о 
высказал детский психиатр Рене Шпиц. Он наблю¬дал, что у грудных детей, 
получавших молоко в бутылочках, из которых оно слишком легко высасывалось, 
после полного насыщения и отказа от этих бу¬тылочек оставался нерастраченный 
запас сосательных движений; им приходи¬лось отрабатывать его на какомнибудь 
замещающем объекте. Очень похоже обстоит дело с едой и добыванием пищи у гусей, 
когда их держат в пруду, где нет такого корма, который можно было бы доставать 
со дна. Если кор¬мить гусей только на берегу, то рано или поздно можно будет 
увидеть, что они ныряют "вхолостую". Если же кормить их на берегу каким-нибудь 
зерном до полного насыщения - пока не перестанут есть, - а затем бросить то же 
зерно в воду, птицы тотчас же начнут нырять и поедать поднятую из воды пищу. 
Здесь можно сказать, что они "едят, чтобы нырять". Можно провести и обратный 
эксперимент: долгое время давать гусям корм только на пре¬дельной доступной им 
глубине, чтобы им приходилось доставать его, ныряя, с большим трудом. Если 
кормить их таким образом до тех пор, пока они не перестанут есть, а затем дать 
им ту же пищу на берегу - они съедят еще порядочное количество, и тем самым 
докажут, что и перед тем они "ныряли, чтобы есть".
В результате, совершенно невозможно какое-либо обобщенное утверждение по поводу 
того, какая из двух спонтанных мотивирующих инстанций побужда¬ет другую или 
доминирует над нею.
До сих пор мы говорили о взаимодействии лишь таких частичных побужде¬ний, 
которые вместе выполняют какую-то общую функцию, в нашем примере - питание 
организма. Несколько иначе складываются отношения между источни¬ками побуждений,
 которые выполняют разные функции и потому принадлежат к системам разных 
инстинктов. В этом случае правилом является не взаимное усиление или поддержка, 
а как бы соперничество: каждое из побуждений "хочет оказаться правым". Как 
впервые показал Эрих фон Хольст, уже на уровне мельчайших мышечных сокращений 
несколько стимулирующих элементов могут не только соперничать друг с другом, но 
- что важнее - за счет за¬кономерного взаимного влияния могут создавать 
разумный компромисс. Такое влияние состоит - в самых общих чертах - в том, что 
каждый их двух эндо¬генных ритмов стремится навязать другому свою собственную 
частоту и удерживать его в постоянном фазовом сдвиге. То, что все нервные 
клетки, иннервирующие волокна какойлибо мышцы, всегда рациональным образом 
выст¬реливают свои импульсы в один и тот же момент, - это результат такого 
взаимного влияния. Если оно нарушается, то начинаются фибриллярные мы¬шечные 
спазмы, какие часто можно наблюдать при крайнем нервном утомле¬нии. На более 
высоком уровне интеграции при движении конечности - напри¬мер, рыбьего плавника 
- те же процессы приводят к рациональному взаимо¬действию мьшц - антагонистов", 
которые попеременно двигают соответствую¬щие части тела в противоположных 
направлениях. Каждое ритмичное цикли¬ческое движение плавника, ноги или крыла, 
какие мы встречаем при любом движении животных, - это работа "антагонистов"; не 
только мышц, но и возбуждающих нервных центров. Эти движения всегда являются 
следствиями "конфликтов" между независимыми и соперничающими источниками 
импульсов, энергии которых упорядочиваются и направляются к общему благу 
закономер¬ностями "относительной координации", как назвал фон Хольст процесс 
вза¬имного влияния, о котором идет речь.
Итак, не "война - всему начало", а, скорее, такой конфликт между не¬зависимыми 
друг от друга источниками импульсов, который создает внутри целостной структуры 
напряжения, работающие буквально как напряженная ар¬матура, придавая целому 
прочность и устойчивость. Это относится не только к такой простой функции, как 
движение плавника, на которой фон Хольст открыл закономерности относительной 
координации; испытанные пар¬ламентские правила вынуждают великое множество 
источников всевозможных побуждений присоединять свои голоса к гармонии, 
служащей общему благу.
В качестве простого примера нам могут здесь послужить движения лице¬вой 
мускулатуры, которые можно наблюдать у собаки в конфликте между по¬буждениями 
нападения и бегства. Эта мимика, которую принято называть уг¬рожающей, вообще 
появляется лишь в том случае, если тенденция к нападе¬нию тормозится страхом, 
хотя бы малейшим.
Если страха нет, то собака кусает безо всякой угрозы, с такой же спо¬койной 
физиономией, какая изображена в левом верхнем углу иллюстрации; она выдает лишь 
небольшое напряжение, примерно такое же, с каким собака смотрит на только что 
принесенную миску с едой. Если читатель хорошо знает собак, он может попытаться 
самостоятельно проинтерпретировать вы¬ражения собачьей морды, изображенные на 
иллюстрации, прежде чем читать дальше. Попробуйте представить себе ситуацию, в 
которой ваша собака состроит такую мину. А потом - второе упражнение - 
попытайтесь предска¬зать, что она станет делать дальше. 
Для некоторых картинок я приведу решение сам. Я предположил бы, что пес в 
середине верхнего ряда противостоит примерно равному сопернику, которого 
всерьез уважает, но не слишком боится; тот, как и он сам, вряд ли отважится 
напасть. В отношении их последующего поведения я бы сказал, что они оба с 
минуту останутся в той же позе, затем медленно разойдутся, "сохраняя лицо", и 
наконец, на некотором расстоянии друг от друга, од¬новременно задерут заднюю 
лапу. Пес вверху справа тоже не боится, но злее; встреча может протекать, как 
описано выше, но может внезапно и шумно перейти в серьезную драку, особенно 
если второй проявит хоть ка¬кую-то неуверенность. Вдумчивый читатель - а таков, 
вероятно, каждый, кто дочитал книгу до этого места, - давно уже заметил, что 
собачьи порт¬реты размещены на иллюстрации в определенном порядке: агрессия 
растет слева направо, а страх - сверху вниз.
Истолкование поведения и его предсказание легче всего в крайних слу¬чаях; и 
конечно же, выражение, изображенное в правом нижнем углу, совер¬шенно 
однозначно. Такая ярость и такой страх могут одновременно возник¬нуть в 
одном-единственном случае: собака противостоит ненавистному