приходится обходится без исповеди и отпущения грехов, ситуация сложнее. В 
новейшем протестантизме, правда, открылся клапан так называемого оксфордского 
движения. Оно предлагает в качестве замены взаимную исповедь (Lainbeichte), a 
вместо отпущения - взаимное переживание (Gemeinschaftserlebnis). Несколько моих 
пациентов (при моей полной поддержке) вступили в это движение, равно как другие 
стали католиками - или, по крайней мере, лучшими католиками, - чем прежде. Во 
всех этих случаях я воздерживаюсь от диалектического способа действия, 
поскольку нецелесообразно подталкивать индивидуальное развитие пациента сверх 
его потребностей. Если он может найти смысл своей жизни и исцеление от своего 
беспокойства и раздробленности в рамках существующих форм вероисповедания 
(включая политические верования), то врачу этого должно быть довольно. В конце 
концов он должен заботиться о больном, а не об излеченном.
 Однако есть очень много пациентов, у которых вообще нет религиозных убеждений, 
либо последние неортодоксальны. Их принципиально нельзя обратить в какую-нибудь 
веру. С любой рациональной терапией они застревают, несмотря на то, что сама по 
себе их болезнь излечима. В таких обстоятельствах не остается ничего другого, 
как диалектически развивать те мифологические содержания, которые живы в самом 
больном, вне зависимости от любой исторической традиции. В этих случаях мы 
наталкиваемся на мифологические сны с их характерными сериями образов, ставящих 
перед пониманием врача совершенно новую и неожиданную задачу. От него требуются 
знания, к которым терапевт совершенно не подготовлен своим специальным 
образованием. Ибо человеческая душа - это не психиатрическая, ни 
физиологическая, ни вообще биологическая, а исключительно психологическая 
проблема. Душа есть самостоятельная область со своими особыми закономерностями. 
Сущность души нельзя вывести из принципов Других областей знания, иначе 
извращается своеобразная природа психического. Его нельзя идентифицировать ни с 
мозгом, ни с гормонами, ни с любыми из известных инстинктов, оно волей-неволей 
должно быть признано феноменом sui generis (Своего рода (фр.) - Прим. пер.).
 Поэтому феноменология души не исчерпывается фактами, поддающимися 
естественнонаучному изучению, но включает в себя и проблему человеческого духа, 
который является отцом всякой науки. Психотерапевт сталкивается с этим фактом, 
когда соответствующий случай заставляет его пойти чуть дальше расхожих 
представлений, Этой точке зрения неоднократно возражали - якобы, и раньше знали 
психотерапию, но не считали необходимым вдаваться в такие сложности. Я охотно 
признаю, что Гиппократ, Гален и Парацельс тоже были хорошими врачами, но не 
думаю, что современной медицине следует поэтому отказаться от серотерапии и 
радиологии. Конечно, сложные проблемы психотерапии понять трудно особенно 
непосвященному; но если задуматься над простым вопросом, почему определенный 
опыт или некоторые жизненные ситуации патогенны, то можно обнаружить, что 
решающую роль при этом часто играет восприятие,
 Определенные вещи представляются опасными, невозможными, или вредными потому, 
что существуют мнения, представляющие их в таким свете. Например, для многих 
людей богатство означает наивысшее счастье, а бедность - величайшее бедствие, 
несмотря на то, что в действительности богатство не является величайшим 
счастьем, равно как и бедность - причиной меланхолии. Но люди придерживаются 
таких воззрений, их истоки -в определенных духовных предпосылках, например, в 
том, что называют "духом времени", или в конкретных религиозных или светских 
взглядах. Последние часто играют решающую роль, например в моральных конфликтах.
 Как только анализ психической ситуации пациента затрагивает область его 
духовных предпосылок, мы сразу оказываемся в царстве общих идей. Тот факт, что 
столько-то нормальных людей никогда не критикуют свои духовные предпосылки, - 
хотя бы потому, что не осознают их, - не доказывает, что эти предпосылки 
действуют или что они не могут стать источником тяжелейших конфликтов совести. 
Напротив унаследованные коллективные предрассудки, с одной стороны, и 
мировоззренческая и нравственная дезориентация с другой, как раз в нашу эпоху 
очень часто оказываются глубокими причинами серьезных нарушений душевного 
равновесия. Пациентам такого рода врач просто не может предложить ничего 
другого, кроме возможности индивидуального духовного развития. Именно из-за 
таких случаев специалист вынужден значительно расширить свои знания в области 
гуманитарных наук, если он хочет хоть как-то понять символизм психических 
содержаний.
 Я бы совершил упущение, если бы создалось впечатление, что специальная терапия 
не требует ничего, кроме больших знаний. Так же важна и моральная разборчивость 
врача. Хирургия и акушерство давно знают, что мало вымыть пациента - врач и сам 
должен иметь чистые руки. Но невротичный психотерапевт неизбежно будет лечить у 
пациента свой собственный невроз. Терапия без учета особенностей личности врача 
еще мыслима в области рациональных техник, но при диалектическом способе 
действий она невозможна, поскольку здесь врач должен выйти из своей анонимности 
и сознавать себя так же, как он требует этого от пациента. Я не знаю, что 
сложнее - приобрести большие знания или суметь отказаться от своего 
профессионального авторитета и анонимности.
 В любом случае эта последняя необходимость означает такое моральное испытание, 
которое делает профессию психотерапевта не самой завидной. У непосвященной 
публики существует предрассудок, будто психотерапия представляет собой нечто 
очень легкое, несерьезное и заключается лишь в искусстве внушить человеку нечто 
или выманить у него деньги. В действительности же речь идет о тяжелой и 
небезопасной профессии. Как врачи вообще подвергаются риску инфекций или других 
профессиональных опасностей, так и психотерапевту грозят психические инфекции, 
которые не менее опасны. С одной стороны, он может быть втянут в невроз своего 
пациента, а с другой, он может так отгородиться от влияния пациента, что лишит