Они не понимают, не чувствуют, а Гамлет с первой
встречи предчувствует, что они уже связаны, уже отсю-
да не выйдут, уже вступили в гибельный зачарованный
круг трагедии, их судьба послала уже в тюрьму. Сам он
чувствует, что он в тюрьме,— и поэтому так скована его
воля, он в тюрьме — узник мира (весь мир — тюрьма).
Не честолюбие, которое олицетворяет земные стремления,
делает его несчастным, а дурные сны, которые он посто-
янно видит, вот его безумие — сны.
Розенкранц. Значит, тюрьмой делает ее ваше честолюбие.
Вашим требованиям тесно в ней.
Гамлет. О боже! Заключите меня в скорлупу ореха, и я бу-
ду чувствовать себя повелителем бесконечности. Если бы только
не мои дурные сны.
Гильденстерн. А сны и приходят из гордости. Гордец жи-
вет несуществующим. Он питается тем, что возомнит о себе и
себе припишет. Он тень своих снов, отраженье своих выдумок.
Гамлет. Сон — сам по себе только тень.
Розенкранц. В том-то и дело. Таким образом, вы видите,
как невесомо и бесплотно преувеличенное мнение о себе. ОНО
даже и не тень вещи, а всего лишь тень тени.
Гамлет. Итак, только ничтожества, не имеющие основания
гордиться собою, — твердые тела, а люди с заслугами — тени нич-
тожеств. Однако, чем умствовать, не пойти ли лучше ко двору?
Ей-богу, я едва соображаю.
Здесь темный, внутренний ход мысли Гамлета про-
щупывается ясно: он в пустом разговоре, болтовне ве-
дет свой собственный разговор. Его мучают «дурные
сны», его «гордость» — это тень Тени. И дальше с уди-
вительной силой душевного ясновидения он говорит, что
друзья подосланы королем, и знает зачем — выведать при-
чину его скорби. Эта угадка пугает их.
Розенкранц. (Гильденстерну). «Что вы скажете?» Эта немо-
тивированная угадка как предварение раскрытия тайны пакетов.
Гамлет (в сторону). «Ну вот, не в бровь, а в глаз!»
И он сам определяет свое превращение, то, что пугает
короля, причину чего они посланы выведать. Это безу-
мие — его скорбь.
Гамлет. ..Недавно, не знаю почему, я потерял всю свою весе-
лость и привычку к занятиям. Мне так не по себе, что этот
цветник мирозданья, земля, кажется мне бесплодною скалою, а
этот необъятный шатер воздуха с неприступно вознесшейся
твердью, этот, видите ли, царственный свод, выложенный золо-
тою искрой, на мой взгляд,— просто-напросто скопление воню-
чих и вредных паров. Какое чудо природы человек! Как благо-
родно рассуждает! С какими безграничными способностями! Как
точен и поразителен по складу и движениям! Поступками как
близок к ангелам. Почти равен богу разумением! Краса вселен-

 
Приложение	419
ной! Венец всего живущего! А что мне эта квинтэссенция пра-
ха? Мужчины не занимают меня и женщины тоже...
Вот как отозвалось в нем обращение с Духом, иной
мир — вот его мировосприятие и мироотношение — небо,
земля, человек... Вот что случилось с ним: он, сам не
зная отчего, утратил всю свою веселость, предался скор-
би. Это весь Гамлет — скорбный принц Датский. Это не-
легкая и втайне приятная и сладкая меланхолическая
грусть, задумчивая тоска юноши,— это тяжелая и глубо-
кая скорбь. В скорби есть всегда что-то нездешнее,
скорбь — это боль, болезнь жизни, земного, его умаление.
Скорбь Гамлета — оттуда, (призрак скорбен). Здесь на
земле неоткуда быть скорби; в жизни как таковой скорби
нет. Скорбь в ней от смерти; скорбь есть тот элемент уми-
рания, отблеск смерти, который есть в жизни. Поэтому в
скорби есть всегда что-то мистическое. Отсюда мистическое
во всей пьесе, в самом Гамлете, который весь есть скорбь.
В течение всей пьесы, за самым обычным разговором Гам-
лет помнит о Тени; иногда это прорывается: «актеры вы-
нуждены странствовать, дети побед