ру-
гой, здесь именно призрачное, неземное знание. Для зем-
ного действования нужны основания потверже. Он заста-
вит убийство сказаться другим, необыкновенным орга-
ном. Это представление, воспроизведенное, разоблаченное
Духом убийство, воплощенный рассказ призрака сойдет-
ся, столкнется с реальным, бывшим в действительности
убийством — через совесть короля. Откровения Духа, вос-
произведенные на сцене, должны дать страшную реакцию
на земное. В этом смысле сцена на сцене — акт потря-
сающий. Во-первых, это страшное соединение того и это-
го, здешнего и потустороннего, их слияние Гамлет пере-
водит на земной язык слова Духа, и, во-вторых, Гамлет
своими действиями, поступками непроизвольно нажима-
ет тайные педали трагедии, вызывающие общий ход дейст-
вия. Так и представление коренным образом меняет ход
действия, служит его поворотным пунктом, после которо-
го трагедия быстро идет к развязке. Гамлет вставляет в
пьесу «Убийство Гонзаго» свои стихи; актеров он убеж-
дает быть естественными, точно воспроизвести все, наи-
более «природно», естественно, близко к действитель-
ности — его мучит призрачность, невоплощенность его
знания, ему кажется, что этим объясняется его «неим-
пульсивность», неспособность этого знания дать толчок к
действию, к свершению, — он хочет как можно более близ-
кой копии действительности:
Двигайтесь в согласии с диалогом, говорите, следуя движениям,
с тою только оговоркой, чтобы это не выходило из границ есте-

 
430	Л. С. Выготский. Психология искусства
ственности. Каждое нарушение меры отступает от назначения
театра, цель которого во все времена была и будет: держать, так
сказать, зеркало перед природой... (III, 2).
Это зеркало природы, зеркало жизни — сцена — глубоко
знаменательно в трагедии, как вообще глубоко знамена-
тельна сцена на сцене. Об ее значении для пьесы в це-
лом, для общего хода действия, как и о сцене на кладби-
ще, — дальше. Здесь на сцену выведена самая символика
сцены — законы этого зеркала жизни, актер, играющий
роль, которая определена не им, и переживающий ее, то
есть порядок обратный жизни будто бы,— но по тайному
смыслу трагедии тот же. Тут сцена на сцене, но ведь и
сам Гамлет — только сцена. Это символика сцены (само-
го Гамлета — «зеркало жизни»), ее смысл, закон ее дейст-
вия здесь вынесены наружу, абстрагированы, отвлечены
от пьесы, уловлены. Гамлет уславливается с Горацио на-
блюдать за королем во время представления:
Сейчас мы королю сыграем пьесу.
Я говорил тебе про смерть отца.
Там будет точный сколок этой сцены.
Когда начнется этот эпизод,
Будь добр, смотри на дядю не мигая,
Он либо выдаст чем-нибудь себя
При виде сцены, либо этот призрак
Был демон зла, а в мыслях у меня
Такой же чад, как в кузнице Вулкана.
Итак, будь добр, гляди во все глаза,
Вопьюсь и я, а после сопоставим
Итоги наблюдений.
Гамлет должен казаться веселым: «I must be idle».
Но темное волнение от ожидания «реализации», воплоще-
ния слов призрака, дает себя знать в разговорах с коро-
лем, Полонием, Офелией.
Король.Это ответ не в мою сторону, Гамлет. Это не мои слова.
Гамлет.А теперь и не мои.
Уже не его; его деланное веселье разрывается, как на-
тянутая завеса, и в нем столько скорби.
Офелия.Принц, вы сегодня в ударе.
Гамлет.Кто, я?
Офелия.Да, милорд.
Гамлет.Господи, ради вас я и. колесом пройдусь! Впрочем,
что и остается, как не веселиться? Взгляните, какой радостный
вид у моей матери, а всего два часа, как умер моя отец.
В этом веселье (есть и веселье — радость темная от
оправдания, зловещая) уже есть отблеск той дикой ра-

 
Приложение	431
дости, ужасной и зловещей, которая охватит его после
представления.
Начинается пантомима, — глубоко символическая чер-
та: это только фабула, скелет пьесы, ее пантомима, ко-
торая (выделенный и воспроизведенный голый ход дейст-
вия пьесы) господствует над всей пьесой, предшествует
ей и определяет ее, показывая в символическом виде
зрителям, что господствует над пьесой, ход ее действия,
ее механизм и потом уже подставляя под нее клятвы ко-
ролевы и пр. — самую пьесу. Гл