итие
искусства, изменение его социальных функций, потому

 
Критика	103
что с этой точки зрения искусство всегда и постоянно,
от своего начала и до наших дней, служило выражением
самых древних и консервативных инстинктов. Если ис-
кусство отличается чем-либо от сна и от невроза, то пре-
жде всего тем, что его продукты социальны в отличие
от сновидений и от симптомов болезни, и это совершен-
но верно отмечает Ранк. Но он оказывается совершен-
но бессильным сделать какие-либо выводы из этого фак-
та и оценить его по достоинству, указать и объяснить,
что именно делает искусство социально ценным и каким
образом через эту социальную ценность искусства со-
циальное получает власть над нашим бессознательным.
Поэт просто оказывается истериком, который как бы
вбирает в себя переживания множества совершенно по-
сторонних людей, и оказывается совершенно неспособ-
ным выйти из узкого круга, который создан его собст-
венной инфантильностью. Почему все действующие лица
в драме непременно должны рассматриваться как во-
площение отдельных психологических черт самого
художника? (175, S. 78). Если это понятно для невроза
и для сна, то это делается совершенно непонятным для
такого социального симптома бессознательного, каким
является искусство. Психоаналитики сами не могут спра-
виться с тем огромным выводом, который получился из
их построения. То, что они нашли, в сущности, имеет
только один смысл, чрезвычайно важный для социаль-
ной психологии. Они утверждают, что искусство по свое-
му существу есть превращение нашего бессознательного
в некие социальные формы, то есть имеющие какой-то
общественный смысл и назначение формы поведения.
Но описать и объяснить эти формы в плане социальной
психологии психоаналитики отказались. И чрезвычайно
легко показать, почему это случилось именно так: два
основных греха заключает в себе психоаналитическая
теория с точки зрения социальной психологии.
Первым является ее желание свести во что бы то ни
стало все решительно проявления человеческой психики
к одному сексуальному влечению. Этот пансексуализм
кажется совершенно необоснованным в особенности тог-
да, когда он применяется к искусству. Может быть, это
было бы и верно для человека, рассматриваемого вне
общества, когда он замкнут в узком круге своих собст-
венных инстинктов. Но как можно согласиться с тем,

 
104	Л. С. Выготский. Психология искусства
что у общественного человека, участвующего в очень
сложных формах социальной деятельности, не могут воз-
никать и существовать всевозможного рода другие вле-
чения и стремления, которые не менее, чем сексуальные,
могут определять его поведение и даже господствовать
над ним? Чрезмерное преувеличение роли полового чув-
ства кажется особенно очевидным, как только мы от
масштаба индивидуальной психологии переходим к пси-
хологии социальной. Но даже для личной психики ка-
жутся чрезмерной натяжкой те допущения, которые де-
лает психоанализ. «По утверждению некоторых психо-
аналитиков, там, где художник рисует прекрасный
портрет своей матери или в поэтическом образе вопло-
щает любовь к матери, скрыто исполненное страха ин-
цестуозное желание (комплекс Эдипа). Когда скульптор
создает фигуры мальчиков или поэт воспевает горячую
юношескую дружбу, психоаналитик сейчас же готов
усмотреть в этом гомосексуализм в самых крайних фор-
мах... При чтении таких аналитиков создается впечат-
ление, будто вся душевная жизнь состоит только из до-
человеческих страшных влечений, как будто все пред-
ставления, волевые движения, сознание только мертвые
куклы, которые тянут за ниточки ужасные инстинкты»
(154, S. 183).
И в самом деле, психоаналитики, указывая на чрез-
мерно важную роль бессознательного, сводят совершен-
но на нет всякое сознание, которое, по выражению
Маркса, составляет единственное отличие человека от
животного: «Человек отличается от барана лишь тем,
что сознание заменяет ему инстинкт, или же — что его
инстинкт осознан» (3, с. 30). Если прежние психологи
чрезмерно преувеличивали роль сознания, утверждая
его всемогущество, то психоаналитики перегибают палку
в другой конец, с