|
что под воздействием очень сильных эмоций взрослый может сделать все что угодно,
даже совершить преступление, которое может иногда быть оправдано судом,
поскольку в тот момент чувства, эмоции данного человека были слишком сильны,
чтобы сдерживаться соображениями разума и морали.
Опять-таки это то же самое состояние, которое типично для ребенка. Родители
большей частью не понимают этого, им кажется, что ребенок действует им
наперекор. Ребенок хорошо усвоил, что должен поступать так или иначе, что
машины на дороге опасны, что нельзя разговаривать с незнакомыми людьми, что до
желанной игрушки в магазине нельзя даже дотронуться. Ребенок понимает все это,
но понимание не влияет на его поступки.
Я думаю, коренное отличие между нами, взрослыми, и детьми дошкольного или
еще меньшего возраста состоит не в том, что они менее разумны, чем мы, или им
недостает рациональности. Я полагаю, отличие заключается в том, что наши идеи
влияют на наше поведение, тогда как у малыша понимание может иметь место, но
его поведение подчиняется страху, желаниям, импульсам и фантазиям. Вы слушаете
меня столь терпеливо: возможно, я говорю что-то интересное. Но представьте, что
моя речь стала очень скучной. Вы будете продолжать сидеть тихо до конца
заседания. Но если бы вы были воспитанниками детского сада и мне не удалось вас
заинтересовать своим рассказом, то вы стали бы отвлекаться: некоторые вышли бы
из помещения, другие собрались бы в уголке и занялись чем-то другим. Никакое
согласие и понимание трудностей, испытываемых докладчиком или учителем, не
удержали бы вас на месте. Это было бы полное исчезновение желания слушать,
которое управляет поведением.
1 86 Раздел IV. Развитие ребенка
Когда я еще работала в Хэмпстедском военном детском доме, там были дети всех
возрастов, начиная с младенческого (от 10 дней) до 8 лет. Это именно тот
возраст, которым вы сейчас интересуетесь. Наши юные воспитательницы и помощники
обычно ходили гулять с детьми по Лондону, и, поскольку детей было много, я
сказала: «Отведите их покататься на лошадях». Но воспитательница возразила.
«Только не наших детей, — сказала она, — они знают о движении все. Им всего по
два или три года, но они обидятся, если вы посадите их в экипажи». Дети знают,
что нельзя выбегать на дорогу. Но что, если мать появится на другой стороне
улицы? Я гарантирую, что эти смышленые дети бросятся наперерез транспорту к
матери, потому что в этот момент желание сильней разума и понимания. Или,
предположим, мать ведет ребенка к доктору или зубному врачу. Ребенок заранее
обещает быть хорошим и послушным и собирается быть таковым. Но вместо этого он
выводит мать из себя. Он кричит, когда зубной врач приближается к нему, так как
в этот момент разум исчезает, и его поведением движет страх.
Есть еще одна особенность функционирования детской психики, которую взрослым
трудно понять. Взрослые могут быть мотивированы долговременной перспективой.
Это означает, что мы можем отсрочить исполнение наших желаний, лишь в состоянии
повышенного эмоционального возбуждения и нетерпения мы начинаем действовать
немедленно, под влиянием момента. Ребенку же необходимо всегда действовать
мгновенно, для него не существует отсрочки, он не может ждать; возникающая
фрустрация неисполненного желания колоссальна. Это означает, что чувства и
желания ребенка намного интенсивнее, чем у взрослых, и такие обещания, как «Мы
узнаем это завтра», «Через шесть месяцев мы поедем туда-то и туда-то» или
«Подожди, пока вырастешь», бессмысленны. Эти фразы абсолютно пусты для ребенка,
это все равно что обещать взрослому исполнить его желания через сто или тысячу
лет.
3. Здесь я подхожу к третьему пункту. Я полагаю, мы как учителя, родители и
воспитатели не совсем понимаем, что у всех маленьких детей восприятие времени
совершенно иное, чем у нас. Мы измеряем время объективно, с помощью часов, и
знаем, сколько реально длится час. Только находясь в состоянии
Эмоциональное и социальное развитие детей младшего возраста 1 87
повышенной тревоги, ожидая чьего-либо визита или во время операции родственника,
сидя в приемной, мы можем почувствовать бесконечность времени, когда один, два
или три часа тянутся столь же медленно, как и века.
Только в таком состоянии мы можем понять, как ребенок ощущает время. Родители
говорят: «Мы уезжаем только на выходные — всего два с половиной дня, это совсем
мало». Два с половиной дня для двух-трех-летнего ребенка — целая вечность. Это
то же самое, что два с половиной месяца или два с половиной года. Ребенку,
который плачет в детском саду, могут сказать: «Ничего страшного, мама придет
через час». Но в часу 60 минут, а в минуте 60 секунд, и для ребенка это
вечность. С другой стороны, мы можем сказать: «Поиграй еще пять минут», но для
ребенка пять равно одному, потому что он хочет продолжать играть дальше. Мы
обращаемся с ребенком с позиций своего ощущения времени, тогда как должны это
делать с его позиций.
Я приведу еще один пример из практики Хэмпстедского военного детского дома, где
мы смогли так много узнать благодаря возможности применения знаний,
приобретенных в сложном процессе психоанализа, к очевидно простому процессу
воспитания ребенка. В этом саду было восемьдесят детей, пятьдесят в одном
здании и тридцать в другом, разбитых на группы и семьи. Очень скоро мы поняли,
что малыши испытывают сильный дистресс, когда мы сажаем их за стол, а сами идем
за едой. Малыши не могут ждать. И мы подумали, что надо сделать иначе: «Сперва
накроем столы, а затем будем усаживать детей». Вы не представляете, какая
революция произошла в детском саду.
Когда утром вы пытаетесь одеть тридцать детей и повести их на завтрак, что вы
|
|