ромный смысл в скромную загадку, является прямым
следствием того, что исследование все время ведется не в
области загадки самой по себе, а в области пользования
и применения ее. Осмыслить можно решительно все.
У Горнфельда мы найдем множество примеров тому, как
мы совершенно непроизвольно осмысливаем всякую бес-
смыслицу (38, с. 139), а опыты с чернильными пятнами,
в последнее время применяющиеся Роршахом, дают на-
глядное доказательство тому, что мы привносим от себя
смысл, строй и выражение в самое случайное и бессмыс-
ленное нагромождение форм.
Иначе говоря, само по себе произведение никогда не
может быть ответственно за те мысли, которые могут поя-
виться в результате его. Сама по себе мысль о политиче-
ском расцвете и о различном к нему отношении различ-
ных взглядов ни в какой степени не содержится в скром-
иой загадке. Если мы ее буквальный смысл (окно, двери
и сволок) заменим аллегорическим, загадка перестанет
существовать как художественное произведение. Иначе
не было бы никакой разницы между загадкой, басней и
самым сложным произведением, если каждое из них мог-
ло бы вместить в себя самые великие мысли. Трудность
заключается не в том, чтобы показать, что пользование
произведениями искусства в каждую эпоху имеет свой
особый характер, что «Божественная комедия» в пашу
эпоху имеет совершенно не то общественное назначение,
что в эпоху Данте,— трудность заключается в том, чтобы
показать, что читатель, находящийся и сейчас под воз-
действием тех же самых формальных эмоций, что и со-
временник Данте, по-иному пользуется теми же самыми
психологическими механизмами и переживает «Божест-
венную комедию» по-иному.
Иначе говоря, задача состоит в том, чтобы показать,
что мы не только толкуем по-разному художественные
произведения, но и по-разному их переживаем. Недаром
Горнфельд статью о субъективности и изменчивости по-
нимания назвал «О толковании художественного произ-
ведения» (38, с. 95—153). Важно показать, что самое объ-
ективное и, казалось бы, чисто образное искусство, как

 
Критика	59
это Гюйо показал для пейзажа, и есть, в сущности говоря,
та же самая лирическая эмоция в широком смысле слова,
то есть специфическая эмоция художественной формы.
«Мир «Записок охотника»,— говорит Гершензон,— ни
дать, ни взять крестьянство Орловской губернии 40-х го-
дов; но если присмотреться внимательно, легко заметить,
что это — маскарадный мир, именно — образы душевных
состояний Тургенева, одетые в плоть, в фигуры, в быт и
психологию орловских крестьян, а также — в пейзаж Ор-
ловской губернии» (34, с. И).
Наконец, что самое важное, субъективность понима-
ния, привносимый нами от себя смысл ни в какой мере
не является специфической особенностью поэзии — он
есть признак всякого вообще понимания. Как совершенно
правильно формулировал Гумбольдт: всякое понимание
есть непонимание, то есть процессы мысли, пробуждаемые
в нас чужой речью, никогда вполне не совпадают с теми
процессами, которые происходят у говорящего. Всякий
из нас, слушая чужую речь и понимая ее, по-своему ап-
перципирует слова и их значение, и смысл речи будет
всякий раз для каждого субъективным не в большей мере
и не меньше, чем смысл художественного произведения.
Брюсов вслед за Потебней видит особенность поэзии
в том, что она пользуется синтетическими суждениями в
отличие от аналитических суждений науки. «Если сужде-
ние «человек смертен» по существу аналитично, хотя к
нему и пришли путем индукции, через наблюдение, что
все люди умирают, то выражение поэта (Ф. Тютчева)
«звук уснул» есть суждение синтетическое. Сколько ни
анализировать понятие «звук», в нем нельзя открыть
«сна»; надо к «звуку» придать нечто извне, связать, син-
тезировать с ним, чтобы получить сочетание «звук уснул»
(22, с, 14). Но вся беда в том, что подобными синтетиче-
скими суждениями положительно переполнена наша обы-
денная, обывательская и газетная деловая речь, и при
помощи таких суждений мы никогда не найдем специфи-
ческого признака психологии искусства, который отлича-
ет ее от всех других видов переживаний. Если газетная
статья говорит: «Министерство пало», в этом суждении
оказывается ровно столько же синтети