акт, что интересующие нас изменения личности 
могут быть следствием субъективных внутренних причин, мнений и убеждений, когда 
внешние стимулы или вовсе не играют никакой роли, или их роль весьма 
незначительна. При патологических изменениях личности это, можно сказать, даже 
является правилом. Случаи психозов, которые представляют собой ясную и простую 
реакцию на губительное внешнее событие, относятся скорее к исключениям. Поэтому,
 для психиатрии, врожденная или приобретенная патологическая 
предрасположенность составляет весьма важный этиологический фактор. То же самое,
 вероятно, справедливо и для большинства случаев творческой интуиции, ибо вряд 
ли можно предположить чисто причинную связь между падением яблока и теорией 
тяготения Ньютона. Подобным же образом все религиозные обращения, которые 
невозможно проследить до суггестии и зарази тельного примера в качестве их 
непосредственной причины, опираются на независимые or каких-либо внешних 
влияний внутренние процессы, достигающие апогея в изменении личности. Как 
правило, эти процессы имеют характерную особенность, являясь подпороговыми, то 
есть бессознательными, вначале и достигающими сознания только постепенно. 
Момент вторжения может, однако, быть совершенно внезапным, так что сознание 
мгновенно затопляется потоком крайне странных содержаний, о существовании 
которых, казалось бы, трудно было даже подозревать. Именно такое мнение может 
сложиться у неспециалиста или даже у самого субъекта такого опыта, но 
профессиональный наблюдатель знает, что психологические события никогда не 
происходят вдруг. На самом деле это вторжение подготавливается в течение многих 
лет, а часто подготовка к нему занимает полжизни, и уже в детстве можно было бы 
обнаружить весь набор знаменательных признаков, которые в более или менее 
символической манере намекают на будущие ненормальные события. Мне вспоминается,
 в качестве примера, один душевнобольной, отказывавшийся от любой пищи и 
создававший неимоверные трудности в связи назальным кормлением. Фактически, 
каждый раз требовалась анестезия для того, чтобы можно было ввести пищевой зонд 
через нос. Больной умудрялся каким-то удивительным способом заглатывать свой 
язык, проталкивая его назад и глотку, что было тогда для меня совсем новым и 
неизвестным фактом. В период ясного сознания я услышал от него следующую 
историю. Еще мальчиком он часто обдумывал идею - как можно покончить с собой 
даже тогда, когда использовались бы любые мыслимые меры, чтобы помещать ему. 
Сначала он пытался сделать это задерживая дыхание, пока не обнаружил, что в 
полубессознательном состоянии он против своей воли снова начинал дышать. 
Поэтому он оставил эти попытки и подумал: может быть, он добьется своего. если 
откажется от пищи. Эта фантазия удовлетворяла его до тех пор, пока он не открыл 
для себя, что питание ему могут вливать через назальную полость. Тогда он стал 
обдумывать, как можно было бы перекрыть и этот вход. Так он натолкнулся на 
мысль проталкивать свой язык назад. Сначала его постигла неудачу; тогда он 
начал регулярно упражняться и делал это до тех пор, пока, наконец, не преуспел 
в заглатывании собственного языка примерно тем же способом, как это иногда 
непреднамеренно случается под наркозом, а в его случае, по-видимому, и 
результате искусственно вызванного расслабления мышц корня языка.
 Вот таким странным образом действий этот мальчик готовил почву для будущего 
психоза. После второго приступа он стал неизлечимым. Это лишь один пример среди 
многих других, но и его достаточно, чтобы показать, как последующее, кажущееся 
со стороны неожиданным вторжение чуждых содержаний на самом деле оказывается 
вовсе не неожиданным, а скорее представляет собой результат бессознательного 
развития, продолжавшегося годами.
 Следующий важный вопрос: в чем заключаются эти бессознательные процессы? И как 
они конституируются? Разумеется, пока эти процессы остаются бессознательными, о 
них невозможно ничего сказать. Но время от времени они сами обнаруживают себя - 
частично в симптомах, частично в действиях, мнениях, аффектах, фантазиях и 
сновидениях. С помощью такого доступного наблюдению материала мы можем сделать 
косвенные выводы относительно положения и устройства бессознательных процессов 
на текущий момент и их развития. Однако, не следует заблуждаться насчет того, 
что тогда бы нам удалось раскрыт!, действительную природу бессознательных 
процессов. Мы никогда не продвинемся в ее понимании дальше гипотетического "как 
если бы".
 "Смертным не дано проникнуть в глубины природы", - и даже в глубины 
бессознательного. Мы знаем, однако, что бессознательное никогда не остается в 
покое. Кажется, будто оно всегда в действии, ибо и во сне мы видим сновидения. 
Хотя многие люди заявляют, будто никогда не видят снов, вполне вероятно, что 
они просто не помнят своих сновидений. Знаменательно, что разговаривающие во 
сне люди обыкновенно не помнят ни сновидения, которое помогло им начать 
говорить по сне, ни даже того, что им вообще что-то снилось. Не проходит и дня, 
чтобы мы не допустили обмолвку, или чтобы из нашей памяти не ускользнуло что-то 
такое, что в другое время мы твердо помним, или чтобы нас не охватило 
настроение, причину которого мы не можем установить и т. д. Все это - признаки 
устойчивой бессознательной активности, которая становится непосредственно 
видимой по ночам в сновидениях, но лишь время от времени прорывается через 
запреты нашего дневного сознания.
 Насколько позволяет наш сегодняшний опыт, мы можем утверждать, что 
бессознательные процессы находятся в компенсаторном отношении к сознательному 
уму. Я специально употребляю слово "компепсаторный", а не "противоположный", 
потому что сознательное и бессознательное не обязательно находятся в оппозиции 
друг к другу, а дополняют одно другое, образуя целокупность (totality), которая 
и есть самость. Согласно этому определению, самость представляет собой величину 
высшего порядка по отношению к сознательному эго. Самость охватывает не только 
сознательную, но и бессознательную психику, и потому является, скажем так, 
личностью, коей мы также являемся. Достаточно легко представи