обе связаны друг с другом узами взаимного компенсирования. Эта формула 
порождена опытом. Если на этой стадии уже можно делать более общие выводы, то 
мы могли бы сказать, что эстетическое формулирование нуждается в понимании 
смысла, а пониманию требуется эстетическое формулирование. Обе тенденции 
дополняют друг друга и образовывают трансцендентальную функцию.
 Первые шаги в любом из этих направлений делаются в соответствии с одним и тем 
же принципом: сознание предоставляет свои средства выражения в распоряжение 
содержимого бессознательного. Поначалу от него больше ничего и не требуется, 
дабы избежать ненужного воздействия. Ведущую роль в придании содержимому 
бессознательного формы следует поручить, насколько это будет возможно, 
вынесенным бессознательным случайным идеям и ассоциациям. Естественно, это 
является ударом, и зачастую очень болезненным, по позиции сознания. Это 
нетрудно понять, если мы вспомним, как обычно представляют себя содержания 
бессознательного:
 в качестве вещей, которые по природой своей слишком слабы, чтобы преодолеть 
порог сознания, или в качестве подавленных по различным причинам несовместимых 
с сознанием элементов. По большей части эти содержания являются нежелательными, 
неожиданными, иррациональными, а их неприятие или подавление представляется 
вполне оправданным. Только малая часть этих содержаний имеет какую-либо 
необычную ценность, как с коллективной, так и с индивидуальной точки зрения. Но 
содержания, которые коллектив считает совершенно бесполезными, индивиду 
представляются чрезвычайно ценными. Этот факт находит свое выражение в страсти, 
вне зависимости от того, положительно или отрицательно настроен индивид. 
Общество тоже оказывается расколотым в вопросе принятия новых и неведомых идей, 
которые отличаются крайней эмоциональностью. Цель первоначальной процедуры 
заключается в обнаружении настроенного на чувства содержимого, поскольку- в 
этих случаях мы всегда имеем дело с ситуациями, в которых однобокость сознания 
сталкивается с сопротивлением инстинктуальной сферы.
 Эти две дороги идут параллельно друг другу до тех пор, пока для одного типа 
людей решающей не становится эстетическая проблема, а для другого типа 
-интеллектуальная. В идеале, эти два аспекта могли бы сосуществовать друг с 
другом или ритмично сменять друг друга; то есть могло бы иметь место 
чередование творчества и понимания. Кажется, что одно не может существовать без 
другого, но на практике такое случается: творческий порыв овладевает объектом, 
вытесняя смысл, или стремление к пониманию подавляет необходимость придания 
объекту формы. Содержимое бессознательного прежде всего хочет быть увиденным, а 
этого можно достичь только посредством придания ему формы, и оно также хочет, 
чтобы о нем судили только после того, как все, что оно должно сказать, получит 
осязаемую форму. Именно по этой причине Фрейд, прежде чем толковать содержимое 
сновидений, требовал их выражения в форме "свободных ассоциаций".
 Далеко не всегда бывает достаточно просто прояснить концептуальный контекст 
содержимого сновидения. Зачастую необходимо прояснить смутное содержимое 
посредством придания ему видимой формы. Это можно сделать с помощью рисунка, 
картины или скульптуры. Часто бывает так, что руки знают, как разрешить загадку,
 над которой тщетно бьется интеллект. Придав форму содержимому сновидения, 
человек продолжает видеть его более детально в состоянии бодрствования и 
поначалу непонятное, изолированное событие интегрируется в целостную личность, 
несмотря даже на то, что на первых порах сознание объекта его не воспринимает. 
Эстетическое формулирование на этом останавливается и отказывается от каких-бы 
то ни было попыток понять смысл. Иногда это приводит к тому, что пациенты 
начинают воображать себя художниками - разумеется непонятыми. Желание понять, 
если оно обходится без тщательного формулирования, начинается со случайной идеи 
или ассоциации, а потому лишено адекватной базы. У него больше шансов на успех, 
если оно начинается с сформулированного продукта. Чем слабее сформирован и 
развит первоначальный материал, тем больше опасность подчинения понимания не 
эмпирическим фактам, а теоретическим и нравственным соображениям. Интересующий 
нас тип понимания на этой стадии состоит в реконструкции смысла, присущего 
изначальной "случайной" идее.
 Нет сомнения в том, что такая процедура является законной только в том случае, 
когда для нее имеется достаточно серьезный повод. Точно так же бессознательному 
можно поручить ведущую роль только в том случае, если оно уже содержит в себе 
волю играть эту роль. Естественно, это происходит только тогда, когда 
осознающий разум оказывается в критической ситуации. Как только содержимому 
бессознательного придается форма и постигается смысл формулировки, встает 
вопрос о том, как связать с этим эго, и каким образом примирить эго и 
бессознательное. Соединение противоположностей для создания третьей вещи 
(трансцендентальной функции) -это вторая и более важная фаза процедуры. На этой 
стадии ведущая роль принадлежит уже не бессознательному, а эго.
 Здесь мы не будем определять индивидуальное эго, а оставим его в его банальной 
реальности, как тот постоянный центр сознания, присутствие которого мы стали 
ощущать с раннего детства. Эго сталкивается с продукцией психики, которая своим 
существованием по большей части обязана процессам, происходящим в 
бессознательном, а потому до определенной степени противостоит эго и его 
тенденциям.
  Чтобы прийти к соглашению с бессознательным, необходимо занимать именно такую 
точку зрения. Позиция эго должна считаться равноценной контрпозиции 
бессознательного, и наоборот. И обязательно нужно помнить вот о чем: если 
осознающий разум цивилизованного человека оказывает на бессознательное 
сдерживающее воздействие, то вырвавшееся на волю бессознательное зачастую 
оказывает очень опасное воздействие на эго. Точно так же, как в свое время эго