сообщающихся сосудах. Если усливаются хорошие отношения с родителями во внешнем 
мире, то одновременно усиливаются и притязания сверх-Я и энергия, с которой оно 
их предъявляет. Если эти отношения ухудшаются, то одновременно слабеет и 
сверх-Я. Приведем в качестве первого примера совсем маленького ребенка. Если 
матери или няне удается приучить маленького ребенка после первого года жизни 
отправлять во время естественные надобности, то у нас получается такое 
впечатление, что ребенок соблюдает это требование чистоплотности не только из 
боязни или любви к матери или няне, но что у него самого возникает определенное 
отношение к этому требованию, что он сам радуется своей опрятности и огорчается,
 если с ним случается несчастье в этом отношении. Правда, мы всегда замечаем, 
что последующая разлука с лицом, которое научило ребенка соблюдать опрятность 
(временная разлука с матерью или перемена няни) ставит под угрозу это 
завоевание. Ребенок становится опять неопрятным, таким же, каким он был до того,
 как его научили соблюдать опрятность; он снова начинает соблюдать ее лишь 
тогда, когда возвращается его мать или когда у него возникает привязанность к 
новой няне. Тем не менее впечатление, что ребенок предъявлял уже сам к себе 
требование соблюдать опрятность, не было ошибочным. Это требование существует, 
но оно только тогда ценно для ребенка, если авторитетное лицо существует как 
объект во внешнем мире. Если ребенок теряет связь с объектом, он утрачивает 
также и радость от исполнения этого требования. В начале латентного периода 
соотношения продолжают оставаться теми же самыми. При анализе взрослых мы часто 
получаем подтверждение того, какие опасные последствия для моральной сферы и 
структуры личности ребенка может им-еть каждое нарушение его привязанности к 
родителял1. Если ребенок теряет своих родителей в силу каких бы то ни было 
причин, и если они теряют для него ценность как объекты вследствие, скажем, 
душевного заболевания или совершенного им преступного действия, то он 
подвергается вместе с тем и опасности потерять или обесценить свое частично уже 
созданное сверх-Я. Из-за этого он не может уже противопоставить своим
      Лекция 4. Психоанализа в детском возрасте и воспитание 65 влечениям, 
требующим удовлетворения, активных внутренних сил. Таким образом, можно было бы,
 пожалуй, объяснить возникновение некоторых дисеоциальных типов и 
психопатических личностей. Для характеристики этих соотношений, существующих 
еще и в конце латентного периода, я привожу пример, позаимствованный мною из 
анализа мальчика, находящегося в периоде, предшествующем половой зрелости. 
Однажды в начале лечения я спросила его по какому-то поводу, не бывает ли у 
него каких-нибудь дурных мыслей. Он ответил: "Если я нахожусь, например, один 
дома, и в доме есть фрукты. Родители ушли и не дали мне попробовать этих 
фруктов. Тогда я все время думаю о том, что теперь я мог бы попробовать их. Но 
я стараюсь думать о чем-нибудь другом, потому что я не хочу красть". Я спросила 
его, всегда ли он может устоять против таких мыслей. Он ответил мне 
утвердительно, он никогда еще ничего не украл. "А если твое желание станет 
очень сильным,"— спросила я,— "что ты тогда сделаешь?" "Я все-таки ничего не 
возьму",— ответил он торжествующе,— "потому что я боюсь отца". Вы видите, что 
его сверх-Я достигло большой независимости, которая сказывается в его 
потребности не стать вором. Когда же искушение становится слишком сильным, он 
должен призвать на помощь то лицо (т.е. отца), которому обязано своим 
существованием это требование и от которого исходят предостережения и угрозы 
наказания. Другой ребенок, находясь в таком же положении, вспомнил бы, может 
быть, о своей любви к матери. Эта слабость и зависимость требований детского 
Я-иде-ала, о которых я здесь говорю, вполне согласуется также с другим 
наблюдением, которое может быть сделано в любом случае при более близком 
ознакомлении с ним; ребенок имеет двойную мораль: одну, предназначенную для 
мира взрослых, и другую — для себя и своих сверстников. Мы знаем, например, что 
у ребенка в известном возрасте появляется чувство стыда, т.е. он избегает 
показываться голым и отправлять свои естественные нужды в присутствии чужих 
взрослых людей, а впоследствии также и в присутствии близких ему людей. Но мы 
знаем также, что эти самые дети без всякого стыда раздеваются в присутствии 
Других детей и что не всегда удается провести в жизнь запрещение ходить вместе 
с другими детьми в уборную. К своему удивлению, мы можем установить также, что 
дети брезгают некоторыми вещами только в присутствии
       66
      'А. Фрейд
      взрослых, т.е. как бы под их давлением, в то время как . эта реакция не 
наступает у них, когда они находятся в одиночестве или в обществе детей. Я 
вспоминаю десятилетнего мальчика, который во время прогулки оживленно 
воскликнул, указывая на кучу коровьего помета: "Посмотри, какая странная вещь...
" Мгновение спустя он заметил свою ошибку и густо покраснел. Затем он извинился 
передо мною: он сразу не заметил, что это такое, в противном случае он никогда 
не сказал бы этого. Однако, я знаю, что этот же самый мальчик охотно говорит со 
своими товарищами, не краснея, об экскрементальных процессах. Этот же мальчик 
однажды уверял меня, что, когда он находится наедине с самим собою, он может 
трогать руками свой собственный кал, не испытывая при этом брезгливого чувства. 
Если при этом присутствует кто-нибудь из взрослых, то ему даже трудно говорить 
об этом. Следовательно, стыд и отвращение, эти два важнейших реактивных 
образования, назначение которых заключается в том, чтобы не допустить к 
удовлетворению анальные эксгибиционистические стремления, нуждаются даже после 
своего возникновения во взрослом объекте для своего укрепления и активности. 
Эти замечания относительно зависимости детского сверх-Я и двойной морали 
ребенка в вопросах, связанных со стыдом и отвращением, приводят нас к 
важнейшему различию между детским анализом и анализом взрослого пациента.