а басня учит, что следует избегать дружбы
двуличных людей» (150, S. 20).
Лессинг говорит, что басня, конечно, в высшей сте-
пени плохо справляется со своей задачей. Она решитель-
но не учит тому, что человек, который дышит теплом и
холодом из одного рта, хоть сколько-нибудь напоминает
двуличного или фальшивого человека. Скорей мораль
была бы совершенно обратной, и мы должны были бы
удивиться непониманию Сатира. Как видите, уже здесь
заключено чрезвычайное противоречие между общим
моральным утверждением и между тем рассказом, кото-
рый призван иллюстрировать это.
В другой раз Лессинг указывает на такое же точно
неблагополучие в федровской басне о волке и ягненке.
Он приводит мнение Батте: «Именно, он говорит, что
мораль, которая вытекает из этой басни, следующая:
что слабый часто бывает притеснен более сильным. Как
бледно! Как фальшиво! Если бы она не учила ничему
другому, тогда оказалось бы, что поэт совершенно на-
прасно и только для скуки сочинил «вымышленные дово-

 
138	Л. С. Выготский. Психология искусства
ды» волка; его басня говорила бы больше, чем он хотел
ею сказать, и, одним словом, она была бы плоха» (150,
S. 33). Интересно, что этот приговор окажется впослед-
ствии, как мы увидим, единственным и для всякой реши-
тельно морали. Всякая басня говорит всегда больше, чем
то, что заключено в ее морали, и мы найдем в ней такие
лишние элементы, которые оказались бы, как и вымыш-
ленное обвинение волка, совершенно лишними для выра-
жения известной мысли. Мы уже показали, как остают-
ся совершенно лишними такие моменты в басне о соба-
ке, увидевшей своё отражение в воде. Если бы мы
захотели дать рассказ в басне, которая бы совершенно
исчерпывала мораль и при этом ничего решительно не
прибавляла от себя, мы всякий раз должны были бы со-
чинять совершенно непоэтический рассказ, который, как
простейший житейский случай, вполне исчерпал бы это
явление. Недаром Лессингу приходится отмечать и не-
пристойности у древних, и ничтожность морали, и коми-
ческое несоответствие между рассказом басни и между
той моралью, которая из него вытекает. Он спрашивает:
«Разве не все может быть понято как аллегория? Пусть
мне назовут самую безвкусную сказку, в которую я по-
средством аллегории не мог бы вложить морального
смысла... Товарищам Эзопа приглянулись отменные фи-
ги их господина, они съедают их, но, когда дело доходит
до расспросов, говорят, что это сделал Эзоп. Чтобы оп-
равдаться, Эзоп выпивает большой бокал тепловатой
воды, и его товарищи должны сделать то же самое.
Тепловатая вода оказывает свое действие, и лакомки
оказываются уличенными. Чему учит нас эта историй-
ка? Собственно говоря, ничему больше, чем тому, что
тепловатая вода, выпитая в большом количестве, слу-
жит рвотным средством, и все же один персидский поэт
сделал гораздо более высокое употребление из этого
рассказа. «Когда вас,— говорит он,— в великий день су-
да заставят выпить этой горячей или кипящей годы,
тогда обнаружится все то, что с такой заботой скры-
вали в течение своей жизни от света. И лицемер, кото-
рого здесь притворство сделало уважаемым человеком,
будет там стоять подавленный стыдом и смущением»
(150, S. 21).
Уже из этого видна вся слабость тех позиций, кото-
рые все еще пытается защищать Лессинг. Раз всякую,

 
Анализ эстетической реакции	139
самую глупую историю можно при аллегорическом ее
понимании наполнить каким угодно моральным смыслом,
разве этим одним уже не сказано, что мораль к поэти-
ческому рассказу не имеет никакого отношения? Таким
образом, Лессинг сам устанавливает те два положения,
из которых исходит поэтическая басня, именно: первое —
рассказ никогда не исчерпывается весь в морали, и всег-
да остаются известные его стороны, которые с точки
зрения морали оказываются ненужными; и второе — мо-
раль может быть помещена в какой угодно рассказ, и
мы никогда не можем сказать, будет ли здесь достаточ-
но убедительной связь рассказа и морали.
И Лессинг и Потебня развивают дальше критику
этой теории, и она заставляет Потебню вовсе отказать-
ся от морали басни, но опять уклониться в другую сто-
рону. Так, оба автора пользуются примером басни Фед-
ра «Вор и Светильник» и показ