сти себя спонтанно: каждый раз, когда он мед¬ленно 
собирается выстрелить свой возбуждающий импульс, он получает тол¬чок от своего 
"начальника" и стреляет чуть раньше, чем сделал бы это, будучи предоставлен сам 
себе. Таким образом "начальник" навязывает "под¬чиненному" свой собственный 
рабочий ритм. Теперь проделаем классический эксперимент Станниуса и прервем 
связь между узлами, перерезав пучок, проводящий возбуждение; таким образом мы 
освобождаем предсердно-желудоч¬ковый узел от тирании синусного, и при этом 
первый из них делает то, что часто делают в таких случаях подчиненные, - 
перестает работать и ждет команды. Иными словами, сердце на какой-то момент 
замирает; это издавна называют "пред-автоматической паузой". После короткого 
отдыха предсерд¬но-желудочковый узел вдруг "замечает", что он, собственно 
говоря, и сам прекрасно может выработать нужный стимул и через некоторое время 
послать его в сердечную мышцу. Раньше до этого никогда не доходило, потому что 
он всегда получал сзади толчок на какую-то долю секунды раньше.
В таких же отношениях, как предсердно-желудочковый узел с синусным, находится 
большинство инстинктивных действий с различными источниками мотиваций высших 
порядков. Здесь ситуация осложняется тем, что, во-пер¬вых, очень часто, как в 
случае с инструментальными реакциями, один слуга может иметь множество хозяев, 
а во-вторых - эти хозяева могут быть самой разной природы. Это могут быть 
органы, автоматически и ритмично произво¬дящие возбуждение, как синусный узел; 
могут быть рецепторы, внутренние и внешние, принимающие и передающие дальше - в 
форме импульсов - внешние и внутренние раздражения, к которым относятся и 
потребности тканей, как голод, жажда или недостаток кислорода. Это, наконец, 
могут быть и железы внутренней секреции, гормоны которых стимулируют совершенно 
определенные нервные процессы. (Слово "гормон" происходит от греческого орм&ш, 
"по¬буждаю".) Однако такая деятельность, руководимая некоей высшей инстанци¬ей, 
никогда не носит характер чистого "рефлекса", т.е. вся система инс¬тинктивных 
действий ведет себя не как машина, которая - если не нужна - сколь угодно долго 
стоит без дела и "ждет", когда кто-нибудь нажмет на кнопку. Она, скорее, похожа 
на лошадь: ей нужны поводья и шпоры, чтобы подчиняться хозяину, но ее 
необходимо погонять ежедневно, чтобы избежать проявлений избыточной энергии, 
которые при определенных обстоятельствах могут стать поистине опасными, как, 
например, в случае инстинкта внутри¬видовой агрессии, интересующем нас прежде 
всего.
Как уже упоминалось, количество спонтанно возникающих инстинктивных действий 
всегда приблизительно соответствует ожидаемой потребности. Иногда было бы 
целесообразно рассчитать его более экономным образом, как, например, в случае с 
предсердно-желудочковым узлом, если он произ¬водит больше импульсов, чем 
"закупает" у него синусный узел; при этом у людей с неврозами возникает 
печально известная экстрасистола, т.е. из¬лишнее сокращение желудочка, резко 
нарушающее нормальный сердечный ритм. В других случаях постоянное 
перепроизводство может быть безвредно и даже полезно. Если, скажем, собака 
бегает больше, чем ей необходимо для поис¬ка пищи, или лошадь безо всяких 
внешних причин встает на дыбы, скачет и лягается (движения бегства и защиты от 
хищников) - это лишь здоровая тренировка и, следовательно, подготовка "на 
крайний случай".
Самое обильное "перепроизводство" инструментальных действий должно проявляться 
там, тае наименее предсказуемо, какое их количество потребу¬ется в каждом 
отдельном случае для выполнения видосохраняющей функции всей совокупности этих 
действий. Иногда охотящаяся кошка может быть вы¬нуждена прождать у мышиной 
норки несколько часов, а в другой раз ей не придется ни ждать, ни 
подкрадываться - удастся в резком прыжке схватить мышь, случайно пробегающую 
мимо. Однако - как нетрудно себе представить и как можно убедиться, наблюдая 
кошек в естественной обстановке, - в среднем кошке приходится очень долго и 
терпеливо ждать и подкрадываться, прежде чем она получит возможность выполнить 
заключительное действие: убить и съесть свою добычу. При наблюдении такой 
последовательности действий легко напрашивается неверная аналогия с 
целенаправленным пове¬дением человека, и мы невольно склоняемся к предположению,
 что кошка вы¬полняет свои охотничьи действия только "насыщения ради".
Можно экспериментально доказать, что это не так. Лейхаузен давал 
кош¬ке-охотнице одну мышь за другой и наблюдал, в какой последовательности 
выпадали отдельные действия поимки и поедания добычи. Прежде всего кошка 
перестала есть, но убила еще несколько мышей и бросила их.
Затем ей расхотелось убивать, но она продолжала скрадывать мышей и ловить их. 
Еще позже, когда истощились и действия ловли, подопытная кош¬ка еще не 
перестала выслеживать мышей и подкрадываться к ним, причем ин¬тересно, что она 
всегда выбирала тех, которые бегали на возможно большем удалении от нее, в 
противоположном углу комнаты, и не обращала внимания на тех, что ползали у нее 
под самым носом.
В этом исследовании легко подсчитать, сколько раз производится каждое из 
упомянутых частичных действий, пока не исчерпается. Полученные числа находятся 
в очевидной связи со средней нормальной потребностью. Само со¬бой разумеется, 
что кошке приходится очень часто ждать в засаде и подк¬радываться, прежде чем 
она вообще сможет подобраться к своей добыче нас¬только, что попытка поймать ее 
будет иметь хоть какой-то шанс на успех. Лишь после многих таких попыток добыча 
попадает в когти, и ее можно заг¬рызть, но это тоже не всегда получается с 
первого раза, так что должно быть предусмотрено несколько смертельных укусов на 
каждую мышь, которую предстоит съесть.
Таким образом, производится ли какое-то из частичных действий только по его 
собственному побуждению или по какому-либо еще - и по какому именно, - в 
сложном поведении подобного рода зависит от внешних условий, определяющих 
"спрос" на каждое отдельное действие. Насколько я знаю, впервые эту мысль чет