подавило бессознательное, освободившееся бессознательное может отбросить эго и 
овладеть им. Есть опасность того, что эго, так сказать, потеряет голову и 
потому не будет в состоянии защитить себя от давления аффектных факторов - 
ситуация, с которой часто начинается шизофрения. Такой опасности не 
существовало бы или она не была бы настолько острой, если бы процесс 
столкновения с бессознательным каким-то образом мог лишить аффекты их динамики. 
Именно это и происходит, когда контрпозиция подвергается эстетизированию или 
интеллектуальному анализу. Но конфронтация с бессознательным должна быть 
многосторонней, поскольку трансцендентальная функция не является частичным 
процессом, идущим в обусловленном направлении; это полноценное и интегральное 
событие, в которое включены или должны быть включены все аспекты. Стало быть, 
аффект должен развернуться во всю свою мощь. Эстетизация и интеллектуальный 
анализ являются прекрасным оружием против опасных аффектов, но их следует 
использовать только в случае действительно серьезной угрозы, а не для того, 
чтобы избежать выполнения необходимой работы.
 Благодаря фундаментальным открытиям Фрейда, мы знаем, что эмоциональные 
факторы заслуживают самого пристального внимания при лечении неврозов. Личность,
 как целое, должна восприниматься всерьез, и это правило относится, как к врачу,
 так и к пациенту. Насколько тщательно врач должен укрываться за щитом теории - 
это вопрос деликатный, зависящий только от его благоразумия. В любом случае, 
лечение невроза - это не какое-то там психологическое "водолечение", а 
обновление личности, работа во всех направлениях и проникновение во все сферы 
жизни. Примирение с контр-позицией  - это серьезное дело, от которого порой 
зависит очень многое. Серьезное отношение к другой стороне - это обязательное 
предварительное условие процесса, потому что только таким образом регулирующие 
факторы могут оказать воздействие на наши действия. Но серьезное отношение к 
другой стороне не означает, что мы должны воспринимать ее буквально, зато 
означает, что мы должны оказать бессознательному доверие, чтобы у него была 
возможность сотрудничать с сознанием, вместо того, чтобы автоматически его 
беспокоить.
 Итак, для того, чтобы прийти к соглашению с бессознательным, нужно не только 
оправдать точку зрения эго, но и наделить бессознательное такими же 
полномочиями. Эго берет на себя ведущую роль, но и бессознательное тоже должно 
иметь право голоса - audiatur et altera pars* (Следует выслушать и 
противоположную сторону. - Прим. ред.).
 To, как этого можно добиться, лучше всего видно на примере тех случаев, когда 
более-менее отчетливо слышится "внутренний" голос. Для таких людей технически 
не составляет никакого труда записать услышанное и ответить на заявления 
"внутреннего" голоса с точки зрения эго. Это ничем не отличается от диалога 
между двумя равноправными человеческими существами, каждое из которых уважает 
аргументы другого и считает нужным потратить время на изменение конфликтных 
точек зрения посредством сравнения и дискуссии, или же на то, чтобы провести 
между ними четкую границу. Поскольку к соглашению редко когда ведет прямая 
дорога, то в большинстве случаев имеет место длительный конфликт, требующий 
больших жертв с обеих сторон. Такие же отношения вполне могут сложиться между 
пациентом и аналитиком, причем роль адвоката дьявола естественно достается 
последнему.
 В наше время мы с ужасающей ясностью видим, насколько не способны люди 
выслушивать друг друга, хотя эта способность является фундаментальным и 
обязательным условием существования любого человеческого сообщества. Любой, кто 
хочет жить в согласии с самим собой, должен считаться с этой основополагающей 
проблемой. Ибо, в той мере, в какой человек не допускает правоты другого 
человека, в той мере он отказывает в праве на существование своему внутреннему 
"другому" - и наоборот. Способность к внутреннему диалогу - это оселок, на 
котором испытывается способность к внешней объективности.
 Если при наличии внутреннего диалога процесс примирения с бессознательным 
очень прост, то он, конечно же, более сложен в тех случаях, когда нам доступна 
только визуальная продукция, язык которой представляется достаточно 
красноречивым тем, кто его понимает, и совершенной тарабарщиной - тем, кто его 
не понимает. Столкнувшись с такой продукцией, эго должно перехватить инициативу 
и спросить: "Что значит для меня сей знак?" (Гете, "Фауст".) Это фаустов вопрос 
может вызвать просветляющий ответ. Чем прямее и естественнее ответ, тем более 
он ценен, потому что прямота и естественность гарантируют более-менее 
полноценную реакцию. Совсем не обязательно доводить процесс конфронтации до 
сознания во всех его подробностях. Зачастую, полноценная реакция не имеет в 
своем распоряжении тех теоретических предположений, взглядов и концепций, 
которые делают возможным ясное понимание. В таких случаях человек должен 
удовлетворяться бессловесными, но внушающими доверие чувствами, которые 
заменяют теории и концепции и являются более ценными, чем заумные разговоры.
 Перемещение взад-вперед аргументов и аффектов представляет трансцендентальную 
функцию противоположностей. Конфронтация двух позиций порождает заряженное 
энергией напряжение и создает живую, третью вещь - не мертворожденную логику в 
соответствии с принципом tertium поп datur (Третьего не дано (лат.) - Прим. ред.
), а движение от напряжения между противоположностями, рождение жизни, которая 
ведет на новый уровень бытия, в новую ситуацию. Трансцендентальная функция 
проявляет себя, как качество соединенных противоположностей. До тех пор, пока 
они держатся порознь - естественно, с целью избежать конфликта - они не 
функционируют и остаются инертными.
 В какой бы форме противоположности не проявлялись в индивиде, в основе всегда 
лежит проблема заблудившегося и застрявшего в однобокости сознания,