|
представляется мне столь же ошибочной, как и старания разрушить
материалистические убеждения. Все это задачи для миссионера, но не для врача.
Многие терапевты, в отличие от меня, придерживаются мнения, что в
терапевтическом процессе мировоззренческим проблемам вообще нет места. Они
полагают, что этиологические факторы являются лишь частью личной психологии. Но
если мы рассмотрим эти факторы несколько внимательнее, то сложится совершенно
иная картина. Возьмем, к примеру, сексуальный инстинкт, который играет столь
большую роль во фрейдовской теории. Этот инстинкт, как и вообще любой другой,
не является личным приобретением, но всеобщей и объективной данностью, не
имеющей ничего общего с нашими личными желаниями, волей, мнениями и решениями.
Это безличная сила, с которой мы пытаемся разобраться посредством объективных и
мировоззренческих суждений. Из этих последних лишь субъективные предпосылки (да
и то лишь отчасти) относятся к личной сфере; мировоззренческие же большей
частью заимствуются из общей традиции и влияния окружения, и лишь изредка их
сознательно выбирают и лично конструируют. Я обнаруживаю себя сформированным
как внешними и объективными социальными влияниями, так и внутренними, Поначалу
бессознательными данностями, которые я назвал просто "субъективным фактором".
Один человек основывается главным образом на социальных отношениях
(экстравертированная установка), другой (интровертирован-ная установка) - на
субъективном факторе. Первый по большей части вообще не отдает себе отчета в
своей субъективности, считает ее неважной, даже боится ее. Второй не выказывает
интереса к социальным отношениям, охотно пренебрегает ими, воспринимая как
нечто обременительное и внушающее страх. Одному главным, нормальным и желанным
представляется мир отношений, для другого важнее внутренние выводы, согласие с
самим собой.
При анализе личности у экстраверта оказывается, что он покупает свою
включенность в мир отношений ценой бессознательного самовосприятия или иллюзий
о самом себе; интроверт же при самореализации наивно совершает в социуме
грубейшие ошибки и абсурдные бестактности. Обе эти типичные позиции - не говоря
о физиологических темпераментах, описанных Кречмером, показывают, как мало
можно мерить людей и их неврозы меркой одной теории.
Как правило, субъективные предпосылки неизвестны пациенту. К сожалению,
нередко и врачу, что заставляет его забывать старую истину: quod licet Jovi,
non licet bovi - что хорошо для одного, вредно для другого, и потому не стоит
открывать двери там, где их надо закрыть, и наоборот. Как пациент оказывается
жертвой субъективных предпосылок, так и клиническая теория, хоть и в меньшей
мере, поскольку она родилась из сравнения многих конкретных случаев и потому
отторгла слишком индивидуальные варианты. Однако это лишь в ограниченной
степени относится к личным предубеждениям ее создателя. Конечно, в ходе
сравнительной работы это несколько сглаживается, но все же придает врачебной
деятельности известную окраску и устанавливает определенные границы. В
зависимости от этого тот или другой инстинкт, то или другое понятие становятся
пределом и, следовательно, кажущимся принципом, означающим конец исследования.
Внутри этих рамок возможно верное наблюдение и (в меру субъективных
предпосылок) логическое истолкование, как это, несомненно, было и у Фрейда, и у
Адлера. И все же - или как раз поэтому - в итоге складываются различные и prima
vista (На первый взгляд (итал.) - Прим. пер.) почти несовместимые представления.
Причина, как нетрудно заметить, заключена в субъективном предубеждении,
накапливающем подходящее и отвергающем противное.
Такое развитие вовсе не редкость, а как раз правило в истории науки. Тот, кто
упрекает современную медицинскую психологию в том, что она не может
договориться даже о собственных теориях, - забывает, что ни одна наука не
оставалась живой без разброса мнений и точек зрения. Подобные несоответствия
образуют исходный момент для новых вопросов. Так это случилось и здесь.
Решением дилеммы Фрейд-Адлер стало признание различных подходов, каждый из
которых делает акцент на определенном аспекте проблемы.
Отсюда вытекает множество возможностей для дальнейших исследований. Прежде
всего интересна проблема априорных типов установок и лежащих в их основе
функций. В этой области работают тест Роршаха, гештальт-психология и другие
попытки выявления различий. Другая, столь же важная задача - исследование
мировоззренческих факторов, которые обладают решающим значением для выбора и
принятия решений. Они играют роль не только в этиологии неврозов, но и при
интерпретации результатов анализа. Фрейд и сам постоянно подчеркивал функцию
моральной "цензуры" как одну из причин вытеснения и был вынужден представить
религию как невротический фактор, поддерживающий инфантильные влечения и
комплексы. Мировоззренческие предпосылки претендуют и на решающее участие в
"сублимации"; другими словами, именно основанные на мировоззренческих факторах
ценностные категории должны интегрировать выявленные анализом бессознательные
тенденции в жизненный план пациента, то поддерживая, то тормозя их.
Исследование таких мировоззренческих факторов имеет большое значение не только
для этиологии, но и, что гораздо важнее, для терапии и необходимой реинтеграции
личности, как подтвердил в своих поздних работах сам Фрейд. Важной частью этой
предпосылки является фрейдовское понятие "супер-эго" суммы всех сознательных
коллективных убеждений и ценностей, представляющих собой (как Тора для
ортодоксального иудея) стоящую над Я консолидированную психическую систему, из
которой исходят конфликтогенные воздействия.
Наряду с этим Фрейд также заметил, что бессознательное иногда порождает образы,
которые иначе чем архаическими назвать нельзя. Они встречаются преимущественно
в сновидениях и фантазиях. Он занимался "историческим" толкованием или
амплификацией таких символов например, мотива двух матерей в сновидении
|
|