не Лафонтена или Крыло-
ва, то мы везде сумеем обнаружить далеко не равно-
душное отношение автора и читателя к героям и мы
увидим, что, вызывая в нас другие, по существу, чув-
ства, чем вызывают люди, эти герои все же все время
вызывают сильную аффективную окраску нашего от-
ношения к ним, и можно сказать, что одна из важней-
ших причин, заставляющая поэтов прибегать в басне к
изображению животных и неодушевленных предметов,
есть именно та возможность, которую они получают
благодаря этому приему: возможность изолировать и

 
Анализ эстетической реакции	129
сконцентрировать один какой-нибудь аффективный мо-
мент в таком условном герое.
Тем же самым, как мы увидим ниже, объясняется
выбор животных и неодушевленных символов в самой
возвышенной лирике. Лермонтовский «Парус», «Горы»,
«Три пальмы», «Утес» и «Тучи», гейневская «Сосна и
пальма» окажутся героями того же самого порядка я
героями, выросшими, из этих же басенных животных.
Другая причина употребления животных в басне за-
ключается в том, что они представляют собой наиболее
удобные условные фигуры, которые создают сразу же со-
вершенно нужную и необходимую для эстетического впе-
чатления изоляцию от действительности34. Еще Гаман
указывал на эту изоляцию как на наипервейшее условие
эстетического действия. В самом деле, когда нам рас-
сказывают про хозяйку, которая перекормила свою ку-
рицу, мы решительно не знаем, как относиться к этому
рассказу: как к действительности или как к художествен-
ному происшествию, и из-за этого отсутствия должной
изоляции немедленно же теряется эстетическое дей-
ствие. Это все равно как лишить картину всякой рамы
на стене и слить ее с окружающей обстановкой так,
что зритель не может сразу догадаться, что он видит пе-
ред собой — действительные или нарисованные фрукты.
Таким образом, литературность, условность этих ге-
роев гарантирует необходимую для художественного
действия изоляцию, и это же свойство мы найдем впо-
следствии и у всех прочих героев литературных произ-
ведений. Оно стоит в самом тесном отношении к треть-
ему элементу басни, к самому рассказу и к его харак-
теру.
Здесь Потебня, продолжая свою мысль о героях,
прямо заявляет, что относительно рассказа «сущест-
вует две школы. Одна, известная нам с детства,— шко-
ла Лафонтена и его подражателей, к которым принад-
лежит и Крылов. Она может быть охарактеризована
басней «Осел и Соловей»... Многие... находили такой
способ изложения, то есть введение таких подробностей
и живописных описаний в басне, очень уместным и поэ-
тичным» (92, с. 24—25). Сам Потебня считает, что
эта басня может служить доказательством того, как
люди не хотели и не умели пользоваться басней. По его
словам, такие подробности и поэтические описания гу-

5 Зак. 83
 
130	Л. С. Выготский. Психология искусства
бят совершенно басню, лишают ее самого основного
качества. Того же взгляда придерживается и Лессинг,
когда он сравнивает Лафонтена, введшего в употребле-
ние поэтическую басню, с охотником, который заказал
художнику вырезать на луке сцену охоты; художник
превосходно справился со своей задачей и очень искус-
но изобразил охоту, однако когда стрелок захотел вы-
стрелить из этого лука, он натянул тетиву, и лук сло-
мался (150, S. 75). Поэтому Лессинг полагает, что если
Платон, изгоняя из своей республики Гомера, оставил в
ней Эзопа, не причисляя его к поэтам и к создателям
вымыслов, то сейчас, увидев Эзопа в том виде, какой
придал ему Лафонтен, он сказал бы ему: «Друг, мы
больше не знаем друг друга, уходи своей дорогой» (150,
S. 75). Таким образом, и Лессинг полагает, что поэтиче-
ская красота и практическая польза басни находятся в
обратном отношении и что чем поэтичнее и живописцев
описание в басне и чем формально более совершенно
обработан ее рассказ, тем меньше басня отвечает свое-
му назначению. Нигде так не обнаруживается совершен-
ное расхождение поэтической и прозаической басни, как
именно здесь. Лессинг возражает Рише, критикуя его
о