ыл.
Так называемое изменение функции - это средство, которым часто пользуются оба 
Великих Конструктора, чтобы поставить на службу новым це¬лям устаревший в ходе 
эволюции неликвидный фонд. Со смелой фантазией они
- возьмем лишь несколько примеров - из водопроводящей жаберной щели сде¬лали 
слуховой проход, заполненный воздухом и проводящий звуковые волны; из двух 
костей челюстного сустава - слуховые косточки; из теменного гла¬за - железу 
внутренней секреции (шишковидную железу); из передней лапы рептилии - крыло 
птицы и т.д. и т.д.
Однако все эти переделки выглядят весьма скромно по сравнению с гени¬альным 
маленьким шедевром: из поведенческого акта, который не только первоначально 
мотивировался, но и в нынешней своей форме мотивируется внутривидовой агрессией 
- по крайней мере частично, - простым способом ритуально зафиксированного 
переориентирования получилось умиротворяющее действие. Это не больше и не 
меньше как обращение отталкивающего действия агрессии в его противоположность. 
Как мы видели в главе о риту¬ализации, обособившаяся церемония превращается в 
вожделенную самоцель, в потребность, как и любое другое инстинктивное действие; 
а вместе с тем она превращается и в прочные узы, соединяющие одного партнера с 
другим. Церемония умиротворения такого рода по самой своей сути такова, что 
каж¬дый из товарищей по союзу может выполнять ее лишь со вторым - и ни с кем 
больше из собратьев по виду.
Только представьте себе, какая почти неразрешимая задача решена здесь самым 
простым, самым полным и самым изящным образом! Двух животных, ко¬торые своей 
внешней формой, расцветкой и поведением неизбежно действуют друг на друга, как 
красная тряпка на быка (это, впрочем, только в пого¬ворке), нужно привести к 
тому, чтобы они мирно ужились в тесном прост¬ранстве, на гнезде, т.е. как раз 
на том месте, которое оба считают цент¬ром своих владений и в котором их 
внутривидовая агрессивность достигает наивысшего уровня. И эта задача, сама по 
себе трудная, дополнительно затрудняется тем обстоятельством, что внутривидовая 
агрессивность каждо¬го из супругов не имеет права уменьшиться: мы уже знаем из 
3-ей главы, что за малейшее ослабление боеготовности по отношению к соседу 
собствен¬ного вида тотчас же приходится расплачиваться потерей территории, а 
зна¬чит и потерей источника питания для будущего потомства. При таких 
обсто¬ятельствах вид "не может себе позволить" ради запрета схваток между 
суп¬ругами обратиться к таким церемониям умиротворения, которые имеют своей 
предпосылкой - как жесты покорности или инфантильное поведение - сниже¬ние 
агрессивности. Ритуализованное переориентирование не только избавля¬ет от этих 
нежелательных последствий, но и более того - использует неиз¬бежно исходящие от 
супруга ключевые раздражения, вызывающие агрессив¬ность, чтобы обратить 
партнера против соседа. По-моему, этот механизм поведения поистине гениален, и 
вдобавок гораздо более благороден, чем аналогичное - с обратным знаком - 
поведение человека, который возвраща¬ется вечером домой, преисполненный 
внутренней ярости от общения с "люби¬мыми" соседями или с начальством и 
разряжает всю свою нервозность и раздражение на бедную жену. 
Любое особенно удачное конструктивное решение обычно обнаруживается на великом 
Древе Жизни неоднократно, совершенно независимо на разных его сучьях и ветвях. 
Крыло изобрели насекомые, рыбы, птицы и летучие мыши; обтекаемую форму - 
каракатицы, рыбы, ихтиозавры и киты. Потому нас не слишком удивляет, что 
предотвращающие борьбу механизмы поведения, осно¬ванные на ритуализованном 
переориентировании атаки, аналогичным образом возникают у очень многих разных 
животных.
Существует, например, изумительная церемония умиротворения - все зна¬ют ее как 
"танец" журавлей, - которая, с тех пор как мы научились пони¬мать символику ее 
движений, прямо-таки напрашивается в перевод на чело¬веческий язык. Птица 
высоко и угрожающе вытягивается перед другой и раз¬ворачивает мощные крылья, 
клюв нацелен на партнера, глаза устремлены прямо на него...
Это картина серьезной угрозы - и на самом деле, до сих пор мимика умиротворения 
совершенно аналогична подготовке к нападению. Но в следую¬щий момент птица 
направляет эту угрожающую демонстрацию в сторону от партнера, причем выполняет 
разворот точно на 180 градусов, и теперь - все так же, с распростертыми 
крыльями - подставляет партнеру свой безза¬щитный затылок, который, как 
известно, у серого журавля и у многих дру¬гих видов украшен изумительно 
красивой рубиново-красной шапочкой. На се¬кунду "танцующий" журавль подчеркнуто 
застывает в этой позе - и тем са¬мым в понятной символике выражает, что его 
угроза направлена не против партнера, а совсем наоборот, как раз прочь от него, 
против враждебного внешнего мира; и в этом уже слышится мотив защиты прута. 
Затем журавль вновь поворачивается к другу и повторяет перед ним демонстрацию 
своего величия и мощи, потом снова отворачивается и теперь - что еще более 
зна¬менательно - делает ложный выпад против какого-нибудь эрзац-объекта; лучше 
всего, если рядом стоит посторонний журавль, но это может быть и безобидный 
гусь или даже, если нет никого, палочка или камушек, которые в этом случае 
подхватываются клювом и три-четыре раза подбрасываются в воздух. Все вместе 
взятое ясно говорит: "Я могуч и ужасен - но я не про¬тив тебя, а против вон 
того, того и того".
Быть может, менее сценичной в своем языке жестов, но еще более 
мно¬гозначительной является церемония умиротворения у уток и гусей, которую 
Оскар Хейнрот описал как триумфальный крик. Важность этого ритуала для нас 
состоит, прежде всего, в том, что у разных представителей упомянутых птиц он 
достиг очень разной степени сложности и завершенности; а эта последовательность 
постепенных переходов дает нам хорошую картину того, как здесь - в ходе 
эволюции - из отводящих ярость жестов смущения полу¬чились узы, проявляющие 
какое-то таинственное родство с другими, с теми, что объединяют людей и к