стремление к власти) индивидуальной психологии Адлера, аутогенную тренировку 
Шульца - и это только самые известные. Каждый из этих методов основывается на 
особых психологических предпосылках и порождает собственные результаты, которые 
чрезвычайно трудно сравнивать. Поэтому неудивительно, что представители 
различных точек зрения большей частью считали мнение других ошибочным, дабы 
упростить дело. Однако объективная оценка фактов показывает, что за каждым 
методом и теорией нельзя признать определенного права на существование, 
поскольку они имеют не только определенные успехи, но и подкреплены фактами, их 
доказывающими. Таким образом, в психотерапии мы сталкиваемся с ситуацией, 
которая сравнима с положением в современной физике, имеющей, например, две 
противоречащие друг другу теории света. И как физика не считает это чем-то 
непреодолимым, так и существование нескольких психологических точек зрения не 
следует считать поводом для предположения о том, что противоречия непримиримы, 
а взгляды субъективны и потому несопоставимы. Противоречия в какой-либо области 
науки доказывают лишь то, что предмет науки обладает свойствами, которые в 
настоящее время могут быть представлены лишь в виде антиномий (например, как 
волновая и корпускулярная природа света). Только природа психики бесконечно 
сложнее природы света, поэтому и нужны многочисленные антиномии, чтобы 
достаточно полно описать сущность психического. Одной из фундаментальных 
антиномий является положение: Психика зависит от тела, тело зависит от психики. 
Есть убедительные доказательства для обеих частей этой антиномии, так что 
объективное суждение ни в коем случае не может согласиться с преобладанием 
тезиса над антитезисом. Наличие противоречий указывает на трудность предмета 
исследования, и поэтому - по крайней мере пока - могут делаться лишь 
относительные утверждения. Любое утверждение действительно лишь постольку, 
поскольку указано, с какой психической системой соотносится его предмет. Таким 
образом, мы получаем диалектическую формулировку, которая не утверждает ничего 
кроме того что психическое воздействие есть взаимодействие двух психических 
систем. Так как существует бесконечное множество индивидуальных систем психики, 
то и суждения бесконечно разнообразны. Если бы индивидуальность была тотальным 
отличием, т.е. если бы индивид полностью отличался от каждого другого индивида, 
то психология как наука была бы невозможна - она состояла бы из хаоса 
субъективных мнений. Но так как любая индивидуальность относительна и 
компенсируется конформностью, то общезначимые суждения (научные констатации) 
возможны. Но эти суждения могут, естественно, относиться только к похожим, 
общим частям психики, но не к индивидуальному, уникальному в системе. Второе 
фундаментальное противоречие психологии гласит: Индивидуальное - ничто по 
сравнению с общим, общее - ничто по сравнению с индивидуальным. Как известно, 
нет слона вообще, есть только отдельные слоны. Но если бы не было общности при 
всегдашнем множестве слонов, то уникальный, индивидуальный слон был бы сверх 
всякой меры маловероятен.
 Эти логические рассуждения кажутся довольно далекими от нашей темы. Однако, 
поскольку они являются принципиальным ответом на предшествующий психологический 
опыт, то из них вытекают важные практические выводы. Если я как психотерапевт 
чувствую себя по отношению к пациенту авторитетом и в соответствии с этим 
претендую на то, чтобы знать что-либо о его индивидуальности и быть в состоянии 
делать о ней верные заключения, то я тем самым расписываюсь в собственной 
некритичности, поскольку оказываюсь несостоятельным в оценке противостоящей мне 
личности. Я могу судить о ней лишь постольку, поскольку она является человеком 
вообще. Но так как все живое встречается только в индивидуальной форме, а я 
могу поддаться его внушению. Поэтому, желая психологически лечить индивида, я 
должен волей-неволей отказаться от любого всезнайства, всякого авторитета и 
каких-либо попыток влияния. Мне не остается ничего другого, как выбрать 
диалектический способ действия, состоящий в сравнении обоюдных данных. Это 
возможно лишь тогда, когда я даю другому шанс представить свой материал как 
можно полнее, не стесняя его своими предположениями. В ходе этого представления 
его психика соотносится с моей, воздействуя на нее. Это воздействие - 
единственное, что я могу противопоставить своему пациенту в индивидуальном 
отношении и на законном основании.
 Эти принципиальные соображения обусловливают определенную позицию терапевта, 
обязательную во всех случаях индивидуального лечения и единственно приемлемую. 
Каждое отклонение от этой позиции означает суггестивную терапию, принцип 
которой - индивидуальное - ничто по сравнению с общим. Поэтому к суггестивной 
терапии относятся все методы, утверждающие и интерпретирующие различия. К ней 
относятся и все технические процедуры, предполагающие однотипность 
индивидуальных объектов. Поскольку истинен тезис о незначимости индивида, 
поскольку суггестивные и технические методы, а также любые теоретические 
гипотезы вполне возможны и обеспечивают успех у среднего человека (это и 
христианская наука, и духовные практики, вообще самые разные религиозные и 
врачебные методы влияния плюс бесчисленные измы), даже политические движения не 
без основания претендуют на роль психотерапии в больших масштабах. Как начало 
войны излечило неврозы навязчивых состояний, а чудотворные места издавна 
устраняют невротические синдромы, так и большие и малые народные движения 
целительно действуют на индивида.
 Лучше и проще всего этот факт выражается в воззрениях примитивных обществ, в 
представлении о так называемой мана. Мана - это всеобъемлющая целительная сила, 
которая делает человека, животных и растения плодовитыми, а вождя и шамана - 
магически сильными. Понятие мана идентично "необыкновенно действенному", как 
показывает Леманн, сильно впечатляющему. Поэтому да примитивной ступени все 
необычное является "лекарством". Но так как сто умных людей вместе, как