¬ханизмы образования стаи.
Если стадные животные хотя бы в малейшей степени вооружены - как, скажем, галки,
 мелкие жвачные или маленькие обезьяны, - то легко понять, что для них единство 
- это сила. Отражение хищника или защита схваченно¬го им члена стаи даже не 
обязательно должны быть успешными, чтобы иметь видосохраняющую ценность. Если 
социальная защитная реакция галок и не приводит к спасению галки, попавшей в 
когти ястреба, а лишь докучает ястребу настолько, что он начинает охотиться на 
галок чуть-чуть менее охотно, чем, скажем, на сорок, - этого уже достаточно, 
чтобы защита то¬варища приобрела весьма существенную роль. То же относится к 
"запугива¬нию", с которым преследует хищника самец косули, или к яростным 
воплям, с какими преследуют тигра или леопарда многие обезьянки, прыгая по 
кро¬нам деревьев на безопасной высоте и стараясь подействовать тому на нер¬вы.
Из таких же начал путем вполне понятных постепенных переходов разви¬лись 
тяжеловооруженные боевые порядки буйволов, павианов и других мирных героев, 
перед оборонной мощью которых пасуют и самые страшные хищники. 
Но какие преимущества приносит тесная сплоченность стаи безоружным - сельди и 
прочей косяковой рыбешке, мелким птахам, полчищами совершающим свои перелеты, и 
многим-многим другим? У меня есть только один предполо¬жительный ответ, и я 
высказываю его с сомнением, так как мне самому трудно поверить, что 
одна-единственная, маленькая, но широко распростра¬ненная слабость хищников 
имеет столь далеко идущие последствия в поведе¬нии животных, служащих им 
добычей. Эта слабость состоит в том, что очень многие, а может быть даже и все 
хищники, охотящиеся на одиночную жертву, неспособны сконцентрироваться на одной 
цели, если в то же время множест¬во других, равноценных, мельтешат в их поле 
зрения. Попробуйте сами вы¬тащить одну птицу из клетки, в которой их много. 
Даже если вам вовсе не нужна какая-то определенная птица, а просто нужно 
освободить клетку, вы с изумлением обнаружите, что необходимо твердо 
сконцентрироваться именно на какой-то определенной, чтобы вообще поймать хоть 
одну. Кроме того, вы поймете, насколько трудно сохранять эту нацеленность на 
определенный объект и не позволить себе отвлекаться на другие, которые кажутся 
более доступными. Другую птицу, которая вроде бы лезет под руку, почти никогда 
схватить не удается, потому что вы не следили за ее движениями в преды¬дущие 
секунды и не можете предвидеть, что она сделает в следующий мо¬мент. И еще - 
как это ни поразительно - вы часто будете хватать по про¬межуточному 
направлению, между двумя одинаково привлекательными.
Очевидно, как раз тоже самое происходит и с хищниками, когда им од¬новременно 
предлагается множество целей. На золотых рыбках эксперимен¬тально установлено, 
что они, парадоксальным образом, хватают меньшее ко¬личество водяных блох, если 
их предлагается слишком много сразу. Точно так же ведут себя ракеты с радарным 
наведением на самолет: они пролетают по равнодействующей между двумя целями, 
если те расположены близко друг к другу и симметрично по отношению к 
первоначальной траектории. Хищная рыба, как и ракета, лишена способности 
проигнорировать одну цель, чтобы сконцентрироваться на другой. Так что причина, 
по которой сельди стяги¬ваются в плотный косяк, вполне вероятно, та же, что и у 
реактивных ист¬ребителей, которые мы видим в небе летящими плотно сомкнутым 
строем, что отнюдь не безопасно даже при самом высоком классе пилотов.
Человеку, не вникавшему в эти проблемы, такое объяснение может пока¬заться 
притянутым за уши, однако за его правильность говорят весьма вес¬кие аргументы. 
Насколько я знаю, не существует ни одного единственного вида, живущего в тесном 
стайном объединении, у которого отдельные живот¬ные в стае, будучи взволнованны 
- например, заподозрив присутствие хищ¬ного врага, - не стремились бы стянуться 
плотнее. Как раз у самых ма¬леньких и самых беззащитных животных это заметно 
наиболее отчетливо, так что у многих рыб это делают только мальки, а взрослые - 
уже нет. Некото¬рые рыбы в случае опасности собираются в такую плотную массу, 
что она выглядит как одна громадная рыбина; а поскольку многие довольно глупые 
хищники, например барракуда, очень боятся подавиться, напав на слишком крупную 
добычу, - это может играть своеобразную защитную роль.
Еще один очень сильный довод в пользу правильности моего объяснения вытекает из 
того, что, очевидно, ни один крупный профессиональный хищник не нападает на 
жертву внутри плотного стада. Не только крупные млекопи¬тающие хищники, как лев 
и тигр, задумываются об обороноспособности их добычи, прежде чем прыгнуть на 
буйвола в стаде. Мелкие хищники, охотящи¬еся на беззащитную дичь, тоже почти 
всегда стараются отбить от стаи ко¬го-то одного, прежде чем соберутся всерьез 
на него напасть. Сапсан и чеглок имеют даже специальный охотничий прием, 
который служит исключи¬тельно этой цели и никакой другой. В. Бээбе наблюдал то 
же самое у рыб в открытом море. Он видел, как крупная макрель следует за 
косяком мальков рыбы-ежа и терпеливо ждет, пока какая-нибудь-одна рыбка не 
отделится на¬конец от плотного строя, чтобы самой схватить какую-то мелкую 
добычу.
Такая попытка неизменно заканчивалась гибелью маленькой рыбки в же¬лудке 
большой.
Перелетные стаи скворцов, очевидно, используют затруднения хищника с выбором 
цели для того, чтобы специальной воспитательной мерой внушать ему 
дополнительное отвращение к охоте на скворцов. Если стая этих птиц замечает в 
воздухе ястреба-перепелятника или чеглока, то она стягивается настолько плотно, 
что кажется - птицы уже не в состоянии работать крыльями. Однако таким строем 
скворцы не уходят от хищника, а спешат ему навстречу и в конце концов обтекают 
его со всех сторон, как амеба обте¬кает питательную частицу, пропуская ее 
внутрь себя в маленьком пустом объеме, в "вакуоли". Некоторые наблюдатели 
предполагали, что в результа¬те такого маневра у хищной птицы забирается воздух 
из-под крыльев, так что она не может не только нападать, но и вообще летать. 
Это, конечно, бессмыслица; но такое переживание наверняка б