмоциональный
взрыв, - то тогда и пяточный симптом мы должны также рассматривать как попытку
исцелиться. Как показывает сновидение, не только недавние разочарования с любви,
но вместе с ними и все другие неприятности, - например, в школе или где-то еще,
- поднимаются этим симптомом до уровня мифологического события, как если бы
это каким-то образом могло помочь пациенту.
Наверное, все это может казаться совершенно неправдоподобным. Но
древнеегипетские жрецы-целители, исполнявшие речитативом гимн змее-Исиде против
змеиного укуса, вовсе не находили это предположение неправдоподобным; и не
только они, но и весь мир верил, как еще и сегодня верят примитивные народы, в
магию посредством аналогии или, по-другому, "симпатическую магию" (О
симпатической магии подробнее см.. например: Фрэзер Д. Д. Золотая ветвь. Гл.
III. - Прчм. пер.).
В таком случае, мы имеем здесь дело с психологическим феноменом, лежащим в
основе магии через посредство аналогии. Не следует считать это древним
суеверием, которое мы давно переросли. Если внимательно читать латинский текст
Мессы, то постоянно наталкиваешься на знаменитое "sicut" (Как (лат.). - Прим.
пер.), с помощью которого всегда вводится аналогия, посредством которой должно
совершаться изменение. Другой замечательный пример аналогии - разжигание огня в
Великую Субботу. В прежние времена новый огонь высекался из камня, а еще раньше
- добывался трением (возникающем при "сверлении" деревянного бруска), что было
прерогативой храма. Поэтому в молитве священника говорится: "Deus, qui per
Filium tuum, angularem scilicet lapidem, claritatis luae fidelibus ignem
contulisti productum ex silice, nostris profuturum usibus, novum hunc ignem
sanctifica" ("Боже, Ты, который через Сына Своего, зовущегося краеугольным
камнем, принес огонь света Своего верующим, освяти этот новый, высеченный из
кремня огонь, для нашего пользования"). Через аналогию Христа с краеугольным
камнем, простой кремень поднимается до уровня самого Христа, который опять же
зажигает новый огонь.
Рационалист, возможно, посмеется над этим. Но, когда мы сталкиваемся с
подобными вещами, что-то шевелится у нас глубоко внутри, да и не только у нас,
а у миллионов христиан (мужчин и женщин), даже если мы называем это лишь
чувством прекрасного. То, что отзывается в нас, и есть та отдаленная основа, те
древние структуры (patterns) человеческого разума, которые мы унаследовали из
потускневших веков нашего прошлого, а вовсе не приобрели в ходе своей короткой
жизни.
Если бы такая надиндивидуальная душа существовала, то все, что переводится на
ее язык образов, оказывалось бы деперсонализованным, а если бы еще и
становилось сознательным, то воспринималось бы sub specie aeternitatis (С точки
зрения вечности (лат.). - Прим. пер). To есть, не как моя скорбь, но как
мировая скорбь; не как личная, обособляющая боль, но как боль без ожесточения и
злобы, объединяющая все человечество. Целительный эффект этого не нуждается в
доказательстве.
Однако, что касается реального существования такой надиндивидуальной
психической активности, то я еще до сих пор не представил удовлетворяющего всем
требованиям доказательства. мне хотелось бы сделать это теперь, и опять в форме
примера. Речь пойдет об одном душевнобольном в возрасте тридцати с небольшим
лет, страдавшим параноидной формой шизофрении. Он заболел, когда ему едва
исполнилось двадцать. Этот пациент всегда демонстрировал удивительную смесь
рассудка (intelligence), упорства в своих заблуждениях и фантазерства. Служил
он рядовым секретарем в одном консульстве. Видимо, в качестве компенсации
своего весьма скромного существования этот человек был одержим мегаломанией и
считал себя Спасителем. Он страдал частыми галлюцинациями и временами бывал
невменяем. В периоды между обострениями болезни ему разрешалось гулять по
больничному коридору без сопровождающего. Однажды я застал его там за следующим
занятием: прищурившись, он смотрел сквозь оконное стекло на солнце и при этом
как-то странно водил головой из стороны в сторону. Он взял меня под руку и
сказал, что хочет мне кое-что показать: я должен, прищурившись, посмотреть на
солнце и тогда я смогу увидеть солнечный фаллос. А если я повожу головой из
стороны
|
|