ь подобной спекуляции словами: сопоставление Гам-
лета с Германией отражает определенный взгляд прежде всего

 
Комментарии	553
на Гамлета; наш взгляд на Гамлета найдет такое же точно отра-
жение в сопоставлении Гамлета с европейством, героем боже-
ственной трагедии — Библии. Недаром у Е. Monteque смерть Гам-
лета вызывает удивительное сопоставление: «...как умирали
евреи, когда слуха их касался звук таинственного имени Адонаи».
Вл. Гиппиус говорит: «Шекспир как Библия. В отношении к нему
всегда сказывалось нечто религиозное — даже у тех, кто не искал
в нем прямой мудрости... Шекспир — именно как Библия: хаос
религиозного сознания, становящийся космосом... Он остается как
Библия. Как художественное и внутреннее религиозное явление
вместе. Адам и Ева, Каин и Авель, Ной, Авраам, Иосиф, Моисей —
все это не только религия, но и художественные изваяния потря-
сающей силы и сжатости. Так и у Шекспира: Ромео и Джульетта,
Гамлет, Макбет, Лир, Отелло, Офелия, Корделия, Дездемона — все
это не только художественные изваяния, совершенно исключи-
тельной выпуклости и точности, но и явления религиозной жизни,
внутренне, в своем существе... Он услышал гул бездны, как мало
кто слышал его, и потому он как Библия... Шекспир именно рели-
гиозен, если вслушаться в язык его образов. Не в смысле точного
мировоззрения или определенного исповедания. Но стихийно рели-
гиозен. Скажем — мистичен». Это тема особая — глубокая до не-
исчерпаемости: в частности, она должна показать, какова религия
Шекспира, что это за религия трагедии, и выяснить, что между
Библией и Шекспиром существует полярная противоположность.
Это совсем разные религии: Шекспир не как Библия. Но общая
сторона, хорошо намеченная здесь, у них есть все же. Здесь, не
вдаваясь в самую тему, мы ограничимся указанием отдельных,
особенно поразительных совпадений. О готовности и о незнании
минуты: «О дне же том или часе никто не знает, ни ангелы не-
бесные, ни сын, но только отец. Смотрите, бодрствуйте, молитесь:
ибо не знаете, когда наступит это время... Итак, бодрствуйте, ибо
не знаете, когда придет хозяин дома; вечером или в полночь, или
в пение петухов, или поутру. Чтобы пришедший внезапно не за-
стал вас спящим. А что вам говорю, говорю всем: бодрствуйте».
От Марка, гл. 13, ст. 32—37; от Луки, гл. 12, ст. 40: «Будьте же
и вы готовы» — борьба Гамлета (а если я отвечу: нет, потом со-
глашается) сопоставить — от Матфея, гл. 26, ст. 37—47: это знание
наперед того, что будет; «да минет чаша сия меня»; и смертель-
ная тоска — «душа моя скорбит смертельно» — и «если не может
чаша сия миновать меня, чтобы мне не пить ее, да будет воля
Твоя». И как Гамлет идет к Лаэрту с дружеским приветом: «Друг,
для чего ты пришел?» — Христос Иуде (ibid., ст. 50): «Не пять ли
малых птиц продают за два ассария? И ни одна из них не забыта
у Бога. А у вас и волосы на голове все сочтены. Итак, не бой-
тесь». От Луки, гл. 12, ст. 6—7: «И воробей»...— и, главное, про-
мирностъ; От Иоанна, гл. 17, ст. 11: «Я уже не в мире, но они в
мире»,—это весь Гамлет; ст. 12: «Когда я был с ними в мире...»
Вот это удивительное здесь и не здесь — весь Гамлет. И особен-
ный мистический смысл получают его слова (ст. 14): «Я не от
мира...», ст. 16: «Они не от мира, как я не от мира». Гл. 18, ст. 36:
«Царство мое не от мира сего... ныне царство мое не отсюда».
И обе книги говорят самое большое, что человек может вместить
(«всего не может вместить.,.»). «Я рассказал бы... дальнейшее —

 
554	Л. С. Выготский. Психология искусства
молчанье» — и обе тонут в невысказанном, в молчании. Но это те-
ма глубокая, мировая, ужасная, как бездна, неисчерпаемая — и
вдаваться в нее здесь нельзя.
129* На этой удивительной мистической и необъяснимой сто-
роне Гамлета — предчувствовании — останавливаются Куно Фишер
и Кольридж, но ни тот, ни другой внутренне не связывают этого
со всем своим пониманием Гамлета. К. Фишер говорит, что без
врожденной Сибиллы-прорицательницы Гамлет немыслим. А в
этих предчувствиях — все.
130 «готовность».— В целом концепция личности Гамлета, из-
ложенная в этой ранней работе Выготского (но не повторенная
им в «Психологии искусства»). Очень близко в формулировке Пас-
тернака: «С момента появления призрака Гамлет отказывается от
себя, чтобы «творить волю поддавшего его» (Пастернак В. Л. За-
метки к переводам шекспировских трагедий.— В кн.: Литератур-
ная Москва. М., 1956, с. 797). Аналогичные мысли о Гамлете разви-
ты не только в прозе, но и в стихах Б. Л. Пастернака:
Гамлет
Гуд затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку.
На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, авва отче,
Эту чашу мимо пронеси.
Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И