тормозится 
определенными запретами, а ярость требует выхода, как лава в вулкане. 
Большинство известных случаев переориентированного действия относится к 
агрессивному поведению, которое провоцируется ка¬ким-то объектом, одновременно 
вызывающим страх. На этом специфическом случае, который он назвал "реакцией 
велосипедиста", Б. Гржимек впервые распознал и описал сам принцип 
переориентирования. В качестве "велосипе¬диста" здесь годится любой, кто гнет 
спину кверху и давит ногами книзу. Особенно отчетливо проявляется механизм 
такого поведения в тех случаях, когда животное нападает на предмет своей ярости 
с некоторого расстояния; затем, приблизившись, замечает, насколько тот страшен; 
и тогда - пос¬кольку оно не может затормозить уже заведенную машину нападения - 
изли¬вает свою ярость на какое-нибудь безобидное существо, случайно 
оказавше¬еся рядом.
Разумеется, существует бесчисленное множество других форм переориен¬тированного 
действия; они могут возникать в результате самых различных сочетаний 
соперничающих побуждений. Особый случай с самцом цихлиды важен для нашей темы 
потому, что аналогичные явления играют решающую роль в семейной и общественной 
жизни очень многих высших животных и человека. Очевидно, в царстве позвоночных 
неоднократно и независимо делалось "отк¬рытие", что агрессия, вызываемая 
партнером, может быть не только подав¬лена, но и использована для борьбы с 
враждебными соседями.
Предотвращение нежелательной агрессии, вызываемой партнером, и ее ка¬нализация 
в желательном направлении - на соседа по участку - в наблюдав¬шемся и 
драматично описанном случае с самцом цихлиды, конечно же, не яв¬ляется таким 
изобретением данного критического момента, которое животное может сделать, а 
может и не сделать. Напротив - оно давным-давно ритуа¬лизовано и превратилось в 
неотъемлемый инстинктивный атрибут данного ви¬да. Все, что мы узнали в 5-й 
главе о процессе ритуализации, служит преж¬де всего пониманию факта, что из 
переориентированного действия может возникнуть жесткий ритуал, а вместе с ним и 
автономная потребность, са¬мостоятельный мотив поступков.
В далекой древности, ориентировочно в конце мелового периода (миллион лет 
туда-сюда здесь никакой роли не играет!), однажды, должна была прои¬зойти в 
точности такая же история, как с индейскими вождями и трубкой в 5-й главе, 
иначе никакой ритуал не мог бы возникнуть. Ведь один из двух великих 
конструкторов эволюции - Отбор, - чтобы иметь возможность вме¬шаться, всегда 
нуждается в какой-то случайно возникшей точке опоры, и эту опору предоставляет 
ему его слепой, но прилежный коллега - Изменчи¬вость. 
Как многие телесные признаки или инстинктивные действия, так и ритуа¬лизованные 
церемонии в процессе индивидуального развития животного, в онтогенезе, проходят,
 в общих чертах, тот же путь, какой они прошли в ходе эволюционного становления.
 Строго говоря, в онтогенезе повторяется не весь ряд древних форм, а только ряд 
данного онтогенеза - как справед¬ливо отметил уже Карл-Эрнст фон Байер, - но 
для наших целей достаточно и более упрощенное представление. Итак, ритуал, 
возникший из переориента¬ции нападения, в своем первом проявлении значительно 
больше похож на не¬ритуализованный образец, нежели впоследствии, в своем 
окончательном раз¬витии. Поэтому у самца цихлиды, только вступающего в брачную 
жизнь, мож¬но отчетливо увидеть - особенно если интенсивность всей реакции не 
слиш¬ком велика, - что он, пожалуй, весьма охотно нанес бы своей юной супруге 
сильный удар, но в самый последний момент какое-то другое побуждение ме¬шает 
ему, и тогда он предпочитает разрядить свою ярость на соседа. В полностью 
развитой церемонии "символ" отошел от символизируемого значи¬тельно дальше, так 
что ее происхождение маскируется не только "теат¬ральностью" всего действия, но 
и тем обстоятельством, что оно с очевид¬ностью выполняется ради него самого. 
При этом функция и символика цере¬монии гораздо заметнее, нежели ее 
происхождение. Необходим тщательный анализ, чтобы разобраться в том, сколько же 
от первоначальных конфликт¬ных побуждений еще содержится в церемонии в данном 
конкретном случае. Когда мы с моим другом Альфредом Зейтцем четверть века назад 
впервые разглядели описанный здесь ритуал, то функции церемоний "смены" и 
"при¬ветствия" у цихлид стали нам совершенно ясны очень скоро; но еще долго мы 
не могли распознать их эволюционного происхождения.
Что нам, правда, сразу же бросилось в глаза - на первом же, в то вре¬мя 
изученном лучше других виде африканских рыбок-самоцветов - это большое сходство 
жестов угрозы и "приветствия". Мы быстро научились раз¬личать их и правильно 
предсказывать, поведет ли данное действие к схват¬ке или к образованию пары; но,
 к досаде своей, долго не могли обнару¬жить, какие же именно признаки служили
нам основой для этого. Только когда мы внимательно проанализировали постепенные 
переходы, путем которых самец меняет серьезные угрозы невес¬те на церемонию 
приветствия, - нам стала ясна разница: при угрозе рыбка затормаживает до полной 
остановки прямо перед той, которой угрожает, особенно если она настолько 
возбуждена, что обходится даже без удара хвостом, не говоря уж о развернутом 
боке. При церемонии приветствия или смены, напротив, она целит не в партнера, а 
подчеркнуто плывет мимо него и при этом, проплывая мимо, адресует ему угрозу 
развернутым боком и удар хвостом. Направление, в котором самец предлагает свою 
церемонию, тоже подчеркнуто отличается от того, в каком начиналось бы движение 
атаки.
Если же перед церемонией он неподвижно стоял в воде неподалеку от супруги, то 
он всеща начинает решительно плыть вперед до того как выпол¬няет угрозу 
развернутым боком и бьет хвостом. Таким образом очень отчет¬ливо, почти 
непосредственно "символизируется", что супруга как раз не является объектом его 
нападения, что этот объект надо искать где-то дальше, в том направлении, куда 
он п