щупываются за
всеми его словами, за всей завесой слов. Гамлет — мис-
тик, и это определяет уже все: мистическое второе рож-
дение решило это и определило его сознание и волю. Он,
мистически живущий, идущий все время по краю бездны,
заглянувший в иной мир, разобщенный и отъединенный
от всего земного, вынес оттуда в проекции на землю
скорбь и иронию. Это вовсе не привходящие, извне, про-
извольно данные элементы его настроения, из которых,
как из предпосылок, надо выводить все: это прямое след-
ствие его второго рождения, формы его безумия, его но-
вого состояния, не приемлющего мир (ирония) и связан-
ного мистически с иным миром (скорбь). Гамлет, погру-
женный в земную ежедневность, обыденность, стоит вне
ее, вынут из ее круга, смотрит на нее оттуда. Он мис-
тик111*, идущий все время по краю бездны, связанный с
ней. Следствием этого основного факта — касания миру
иному — является уже все это: неприятие этого мира,
разобщенность с ним, иное бытие, безумие, скорбь, иро-
ния.
Его ирония — скорбная, слитая со скорбью — это по
большей части то, что составляет притворное безумие
его: это только стиль, форма отношения его к окружаю-
щим, только выражение его иного бытия, иначе он разго-
варивать не может. Здесь ирония только завеса, скрываю-
щая его отношение к миру. Она показывает иносказа-
тельность его чувств. Это стиль враждебности миру, не-
приятия его. Он так говорит с Полонием, Гильденстер-
ном и Розенкранцем, королем, Офелией. Это, конечно, то,
что считается (в пьесе действующими лицами — Поло-
нием и др.) его притворным безумием. Это «madness in
craft». В иронии всегда есть элемент «craft», хитрости,
искусственности второй, задней мысли. Но ясно сказыва-
ется вся скорбная основа этой иронии. Безумие Гамлета —
в его скорби; о ней говорят все, король просит друзей
развеселить его, королева говорит: «А вот бедняжка с

 
Приложение	417
книжкою и сам» *. Он говорит так, что его ирония в сло-
вах, обращенных к Полонию, Гильденстерну, Розенкран-
цу, Озрику и другим, перемежается такой скорбью, ко-
торая косвенно только выражается в его отрывочных и
темных словах. Он уже солнцененавистник, и в нелепых
словах, сбивающих с толку придворного, прорывается на-
мек на всю темноту его скорби. В ироническом разговоре
с Полонием прорываются такие слова: «Что и говорить,
если даже такое божество, как солнце, плодит червей, ла-
ская лучами падаль... Есть у вас дочь?»
Полоний.
Есть, милорд.
Гамлет.
Не пускайте ее на солнце...
Полоний.
Ну что вы скажете? **
Точно он что-то иное этим говорит. Враг солнца, он
проклинает зачатие, олицетворяемое солнцем, которое,
лаская падаль, зарождает червей. В таком виде представ-
ляется ему это мировое зачатие солнца. Теперь он вос-
стает против зачатия, против солнца — те же слова, что
и о рождении в монастыре. О книге, уже познав молча-
ние и слово, говорит он: «Слова, слова, слова», точно осу-
ждая слово. От ветра он хочет укрыться «в могилу», и
на просьбу Полония об отпуске он говорит: «Не мог бы
вам дать ничего сэр, с чем расстался бы охотней. Кроме
моей жизни, кроме моей жизни, кроме моей жизни». И с
таким страданием он произносит: «О, эти несносные ста-
рые дурни!» Так ирония переплетается со скорбью, так
мучительна она для него. И Гильденстерну с Розенкран-
цем — сцена тоже иронии — он говорит: «Однако давай-
те поподробнее. Чем прогневали вы, дорогие мои, эту
свою фортуну, что она шлет вас сюда в тюрьму?»
Гильденстерн.
В тюрьму, принц?
Гамлет.
Да, конечно: Дания — тюрьма.
Розенкранц.
Тогда весь мир — тюрьма.
Гамлет.
И притом образцовая, со множеством арестантских,
темниц и подземелий, из которых Дания — наихудшее.
Розенкранц.
Мы не согласны, принц.
Гамлет.
Значит, для вас она не тюрьма, ибо сами по себе вещи не бывают ни хорошими, ни 
дурными, а только в нашей оценке. Для меня она тюрьма.
* В оригинале: «But, look, where sadly the poor wretch comes
reading».
** В оригинале: «Now say you by that?» (Что вы хотите этим
сказать?). -Ред.
14 Зак. 83
 
418	Л. С. Выготский. Психология искусств