ей обещать, как скоро наступит улучшение. Во время следующего сеанса я 
действовала очень энергично. Я заявила ей, что она нарушила договор. Я думала, 
что она рассказывала мне эти грязные вещи для того, чтобы избавиться от них, но 
теперь я вижу, что это вовсе не так. Она охотно рассказывала все это в своем 
домашнем кругу, потому что это доставляло ей удовольствие. Я ничего не имею 
против этого, но только я не понимаю, зачем я ей нужна тогда. Мы можем 
прекратить сеансы, и она будет иметь возможность тогда получать удовольствие. 
Но если она остается при своем первоначальном намерении, то она должна говорить 
об этих вещах только со мной и больше ни с кем; чем больше она будет 
воздерживаться от этого дома, тем больше она будет вспоминать во время сеанса, 
тем больше я буду узнавать о ней, тем скорее я смогу освободить ее. Теперь она 
должна принять то или иное решение. После этого она очень побледнела, 
задумалась, посмотрела на меня и сказала с тем же серьезным согласием, как и 
при первом аналитическом уговоре: "Если ты говоришь, что
       72
      А. Фрейд
      это так, то я больше не буду говорить об этом". Таким образом была 
восстановлена ее невротическая добросовестность. С этих пор ее домашние не 
слыхали от нее больше ни одного слова о таки)? вещах. Она опять преобразилась: 
из избалованного, перверзного ребенка она опять превратилась в заторможенного, 
вялого ребенка. Такое же превращение повторялось у этой самой пациентки еще 
несколько раз во время ее лечения. Когда она впадала после освобождения с 
помощью анализа от своего очень тяжелого невроза навязчивости в другую 
крайность, в "испорченность" или в перверзию, то у меня не было другого выхода, 
кроме как вновь воссоздать невроз U И и восстановить в правах исчезнувшего уже 
черта ; разумеется, я делала это всякий раз в меньшем масштабе и с большей 
осторожностью и мягкостью, чем это делалось при прежнем воспитании, пока я, 
наконец, не добилась того, что ребенок мог придерживаться середины между этими 
двумя крайностями. Я не остановилась бы так подробно на этом примере, если бы 
все вышеописанные соотношения при детском анализе не были так ясно выражены в 
нем: слабость детского Я идеала, зависимость его требований, а следовательно, и 
невроза от внешнего мира, его неспособность сдержать без посторонней помощи 
освобожденные побуждения и вытекающая из этого необходимость для аналитика 
обладать авторитетом в воспитательном отношении 1). Следовательно, аналитик 
объединяет в своем лице две трудных и собственно противоречащих друг другу 
задачи: он должен анализировать и воспитывать, т.е. он должен в одно и то же 
время позволять и запрещать, разрывать и вновь связывать. Если это ему не 
удается, то анализ становится для ребенка индульгенцией, позволяющей ему делать 
все, что считается в обществе недозволенным. Если же разрешение этих задач 
удается аналитику, то он коррегирует неудачное воспитание и анормальное 
развитие и дает возможность ребенку или тем, кто решает судьбу ребенка, 
исправить сделанные ошибки. Вы знаете, что в конце анализа со взрослыми людьми 
мы не вынуждаем пациента стать здоровым. Он сам реша-
      // Эта авторитетность дает аналитику, работающему с детьми, возможность 
применять "активную терапию" по Ференчи, подавлять отдельные симптомы, что 
влечет за собой запруду либидо и доставляет, таки х образом, обильный материал 
для анализа
      Лекция 4. Псчхоана тзз в детском возрасте и воспитание 73 ет, что ему 
сделать с новой предоставленной ему возможностью. От него зависит, захочет ли 
он еще раз проделать путь, приведший его к неврозу, позволит ли ему развитие 
его Я пойти противоположным путем широкого удовлетворения своих влечений или же 
ему удастся найти средний путь между этими двумя, осуществить истинный анализ 
живущих в нем сил. Точно также мы не можем заставить родителей нашей маленький 
пациентки обращаться более благоразумно с выздоровевшим ребенком. Детский 
анализ не защищает ребенка от вреда, который может быть ему причинен в будущем. 
Он оперирует, главным образом, с прошлым: конечно, он создает, таким образом, 
лучшую, расчищенную почву для будущего развития. Я полагаю, что из 
вышеизложенных соотношений для вас явствует важное указание относительно 
показаний к детскому анализу. Показание это диктуется не только оп-ределеннъш 
заболеванием ребенка. Детский анализ распространяется прежде всего на среду 
психоаналитиков, он должен ограничиться пока детьми аналитиков, анализируемых и 
родителей, которые относятся к анализу с определенным доверием и уважением. 
Только в такой среде можно будет без резкой грани перевести аналитическое 
воспитание, имеющее место во время лечения, в домашнее воспитание. Там, где 
анализ ребенка не может органически срастись с его другой жизнью, а входит в 
его другие отношения как инородное тело и нарушает их, там анализ породит у 
ребенка еще больший конфликт по сравнению с теми, от которых освободит его 
лечение. Я боюсь, что это утверждение разочаровало тех из вас, которые были уже 
готовы отнестись к детскому анализу с некоторым доверием. Показав вам столько 
трудностей детского анализа, я не хотела бы закончить эти лекции, не сказав в 
нескольких словах о больших возможностях, которые имеет, несмотря на все 
трудности, детский анализ и даже о некоторых его преимуществах перед анализом 
со взрослыми пациентами. Я вижу прежде всего три такие возможности. У ребенка 
мы можем добиться совсем иных изменений характера, чем у взрослого. Ребенок, 
который под влиянием своего невроза пошел по пути анормального развития 
характера, должен проделать лишь короткий обратный путь, чтобы снова попасть на 
нормальную и соответствующую его истинной сущности дорогу. Он не построил еще 
на этом п\ти, подобно взрослому всю свою буду-
       74
      А. Фрейд