уменьшается дистан¬ция, на которой 
следует гусыня за парой самцов; так что другой, который ее не топчет, тоже все 
больше и больше привыкают к ней. Затем она очень постепенно, сначала робко, а 
потом со все возрастающей уверенностью на¬чинает принимать участие в 
триумфальном крике обоих друзей, а они все больше и больше привыкают к ее 
постоянному присутствию. Таким обходным путем, через долгое-долгое знакомство, 
самка из более или менее нежела¬тельного довеска к одному из гусаков 
превращается в почти полноправного члена группы триумфального крика, а через 
очень долгое время - даже в совершенно полноправного.
Этот длительный процесс может быть сокращен одним чрезвычайным собы¬тием. Если 
гусыня, не получавшая ни от кого помощи в защите гаездового участка, сама 
добыла себе место, сама устроила гнездо и насиживает яйца
- вот тут может случиться, что оба гусака находят ее и адаптируют (либо во 
время насиживания, либо уже после появления птенцов). То есть, строго говоря, 
они адаптируют выводок, гусят; но мирятся с тем, что у них есть мать и что она 
шумит вместе со всеми, когда они триумфально кричат со своими приемными детьми, 
которые в действительности являются отпрысками одного из них. Стоять на страже 
у гнезда и водить за собой детей - это, как писал уже Хейнрот, поистине вершины 
жизни гусака, очевидно более нагруженные эмоциями и аффектацией, нежели 
прелюдия к соитию и оно само; потому здесь создается лучший мост для 
установления тесного знакомства участвующих индивидов и для возникновения 
общего триумфального крика. Независимо от пути, в конце концов через несколько 
лет они приходят к настоящему браку втроем, при котором раньше или позже второй 
гусак тоже начинает топтать гусыню и все три птицы вместе участвуют в любовной 
иг¬ре. Самое замечательное в этом тройственном браке - а мы имели возмож¬ность 
наблюдать целый ряд таких случаев - состоит в его биологическом успехе: они 
постоянно держатся на самой вершине иерархии в своей коло¬нии, всеща сохраняют 
свой гнездовой участок и из года в год выращивают достаточно многочисленное 
потомство. Таким образом, "гомосексуальные" узы триумфального крика двух 
гусаков никак нельзя считать чем-то патоло¬гическим, тем более что они 
встречаются и у гусей, живущих на свободе: Питер Скотт наблюдал у диких 
короткоклювых гусей в Исландии значительный процент семей, которые состояли из 
двух самцов и одной самки. Там биоло¬гическое преимущество, вытекающее из 
удвоения оборонной мощи отцов, было еще более явным, чем у наших гусей, в 
значительной степени защищенных от хищников.
Я достаточно подробно описал, как новый член может быть принят в зак¬рытый круг 
группы триумфального крика в силу долгого знакомства. Оста¬лось показать еще 
такое событие, при котором узы триумфального крика возникают внезапно, словно 
взрыв, и мгновенно связывают двух индивидов навсегда. Мы говорим в этом случае 
- безо всяких кавычек, - что они влю¬бились друг в друга.
Английское "to fall in love" и ненавистное мне из-за его вульгарности немецкое 
выражение "втюриться" - оба наглядно передают внезапность этого события.
У самок и у очень молодых самцов изменения в поведении - из-за неко¬торой 
"стыдливой" сдержанности - бывают не столь явными, как у взрослых гусаков, но 
отнюдь не менее глубокими и роковыми, скорее наоборот. Зре¬лый же самец 
оповещает о своей любви фанфарами и литаврами; просто неве¬роятно, насколько 
может внешне измениться животное, не располагающее ни ярким брачным нарядом, 
как костистые рыбы, распаленные таким состоянием, ни специальной структурой 
оперения, как павлины и многие другие птицы, демонстрирующие при сватовстве 
свое великолепие. Со мной случалось, что я буквально не узнавал хорошо 
знакомого гусака, если он успевал "влю¬биться" со вчера на сегодня. Мышечный 
тонус повышен, в результате возни¬кает энергичная, напряженная осанка, меняющая 
обычный контур птицы; каж¬дое движение производится с избыточной мощью; взлет, 
на который в другом состоянии решиться трудно, влюбленному гусаку удается так, 
словно он не гусь, а колибри; крошечные расстояния, которые каждый разумный 
гусь про¬шел бы пешком, он пролетает, чтобы шумно, с триумфальным криком 
обру¬шиться возле своей обожаемой. Такой гусак разгоняется и тормозит, как 
подросток на мотоцикле, и в поисках ссор, как мы уже видели, тоже ведет себя 
очень похоже.
Влюбленная юная самка никогда не навязывается своему возлюбленному, никогда не 
бегает за ним; самое большее - она "как бы случайно" находит¬ся в тех местах, 
ще он часто бывает. Благосклонна ли она к его сва¬товству, гусак узнает только 
по игре ее глаз; причем когда он совершает свои подвиги, она смотрит не прямо 
на него, а "будто бы" куда-то в сто¬рону. На самом деле она смотрит на него, но 
не поворачивает головы, что¬бы не выдать направление своего взгляда, а следит 
за ним краем глаза, точь-в-точь как это бывает у дочерей человеческих.
Как это, к сожалению, бывает и у людей, иногда волшебная стрела Амура попадает 
только в одного. Судя по нашим протоколам, это чаще случается с юношей, чем с 
девушкой; но тут возможна ошибка, за счет того, что тонкие внешние проявления 
девичьей влюбленности у гусей тоже труднее заметить, чем более явные проявления 
мужской. У самца сватовство часто бывает ус¬пешным и тогда, когда предмет его 
любви не отвечает ему таким же чувством, потому что ему дозволено самым 
беззастенчивым образом пресле¬довать свою возлюбленную, отгонять всех других 
претендентов и безмерным упорством своего постоянного, преисполненного ожиданий 
присутствия пос¬тепенно добиться того, что она привыкает к нему и вносит свой 
голос в его триумфальный крик. Несчастная и окончательно безнадежная 
влюблен¬ность случается главным образом тогда, когда ее объект уже прочно 
связан с кем-то другим. Во всех наблюдавшихся случаях такого рода гусаки очень 
скоро отказывались от своих притязаний. Но об одной очень ручной гусыне, 
которую я сам в