ространенное мнение, которого придерживаются даже многие спе¬циалисты в 
этой области, сводится к тому, что все человеческое поведе¬ние, служащее 
интересам не индивида, а общества, диктуется осознанной ответственностью. Такое 
мнение ошибочно; что мы и покажем на конкретных примерах в этой главе. Наш 
общий с шимпанзе предок наверняка был по меньшей мере так же предан своему 
другу, как дикий гусь или галка, а уж тем более волк или павиан; несомненно, 
что он с таким же презрением к смерти был готов отдать свою жизнь, вставая на 
защиту своего сообщества, так же нежно и бережно относился к молодым сородичам 
и обладал такими же запретами убийства, как и все эти животные. На наше счастье,
 мы тоже в полной мере унаследовали соответствующие "животные" инстинкты.
Антропологи, которые занимались образом жизни австралопитека и афри¬канского 
человека, заявляют, что эти предки - поскольку они жили охотой на крупную дичь 
- передали человечеству опасное наследство "природы хищ¬ника". В этом 
утверждении заключено опасное смешение двух понятий - хищ¬ного животного и 
каннибала, - в то время как эти понятия почти полностью исключают друг друга; 
каннибализм представляет у хищников крайне редкое исключение. В 
действительности можно лишь пожалеть о том, что человек как раз не имеет 
"натуры хищника".
Большая часть опасностей, которые ему угрожают, происходит от того, что по 
натуре он сравнительно безобидное всеядное существо; у него нет естественного 
оружия, принадлежащего его телу, которым он мог бы убить крупное животное. 
Именно потому у него нет и тех механизмов безопаснос¬ти, возникших в процессе 
эволюции, которые удерживают всех "профессио¬нальных" хищников от применения 
оружия против сородичей. Правда, львы и волки иногда убивают чужих сородичей, 
вторгшихся на территорию их груп¬пы; может случиться даже, что во внезапном 
приступе ярости неосторожным укусом или ударом лапы убьют члена собственной 
группы, как это иногда происходит, по крайней мере в неволе. Однако подобные 
исключения не должны заслонять тот важный факт, что все тяжеловооруженные 
хищники та¬кого рода должны обладать высокоразвитыми механизмами торможения, 
кото¬рые - как уже сказано в главе о моралеподобном поведении - препятствуют 
самоуничтожению вида.
В предыстории человека никакие особенно высокоразвитые механизмы для 
предотвращения внезапного убийства не были нужны: такое убийство было попросту 
невозможно.
Нападающий, убивая свою жертву, мог только царапать, кусать или ду¬шить; причем 
жертва имела более чем достаточную возможность апеллировать к тормозам 
агрессивности нападающего - жестами покорности и испуганным криком. Понятно, 
что на слабо вооруженных животных не действовало селек¬ционное давление, 
которое могло бы вызывать к жизни те сильные и надеж¬ные запреты применять 
оружие, какие попросту необходимы для выживания видов, обладающих оружием 
опасным. Когда же изобретение искусственного оружия открыло новые возможности 
убийства, - прежнее равновесие между сравнительно слабыми запретами агрессии и 
такими же слабыми возможностя¬ми убийства оказалось в корне нарушено.
Человечество уничтожило бы себя уже с помощью самых первых своих ве¬ликих 
открытий, если бы не одно замечательное совпадение: возможность открытий, 
изобретений и великий дар ответственности в равной степени яв¬ляются плодами 
одной и той же сугубо человеческой способности, способ¬ности задавать вопросы. 
Человек не погиб в результате своих собственных открытий - по крайней мере до 
сих пор - только потому, что он способен поставить перед собой вопрос о 
последствиях своих поступков - и ответить на него. Этот уникальный дар не 
принес человечеству гарантий против са¬моуничтожении. Хотя со времени открытия 
камня выросли и моральная от¬ветственность, и вытекающие из нее запреты 
убийства, но, к сожалению, в равной мере возросла и легкость убийства, а 
главное - утонченная техника убийства привела к тому, что последствия деяния 
уже не тревожат того, кто его совершил. Расстояние, на котором действует все 
огнестрельное оружие, спасает убийцу от раздражающей ситуации, которая в другом 
случае оказалась бы в чувствительной близости от него, во всей ужасной 
отврати¬тельности последствий. Эмоциональные глубины нашей души попросту не 
при¬нимают к сведению, что сгибание указательного пальца при выстреле 
разво¬рачивает внутренности другого человека. Ни один психически нормальный 
человек не пошел бы даже на охоту, если бы ему приходилось убивать дичь зубами 
и ногтями. Лишь за счет отгораживания наших чувств становится возможным, чтобы 
человек, который едва ли решился бы дать вполне заслу¬женный шлепок хамоватому 
ребенку, вполне способен нажать пусковую кнопку ракетного оружия или открыть 
бомбовые люки, обрекая сотни самых прекрас¬ных детей на ужасную смерть в огне. 
Бомбовые ковры расстилали добрые, хорошие, порядочные отцы - факт ужасающий, 
сегодня почти неправдоподоб¬ный! Демагоги обладают, очевидно, очень хорошим, 
хотя и только практи¬ческим знанием инстинктивного поведения людей - они 
целенаправленно, как важное орудие, используют отгораживание подстрекаемой 
партии от раздра¬жающих ситуаций, тормозящих агрессивность.
С изобретением оружия связано господство внутривидового отбора и все его жуткие 
проявления. В третьей главе, где речь шла о видосохраняющей функции агрессии, и 
в десятой - об организации сообщества крыс - я дос¬таточно подробно разъяснил, 
как конкуренция сородичей, если она действу¬ет без связи с вневидовым 
окружением, может повести к самым странным и нецелесообразным уродствам.
Мой учитель Хейнрот для иллюстрации такого вредного воздействия при¬водил в 
пример крылья аргус-фазана и темп работы в западной цивилизации. Как уже 
упоминалось, я считаю, что и гипертрофия человеческого аг