то-то молитвенное было в ее скорби и безумии;
что-то искупительное, жертвенное в смерти. Этот глу-
бочайший образ отрекшейся от браков, рождений дев-
ственной Офелии, весь сотканный из скорби молитвен-
ного безумия, из просветленного ритма слез, интимней-
шей печальной нежности души, невестной, женской, де-
вической, не только глубоко важен для «музыки траге-
дии» — он глубоко вплетен в самый ход действия. Не-
даром Лаэрт указывает на «действенное» влияние ее
безумия.
Будь ты в уме и добивайся мщенья,
Ты б не могла подействовать сильней (IV, 5).
И недаром он говорит, как только видит ее:
Свидетель бог, я полностью воздам ,
За твой угасший разум...
И еще поводы к мщению:
Лаэрт
Итак, забыть про смерть отца и ужас,
Нависший над сестрою? А меж тем —
Хоть дела не поправить похвалами —
Свет не видал еще таких сестер.
Нет, месть моя придет! (IV, 7).
И над ее гробом проклинает он Гамлета:
Трижды тридцать казней
 
462	Л. С. Выготский. Психология искусства
Свались втройне на голову того,
От чьих злодейств твой острый ум затмился!.. (V, 1).
И здесь, на кладбище, перед гробом Офелии про-
исходит вся сцена, точно образ мертвой Офелии носит-
ся над ней все время,— в ее могиле завязывается борь-
ба Гамлета и Лаэрта, символизирующая их роковой
поединок, который решил все, когда Гамлет, уже стоя
в могиле (и Лаэрт тоже), будучи убит,— делает свое
дело. Если вообще сцена на кладбище — первая сцена
пятого акта — показывает кладбищенскую основу, «за-
могильную» сторону катастрофы,— вторая сцена того
же акта (в обеих сценах происходит одно и то же —
поединок Лаэрта и Гамлета, о смысле первой сцены —
дальше, но смысл их первого поединка тот, что он про-
исходит в могиле — во время рокового поединка они
тоже оба стоят в могиле) связана с образом умершей
Офелии, который возносится и над катастрофой, оза-
ряя и ее иным светом. Трагедия Офелии, точно лири-
ческий аккомпанемент, который возвышается над целой
пьесой, полный страшной муки невыразимости, глубо-
чайших и темных, таинственных и сокровенных мело-
дпн, который непонятным и чудесным образом выяв-
ляет и заключает в себе,— самое волнующее, самое
намекающее и трогательно-больное, самое глубокое и
темное, но самое преодоленно-просветленно-трагичес-
кое, самое мистическое в целой пьесе. Так трагедия пе-
реходит в молитву. Ее образ, сотканный из молитвен-
ного безумия, ритмической слезности (то есть самой
сущности слез) и удивительных теней полужеланной,
полукатастрофической смерти, овеянной зеркальной пе-
чалью плачущей воды, и ивы, и венков, и мертвых цве-
тов,— точно меняет тон всей скорби трагедии, застав-
ляет ее звучать по-иному, преодолевает и просветляет
ее; точно жертвенным, и искупительным, и молитвен-
ным — придает религиозное освещение трагедии.
Но о религии трагедии — дальше.
VIII
Для выяснения общего хода действия трагедии, не-
обходимого для рассмотрения катастрофы, остается
еще сказать несколько слов об остальных действующих
лицах: короле, королеве, Лаэрте, Полонии, Фортинбра-

 
Приложение	 463
се, Горацио и др. Образ королевы, матери Гамлета, не-
посредственно примыкает к образу Офелии. Она свя-
зана с завязкой трагедии, но и ее образ — женственно-
расплывчатый, так что до конца пьесы остается совер-
шенно невыясненным, знала ли она о преступлении ее
мужа или нет 134*. Ее пугает скорбь Гамлета, она хоте-
ла бы помирить его с королем, с ней он делится свои-
ми планами,— так что она пассивно, недейственно со-
путствует ему во всем в пьесе. И вместе с ним она не-
избежно, не зная ни о чем, идет к гибели. Ей неизвест-
но, что Клавдий убил ее первого мужа,— она не посвя-
щена в его замыслы — и в замысел у