зывать социальным.
Свободная от агрессии нежность гогочущего приветствия существенно усиливается 
контрастом. Гусак во время ложной атаки и раската уже выпус¬тил основательный 
заряд агрессии, и теперь - когда он внезапно отвернул¬ся от противника и 
обратился к возлюбленной семье - происходит перелом в настроении, который в 
соответствии с хорошо известными физиологическими и психологическими 
закономерностями толкает маятник в сторону, противо¬положную агрессии. Если 
собственная мотивация церемонии слаба, то в при¬ветственном гоготанье может 
содержаться несколько большая доля агрессив¬ного инстинкта. При совершенно 
определенных условиях, которые мы расс¬мотрим позже, церемония приветствия 
может "регрессировать", т.е. возвра¬титься на более раннюю ступень 
эволюционного развития, причем в нее мо¬жет войти и подлинная агрессия 
(свойственная той ранней ступени).
Поскольку жесты приветствия и угрозы почти одинаковы, очень трудно заметить эту 
редкую и не совсем нормальную примесь побуждения к атаке в самом движении как 
таковом. Насколько похожи эти дружелюбные жесты на древнюю мимику угрозы - 
несмотря на коренное различие мотиваций, - видно из того, что их можно 
перепутать. Незначительное отклонение "угрозы" хо¬рошо видно адресату спереди; 
но сбоку - в профиль - это отклонение со¬вершенно незаметно, и не только 
наблюдателю-человеку, но и другому дико¬му гусю. По весне, когда семейные узы 
постепенно слабеют и молодые гуса¬ки начинают искать себе невест, - часто 
случается, что один из братьев еще связан с другим семейным триумфальным криком,
 но уже стремится де¬лать брачные предложения какой-нибудь чужой юной гусыне. 
Выражаются они отнюдь не в приглашении к спариванию, а в том, что он нападает 
на чужих гусей и затем, с приветствием, торопится к своей избраннице. Если его 
верный брат видит это сбоку - он, как правило, принимает сватовство за начало 
атаки на чужую гусыню; а поскольку все самцы в группе триум¬фального крика 
мужественно стоят друг за друга в борьбе, он яростно бро¬сается на будущую 
невесту своего брата и начинает ее колотить. Сам он не испытывает к ней никаких 
чувств, и такое избиение вполне соответствовало бы выразительному движению 
брата-жениха, если бы то несло в себе не при¬ветствие, а угрозу. Когда самка в 
испуге удирает, ее жених оказывается в величайшем смущении. Я отнюдь не 
приписываю гусям человеческих качеств: объективной физиологической основой 
любого смущения является конфликт противоречащих друг другу побуждений, а 
именно в таком состоянии - вне всяких сомнений - и находится наш молодой гусак. 
У молодого серого гуся невероятно сильно стремление защищать избранную самку, 
но столь же силен и запрет напасть на брата, который в это время еще является 
его сотова¬рищем по братскому триумфальному крику. Насколько непреодолим этот 
зап¬рет, мы еще увидим в дальнейшем на впечатляющих примерах.
Если триумфальный крик и содержит сколь-нибудь существенный заряд аг¬рессии по 
отношению к партнеру, то лишь в первой фазе с раскатом; в го¬гочущем 
приветствии она уже наверняка отсутствует. Поэтому - и Хельга Фишер того же 
мнения - приветствие уже не имеет функции умиротворения. Хотя оно "еще" в 
точности копирует символическую форму переориентирован¬ной угрозы, - между 
партнерами, совершенно определенно, не существует настолько сильной 
агрессивности, чтобы она нуждалась в отведении.
Лишь в одной, совершенно особой и быстро проходящей стадии индивиду¬ального 
развития первоначальные побуждения, лежащие в основе переориен¬тирования, 
отчетливо видны и в приветствии. (Впрочем, индивидуальное развитие 
триумфального крика у серых гусей - тоже детально изученное Хельгой Фишер - 
вовсе не является репродукцией его эволюционного станов¬ления; нельзя 
переоценивать пределы применимости закона повторений.) Но¬ворожденный гусь - 
еще до того как он может ходить, стоять или есть - способен вытягивать шейку 
вперед, что сопровождается "гоготаньем" на тончайшей фистульной ноте. С самого 
начала этот звук двухслоговый, точно как "рэбрэб" или соответствующий писк утят.
 Уже через пару часов он превращается в многослоговое "пипипи", которое по 
ритму в точности сов¬падает с приветственным гоготаньем взрослых гусей. 
Вытягивание шеи и этот писк, несомненно, являются первой ступенью, из которой 
при взросле¬нии гуся развиваются и выразительное движение угрозы, и вторая фаза 
три¬умфального крика. Из сравнительного исследования происхождения этих ви¬дов 
мы знаем наверняка, что в ходе эволюции приветствие произошло из уг¬розы за 
счет ее переориентирования и ритуализации. Однако в индивиду¬альном развитии 
тот же по форме жест сначала означает приветствие. Когда гусенок только что 
совершил тяжелую и небезопасную работу появления на свет и лежит мокрым 
комочком горя, с бессильно вытянутой шейкой, - из него можно вытянуть только 
одну-единственную реакцию. Если наклониться над ним и издать пару звуков, 
подражая голосу гусей, - он с трудом под¬нимает качающуюся головку, вытягивает 
шейку и приветствует. Крошечный дикий гусь ничего другого еще не может, но уже 
приветствует свое соци¬альное окружение!
Как по смыслу выразительного движения, так и в отношении провоцирую¬щей 
ситуации вытягивание шейки и писк у серых гусят соответствуют именно 
приветствию, а не угрожающему жесту взрослых. Примечательно, однако, что по 
своей форме это движение аналогично как раз угрозе, так как характер¬ное 
отклонение вытянутой шеи в сторону от партнера у совсем маленьких гусят 
отсутствует. Только когда им исполняется несколько недель, - среди пуха видны 
уже настоящие перья, - тогда это меняется. К этому времени птенцы становятся 
заметно агрессивнее по отношению к гусятам того же возраста из других семей: 
наступают на них с писком, вытянув шеи, и пы¬таются щипать. Но поскольку при 
таких потасовках