то 
замечательный танец зигзага, который половозрелые сам¬цы, имеющие свой участок,
1 1 1 
исполняют перед каждой проплывающей мимо самкой, и который поэтому до тех пор 
считался просто "ухаживанием", - от случая к случаю выглядит со¬вершенно 
по-разному. Оказалось, что иногда сильнее подчеркнут "зиг" в сторону самки, а 
иногда "заг" прочь от нее. Если это последнее движение очень явственно, то 
становится очевидным, что "заг" направлен в сторону гнезда. В одном из 
предельных случаев самец при виде плывущей мимо самки быстро подплывает к ней, 
тормозит, разворачивается - особенно если самка тотчас поставит ему свое 
распухшее брюшко - и плывет назад к входу в гнездо, которое затем показывает 
самке посредством определенной церемо¬нии (ложась плоско на бок). В другом 
предельном случае, особенно частом если самка еще не совсем готова к нересту, 
за первым "зигом" вообще не следует никакого "зага", а вместо того - нападение 
на самку.
Из этих наблюдений ван Йерсель правильно заключил, что "зиг" в сторо¬ну самки 
мотивируется агрессивным инстинктом, а "заг" в сторону гнезда - сексуальным; и 
ему удалось экспериментально доказать правильность этого заключения. Он изобрел 
методы, с помощью которых мог точно измерять силу агрессивного и сексуального 
инстинктов у каждого данного самца. Самцу предлагались макеты соперника 
стандартизованных размеров и регистрирова¬лась интенсивность и 
продолжительность боевой реакции.
Сексуальный инстинкт измерялся с помощью макетов самки, которые вне¬запно 
убирались через определенное время.
В этих случаях самец "разряжает" внезапно заблокированный сексуальный инстинкт, 
совершая действия ухаживания за потомством, т.е. обмахивая плавниками как бы 
икру или мальков в гнезде; и продолжительность этого "заменяющего обмахивания" 
дает надежную меру сексуальной мотивации. Ван Йерсель научился предсказывать по 
результатам таких измерений, как будет выглядеть танец зигзага у данного самца, 
- и наоборот, по наблюдаемой форме танца заранее оценивать соотношения обоих 
инстинктов и результаты будущих измерений.
Но кроме обоих главных побуждений, определяющих движения самца колюш¬ки в общих 
чертах, - на них оказывает влияние еще какое-то третье, хоть и более слабое. 
Это знаток ритуализованного поведения заподозрит сразу же, увидев ритмическую 
правильность смены "зигов" и "загов". Попеременное преобла¬дание одного из двух 
противоречивых побуждений вряд ли может привести к столь регулярной смене 
направлений, если здесь не вступает в игру новая, ритуализованная координация. 
Без нее короткие рывки в разных направлени¬ях следуют друг за другом с типичной 
случайностью, как это бывает у лю¬дей в состоянии крайней растерянности. 
Ритуализованное движение, напро¬тив, всегда имеет тенденцию к ритмическому 
повторению в точности одина¬ковых элементов. Мы говорили об этом в связи с 
действенностью сигнала.
Подозрение, что здесь замешана ритуализация, превращается в уверен¬ность, когда 
мы видим, как танцующий самец при своих "загах" временами, кажется, совершенно 
забывает, что они сексуально мотивированы и должны указывать точно на гнездо. 
Вместо этого он рисует вокруг самки очень красивый и правильный зубчатый венец, 
в котором каждый "зиг" направлен точно в сторону самки, а каждый "заг" - точно 
от нее. Как ни очевидна относительная слабость новой координации движений, 
стремящейся превра¬тить "зиги" и "заги" в ритмический "зигзаг", - она может, 
однако, решаю¬щим образом определить регулярность последовательных проявлений 
обеих главных мотиваций.
Вторая важная функция, которую ритуализованная координация может, очевидно, 
выполнять, даже будучи очень слабой в других отношениях, - это изменение 
направления неритуализованных движений, лежавших в основе ри¬туала и 
происходивших из других побуждений. Примеры этого мы уже видели при обсуждении 
классического образца ритуала, а именно - при натравлива¬нии селезня уткой. 
7. ПОВЕДЕНЧЕСКИЕ АНАЛОГИИ МОРАЛИ 
Не убий.
Пятая заповедь 
В 5-й главе, где речь шла о процессе ритуализации, я старался пока¬зать, как 
этот процесс, причины которого все еще весьма загадочны, соз¬дает совершенно 
новые инстинкты, диктующие организму свои собственные "Ты должен..." так же 
категорично, как и любой из, казалось бы, единов¬ластных "больших" инстинктов 
голода, страха или любви. В предыдущей 6-й главе я пытался решить еще более 
трудную задачу: коротко и доступно по¬казать, как происходит взаимодействие 
между различными автономными инс¬тинктами, каким общим правилам подчиняются эти 
взаимодействия, и какими способами можно - несмотря на все сложности - получить 
некоторое предс¬тавление о структуре взаимодействий в таком поведении, которое 
определя¬ется несколькими соперничающими побуждениями.
Я тешу себя надеждой, быть может обманчивой, что решить предыдущие задачи мне 
удалось, и что я могу не только обобщить сказанное в двух последних главах, но 
и применить полученные в них результаты к вопросу, которым мы займемся теперь: 
каким образом ритуал выполняет поистине не¬выполнимую задачу - удерживает 
внутривидовую агрессию от всех проявле¬ний, которые могли бы серьезно повредить 
сохранению вида, но при этом не выключает ее функций, необходимых для 
сохранения вида! Часть предыдущей фразы, выделенная курсивом, уже отвечает на 
вопрос, - он кажется очевид¬ным, но вытекает из совершеннейшего непонимания 
сущности агрессии, - по¬чему у тех животных, для которых тесная совместная 
жизнь является преи¬муществом, агрессия попросту не запрещена? Именно потому, 
что ее функ¬ции, рассмотренные нами в 3-й главе, необходимы!
Решение проблем, возникающих таким образом перед обоими конструктора¬ми 
эволюции, достигается всегда одним и тем же способом. Полезный, необ¬ходимый 
инстинкт - вообще остается неизменным; но для особых случаев, где его 
проявление было бы в