ости от характера, сохраняя при этом терпимость или ведя 
войну без пощады со всем миром. Другой же, ощущающий себя в большей степени 
объектом своих ближних, нежели их субъектом, будет тяготиться этими знаниями о 
себе и, соответственно, впадет в уныние. (Я, естественно, веду речь не о тех 
многочисленных и более поверхностных натурах, которых эти проблемы почти не 
затрагивают.) В обоих случаях отношение к объекту усиливается: в первом случае 
- в активном, во втором случае - в реактивном смысле. Заметно выделяется 
коллективный элемент. Один расширяет сферу своего действия, другой - сферу 
своего страдания.
 Адлер воспользовался термином "богоподобие" для характеристики некоторых 
основных черт невротической психологии власти. И если я тоже заимствую это же 
выражение из "Фауста" Гете, то использую его здесь скорее в смысле той хорошо 
известной сцены, где Мефистофель пишет в альбом ученику: "Eritis sicut Deus, 
scientes bonum et malum" ("И будете, как Бог, знать добро и зло" (лат.) [Ср. "..
.и вы будете. как боги, знающие добро н зло". (Быт. 3:8)]. - Прим. пер.), а в 
сторону добавляет:
 Следуй лишь этим словам да змее, моей тетке, покорно:
 Божье подобье свое растеряешь ты, друг мой, бесспорно!
 (Гете И.-О. Фауст. Часть I, сц. 4. [Все цитаты из "Фауста" даются. Если не 
оговорено особо, п пер. Н. Холодковского.])
 Богоподобие явно относится к знанию - знанию добра и зла. Анализ и 
сознательное понимание (conscious realization) бессознательных содержаний 
порождают в известной мере самодовольную терпимость, благодаря которой могут 
приниматься Даже неудобоваримые порции своей бессознательной характерологии. 
Эта терпимость может выглядеть весьма мудрой и незаурядной, но на деле часто 
оказывается не более чем широким жестом, со всеми вытекающими отсюда 
последствиями. Две сферы, которые до этого боязливо оберегались от встречи друг 
с другом, оказались теперь сведенными вместе. После преодоления значительного 
сопротивления достигается единство противоположностей, по крайней мере, с виду. 
Более полное понимание, совмещение того, что прежде было разделено, и, отсюда, 
видимое преодоление морального конфликта дают начало чувству превосходства, 
которое вполне можно передать термином "богоподобие". Но это же самое 
совмещение добра и зла может совершенно иначе подействовать на представителей 
различных темпераментов. Не каждый почувствует себя сверхчеловеком, держа в 
руках весы добра и зла. Кто-то может ощутить себя беспомощным существом, 
оказавшимся на перепутье, а скорее потерявшим управление кораблем, зажатым 
между Сциллой и Харибдой. Ибо, сам того не ведая, он попадает, возможно, в 
самый продолжительный и самый древний из человеческих конфликтов, испытывая 
муки, вызываемые коллизией вечных начал. Вполне возможно, что он почувствует 
себя Прометеем, прикованным к скале на Кавказе, или просто распятым на кресте. 
Вероятно, это и будет "богоподобием" в страдании. Разумеется, богоподобие - не 
научное понятие, хотя оно весьма удачно характеризует обсуждаемое здесь 
психологическое состояние. Я даже не уверен в том, что каждый читатель сразу 
схватит своеобразие душевного состояния, подразумеваемого этим словом. И к тому 
же оно принадлежит исключительно сфере беллетристики. Поэтому, с моей стороны 
было бы благоразумнее дать более точное и полное описание этого состояния. Итак,
 инсайт и понимание, приобретаемые пациентом в ходе анализа, обычно открывают 
ему много из того, что ранее было бессознательным. Как и следовало ожидать, он 
прилагает эти знания к своему окружению; в результате он видит, - или думает, 
что видит, -множество вещей, бывших до этого незримыми. Так как его знания 
оказались полезными для него, он с готовностью допускает, что они могли бы 
оказаться полезными и для других. Так он может стать самонадеянным, и хотя за 
этим, возможно, стоят добрые, намерения, тем не менее, подобная самонадеянность 
раздражает других людей. У него появляется такое чувство, как если бы он 
обладал ключом, подходящим ко многим, если не ко всем дверям. Впрочем, самому 
психоанализу свойственна та же льстящая самолюбию неосознанность своих 
ограничений, что ясно видно по его манере влезать в сферу искусства.
 Поскольку человеческая натура состоит не только из светлых, но изобилует и 
теневыми сторонами, обретаемый в практическом анализе инсайт часто оказывается 
болезненным, особенно в тех случаях, когда (как это обычно и бывает) человек 
прежде не обращал внимания на свою изнаночную сторону. Значит, есть и такие, 
кто принимает только что обретенный инсайт близко к сердцу, даже чересчур 
близко, совершенно забывая, что он не единственный обладатель теневой стороны. 
Они позволяют себе впасть в чрезмерное уныние, и уж тогда готовы сомневаться во 
всем, нигде не находя истины и справедливости. Вот почему многие отличные 
аналитики с весьма плодотворными идеями никак не могут убедить себя 
опубликовать их, потому что эта душевная проблема, как они ее видят, так 
подавляюще велика, что им кажется почти невозможным взяться за ее научное 
решение. И если оптимизм одного человека заставляет его вести себя самонадеянно,
 то пессимизм другого делает его сверхозабоченным и легко впадающим в уныние. 
Таковы формы, которые принимает этот великий конфликт, когда переводится на 
менее масштабный уровень. Но даже при этих уменьшенных размерах нетрудно 
разглядеть его существо: самонадеянность одного и малодушие другого объединяет 
неопределенность обоих в отношении своих границ. У первого они чрезмерно 
расширены, у второго - чрезмерно сужены. Их индивидуальные границы некоторым 
образом стерты. Если мы теперь примем во внимание, что великое смирение как 
результат психической компенсации стоит совсем рядом с гордыней и что "падению 
предшествует надменность" ("Pride goeth before a fall" (англ.). Вероятно, 
искаженная цитата из Библии: "Pride goeth before destruction, and an haughty 
spirit before a fall" (Proverbs, 16:18). ["Погибели предшествует гордость, и 
падению надменность" (Прит. 16:18).] При переводе, из чисто стилистических 
соображении, мы также позволили себе искази