ей основы - нерушимых, превратившихся в обряды 
обычаев, нарушение которых вызывает у них тот самый уничтожающий страх, что 
охватил мою маленькую Мартину на пятой ступеньке нашей лестницы в холле. 
6. ВЕЛИКИЙ ПАРЛАМЕНТ ИНСТИНКТОВ
Как все в единство сплетено,
Одно в другом воплощено!
Гете 
Как мы видели в предыдущей главе, эволюционный процесс ритуализации всегда 
создает новый, автономный инстинкт, который вторгается в общую систему всех 
остальных инстинктивных побуждений в качестве независимой силы. Его действие, 
которое, как мы знаем, первоначально всегда состоит в передаче сообщения - в 
"коммуникации", - может блокировать пагубные последствия агрессии уже тем, что 
делает возможным взаимопонимание соро¬дичей. Не только у людей ссоры часто 
возникают из-за того, что один оши¬бочно полагает, будто другой хочет причинить 
ему зло. Уже в этом состоит чрезвычайная важность ритуала для нашей темы. Но 
кроме того - как это станет еще яснее на примере триумфального крика гусей, - 
новый инстинкт в качестве самостоятельного побуждения может приобрести такую 
мощь, что оказывается в состоянии успешно выступать против агрессии в Великом 
Пар¬ламенте Инстинктов. Чтобы объяснить, как действует ритуал, блокируя 
аг¬рессию, но не ослабляя ее по существу и не мешая ей способствовать 
сох¬ранению вида - о чем мы говорили в третьей главе, - необходимо сказать 
кое-что о системе взаимодействий инстинктов вообще. Эта система напоми¬нает 
парламент тем, что представляет собой более или менее целостную систему 
взаимодействий между множеством независимых переменных, а также и тем, что ее 
истинно демократическая процедура произошла из историчес¬кого опыта - и хотя не 
всегда приводит к полной гармонии, но создает, по крайней мере, терпимые 
компромиссы между различными интересами.
Что же такое "отдельный" инстинкт? К названиям, которые часто упот¬ребляются и 
в обыденной речи для обозначения различных инстинктивных по¬буждений, прилипло 
вредное наследие "финалистического" мышления.
Финалист - в худом значении этого слова - это человек, который путает вопрос 
"почему?" с вопросом "зачем? ", и в результате полагает, будто, указав значение 
какой-либо функции для сохранения вида, он уже решил проблему ее причинного 
возникновения. Легко и заманчиво постулировать наличие особого побуждения, или 
инстинкта, для любой функции, которую легко определить и важность которой для 
сохранения вида совершенно ясна, как, скажем, питание, размножение или бегство. 
Как привычен оборот "инс¬тинкт размножения"! Только не надо себя уговаривать - 
как, к сожалению, делают многие исследователи, - будто эти слова объясняют 
соответствующее явление. Понятия, соответствующие таким определениям, ничуть не 
лучше понятий "флогистона" или "боязни пустоты" ("horior vacui"), которые лишь 
называют явления, но "лживо притворяются, будто содержат их объяснение", как 
сурово сказал Джон Дьюи. Поскольку мы в этой книге стремимся найти причинные 
объяснения нарушениям функции одного из инстинктов - инстинкта агрессии, - мы 
не можем ограничиться желанием выяснить лишь "зачем" ну¬жен этот инстинкт, как 
это было в третьей главе.
Нам необходимо понять его нормальные причины, чтобы разобраться в причинах его 
нарушений и, по возможности, научиться устранять эти нару¬шения.
Активность организма, которую можно назвать по ее функции - питание, 
размножение или даже самосохранение, - конечно же, никогда не бывает 
ре¬зультатом лишь одной-единственной причины или одного-единственного 
по¬буждения. Поэтому ценность таких понятий, как "инстинкт размножения" или 
"инстинкт самосохранения", столь же ничтожна, сколько ничтожна была бы ценность 
понятия некоей особой "автомобильной силы", которое я мог бы с таким же правом 
ввести для объяснения того факта, что моя старая добрая машина все еще ездит. 
Но кто платит за ремонты, в результате которых это возможно, - тому и в голову 
не придет поверить в эту мистическую силу:
тут дело в ремонтах! Кто знаком с патологическими нарушениями врож¬денных 
механизмов поведения - эти механизмы мы и называем инстинктами, - тот никогда 
не подумает, будто животными, и даже людьми, руководят ка¬кие-то направляющие 
факторы, которые постижимы лишь с точки зрения ко¬нечного результата, а 
причинному объяснению не поддаются и не нуждаются в нем.
Поведение, единое с точки зрения функции - например, питание или размножение, - 
всегда бывает обусловлено очень сложным взаимодействием очень многих 
физиологических причин. Изменчивость и Отбор, конструкторы эволюции, это 
взаимодействие "изобрели" и основательно испытали его. Иногда все 
физиологические причины в нем способны взаимно уравновеши¬ваться; иногда одна 
из них влияет на другую в большей мере, нежели под¬вержена обратному влиянию с 
ее стороны; некоторые из них сравнительно независимы от общей системы 
взаимодействий и влияют на нее сильнее, не¬жели она на них. Хорошим примером 
таких элементов, относительно незави¬симых от целого, являются кости скелета.
В сфере поведения наследственные координации, или инстинктивные действия, 
являются элементами, явно независимыми от целого. Будучи столь же неизменными 
по форме, как крепчайшие кости скелета, каждое из них имеет свою особенную 
власть над всем организмом. Каждое - как мы уже знаем - энергично требует слова,
 если ему пришлось долго молчать, и вы¬нуждает животное или человека активно 
искать такую ситуацию, которая стимулирует и заставляет произвести именно это 
инстинктивное действие, а не какое-либо иное. Поэтому было бы большой ошибкой 
полагать, будто вся¬кое инстинктивное действие, видосохраняющая функция 
которого служит, например, добыванию пищи, непременно должно быть обусловлено 
голодом. Мы знаем по своим собакам, что они с величайшим азартом вынюхивают, 
рыщут, гоняют, хватают и рвут, когда вовсе не голодны; каждому любителю собак 
и