на этот раз меня уволь.
Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе,
Жизнь прожить — не поле перейти.
131* «Основная тема в трех образах» — К. Фишер: сыновья —
мстители за отцов: Гамлет, Лаэрт и Фортинбрас. Мы дополня-
ем — Офелия,— ибо дело не в мести, а в начале трагедии рожде-
ния, связи с отцом.
132* Левее (Левее Л. Женские типы Шекспира. Спб., 1898, с. 98):
«Она говорит немного, и кажется, что ее немногие слова больше
скрывают, чем обнаруживают ее сердечные настроения». Это тай-
ночувствование Офелии, скрытость ее образа, ее молчание глубо-
ко значительны: вся она точно пересказана, не нарисована, точно
ее еще нет. Апол[лон] Григорьев в кратком рассказе «Офелия»
истолковывает этот образ хотя и близко к Гете, как простой и
'наивной, недалекой девушки, тем не менее говорит и об ином: он
улавливает всю невоплощенную сторону его, точно он не дви-
жется па сцепе, а изъят из общего закона тяготения, нет в нем
сценической плотскости, в его чистой и метафизической пассив-
ности, безволии есть что-то от Тени, поэтому [его] можно принять

 
Комментарии	555
за марионетку. Какое-то совершенно неземное безволие, иное су-
щество. Отсюда, если толковать ее в смысле реалистическом, то
получится покорная, наивная, чувственно-прекрасная, но какая-
то недалекая девушка (Гете). В сущности, это единственный в ли-
тературе образ — абсолютно невоплощенный, точно из немате-
.риальных лучей сотканный, точно одно магнитное веяние души.
Это высшая безвольность, покорность Офелии воплощена в ее
низшей, реальной покорности с удивительной силой; ее нет как
лица, как индивидуальности, как предмета поэтической характе-
ристики; ее нет в пьесе; это образ чистой трагической музыки.
133 ГЕТЕ (Вильгельм Мейстер.— Собр. соч. в 10-ти т., т. 6. Спб.,
1879, с. 262): «В этих странностях и в этой кажущейся несообраз-
ности заключается глубокий смысл». Однако после «разложения»
безумия Офелии, делаемого Гете, никакой глубины в нем не ока-
зывается: «доброе дитя... чувственное раздражение...» и т. д. А ведь
в ее безумии действительно есть последняя глубина трагедии.
134* К. Р.: "Во всей трагедии в теперешнем ее виде не разъ-
яснено, была ли королева соучастницей преступления Клавдия»
(т. 2).
135* Ср. Берне о Гамлете: «Как слепая лошадь, он ведет ко-
лесо судьбы и попадает сам под него и гибнет». Апол[лон] Гри-
горьев («Гамлет» на одном провинциальном театре»): «В его
(Гамлета) болезненной, мечтательной натуре лежит грустное соз-
нание бесплодности борьбы, покорность вечной воле рока, зак-
люченной в нем самом, в его слабости... (ИВ.Здесь новое понима-
ние слабости Гамлета)... бессильному, больному, признающему во-
лю рока...», «но вот ему уже нельзя сомневаться... ему должно
действовать, он заливается адским смехом, адским проклятием —
и вновь падает под бременем бессилия, и вновь отлагает казнь до
будущего времени... На душе его лежит убийство, и убийство
бесплодное; но он не раскаивается в нем, он видит волю рока
над другими и над собой, видит волю рока надо всем, что он лю-
бит, над матерью, которую убеждает не осквернять себя прикосно-
вением дяди, и на вопрос которой: «Что же делать?» — со страш-
ной грустью отвечает: «Ничего не делать» (SB.B этом весь Гам-
лет!), не веря нисколько в возможность для нее восстановления.
Покорный року, он едет в Англию... Гамлет возвратился с немой
покорностью року и незыблемой верой в то, что «чему быть по-
том, то не будет сегодня». Гамлет спокойно, тихо, величаво идет
на смерть и мщение —и «смерть торжествует страшную победу»;
по Гамлет падает, исполнивший свое назначение, падает тогда,
когда должен был пасть, ибо ни он, ни Офелия не могли жить:
над ними обоими лежала воля рока...» Здесь глубокое толкование
рока трагедии и безволия Гамлета.
136* Сp. у К. Фишера: Озрик — Полоний в молодости — отноше
ние к обоим Гамлета — сцена «облако-кит» и т. д. с Полонием и
сцена «со шляпой» с Озриком.
137*Ср. Гете («Вильгельм Мейстер»): «То, что представляют
собой оба эти человека, то, что они делают, не может быть пред-
ставлено одним человеком» и т. д. Уайльд: «С художественной
точки зрения я не знаю во всемирной драматической литературе
приема более несравненного, более поразительного, чем тот, кото-
рым Шекспир рисует Гильденстерна и Розенкранца». Смерть обо-

 
556	Л. С. Выготский. Психология искусства
их придворных «шокирует» критиков. К. Р. объясняет ее «гру-
бостью нравов времени» (подлог, убийство — Гамлет). Стивене
говорит о небрежности поэтического правосудия Шекспира — пе-
ред лицом беспристрастной правды критики осуждают поступок
Гамлета, не принимая во вн