Анна Фрейд Детский психоанализ
Серия «Хрестоматия по психологии» Составление и общая редакция В. М. Лейбина

Главный редактор
Заведующий редакцией (Москва)
Зам. главного технолога (Москва)
Художник
Корректоры
Верстка


Е. Строганова Е. Журавлева Ю. Климов С. Малчкова С. Игнатова, Л. Васильева М. 
Аввакумов

ББК 88.832 УДК 159.922.7
Фрейд А.
Ф86 Детский психоанализ. — СПб.: Питер, 2003. — 477 с. — (Серия «Хрестоматия по 
психологии»).
. ISBN 5-94723-048-8
     Анна Фрейд (1895-1982), по работам которой составлена данная книга, 
известна не только как сподвижник и продолжатель учения своего отца, но и как 
основательница нового направления в клинической практике—детского психоанализа.
     Своей исследовательской и научной деятельностью А. Фрейд доказала, что 
ребенок не менее взрослого может страдать и нуждаться в помощи. Она утверждает, 
что детский психоанализ требует специальной техники, поскольку в отличие от 
взрослого ребенок является незрелым, несамостоятельным и незащищенным существом.

     Идейное и научное наследие А. Фрейд составляет собрание сочинений в 10 
томах. В данную книгу включены ключевые работы, в которых отражены взгляды А. 
Фрейд на специфику детского психоанализа и его технику, этапы развития ребенка, 
типы детской психопатологии, психоанализ раннего детства, проблемы, связанные с 
детскими фантазиями и агрессией, механизмы защиты детского «Я», а также вопросы 
воспитания и образования.
     Данная книга будет итсрссна студентам и преподавателям психологических, 
педагогических, медицинских вузов и факультетов, а также всем тем, чья 
профессиональная и личная деятельность связана с воспитанием и образованием 
детей, тем, кто пытается понять поведение и душу ребенка.
© Издательский дом «Питер», 2003 © В, М. Лейбин,составление, 2003
ISBN 5-94723-048-8
000 «Питер Принт». 196105, Санкт-Петербург, ул. Благодатная, д. 67в.
Лицензия ИД № 05784 от 07.09.01.
Налоговая льгота - общероссийский классификатор продукции ОК 005-93, том 2; 
953005-литература учебная.
Подписано в печать 31.03.03. Формат 84Х108'/,,. Уст. п. л. 25,2. Тираж 3000 эю. 
Заказ № 2759. Отпечатано с диапозитивов в ФГУП «Печатный двор»
Министерства РФ по делам печати, телерадиовещания и средств массовых 
коммуникаций. 197110, Санкт-Петербург, Чкаловский пр., 15.

Содержание
Предисловие. Становление и развитие
детского психоанализа............................................... 5
Раздел I. Психоанализ раннего детства ......................... 13
Амнезия событий раннего детства и Эдипов комплекс .. 14 Инстинктивные 
проявления раннего детства .................... 28
Латентный период ...............................................................
.........39
Взгляд на детство с точки зрения психоанализа................ 51
Раздел II. Фантазии и агрессия..................................... 69
Фантазии и образы избиения................................................... 
70
К проблеме агрессии.............................................................
....... 84
Толкование агрессии.............................................................
...... 96
Связь агрессии и эмоционального развития:
норма и патология...............................................................
. 115
Раздел III. Механизмы защиты.................................... 123
Защитные действия Я, рассматриваемые как объект
анализа ........................................................................
.............124
Защитные механизмы..............................................................
 134
Ориентация защитных процессов в соответствии
с источником тревоги и опасности ................................. 143
Отрицание в фантазии............................................................
.. 152
Отрицание в слове и действии............................................... 163
Идентификация с агрессором ................................................ 171
Раздел IV. Развитие ребенка ....................................... 181
Эмоциональное и социальное развитие детей
младшего возраста...............................................................
. 182
Эмоциональное и инстинктивное развитие ...................... 194
Метод наблюдения в исследовании развития детей ......217
Некоторые замечания о наблюдении за младенцами .....233
Раздел V. Детская психопатология .............................. 247
Обманчивость явной симптоматологии .............................248
Истоки детской психопатологии..........................................272
Инстинктивная тревога в пубертатном периоде.............. 290
Некоторые типы и этапы социальной дезадаптации...... 307
Подростковый возраст как нарушение развития............. 323
О некоторых проблемах в отношении подростков
с родителями ...................................................................
....... 330
Раздел VI. Техника детского психоанализа .................. 341
Введение в детский анализ...................................................... 
342
Приемы детского анализа ........................................................
355
Роль перенесения в детском анализе ...................................369
Связь взрослого и детского анализа..................................... 381
Пути и возможности терапии .................................................406
Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование...... 425
Психоанализ в детском возрасте и воспитание ................426
Обеспечение необходимых условий
в раннем возрасте и воспитание ......................................443
Психоанализ и воспитание...................................................... 
457
Взаимосвязь психоанализа и образования ........................467
Литература ................................................................. 
477

Становление и развитие детского психоанализа
6 Предисловие
Возникновение психоанализа было связано с исследованием и лечением 
невротических заболеваний взрослых людей. Однако выдвинутое 3. Фрейдом 
(1856-1939) положение о том, что истоки возникновения невротических расстройств 
уходят своими корнями в детство и связаны с особенностями психо-сексуального 
развития ребенка, с необходимостью подводило к изучению детских неврозов. Не 
случайно основатель психоанализа уделял самое пристальное внимание проблеме 
Эдипо-ва комплекса, связанного с инфантильной сексуальностью и •i  являющегося, 
по его мнению, «ядром неврозов». Не случайно и то, что лечение взрослых 
невротиков предполагало выявление средствами психоанализа воспоминаний 
пациентов о различного рода ситуациях, событиях, переживаниях, имевших место в 
их раннем детстве и относящихся к первым годам их жизни.
3. Фрейд работал в основном со взрослыми пациентами. Тем не менее ему 
приходилось подчас обращаться к детским случаям. Наглядным примером в этом 
отношении может служить его публикация «Анализ фобии пятилетнего мальчика» 
(1909), в которой изложен ставший классикой случай «маленького Ганса». Правда, 
само лечение пятилетнего мальчика проводилось его отцом, а 3. Фрейд лишь 
руководил этим лечением и только один раз принимал участие в разговоре с 
ребенком. Однако опубликованная им работа способствовала привлечению внимания 
психоаналитиков к анализу детских неврозов. Так, венгерский психоаналитик Ш. 
Ференци (1873-1933) в работе «Маленький петушатник» изложил случай странного 
поведения маленького мальчика, Арпада, проявлявшего повышенный интерес к курам, 
испытывавшего страх перед петухом и выражавшего чрезмерную любовь и ненависть к 
птицам.
«Анализ фобии пятилетнего мальчика» 3. Фрейда и «Маленький петушатннк» Ш. 
Ференци служили скорее наглядной демонстрацией подтверждения психоаналитических 
идей, нежели руководством по осуществлению психоанализа детских неврозов. Ни в 
той, ни в другой работе не содержались рекомендации относительно того, как и 
каким образом можно использовать психоанализ в процессе конкретной 
терапевтической работы с детьми. Напротив, в них высказывались такие

Предисловие 7
суждения, которые свидетельствовали о технических трудностях психоанализа при 
лечении детей и сомнениях по поводу возможностей непосредственного его 
применения к детским неврозам.
3. Фрейд подчеркивал, что именноблагодаря отцу «маленького Ганса» удалось 
побудить ребенка к определенным признаниям и что только совмещение в одном лице 
родительского и врачебного авторитета, а также совпадение нежных чувств и 
научных интересов сделали возможным использовать метод, который «в подобных 
случаях вообще вряд ли мог бы быть применим». Ш. Ференци заметил, что в случае 
Арпада «прямое психоаналитическое обследование оказалось невозможным», и ему 
пришлось ограничиться тем, чтобы просить заинтересованную в этом случае даму 
делать заметки, записывать изречения и фиксировать странные поступки ребенка.
Тем не менее 3. Фрейд считал, что в будущем детские психоаналитические сеансы 
приобретут большее значение, чем это имело место на начальной стадии развития 
психоанализа. В работе «Проблема дилетантского анализа» (1926) он писал о 
ценности детских психоаналитических сеансов для развития теории и о 
практическом интересе, связанном с обнаружением того, что большое число детей в 
своем развитии проходят одну из невротических фаз. При этом он подчеркивал, что 
в интересах ребенка «аналитическое влияние необходимо соединить с 
воспитательными мероприятиями» и что эта техника «еще ждет своей разработки».
Отталкиваясь от этих идей, последующие психоаналитики приступили к 
практическому анализу детских неврозов, что нашло свое отражение, в частности, 
в терапевтической деятельности А. Фрейд (1895-1982), М. Кляйн (1882-1960), Д. 
Винни-котта (1896-1971) и других аналитиков. Публикации А. Фрейд «Введение в 
технику детского психоанализа» (1927), «Детство в норме и патологии» (1965), 
работы М. Кляйн «Психоанализ детей» (1932), «Психоаналитическая игровая 
техника: ее история и значение» (1955), книга Д. Винникотта «"Пигля": Отчет о 
психоаналитическом лечении маленькой девочки» (1977) оказали заметное влияние 
на становление и развитие детского психоанализа.

8 Предисловие
Дочь основателя психоанализа Анна Фрейд была одной из первых, кто способствовал 
становлению и развитию детского психоанализа. Будучи младшей из шести детей 3. 
Фрейда, она не только находилась рядом с ним всю свою жизнь, выполняя роль 
личного секретаря и ухаживая за отцом, на протяжении шестнадцати лет 
страдавшего от ракового заболевания, но и, став психоаналитиком, активно 
включилась в профессиональную деятельность, связанную с Международным 
психоаналитическим движением.
А. Фрейд не имела медицинского образования. Закончив лицей и получив 
педагогическое образование в 1914 году, на протяжении пяти лет она работала 
учительницей. Не встречая возражений со стороны отца, молодая учительница имела 
возможность посещать его лекции и присутствовать на некоторых заседаниях 
Венского психоаналитического общества. Проявив интерес к психоаналитическим 
идеям, в 1918-1921 годах она прошла личный анализ у своего отца. С 1918 года 
она стала принимать участие в Международных психоаналитических конгрессах. 
Осуществив самостоятельное психоаналитическое исследование пятнадцатилетней 
девочки и выступив с докладом «Фантазия избиения во сне и наяву», в 1922 году А.
 Фрейд стала членом Венского психоаналитического общества.
В 1920 году 3. Фрейд подарил своей дочери кольцо, подобное тому, которое носили 
особенно приближенные к нему мужчины-аналитики, входящие в состав «тайного 
комитета». В 1923 году А. Фрейд открыла собственную психоаналитическую практику,
 а в 1924 году стала членом «тайного комитета», заменив ближайшего сподвижника 
основателя психоанализа О. Ранка (1884-1939), который, выдвинув свои 
собственные идеи о травме рождения и не встретив поддержки среди ближайшего 
окружения 3. Фрейда, вышел из состава данного комитета. В 1924 году она 
возглавила Венский психоаналитический институт, в котором стала читать лекции 
по детскому психоанализу. В том же году она повторно прошла анализ у своего 
отца, в 1931 году — стала секретарем Венского психоаналитического общества.
Летом 1938 года А. Фрейд вместе со своим отцом покинула Австрию и эмигрировала 
в Англию. После смерти 3. Фрейда

Предисловие 9
она способствовала изданию его собрания сочинений. Во время второй мировой 
войны А. Фрейд оказывала помощь детям, пострадавшим от бомбардировок Лондона, 
открыла детский приют-ясли, осуществляла терапевтическую и исследовательскую 
деятельность. С 1944 по 1949 год была Генеральным секретарем Международной 
психоаналитической ассоциации. В 1947 году в Хэмпстеде организовала курсы 
подготовки специалистов в области детского психоанализа, в 1952 году возглавила 
Хэмпстед-скую клинику детской терапии, которая в 1984 году была переименована в 
Центр Анны Фрейд.
А. Фрейд неоднократно выезжала с лекциями в США, принимала активное участие в 
работе Международных психоаналитических конгрессов. Была почетным доктором 
Шеффиль-ского (Англия), Венского (Австрия), Гарвардского, Колумбийского, 
Чикагского, Филадельфийского (США) университетов. В 1973 году была избрана 
почетным президентом Международной психоаналитической ассоциации. Умерла в 
октябре 1982 года. В возрасте 86 лет.
А. Фрейд — автор многочисленных статей и ряда книг, включая «Введение в технику 
детского психоанализа» (1927), «Введение в психоанализ для педагогов» (1930), 
«Я и механизмы защиты» (1936), «Норма и патология детства» (1965). Ее идейное 
наследие нашло свое отражение в собрании сочинений, изданном в десяти томах.
В своей исследовательской и терапевтической деятельности А. Фрейд исходила из 
того, что детский психоанализ требует специальной техники, поскольку в отличие 
от взрослого ребенок является незрелым, несамостоятельным существом, решение на 
анализ никогда не исходит от него самого, он не чувствует никакого нарушения и 
чаще всего у него нет сознания того, что он болен. Учитывая эти особенности, 
детский психоанализ предполагает прежде всего более или менее длительный 
подготовительный период, на протяжении которого осуществляется как бы 
«дрессировка» ребенка для анализа (сознание болезни, доверие, согласие на 
лечение).
По мнению А. Фрейд, работающему с детьми аналитику необходимо придерживаться 
следующих правил: он не должен оставаться безличным по отношению к маленькому 
пациенту;

10 Предисловие
вместо толкования свободных ассоциаций и поступков пациента аналитик должен 
направить свое внимание туда, где «разыгрываются невротические реакции», то 
есть на домашнюю среду, окружающую ребенка; аналитик должен учитывать то 
обстоятельство, что внешний мир оказывает «на механизм инфантильного невроза и 
на течение анализа» более сильное влияние, чем у взрослого пациента; при работе 
с ребенком аналитик должен суметь занять место его Я-идеала, и ему не следует 
начинать свою терапевтическую деятельность до тех пор, пока не будет уверен в 
том, что он «окончательно овладел этой психической инстанцией ребенка»; 
аналитик должен обладать авторитетом в воспитательном отношении, то есть 
анализировать и воспитывать, позволять и запрещать, «разрывать и вновь 
связывать».
Излагая свои взгляды на специфику детского психоанализа, А. Фрейд выступила 
против позиции М. Кляйн, в соответствии с которой предпринимались попытки 
интерпретации поведения детей с точки зрения психоаналитического подхода к 
взрослым, учитывающего сексуальную символику в ее непосредственном смысловом 
значении. Как и основатель психоанализа, она критически отнеслась к 
рассмотрению игровой деятельности детей, преломленной через призму 
символического отображения реальных сексуальных отношений между родителями, что 
было характерно для М. Кляйн.
   В отличие от А. Фрейд, считавшей, что анализ ребенка уместен только в случае 
инфантильного невроза, М. Кляйн придерживалась точки зрения, согласно которой 
психоанализ приемлем и для развития нормальных детей. Используя 
психоаналитические методы исследования и лечения, она разработала технику 
детского психоанализа, основанную на игре и ранних объектных отношениях. 
Свободной игре ребенка придавалось такое же значение, как и свободным 
ассоциациям взрослого пациента. Соответственно за игровыми действиями ребенка 
усматривались символические значения, в психоаналитической интерпретации 
совпадающие или, во всяком случае, мало чем отличающиеся от аналитической 
работы со взрослыми. Связанные с игрой действия ребенка расшифровывались и 
толковались в плане проявления его сексуальных и агрессивных желаний:
столкновение двух игрушек между собой рассматривалось как

Предисловие 1 1
выражение наблюдения интимных отношений между родителями; опрокидывание 
какой-либо игрушки — как агрессивные действия, направленные против одного из 
родителей. Игровая аналитическая техника не требует подготовительного этапа к 
анализу и дает возможность лучше понять объектные отношения между ребенком и 
родителями, в первую очередь детские переживания, связанные с матерью. В основу 
детского психоанализа должно быть положено, по мнению М. Кляйн, представление о 
том, что удовлетворение и фрустрация, либидозные и деструктивные импульсы 
формируются на самых ранних стадиях развития ребенка, в течение трех-четырех 
первых месяцев его жизни, когда у него появляется восприятие «хорошего» и 
«плохого» объекта («хорошей» и «плохой» груди матери). На ранних стадиях 
развития ребенка проявляется то, что может быть названо «младенческим неврозом»,
 характеризующимся депрессивной тревогой. Последняя, как считала М. Кляйн, 
«играет жизненно важную роль в раннем развитии ребенка, и нормой является 
завершение инфантильных неврозов где-то к сроку около середины первого года 
жизни».
Во второй половине 20-х и начале 40-х годов проходили идейные столкновения 
между А. Фрейд и М. Кляйн, обусловленные их различными взглядами на детский 
психоанализ. Особенно острыми эти столкновения были в Англии, куда М. Кляйн 
переехала в 1926 году, а А. Фрейд — в 1938 году.
Отголоски этих дискуссий сохранились до сих пор среди психоаналитиков, 
специализирующихся в области психоанализа детских невротических заболеваний. Во 
всяком случае, среди современных психоаналитиков нет единого мнения по поводу 
того, в какой степени следует доверять детской игре в процессе анализа ребенка: 
отражает ли его игра действительные жизненные ситуации, свидетельствующие о 
внутренних конфликтах, или в ней проявляется сопротивление выражению 
конфликтов; является ли игра ребенка своего рода переносом или излюбленным 
средством выражения; находит ли он в ней средство «бегства в болезнь» или игра 
ребенка сама по себе обладает целебной силой.
В настоящее время одни психоаналитики придерживаются взглядов А. Фрейд, другие 
— разделяют идеи М. Кляйн,

третьи — используют все ценное, что имелось в учениях этих двух представителей 
детского психоанализа. В данной хрестоматии содержатся материалы, принадлежащие 
перу А. Фрейд, и в ней отражена соответственно одна из позиций, связанная с 
пониманием специфики детского психоанализа и его техники. Для того чтобы 
составить более полное представление о возможных подходах к рассмотрению 
психического развития ребенка, возникновения психических расстройств детей и 
методов их лечения, читатель может обратиться к опубликованным ! на русском 
языке работам, приведенным в списке литературы. Однако мне представляется, что 
ознакомление с детским психоанализом необходимо начинать с чтения 
соответствующих работ А. Фрейд. Именно поэтому предлагаемая читателю 
хрестоматия включает в себя исследования данного автора как необходимую 
предпосылку для дальнейшего овладения психоаналитическими знаниями в сфере 
терапии, воспитания и образования детей.
Валерий Лейбин, действительный член Академии педагогических и социальных наук, 
главный научный сотрудник Института системных исследований РАН
Раздел
       Психоанализ раннего детства



























1 4 Раздел I. Психоанализ раннего детства
Амнезия событий раннего детства и Эдипов комплекс1
Мы все прекрасно знаем, что преподаватели относятся к психоанализу с известной 
долей скептицизма и недоверия. Но так как вы, учителя, работающие в Детских 
дневных центрах2, решили все же прослушать краткий курс моих лекций, вы, видимо,
 тем или иным путем пришли к заключению, что более ^ близкое знакомство с новой 
дисциплиной сможет оказать определенную помощь в вашей нелегкой работе. После 
прослушивания этих четырех лекций вы сможете оценить, ошибались ли вы в своих 
ожиданиях и сумела ли я оправдать хоть часть ваших надежд.
   В определенном смысле у меня нет для вас ничего абсолютно нового. Я бы не 
достигла своей цели, если бы попыталась рассказать вам о поведении школьников 
или детей, посещающих Дневные центры, так как в этом отношении вы находитесь в 
более выгодном положении. Через ваши руки ежедневно проходит огромное 
количество материала, наглядно демонстрирующего весь спектр явлений: от детей, 
отстающих в умственном и физическом развитии, запуганных, упрямых, лживых, 
испорченных дурным обращением, до жестоких, агрессивных и склонных к совершению 
преступлений. Я лучше уклонюсь от попыток оглашения всего списка, так как вы 
все равно обнаружите в нем много пробелов.
   Тем не менее даже хорошее знакомство со всем многообразием ситуаций может 
препятствовать постижению истинного смысла этих феноменов. Вы, так же как 
школьные учителя
' Первая лекция по психоанализу для педагогов (1930). Текст дан по изданию:
Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа. Т. I. M., 1999. С. 8—22.
2 Немецкое IInrt. здесь переводится как «Детский дневной центр». Его устав 
гласит: «Центры созданы по модели детских садов, но предназначены главным 
образом для детей от 6 до 14 лет. В то время как детские сады принимают детей 
только до 6 лет, то есть дошкольного возраста, центры Holt посещают те дети, 
родители которых уходят па работу на весь день и которые вынуждены были бы 
проводить свободное от школы время на улице. Здесь, в центрах Hoit, они готовят 
уроки, участвуют в коллективных играх, ходят на прогулки»

15
Амнезия событий раннего детства и Эдипов комплекс



и воспитатели детских садов, должны беспрестанно действовать. Жизнедеятельность 
в классе требует постоянного вмешательства с вашей стороны: вы должны делать 
замечания, поддерживать дисциплину и порядок в классе, следить, чтобы дети не 
сидели без дела, давать им советы и указания. Ваша администрация была бы крайне 
недовольна, если бы вам вдруг пришло в голову перейти на позиции пассивного 
наблюдателя. Так уж устроено, что в силу своей профессиональной деятельности вы 
знакомитесь с бесчисленными видимыми проявлениями поведения детей, но вы не 
можете ни охватить взглядом весь спектр этих явлений, ни проследить истоки 
детского поведения, на которое вы вынуждены реагировать.
   Возможно, вы не можете правильно оценить и классифицировать материал, 
которым обладаете, не столько из-за отсутствия возможности беспрепятственного 
наблюдения, сколько потому, что такая классификация требует специальных знаний. 
Представим себе на минуту, что кто-нибудь из присутствующих здесь особенно 
заинтересован в том, чтобы выяснить, почему некоторые дети в определенной 
группе страдают нарушениями зрения или рахитом. Ему известно, что эти дети 
живут в убогих, сырых домах, но только медик сможет внятно объяснить, каким 
образом сырость влияет на физическое состояние ребенка. Другой, возможно, 
сконцентрировал свое внимание на тех опасностях, которым подвержены, по причине 
своих врожденных качеств, дети страдающих алкоголизмом родителей;
в этом случае необходимо обратиться к изучению наследственности. Тот, кто 
интересуется взаимосвязью между такими явлениями, как безработица, нехватка 
жилья и отсутствие заботы о ребенке, должен заняться изучением социологии. 
Точно так же учитель, интересующийся психологическими детерминантами всех этих 
явлений, желающий понять разницу между ними и проследить их постепенное 
развитие на конкретных примерах, может обратиться за информацией к психоанализу.

Мне кажется, что такое обогащение знаниями может оказать вам значительную 
поддержку в вашей практической деятельности. На это есть две причины. Дневные 
центры — это новейший образовательный институт в Вене. Он предназначен для 
детей, которые по тем или иным причинам после уроков

1 6 Раздел I. Психоанализ раннего детства
остаются без присмотра родителей. Идея создания подобных центров — превентивная 
мера, попытка предотвратить негативные последствия, возникающие в результате 
снижения заботы о детях. Своим существованием они обязаны убеждению, что на 
развитие вызывающего и асоциального поведения на ранних стадиях можно 
сравнительно легко повлиять в благоприятной атмосфере таких центров, 
напоминающей школьную или домашнюю обстановку. Позже, когда выросшие без 
родительского присмотра, совершившие преступления подростки оказываются в 
исправительном заведении, сделать это значительно сложнее, а порой просто 
невозможно.
   Тем не менее в настоящий момент посещение Дневных центров не может быть 
принудительным. В то время как посещение школы является обязательным, вопрос о 
доверии своего ребенка на попечение работникам Центра оставлен на усмотрение 
родителей. По этой причине Дневные центры должны постоянно доказывать то, что 
их существование не является бесполезным, завоевывая авторитет в глазах каждого 
ребенка и родителя своей успешной работой, точно так же, как до указа об 
обязательной прививке против оспы надо было снова и снова убеждать родителей в 
необходимости такой прививки.
   Но работники Дневных центров указывают на другое затруднение, присущее их 
положению. В большинстве случаев им приходится иметь дело с детьми, уже 
успевшими пройти через руки различных воспитателей. Они отмечают, что эти дети, 
по крайней мере вначале, неадекватно реагируют на них самих и их поступки. Они 
приходят с уже сложившимися представлениями и нередко своим поведением выражают 
недоверие, тревогу или пренебрежение по отношению к учителю. Такое отношение у 
них выработалось в результате предыдущего общения со взрослыми. К тому же жизнь 
ребенка в Дневном центре — не более чем приложение к его школьной жизни, и 
Центры в основном осваивают более либеральные, гуманные и современные способы 
воспитания, чем те, которые преобладают в большинстве школ. Таким образом, 
школа, требуя от ребенка определенного стандарта поведения и внушая ему такой 
стандарт, нередко создает для Центров препятствия в достижении цели.
   
Амнезия событий раннего детство и Эдипов комплекс 1 7
Так что положение работников Дневных центров далеко не завидное. Они постоянно 
сталкиваются с трудными задачами, требующими независимого решения и 
вмешательства; и это не говоря уже о том, что они не являются главными и самыми 
важными взрослыми в жизни ребенка.
Школьные учителя на это могут сказать, что мы не правы, расценивая их положение 
как наиболее благоприятное. Они также утверждают, что чаще всего получают 
ребенка слишком поздно; очень сложно, например, в первом классе начальной школы 
привить ребенку правильное и серьезное отношение к учебе и к преподавателям, 
если прежде ему была знакома только беззаботная атмосфера детского сада. Они 
несут с собой в школу модель поведения, приобретенную в детском саду, и 
отношение, не приемлемое в условиях школы.
В соответствии с вышесказанным работники детских садов имеют дело с еще не 
испорченной воспитанием группой, а следовательно, находятся в более выгодном 
положении. Но даже от них мы, к нашему изумлению, слышим жалобы, что их трех— 
шестилетние воспитанники уже являются сформировавшимися личностями. Каждый 
ребенок наделен свойственными только ему чертами характера и реагирует на 
действия воспитателей по-своему. С каждым ребенком воспитатель связывает 
определенные ожидания, конкретные надежды и опасения, у каждого из них свои 
пристрастия, каждый по-своему выражает зависть и нежность, требует любви и 
отвергает ее. И речи не может быть о влиянии личности воспитателя на покорное, 
еще не сформировавшееся существо. Воспитательница имеет дело с маленькими 
личностями, сложными и с трудом поддающимися влиянию,
Поэтому учителя и воспитатели — в школах, в Дневных центрах или детских садах — 
всегда оказываются в одинаково трудном положении. Очевидно, что формирование 
личности завершается раньше, чем мы себе это представляли. Чтобы выявить 
происхождение тех особенностей характера ребенка, которые причиняют 
преподавателю столько хлопот, исследователь должен обратиться к периоду, 
предшествующему его поступлению в воспитательные заведения, к первым взрослым в 
жизни ребенка, то есть к периоду до шести лет и к его родителям.
БД! [У i;.!s,

1 8 Раздел I. Психоанализ раннего детства
   Возможно, у вас появилось ощущение, что таким образом задача упрощается. 
Вместо того чтобы день ото дня наблюдать поведение детей старшего возраста в 
школах и Дневных центрах, мы постараемся собрать сведения об их впечатлениях
и воспоминаниях ранних лет.
   На первый взгляд это совсем не сложно. Вы всегда стремились к тому, чтобы 
отношения с доверенными вам детьми были искренними и открытыми. Сейчас это 
очень пригодится. Отвечая на ваши вопросы, ребенок будет готов рассказать
< вам все.
   Я советую каждому из вас совершить такую попытку, но предупреждаю вас, что 
вы получите скудные результаты. Дети не рассказывают о своем прошлом, зато они 
охотно расскажут вам о событиях последних нескольких дней или недель, о 
проведенных выходных, о своем последнем дне рождения, возможно даже о 
прошлогоднем Рождестве. Но здесь их воспоминания обрываются, или, в любом 
случае, дети теряют способность рассказывать о них.
   Вы можете сказать, что наша уверенность в том, что ребенок в состоянии 
вспомнить свое прошлое, не имеет под собой оснований. Следует иметь в виду, что 
дети не могут отличить важные события от незначительных. Поэтому вы считаете, 
что будет разумнее и продуктивнее задать наши вопросы не ребенку, а взрослому, 
интересующемуся исследованием раннего опыта
своего детства.
   Я, конечно, рекомендую вам воспользоваться также и этим, вторым способом, но 
знаю, что вы будете удивлены, когда обнаружите, что приятелю, искренне 
желающему помочь вам, почти нечего сказать. Его более или менее осознанные 
воспоминания с небольшим количеством пробелов обратятся, может быть, к пятому 
или шестому году жизни. Он опишет свои школьные годы, возможно даже дом, где он 
жил на третьем, четвертом и пятом году жизни, имена братьев и сестер и даты; он 
может даже упомянуть такое особое событие, как переезд из одного дома в другой, 
или какой-то необычный случай. На этом список иссякнет, прежде чем вы 
обнаружите искомое, а именно знаки того, как его пятилетнее развитие вело к 
формированию характерных черт личности.
   
Амнезия событий раннего детства и Эдипов комплекс 1 9
Разумеется, это подходящий повод для нового разочарования. События, о которых 
мы хотим услышать, играющие столь важную роль в формировании характера индивида,
 касаются самых интимных переживаний в его жизни. Это тот опыт, который каждый 
хранит как самое сокровенное и, не допуская к нему никого, кроме самого себя, 
застенчиво скрывает даже от самых близких друзей. Учитывая это обстоятельство, 
следует обратиться за информацией к единственному человеку, готовому ее выдать. 
Иными словами, каждый исследователь должен изучить самого себя. Здесь дело 
касается нас самих, и мы должны положиться на способность нормального взрослого 
человека помнить прошлое, на нашу заинтересованность в этих сведениях и желание 
преодолеть все барьеры, препятствующие личности выдать свои секреты другим.
Тем не менее, даже если мы подойдем к этому делу со всей заинтересованностью и 
вниманием и будем предельно откровенны, результаты все равно будут скудными. 
Нам не удастся пролить свет на ранние годы нашей жизни и собрать непрерывную 
цепочку воспоминаний того периода. Мы можем связать события с определенными 
периодами времени, которые для различных индивидов могут быть совершенно 
разными. Для некоторых это пятый год жизни, для кого-то — четвертый, еще для 
кого-то — третий. Однако до этого момента в сознании каждого из нас существует 
большой пробел, темнота, на фоне которой выделяются лишь некоторые 
беспорядочные и бессвязные фрагменты, при ближайшем рассмотрении лишенные 
значения и смысла.
Например, молодой человек не помнит ничего из первых четырех лет своего детства,
 кроме короткого эпизода на корабле, где капитан в красивой форме протягивает к 
нему руки, чтобы поднять его над парапетом. Опрос других людей показал, что в 
тот же период времени он пережил серьезные потрясения и тяжелейшие удары судьбы.
 Или опять же, в памяти девушки, раннее детство которой было богато 
эмоциональными переживаниями, среди путаницы событий сохранилось лишь одно 
четкое воспоминание: во время прогулки в детской коляске она поворачивается 
назад и смотрит на няню, толкающую коляску!

20 Раздел I. Психоанализ раннего детства
   Вы, конечно, согласитесь, что здесь мы сталкиваемся с крайне противоречивым 
набором фактов. С одной стороны, из наших наблюдений за маленькими детьми и 
рассказов родственников о нашем детстве мы знаем, что поведение ребенка на этой 
стадии развития осмысленно и активно; он выражает свое отношение к 
происходящему, во многих отношениях проявляет себя как разумное существо. С 
другой стороны, этот период стерся из его памяти или, в лучшем случае, оставил 
о себе крайне скудные воспоминания. Согласно свидетельствам школь-' ных 
учителей и воспитателей детских садов, по истечении этих ранних детских лет 
человек вступает в жизнь в качестве полностью сформировавшейся личности. Но все 
же память работает так, будто в этот период, когда ребенок наиболее восприимчив 
и чувствителен, когда происходит комплексное развитие его личности, ничего 
достойного запоминания не происходило.
   До сих пор академическая психология попадала в эту ловушку. В качестве 
материала для своих исследований ученые брали только ту часть психической жизни 
индивида, которая известна ему самому, что неизбежно приводило к недооценке 
значения первых лет жизни, остававшихся для него неизвестными.
Первую попытку разрешения этого противоречия совершил
психоанализ. Исследовав природу ошибочных действий, которые человек совершает в 
своей повседневной жизни, забывая и теряя вещи или кладя их не на свое место, 
читая или слыша неверное слово, психоанализ доказал, что такие ошибки не 
являются случайными. Прежде такие случаи объясняли, не особенно вдумываясь, как 
результат невнимательности, усталости или просто случайности. 
Психоаналитические исследования показали, что, как правило, мы ничего не 
забываем, кроме того, что мы по той или иной веской причине не хотели бы 
помнить, хотя эта причина обычно нам не известна.
   Подобным образом, исследуя пробелы в воспоминаниях детства, психоанализ 
прибегает к нетрадиционным способам объяснения. Он утверждает, что столь 
поразительный феномен не имел бы места без серьезных на то оснований. Именно 
этот мрак, окутывающий первые годы жизни, и препятствия, возникающие на пути 
каждого, совершающего какую-либо попытку
   
Амнезия событий раннего детства и Эдипов комплекс 21
рассеять его, привели психоаналитиков к мысли, что тут скрывается что-то важное.
 Точно так же взломщик, наткнувшийся на особенно изощренное устройство замка, 
приходит к выводу, что усилия, которые он приложит, чтобы взломать его, будут 
щедро вознаграждены; люди не причинили бы себе столько хлопот, чтобы запереть 
нечто бесполезное!
   Но в данный момент в мои планы не входит объяснение, каким образом 
психоанализ справился с этой целью — восстановить воспоминания детства. 
Описание метода психоанализа само по себе займет больше времени, чем имеется в 
нашем распоряжении. Его более детальное рассмотрение и исследование мы оставим 
на случай другого курса лекций. Сейчас нас интересует главным образом 
содержание первых пяти лет жизни, в той мере, в которой психоанализу удалось 
восстановить его. Я напомню только, что это восстановление совершалось путем 
толкования сновидений и объяснения происхождения ошибок, совершенных как 
здоровыми людьми, так и пациентами, страдающими неврозами.
   Психоаналитическая реконструкция воспоминаний детства апеллирует к самой 
ранней поре младенчества, к периоду, когда ребенок обладает только 
наследственными качествами, присущими ему от рождения, — иными словами, к тому 
состоянию, в котором мы тщетно надеялись застать его в момент поступления в 
учебное заведение. То, что нам известно об этой стадии развития, не впечатляет. 
Новорожденные дети во многом схожи с детенышами животных, однако в некотором 
отношении находятся в менее выгодном положении, чем молодые животные. Последние 
зависят от своих матерей только в течение непродолжительного периода времени, 
самое большее, нескольких недель. После этого они превращаются в 
самостоятельных особей, способных обходиться без посторонней помощи. С детьми 
дело обстоит иначе.
   Ребенок по крайней мере в течение года находится в такой зависимости от 
матери, что погиб бы в ту же минуту, когда мать перестала бы заботиться о нем. 
Но даже по прошествии года младенчества до независимости еще далеко. Ребенок не 
в состоянии добывать пищу и средства к существованию, защититься от опасности. 
Как известно, на то, чтобы полностью
   
22 Раздел I. Психоанализ раннего детства
освободиться от опеки взрослых и стать самостоятельным, требуется пятнадцать 
лет, а то и больше.
Судьбу ребенка неизбежно определяет его продолжительная зависимость от 
взрослого, что также отличает людей от особей животного мира. Мать играет в 
течение первого года жизни самую важную роль в судьбе ребенка, хотя бы потому, 
что ее нежная забота — единственная его защита, это ощущение остается на всю 
жизнь. Ребенок чувствует себя в безопасности до тех пор, пока он знает, что 
мать находится поблизости, .t и дитя беспокойством или возмущением 
демонстрирует свою беспомощность, когда мать покидает его. Без матери он не 
смог бы утолить свой голод; ее присутствие становится жизненно важным для него.
Но отношения между матерью и младенцем вскоре приобретают гораздо больший смысл 
и уже не могут быть объяснены только стремлением к самосохранению. Мы замечаем, 
что ребенок хочет видеть свою маму рядом с собой и скучает по ней, даже когда 
его голод утолен и опасность ему не угрожает. Мы говорим, что ребенок любит 
свою мать. В ответ на ее нежную любовь и заботу у него появилась привязанность 
к матери. Верно то, что эта привязанность проистекает из инстинкта 
самосохранения, но тем не менее она стала независимой от этого инстинкта и 
дифференцировалась от него.
Нежные взаимоотношения между матерью и ребенком, казалось бы, дают все 
возможности для его безмятежного физического и психического развития. И конечно,
 ребенок был бы абсолютно счастлив, если бы мать занималась исключительно его 
кормлением и заботой о нем.
Но в этот момент внешний мир впервые вмешивается в их отношения. Когда первый 
год жизни остается позади, выросший из младенческого возраста ребенок начинает 
понимать, что мать принадлежит не только ему. В семье, в которой он является 
только маленькой и не самой важной частью, есть и другие члены — отец, братья и 
сестры, о присутствии которых он узнал только что, но которые, как выяснилось, 
не менее важны, чем он сам. И все они, разумеется, отстаивают свои права на 
обладание матерью.
Несложно понять, что маленький ребенок смотрит на своих братьев и сестер как на 
врагов. Он ревнует к ним мать и хотел

Амнезия событий раннего детства и Эдипов комплекс 23
бы, чтобы их не было, так как они нарушают привычное и единственно приемлемое 
для него положение вещей.
    Вы лично можете убедиться в том, что дети в раннем возрасте испытывают 
чувство ревности, понаблюдав за их поведением, например, в момент рождения 
другого ребенка. Так, двухлетняя девочка, отец которой с гордостью показывает 
ей новорожденного брата и ожидает, что она придет в восторг, просто спрашивает: 
«А когда он снова умрет?» Одна женщина рассказывала мне, что, когда она кормила 
своего ребенка грудью, к ней довольно близко подобрался ее трехлетний сын, 
вооруженный каким-то острым предметом, и она с большим трудом остановила его, 
чтобы он не нанес увечье малышу. Можно привести множество подобных примеров. 
Известно немало случаев, когда двух- и трехлетние дети, оставленные по 
небрежности родителей наедине с малышами, наносили им серьезные травмы.
   У нас есть все основания на то, чтобы считать ревность малолетних детей 
серьезным явлением. Она проистекает из тех же источников, что и ревность 
взрослых, и причиняет ребенку столько же страдания, сколько мы испытываем во 
взрослой жизни, когда в наши отношения с любимым человеком вмешивается 
нежелательный конкурент. Различие заключается в том, что ребенок более стеснен 
в своих действиях, чем взрослый, и поэтому единственным воплощением его эмоций 
является желание. Он бы хотел, чтобы его «надоедливые» братья и сестры 
куда-нибудь удалились, он желает им смерти. Для маленького ребенка, еще не 
разобравшегося, что такое смерть, не существует разницы между смертью человека 
и просто разлукой с ним.
   Желание смерти братьев и сестер вполне естественно для ребенка. Чем больше 
он дорожит своей матерью, тем сильнее это желание. К тому же вначале ребенок 
совершенно прямолинеен в своих чувствах. Эмоциональный внутренний конфликт 
возрастает, когда он понимает, что его мать, по необъяснимой для него причине 
любящая этих «навязчивых» братьев и сестер, требует, чтобы он расстался со 
своими враждебными чувствами и делил с ними маму, и даже любил их. Здесь и 
начинаются все сложности во взаимоотношениях детей внутри семьи.
Наблюдая за детьми старшего возраста, вы, возможно, заметили, как часто 
выражение «братская любовь» не находит своего

24 Раздел 1. Психоанализ раннего детства
отражения в действительности, а лишь выражает чаяния родителей и как далеки 
реальные отношения между детьми от тех, какими их хотели бы видеть родители. 
Более того, это является убедительным доказательством верности высказанного 
здесь положения о том, что братья и сестры не испытывают такого острого чувства 
ревности, когда они меньше привязаны к матери. В малообеспеченных семьях, где 
мать не может уделять детям много сил и времени, изменения в ее 
взаимоотношениях с другими детьми, связанные с рождением нового малыша, не < 
так ощутимы. По этой причине мы нередко замечаем, что в таких семьях больше 
любви и согласия во взаимоотношениях между братьями и сестрами, чем в хорошо 
обеспеченных семьях или семьях со средним достатком. В последнем случае каждый 
ребенок рассматривает своих братьев и сестер как очевидных конкурентов на 
материнскую ласку. Поэтому в такой семье главенствуют явные или скрытые зависть 
и ненависть.
   Однако сумятица чувств, испытываемых ребенком во взаимоотношениях с братьями 
и сестрами, относительно безобидное явление в сравнении с другим, более 
глубоким эмоциональ-1 ным противоречием. Братья и сестры соперничают не только 
из-за материнской любви. В этой ситуации отец значит гораздо больше. Именно 
отец играет двойную роль в жизни ребенка. Его ненавидят как соперника, который 
закрепил за собой право обладания матерью, который уводит ее из дома, 
обращается с ней как со своей собственностью и настаивает на общей постели с 
ней. Но в то же время его любят и восхищаются им, потому что всегда могут 
рассчитывать на его помощь, верят в его силу и могущество и больше всего на 
свете хотят в будущем стать похожими па него. Здесь перед мальчиком впервые 
встает необычная и вначале совершенно неразрешимая проблема, заключающаяся в 
том, что чувства любви и восхищения у него вызывает тот человек, которого он 
одновременно ненавидит и которому желает смерти. Отношения с братьями и 
сестрами, если вы помните, осложнялись лишь тем, что надо было подавить в себе 
враждебные чувства, чтобы угодить матери. В отношении же к отцу в душе мальчика 
впервые встречаются два противоречивых чувства. Я предлагаю вам самим 
представить себе все трудности, подстерегающие столкнувшегося
   
Амнезия событий раннего детства и Эдипов комплекс 25
с этой проблемой мальчика: во-первых, страх перед масштабами собственных 
враждебных чувств, во-вторых, боязнь отцовского гнева и того, что он может 
лишиться его любви, в-третьих, отсутствие прежней простоты и непосредственности 
во взаимоотношениях с матерью и, наконец, нечистая совесть и страх перед 
смертью. Я бы могла еще долго рассуждать по этому поводу, но оставим это до 
следующего раза.
Возможно, вы чувствуете, что дальнейшее изучение истории эмоционального 
развития ребенка — занятие интересное, но не видите его связи с вашей 
конкретной работой. Вы полагаете, что дети старшего возраста, с которыми вы 
имеете дело, давно переросли стадию полной зависимости от матери, детскую 
ревность и все эмоциональные потрясения первых лет жизни. Но здесь вы 
ошибаетесь. Явления, с которыми вы сталкиваетесь в ваших группах или классах, 
непосредственно связаны с этим ранним периодом жизни. Те дети, которых вы 
называете склонными к конфликтному и асоциальному поведению, завистливыми, 
вечно недовольными, отождествляют своих одноклассников с родными братьями или 
сестрами и здесь, в школе, пытаются силой решить проблемы, не решенные дома. Те,
 кто агрессивно реагирует на малейшую вашу попытку воспользоваться своей 
властью над ними, отождествляют вас со своим отцом и переносят на вас свою 
предназначенную отцу враждебность и пожелание смерти. Точно так же те, кто 
выглядит настолько застенчивым, что даже не осмеливается взглянуть вам в лицо, 
равно как повысить голос в классе, пытаются отказаться от таких желаний, 
воспитывают в себе стремление к подчинению. Прежде вас удивляло подобное 
объяснение этих явлений. Верно то, что у шестилетнего ребенка уже есть 
определенный набор реакций, и он воспроизводит их применительно к вам. То, что 
предстает перед вашими глазами, — лишь повторение давних конфликтов в новом 
облике. Вы в данном случае являетесь жертвой, но не причиной этих конфликтов.
Я предвижу ваше второе возражение. Возможно, вы почувствовали, что описанная 
мною семья не существует вовсе или по крайней мере большинство семей, с детьми 
которых вы имеете дело, не такие. Не так часто встретишь мать, дарящую своим 
детям столько любви и тепла и распределяющей эту ласку так

26 Раздел 1. Психоанализ раннего детства
равномерно. Не всегда встретишь и отца, так хорошо ладящего со своей женой и 
служащего для малолетнего сына предметом любви и восхищения. Как правило, 
картина совершенно иная.
   Но, описывая такую образцовую семью, я преследовала определенные цели. Я 
хотела, чтобы вы почувствовали всю сложность ситуации, в которой оказывается 
ребенок, испытывающий противоречивые чувства даже при наиболее благоприятных 
внешних условиях. Каждый фактор, способствующий их ухудшению, иначе говоря, все 
обстоятельства, омрачающие . картину образцовой семейной жизни, в то же самое 
время обостряют внутренний конфликт ребенка.
   Представим себе, что ребенок на протяжении первого, наиболее важного года 
жизни совсем не воспитывался своей матерью, а переходил из одной приемной семьи 
в другую или воспитывался в детском доме постоянно меняющимися, более или менее 
безразличными нянями. Не следует ли нам считать, что отсутствие первой 
естественной эмоциональной привязанности сильно повлияет на его дальнейшую 
жизнь?
   Или допустим, что отец, с которого мальчик берет пример и по стопам которого 
хочет следовать во всем, страдает алкоголизмом, психическими расстройствами или 
является преступником. В этом случае стремление подражать отцу, в нормальных 
условиях оказывающее неоценимую поддержку в воспитании, может погубить ребенка.
   Когда родители состоят в разводе и каждый из них пытается взять верх над 
другим во влиянии на ребенка и представить другого виновным, полноценное 
эмоциональное развитие ребенка находится под угрозой. Его доверие к родителям 
подорвано, так как его способность к критической оценке разбужена слишком рано.
   Я приводу здесь слова восьмилетнего мальчика, тщетно пытавшегося помирить 
своих родителей, собиравшихся разводиться. Он заявил: «Если папа не любит маму, 
то мама не любит папу, и поэтому они меня тоже не могут любить. Тогда и я их не 
люблю. И потому вся семья разваливается». Выводы, сделанные ребенком в этих 
условиях, тревожны. Он ведет себя как служащий обанкротившейся фирмы, 
разочаровавшийся в собственных принципах работы и потому потерявший всякий
   
Амнезия событий раннего детства и Эдипов комплекс 27
интерес к своим обязанностям. В таких обстоятельствах ребенок так же, как и в 
предыдущем примере со служащим, прекращает исполнять свою задачу, то есть в 
данном случае нормально развиваться, и в качестве реакции на ненормальные 
условия обнаруживает отклонения.
Дамы и господа, на сегодня хватит. Я представила вам сегодня события раннего 
детства в той форме, в которой они были воссозданы методом психоанализа. Не 
знаю, насколько правомочными показались вам эти выводы. В любом случае 
осуществленные психоаналитиками открытия в целом помогли привлечь внимание 
людей к событиям первых лет жизни.
В завершение я представлю вашему вниманию случай, подтверждающий практическое 
значение таких теоретических построений.
Недавно немецкий суд вынес решение в бракоразводном процессе. В ходе судебного 
разбирательства возник вопрос, с кем из родителей оставить двухлетнего ребенка. 
Защищавший мужа адвокат доказал, что жена, в силу всех особенностей своего 
характера, не способна должным образом воспитать ребенка. В ответ на это 
адвокат жены построил свое возражение на том факте, что двухлетний ребенок 
нуждается в заботе, а не в воспитании. Чтобы разрешить этот спор, экспертам был 
задан вопрос, в каком возрасте, по их мнению, начинается воспитание ребенка. 
Только часть из приглашенных экспертов принадлежала к психоаналитической школе, 
а часть — к другим, придерживающимся ортодоксальных взглядов. Тем не менее, они 
единогласно пришли к выводу, что воспитание ребенка начинается с первых дней 
его жизни.
У нас есть все основания, чтобы предположить, что в период, предшествующий 
открытию психоанализа, эксперты пришли бы к обратному выводу.

28 Раздел I. Психоанализ раннего детства
Инстинктивные проявления раннего детства1
Мне не известно, как вы восприняли предыдущую лекцию, но осмелюсь предположить, 
что впечатление было двойственным. С одной стороны, вы, возможно, думаете, что 
я не смогла предложить ничего, кроме давно известных вам фактов, и сделала это 
с излишним пафосом; что у меня сложилось ошибочное мнение, будто учителя до сих 
пор считают своих учеников некими существами, не связанными с семьей; что я 
забыла, что сегодня даже самый молодой преподаватель, столкнувшись с 
трудностями, в первую очередь думает о домашнем окружении ребенка, о 
неблагоприятном родительском влиянии или о последствиях того, что ребенок 
является младшим, старшим или средним в семье. Вы всегда пытаетесь объяснить 
поведение ребенка в школе тем или иным обращением с ним в семье. Так что 
задолго до прослушивания моей лекции вам был известен тот факт, что характер 
ребенка формируется под влиянием домашней обстановки.
   В то же время вам может показаться, что я сильно преувеличиваю, приравнивая 
чувства и поступки детей к соответствующим проявлениям взрослых людей. Так, я 
приписала ребенку, вступившему в бытовые разногласия со своими братьями и 
сестрами, желание смерти последним; а нежное и совершенно невинное отношение 
мальчика к матери превратила в чувства мужчины, желающего вступить в интимные 
взаимоотношения
с женщиной.
   Вам кажется вполне естественным, что мальчик в своих будничных отношениях с 
отцом осознает, что тот превосходит его в силе, и неохотно подчиняется 
ограничивающим его свободу родительским требованиям. Но я раздула этот конфликт 
до масштабов битвы не на жизнь, а на смерть. Вы уже давно с удивлением узнали, 
что психоанализ зашел так далеко, что сравнил эмоциональное состояние 
маленького ребенка с чувствами персонажа древнегреческого мифа, царя Эдипа, 
сразившего своего
' Вторая лекция по психоанализу для педагогов (1930). Текст дан по изданию:
Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа. Т. I. M., 1999. С. 22-34.

Инстинктивные проявления раннего детства 29
отца и овладевшего матерью. Возможно, своим выступлением я просто доказала вам, 
что предубеждение, которое вы всегда испытывали по отношению к психоанализу, не 
было лишено оснований, и то, что раньше было предубеждением, теперь стало 
мнением, опирающимся на ваш собственный опыт. Здесь я не собираюсь приводить 
аргументы в защиту точки зрения психоанализа. Я прошу вас просто немного 
повременить с выводами.
   Давайте еще раз вернемся к вынесенному немецким судом вердикту, который, как 
я показала вам, полностью соотносится с идеями психоанализа. Что следует 
подразумевать под понятием «воспитание» с первого дня жизни? Что можно 
воспитывать в юном, мало отличающемся от животного создании, о мыслительных 
процессах которого нам до сих пор было известно так мало? На чем могут 
основываться попытки образования? Судя по набросанной мной схеме внутренней 
жизни ребенка и его взаимоотношений с окружающими, можно подумать, что ответ не 
сложен. Задача будет заключаться в том, чтобы проверить, правда ли ребенок 
испытывает враждебные чувства по отношению к братьям, сестрам и отцу, а также 
желание физического обладания матерью, и не дать этим желаниям воплотиться.
   Но при ближайшем рассмотрении такое определение воспитания ребенка на ранних 
стадиях развития оказывается нелепым и неудовлетворительным. Маленький ребенок 
беспомощен и бессилен перед окружающими его людьми. Мы знаем, что его 
существование поддерживается лишь благодаря доброте окружающих. Его сила не 
идет ни в какое сравнение с их силой. Так что у него нет ни малейшего шанса 
осуществить свои опасные желания. Судебной и медицинской практике действительно 
известны случаи, когда мальчики, насколько это позволяло их физическое развитие,
 исполняли роль отца по отношению к матери или когда девочки использовались 
отцами в сексуальных целях. Но во всех этих случаях исполнению ненормальных 
желаний способствовали не физическая сила и энергия ребенка, а ненормальное 
поведение взрослых, использовавших детские желания в целях удовлетворения 
собственной похоти. В реальной жизни, как правило, гораздо
   
30 Роздел I. Психоанализ раннего детства
важнее защитить ребенка от насилия отца, чем отца от враждебности ребенка.
Так что вопрос об определении воспитания в начале жизни остается открытым, и о 
том, в чем оно состоит, мы также знаем немногое. Впрочем, можно взглянуть на 
этот вопрос и с другой стороны, снова обратившись к приведенному выше 
официальному вердикту и сравнив два понятия — забота о ребенке и воспитание 
ребенка.
Объяснить, что такое забота о ребенке, не сложно. Уход за
< ребенком заключается в удовлетворении его физических потребностей. Тот, кто 
заботится о ребенке, должен удовлетворять его голод, следить за тем, чтобы он 
всегда находился в тепле, уюте и чистоте (правда, последнее больше 
соответствует желаниям взрослых, чем ребенка), защищать его от опасностей и 
прочих сложностей. За удовлетворение всех его нужд ничего не Требуется взамен. 
Воспитание, напротив, выставляет ребенку определенные требования.
   Бесконечное перечисление актуальных ныне и в прошлом целей воспитания вывело 
бы меня далеко за пределы сферы моей компетенции. Родители ребенка всегда 
стремятся к тому, чтобы его облик соответствовал их требованиям, то есть их 
цели различаются в зависимости от места проживания, материального 
благосостояния, социального сословия, политических убеждений. Тем не менее эти 
различные цели имеют одну общую особенность. Основная тенденция воспитания 
состоит в том, что родители стремятся вырастить ребенка человеком, похожим на 
окружающих его взрослых. Из этого мы можем заключить, что воспитатель стремится 
исключить в ребенке все черты, отличающие его от взрослого, иными словами, 
борется с поведением ребенка или, как это понимают взрослые, с его 
непослушанием.
   Было бы ошибкой с моей стороны подробно на этом останавливаться, так как 
любой учитель и работник Дневного центра знает об этом из собственных 
наблюдений. Но то, как ребенок проявляет себя в школе, слабо отражает его 
внутренний мир. Достоверные сведения о нем могут дать лишь те, кто жил в 
постоянном взаимодействии с ним с младенческого возраста до пяти лет. Опрашивая 
таких людей, мы слышим в ответ следующее: он ужасно эгоистичен и ни с кем не 
считается; он
   
31
Инстинктивные проявления роннего детства



заботится только о своих интересах и удовлетворении собственных желаний, 
независимо от того, мешает это другим или нет. Он неопрятен и неряшлив; он 
прикасается к самым отвратительным предметам и даже тянет их в рот. Он 
абсолютно не стыдится собственного тела и очень любопытен к вещам, которые 
другие пытаются скрыть от него. Он обжора и обожает сладкое. Он жесток по 
отношению ко всем живым существам, которые слабее его, и получает огромное 
удовольствие, ломая вещи. Ему свойственно множество дурных привычек, связанных 
с телом: он сосет пальцы, грызет ногти, ковыряет в носу, забавляется со своими 
половыми органами; и все это он делает с особой страстью, стремится 
удовлетворить все свои желания и при этом не терпит ни малейшей отсрочки.
Жалобы родителей сводятся к двум пунктам. Первый — это чувство отчаяния; как 
только им удается отучить ребенка от одной дурной привычки, так тут же 
появляется другая. Второй — это недоумение. Они не могут понять, откуда это все 
берется. Разумеется, не из подражания родителям; они тщательно оберегают 
ребенка от общения с детьми, которых считают испорченными.
Вы можете сказать, что такое перечисление детских качеств больше напоминает 
обвинение, чем объективное описание. Но ведь взрослые никогда не были 
объективны по отношению к детям. Вместо того чтобы наблюдать за ними, они на 
протяжении веков вели себя как строгие учителя, которые подходят к каждому 
детскому проступку с возмущением и негодованием. Им не удастся докопаться до 
истинных причин поступков детей, пока они не научатся не торопиться с выводами. 
До тех пор пока они называют это «непослушанием», такое детское поведение будет 
оставаться для них просто хаотичным, беспорядочным нагромождением качеств. 
Ничего не остается, кроме как сокрушаться по этому поводу!
Более того, до сих пор даже научные исследования не смогли пролить свет на этот 
вопрос. Они пошли путем отрицания всех черт, не вписывающихся в картину 
детского характера, которую они выработали из отвлеченных гипотез. Психоанализ 
был первым течением, освободившимся от преждевременных суждений, предвзятости и 
предположений, с которыми

32 Раздел I. Психоанализ раннего детства
взрослые с незапамятных времен подходили к эволюции характера ребенка.
В результате масса необъяснимых и неприятных явлений
объединилась в органичное целое. То, что раньше казалось набором произвольных 
черт, предстало в виде четкой последовательности различных стадий развития, в 
виде того, что раньше понималось под понятием взросления человека. Психоанализ 
также нашел объяснение перечисленным выше жалобам роди-, телей. Ни быстрая 
замена одной привычки другой, ни их возникновение без какого-либо внешнего 
повода больше не ставят исследователя в тупик; с этих пор эти привычки не 
рассматриваются как досадные случайные отклонения, но понимаются как 
естественные, нормальные звенья гармоничной цепи развития.
   Первым свидетельством существования такой строгой последовательности стал 
сделанный в результате наблюдений вывод, что выбор частей тела, с которыми дети 
связывают свои привычки, не случаен, а предопределен. Как вы помните, в нашей 
первой лекции мы выяснили, что в основе эмоциональной близости матери и ребенка 
лежит первое кормление и забота
матери о ребенке.
В первые недели жизни пища играет важнейшую роль в жизни ребенка; в этот период 
его рот и связанные с ним органы являются самыми важными частями его тела. Те 
ощущения, которые он испытывает, когда сосет материнскую грудь и когда молоко 
течет к нему в рот, наиболее приятны для ребенка, и он хочет их продолжения и 
повторения даже после утоления голода. Вскоре он находит способ испытывать эти 
ощущения независимо от принятия пищи и кормящей его матери — он начинает сосать 
свой собственный палец. Тогда мы говорим, что ребенок «сует пальцы в рот». В 
эти моменты его лицо принимает такое же довольное выражение, как и в те минуты, 
когда его кормит мать, и поэтому вопрос, почему ребенок сосет палец, никогда не 
вызывал сомнений: он делает это потому, что ему это приятно. Сосание пальца, 
являющееся по сути лишь имитацией принятия пищи, стало независимым процессом и 
превратилось в занятие, доставляющее ребенку удовольствие. Взрослые же, 
напротив, никогда не позволяли ребенку наслаждаться сосанием и расценивали его 
как «дурную привычку».

Инстинктивные проявления раннего детства 33
Более того, доставляющие удовольствие занятия, связанные со ртом, ни в коей 
мере не ограничиваются принятием пищи и сосанием пальцев. Ребенок ведет себя 
так, будто хочет ознакомиться с целым миром в пределах его досягаемости 
посредством рта. Он грызет, лижет и пробует на вкус все, что попадет ему под 
руку. Следящие за ним взрослые расценивают такое поведение как «негигиеничное», 
то есть опасное для здоровья. Важнейшая роль области рта как источника приятных 
ощущений сохраняется на протяжении всего первого года жизни, остаточные явления 
от этого периода имеют место и в дальнейшем, на гораздо более поздних стадиях 
развития. Я отношу к ним такие вышеупомянутые качества, как обжорство и 
пристрастие к сладкому.
Выбор следующей области тела, выходящей на первое место по значимости; в 
прошлом занимаемое областью рта, также обусловлен внешними факторами. До этого 
времени взрослый мир был снисходителен к ребенку и почти полностью посвящал 
себя уходу за ним, от ребенка требовалось только одно — привыкнуть к порядку и 
регулярности в принятии пищи и отходе ко сну. Но теперь другой важный фактор 
постепенно входит в жизнь ребенка — соблюдение чистоты. Его мать или няня 
стараются отучить его испражняться под себя. Нелегко заставить ребенка 
контролировать эти функции. Можно сказать, что весь второй год жизни проходит 
под знаком этих нередко очень энергичных попыток со стороны взрослых привить 
ребенку привычку к чистоте.
Думаю, вы понимаете, что не следует винить ребенка за то, что ему требуется 
столь .длительный период времени, чтобы привыкнуть к соблюдению чистоты. Его 
сфинктеры еще недостаточно развиты. Что касается начального периода, я с этим 
согласна, но в дальнейшем все происходит наоборот. В результате пристального 
наблюдения за ребенком появляется подозрение, что, хоть он теперь и способен 
контролировать свои сфинктеры, он защищает свое право совершать испражнения 
тогда, когда ему этого хочется, и что он расценивает продукты своего организма 
как нечто принадлежащее ему. У него появляется необыкновенный интерес к 
собственным экскрементам; он пытается дотронуться до них, играть с ними, и если 
его, конечно, вовремя не остановить, он далее засунул бы их в рот. И здесь 
снова мы
2 А. Фрейд

34 Раздел I. Психоанализ раннего детства
можем без труда определить мотивы его поведения по выражению его лица и тому 
рвению, с которым он все это делает. Очевидно, что это забавляет ребенка, 
доставляет ему удовольствие.
   Важным моментом является то, что это удовольствие больше не связывается с 
силой или слабостью сфинктеров. Точно по такому же принципу, как раньше ребенок 
открыл для себя, что можно получать удовольствие, имитируя принятие пищи через 
рот, теперь он наслаждается ощущениями, полученными посредством своих функций 
выделения. Область ануса стано-1 вится в этот период времени наиболее важной 
частью его тела. Так же как в грудничковый период ребенок чувствует наслаждение,
 сося палец, независимо от принятия пищи, теперь он пытается задержать свои 
выделения, играя с этой частью тела и получая приятные ощущения посредством 
анальной зоны. Если он приучается ходить в туалет, что не позволяет ему 
продолжать эти занятия, то он пытается хотя бы сохранить в памяти эти ощущения, 
связывая их с такими позволительными развлечениями, как игры с песком, водой, 
землей и, значительно позже, с «размазыванием» красок.
    Взрослые всегда жаловались, что в этот период дети неряшливы и постоянно 
устраивают вокруг себя беспорядок. Но они же всегда были склонны прощать это 
ребенку, потому что он еще мал и глуп, а его эстетический вкус еще недостаточно 
развит, чтобы он мог понять разницу между чистотой и грязью, и его обоняние еще 
не в состоянии отличить приятный запах от ужасного.
    Я придерживаюсь мнения, что в основе таких наблюдений лежит предубеждение и 
что здесь допущена ошибка суждения.
    Если вы пронаблюдаете за ребенком приблизительно двухлетнего возраста, то 
заметите, что с его чувством обоняния все в порядке. Он отличается от взрослого 
только оценкой различных запахов. Приятный взрослому человеку аромат цветов 
оставит ребенка совершенно равнодушным, если его, конечно, еще не научили, 
нюхая цветок, говорить «О, как мило!»
    Другие характеристики относятся к той же категории. На протяжении веков 
люди отмечали жестокость детей, приписывая это отсутствию понимания чего-либо. 
Когда ребенок отрывает лапки и крылья бабочкам и другим насекомым, убивает или 
калечит птиц или направляет свои разрушительные
    
Инстинктивные проявления роннего детства 35
действия на игрушки и другие предметы обихода, старшие обычно прощают ему, 
считая, что это вызвано отсутствием у него сочувствия к отличным от него живым 
существам и непониманием денежной стоимости вещей.
Но и в этом отношении наши наблюдения указывают нам на нечто иное. Мы считаем, 
что ребенок калечит животных не потому, что не понимает, что причиняет им боль, 
а именно потому, что хочет причинить боль, и для этой цели маленькие, 
беззащитные насекомые — самые подходящие и наименее опасные существа. Ребенок 
портит вещи потому, что реальная их стоимость ничтожна по сравнению с тем 
наслаждением, которое он получает, ломая их. И снова мы можем судить о мотивах 
его поведения по выражению его лица и тому особому рвению, с которым он идет к 
своей цели. Он так ведет себя потому, что получает от этого удовольствие.
После того как старания взрослых заставить ребенка ходить в туалет увенчались 
успехом, и он, несмотря на свое сопротивление, научился контролировать свои 
движения, анальная зона теряет свою роль в доставлении ему удовольствия. Ее 
место теперь занимает даже более значимая часть тела. Ребенок начинает играть 
со своими половыми органами. В этот период времени его стремление к познанию 
направлено на изучение различий между полами. Он с удовольствием демонстрирует 
свои половые органы другим детям и требует того же взамен. Его страсть задавать 
вопросы, на что часто жалуются родители, зиждется как раз на взаимосвязи 
проблемы различий между полами и происхождения детей, которую он так или иначе 
смутно чувствует. К сожалению, та высокая точка развития, которой во многих 
отношениях ребенок достиг к этому времени, то есть к четырем или пяти годам, 
кажется взрослым высшей точкой развития у него дурных привычек.
На протяжении всего описанного здесь периода времени ребенок ведет себя так, 
будто не существует ничего важнее, чем следование собственным желаниям и 
подчинение властной силе своих инстинктов, в то время как взрослые действуют 
так, как если бы их главная задача состояла в том, чтобы не дать ему достигнуть 
своих целей. Результатом такого расклада становится никогда не прекращающаяся 
битва между детьми и взрослыми.

36 Раздел I. Психоанализ раннего детства
Последние стремятся заменить то удовольствие, которое ребенок получаст от грязи,
 отвращением к ней, отсутствие чувства стыда — стыдливостью, жестокость — 
чувством жалости, склонность к разрушению — заботливостью. Интерес к телу и 
игру с его частями следует воспретить, отсутствие внимания к окружающим — 
заменить внимательностью к ним, эгоизм обратить в альтруизм. Шаг за шагом 
взрослые пытаются достичь противоположного тому, что хочет ребенок, и каждым 
своим шагом провозглашают цели, противоречащие врожденным инстинк-
< тивным побуждениям ребенка.
   Как мы видим, получение удовольствия — главный жизненный принцип ребенка. 
Взрослый хочет приучить ребенка к мысли, что требования внешнего мира важнее 
его внутренних побуждений. Ребенок нетерпелив, он не терпит отлагательства и 
поступает только так, как ему хочется в данную минуту;
взрослый же учит его откладывать реализацию своих порывов
и думать о будущем.
   Вас должно удивить, что в своем описании я не делаю существенного различия 
между удовольствиями, получаемыми от сосания пальца и от игры с гениталиями, то 
есть мастурбации. Дело в том, что с точки зрения психоанализа такого различия 
не существует. Все приносящие удовольствие действия, которые были описаны здесь,
 стремятся к воплощению инстинктивных побуждений. Психоанализ наделяет их всех 
сексуальным значением, независимо от того, направлены ли они непосредственно на 
половые органы, рот или анус. Роль, которую играют гениталии на четвертый или 
пятый год жизни ребенка, тождественна роли, придаваемой рту на первом году 
жизни или анусу на втором. Генитальтая область приобретает такое же значение, 
только в той ретроспективе, в какой мы расцениваем ее относительно половой 
жизни взрослых, когда гениталии являются исполнительными органами, отвечающими 
за секс. Но даже в раннем детстве эти дарящие удовольствие области тела несут в 
себе определенное значение. Полученное с их помощью чувственное удовольствие 
служит подготовкой и предварением будущего полового акта.
Тот факт, что области тела, позволяющие маленькому ребенку получать свое первое 
чувственное наслаждение, играют

Инстинктивные проявления раннего детства 37
роль, хотя и второстепенную, в половой жизни взрослого, не должен казаться вам 
достаточным основанием для того, чтобы видеть в действиях ребенка, стремящегося 
извлечь из них удовольствие, сексуальную подоплеку и придавать самим этим 
областям сексуальное значение. Но психоанализ оправдывает такую классификацию в 
свете других обстоятельств. Имеют место случаи отклонения от нормы, когда 
воплощение того или иного детйкого побуждения так и не отходит на второй план 
по отношению к удовольствию, доставляемому половыми органами, а остается 
главенствующим и доминирует в половой жизни взрослого, заменяя собой нормальный 
секс. Такие отклонения называются половыми извращениями. Для этих людей 
характерно то, что в очень важном жизненном аспекте, а именно в сексуальности, 
они остаются на уровне маленького ребенка или, возможно, время от времени 
возвращаются к этому уровню.
Понимание этого отклонения в половой жизни взрослых является ключом к 
объяснению того, почему взрослые так ревностно удерживают ребенка от реализации 
своих побуждений. Фазы развития, через которые ребенку надо пройти, должны быть 
не больше чем остановками на пути к намеченной цели. Если какая-то из таких 
остановок кажется ребенку слишком привлекательной, то возникает опасность, что 
он захочет осесть там окончательно и откажется от продолжения путешествия, то 
есть от продвижения к последующим стадиям развития. Много лет назад 
существовало научное свидетельство, подтверждающее эту концепцию, и взрослые, 
следившие за детьми, вели себя так, будто они распознали эту опасность, и 
считали своим долгом провести ребенка через все стадии его развития, не 
позволяя ему получать удовольствие и реальное удовлетворение ни на одной из них,
 кроме последней.
С незапамятных времен применялись два способа удержать ребенка от получения 
этого сомнительного удовольствия. Могли предупредить ребенка: если не 
прекратишь сосать большой палец, мы его отрежем; эта угроза повторялась в 
разных случаях во всех вариантах. Это означало лишь одно — напугать ребенка 
нанесением серьезной травмы необходимой и наиболее высоко ценимой части тела и 
потому вынуждало его отказаться от удовольствия, которое она ему доставляла. 
Или родители

38 Раздел I. Психоанализ раннего детства
могли сказать: если ты будешь это делать, я не буду любить тебя, тем самым 
угрожая ребенку возможностью потери родительской любви. Эффективность обеих 
угроз обусловлена, как мы уже поняли, положением ребенка, то есть его полным 
бессилием и беспомощностью перед всемогущим миром взрослых и его исключительной 
зависимостью от родительской опеки.
Оба метода, как правило, одинаково эффективны. Под давлением столь страшных 
угроз ребенок, конечно, учится отказываться от своих примитивных желаний. 
Вначале он просто из , страха перед взрослым или из любви к нему делает вид, 
что поменял свое мнение. Он начинает называть отвратительным то, что ему 
кажется привлекательным, и оценивать как хорошее то, что ему не нравится. Так 
как он все больше отождествляет себя со взрослыми, их ценности он тоже начинает 
признавать справедливыми. Он даже начинает забывать, что когда-то чувствовал 
обратное. Постепенно он отворачивается от всего, чего хотел в первые годы жизни,
 и предотвращает возможность возвращения к прежним удовольствиям полным отказом 
от связанных с ними чувств. Чем лучше ему удается эта трансформация, тем больше 
взрослые довольны результатами своих усилий.
Отречение от удовольствий, ведущих свое происхождение от побуждений раннего 
детства, несет с собой два основных последствия для психического развития 
индивида. Он применяет навязан иые ему стандарты ко всем окружающим и 
становится нетерпимым к тем, кто этих стандартов не достиг. Моральное 
негодование, пробуждаемое в нем подобной вседозволенностыо, является ценой тех 
усилий, которые ему пришлось приложить, чтобы подавить в себе детские 
инстинктивные побуждения.
Но так как он старается не обращать свои мысли к так высоко ценимым им когда-то 
приятным ощущениям, чувства и опыт, относящиеся ко всему тому периоду, 
одновременно выталкиваются из памяти. Он забывает свое прошлое, которое теперь, 
ретроспективно, представляется ему отвратительным и недостойным. И именно 
поэтому и возникает тот провал в его памяти, то непреодолимое препятствие, 
преграда, отделяющая его от самых сажных событий его жизни и так поразившая нас 
на прошлой лекции.

Латентный период 39
Латентный период1
На протяжении двух предыдущих лекций я держала вас вдалеке от узкой сферы ваших 
интересов. Я старалась привлечь ваше внимание к эмоциональным условиям и 
развитию инстинктивных влечений маленького ребенка — к предмету, который, как 
вы, возможно, считаете, имеет практическое значение только для матерей, нянь 
или по крайней мере воспитателей детских садов. Мне бы не хотелось, чтобы вы, в 
связи с моим выбором материала, думали, что я недооцениваю проблему, 
возникающую в вашей работе с детьми старшего возраста. Но моей целью было в 
этом курсе лекций довести до вашего внимания множество основополагающих идей 
психоанализа, и, чтобы ярче раскрыть их вам, мне понадобился определенный 
материал, который я могла почерпнуть лишь из опыта первых лет детства.
   Чтобы оправдать мой выбор окольного пути, по которому я вас повела, давайте 
разберемся, что нового вы уже открыли для себя. Я начала с утверждения 
психоанализа, что люди знакомы лишь с частью своей внутренней жизни и ничего не 
знают о том огромном количестве мыслей и чувств, протекающих внутри них без их 
ведома, иначе говоря, бессознательно. Возможно, у вас было искушение ответить, 
что никто не должен ожидать слишком многого от своей памяти. С этой точки 
зрения кажется очевидным, что, находясь под влиянием огромного количества 
внутренних и внешних раздражителей, человек, конечно, не может удержать все в 
своем сознании; оно должно вмещать только наиболее важные сведения. Но пример 
большого пробела в памяти, затмевающего собой детские годы, противоречит этому 
предположению. Я могла показать вам, что значимость события, безусловно, 
гарантирует его сохранение в нашей памяти, но бывают, напротив, события большей 
значимости, которые очень часто исчезают из памяти. К этому можно добавить и 
тот факт, что невидимая часть внутреннего мира имеет любопытное свойство 
сохранять свою силу после исчезновения из сознания. Этот двоякий аспект жизни 
ребенка — стирание
' Третья лекция по психоанализу для педагогов (1930). Текст дан по изданию:
Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа. Т. I. M., 1999. С. 34-47.

.40 Раздел I. Психоанализ раннего детства
событий из памяти, при сохранении их влияния в дальнейшем — послужил 
иллюстрацией к концепции бессознательного в психоанализе.
Вы также узнали, что способствует забыванию важных впечатлений. Сам ребенок 
склонен к тому, чтобы сохранить добрую память о своих первых, много значащих 
для него желаниях, если бы они не подверглись внешнему влиянию. Благодаря этому 
влиянию он отворачивается от них, затрачивает массу энергий, чтобы оттолкнуть 
их от себя, и поэтому ничего больше не хочет знать о них. В этом случае мы 
говорим, что он подавляет их.
Вы также слышали, что даже после того, как ребенок справляется с этой задачей, 
воспитывающие его взрослые еще не довольны результатом. Они всегда опасаются, 
что подавленные привычки в какой-то момент вновь всплывут на поверхность. 
Поэтому они ставят все возможные преграды на пути их возвращения. Как было 
сказано выше, это ведет к полному изменению первоначальных чувств ребенка и 
черт его характера. Допустим, например, что ребенок приблизительно двухлетнего 
возраста ощущает потребность взять в рот свои экскременты. Под влиянием 
воспитания он научился не только отвергать то, что, как он теперь знает, 
называется грязным, и отказываться от своего первоначального побуждения, но и 
чувствовать отвращение по этому поводу. Это означает, что теперь его тошнит от 
контакта с экскрементами, рвотные позывы занимают место первоначального желания 
взять что-либо в рот. Использование рта в таких целях стало невозможным для 
пего благодаря чувству отвращения. Психоанализ называет такое явление, 
возникшее как реакция на детские побуждения и вступившее в противостояние с 
ними, формированием реакции. Когда в дальнейшем мы обнаруживаем в ребенке 
старшего возраста необычайно сильно развитое чувство жалости, повышенное 
чувство стыда, на удивление легко вызываемую реакцию отвращения, то делаем 
вывод, что в ранние годы у пего отсутствовало чувство стыда или он был особенно 
жесток либо неряшлив. Эта реакция так сильна потому, что призвана предотвратить 
возвращение былых привычек.
Однако это изменение взглядов на кардинально противоположные, выраженные в виде 
формирования реакции, — только одно из средств, к которым прибегает ребенок, 
чтобы избавиться

Латентный период 41
от нежелательных привычек. Другой уже упомянутый здесь способ заключается в 
компенсации неприемлемых действий более приемлемыми. Ребенку, наслаждавшемуся 
играми со своими экскрементами, чтобы избежать недовольства воспитывающих его 
людей, не нужно полностью отказываться от своих забав. Он может обратиться к 
удовольствиям, схожим с вышеназванными, заменяя игры с фекалиями и мочой игрой 
с песком и водой. Используя предоставленные ему возможности, он может копаться 
в песочнице или в саду, девочки могут также развлекаться стиркой кукольной 
одежды. Удовольствие, получаемое от размазывания грязи, как уже было отмечено, 
превращается в интерес к рисованию и раскрашиванию. Каждое из этих одобряемых 
обществом и нередко полезных занятий частично компенсирует нравившиеся ему 
когда-то ощущения. Такое изменение прежних побуждений на более сложные, 
стремление к более высокой цели в психоанализе называется сублимацией.
Однако из двух предыдущих лекций вы сумели почерпнуть для себя нечто большее, 
чем просто определение основных идей психоанализа. Вы узнали, что некоторые 
образы и идеи определенно связываются друг с другом в сознании ребенка, и эти 
идеологические модели к комплексы оказывают серьезное влияние на его эмоции. 
Эти комплексы доминируют на протяжении нескольких лет, пока они не подавляются 
и не исчезают из сознания взрослого. Примером такого объединения представлений 
служит отношение маленького ребенка к родителям. Как вы уже слышали, 
психоанализ видит в нем те же мотивы и побуждения, которые спровоцировали царя 
Эдипа на совершение своих поступков, и называет его Эдиповым комплексом. Другой 
такой комплекс представлений вырабатывается под влиянием родительских угроз, 
призванных заставить ребенка следовать желаниям взрослых. Эти угрозы, 
содержание которых сводится к тому, чтобы отрезать важную часть тела ребенка — 
руку, язык или половой орган, — породили явление, которое в психоанализе 
называется кастрационным комплексом.
Далее вам стало известно, что та форма, в которой ребенку являются его ранние 
комплексы, в особенности взаимоотношения с родителями, становится прототипом 
для всей его дальнейшей жизни. Чувства, которые индивид испытывает впоследствии,


42 Раздел I. Психоанализ раннего детства
предопределены той схемой, с которой согласовывались его любовь и ненависть, 
бунтарство и покорность, преданность и неверность в раннем детстве. 
Немаловажным фактором, влияющим на будущее ребенка, является внутреннее 
побуждение, определяющее его выбор друзей, любимых и даже профессии и 
сформировавшееся под влиянием подавленных переживаний детства. Мы говорим, как 
и в приведенном выше примере взаимоотношений «ученик-учитель», что ребенок 
переносит свои эмоции с одного объекта на другой, из прошлого в настоящее. 
Очевидно, что это не обходится без различных ошибок во взаимопонимании и в 
видении настоящей ситуации.
    И наконец, вы услышали в моей лекции о развитии инстинктов у ребенка в 
подтверждение расхожего мнения, что психоанализ развил концепцию сексуальности 
за пределы существовавших до недавнего времени границ. Он обнаружил сексуальную 
подоплеку в некоторых действиях ребенка, считавшихся ранее безобидными и 
далекими от чего-либо, имеющего отношение к сексу. В отличие от других 
известных вам учений психоанализ утверждает, что человеческая сексуальность не 
появляется неожиданно между тринадцатью и пятнадцатью годами, то есть в период 
полового созревания. Она существует изначально и, принимая то одну, то другую 
форму, постепенно переходит от одной стадии развития к другой, пока наконец не 
начнется взрослая половая жизнь как результат длительного процесса развития. 
Энергия, движущая всеми сексуальными побуждениями, на всех стадиях качественно 
одинакова, но в различные периоды различается по количественным показателям. В 
психоанализе эта сексуальная энергия называется либи-до. Факт, что теория 
развития инстинктов у ребенка представляет собой важнейшую часть нового 
психоаналитического учения, является основной причиной его непопулярности. 
Очень вероятно, что именно поэтому многие из вас до настоящего времени не 
обращались к изучению психоанализа.
    Полагаю, вы удовлетворены уже полученным вами кратким изложением материала. 
Вы ознакомились с некоторыми важнейшими психоаналитическими терминами и 
понятиями: бессознательное, подавление, формирование реакции, сублимация, 
перенос, Эдипов комплекс и кастрационный комплекс,
    
г
Латентный период 43
либидо и теория детской сексуальности. Скорее всего эти новые понятия помогут 
нам в решении предстоящей задачи, а именно в изучении следующего периода жизни 
ребенка.
Мы продолжим описание развития ребенка с того места, на котором мы остановились.
 Это был возраст пяти или шести лет — время, когда ребенок поступает в школу, 
то есть тот период, который вам наиболее интересен.
В свете того, что мы узнали к настоящему моменту, давайте снова проанализируем 
жалобы учителей на то, что дети приходят в школу уже сформировавшимися 
личностями. Теперь мы можем убедиться в справедливости этого впечатления. К 
моменту поступления в детский сад или школу ребенок успевает накопить множество 
глубочайших переживании. Любовь к родителям заставила его обуздать свой 
собственный эгоизм; он пережил неистовое желание обладать любимой матерью; 
желая другим смерти и ревнуя, он защищал свои права. По отношению к отцу у него 
развились чувства уважения и восхищения, мучительное ощущение соревнования с 
более сильным соперником, чувство бессилия и тяжелейшее переживание 
разочарования в любви. Он к тому же уже прошел через сложное развитие 
инстинктов и узнал, как нелегко находиться под властью отвергаемой части 
собственной личности. Под давлением воспитания он пережил тревогу и страх и 
совершил грандиозные внутренние изменения. Отягощенный таким прошлым, ребенок 
может быть сравнен с чем угодно, только не с чистым листом бумаги.
Происшедшие с ним метаморфозы действительно удивительны. Существо, похожее на 
животное, настолько зависящее от других, с почти невыносимым поведением, 
превратилось в более или менее разумное создание. Попавший в школу ребенок уже 
подготовлен к тому, чтобы узнать, что он — всего лишь один из многих и не может 
рассчитывать на какое-либо привилегированное положение. Он уже понял кое-что о 
социальной адаптации. Вместо того чтобы постоянно стремиться к удовлетворению 
своих желаний, как это было прежде, теперь он готов к тому, чтобы делать то, 
что от него требуется, и откладывать свои развлечения до времени, более 
подходящего для этих целей. Его интерес к интимным подробностям жизни 
окружающих теперь превратился в тягу к знаниям и в любовь к учебе.

44 Раздел I. Психоанализ раннего детства
Вместо объяснений и разоблачений, которых ему так не хватало прежде, теперь он 
стремится к знанию букв и цифр.
   Те из вас, кто работает в Дневных центрах, могут подумать, что 
представленный вам портрет ребенка исполнен в слишком светлых тонах, точно так 
же, как на предыдущей лекции я нарисовала слишком мрачную картину его поведения.
 Вы не знаете ни одного ребенка, который был бы так хорош. Но не стоит забывать,
 что в Дневные центры в том виде, в котором они представлены ныне, попадают 
только те дети, воспитание которых чВ раннем возрасте по тем или иным причинам 
не увенчалось успехом. И напротив, учителя средней школы наверняка узнают в 
моем описании многих из своих учеников и не обвинят меня в преувеличении.
Если данная мною характеристика верна, она представляет собой замечательное 
подтверждение практических возможностей и неограниченного влияния воспитания. 
Родители, чьим заслугам мы чаще всего приписываем воспитание детей в ранние 
годы жизни, имеют все основания гордиться, что им удалось превратить вечно 
плачущего, непослушного и неряшливого ребенка в прилежного школьника. Не во 
многих сферах жизнедеятельности возможны такие преобразования.
Однако наше восхищение проделанной родителями работой было бы более полным, 
если бы не два других соображения, неизбежно возникающих при оценке ее 
результатов. Одно из них проистекает из наблюдения. Тот, кому выпадет 
возможность пообщаться с детьми трех- и четырехлетнего возраста, поразится 
богатством воображения, степенью восприимчивости, ясностью ума, неоспоримой 
логике вопросов и выводов последних. Но, достигнув школьного возраста, те же 
самые дети начинают казаться взрослым вполне заурядными и обыкновенными. Мы с 
удивлением спрашиваем, куда же девались интеллект и незаурядность ребенка.
Психоанализ утверждает, что эти способности не выдерживают напора тех 
требований, которые взрослые выставляют их маленьким обладателям; по истечении 
пяти лет они почти полностью исчезают. Очевидно, путь ребенка от «плохого» к 
«хорошему» небезопасен. Для достижения этого результата приходится принести 
определенную жертву, формирование ре-

Латентный период 45
акции и способность к сублимации ребенок получает взамен своей незаурядности и 
непосредственности. Поэтому наше впечатление о том, что дети старшего возраста 
на удивление скучны и инертны рядом с младшими, абсолютно справедливо. 
Ограничения, сдерживающие их мысли, и препятствия, поставленные на пути их 
простейших действий, в конечном счете не позволяют им свободно мыслить и 
действовать.
Родителям не стоит так гордиться своими успехами еще и по другой причине, также 
ставящей их заслуги под сомнение. У нас нет абсолютно никаких оснований 
утверждать, что хорошее поведение детей старшего возраста является продуктом 
воспитания, а не результатом достижения последними определенного уровня 
развития. До сих пор мы не располагаем свидетельствами, которые показали бы, 
что произойдет, если позволить детям развиваться без внешнего влияния. Мы не 
знаем, выросли ли бы из них маленькие дикари или же они самостоятельно и 
успешно прошли бы через ряд преобразований. Воспитание определенно оказывает 
огромное влияние на ребенка во многих отношениях, но вопрос о том, что бы 
произошло, если бы окружающие ребенка взрослые воздержались от каких-либо 
попыток контролировать его поведение, остается открытым.
Один важный эксперимент, затрагивающий этот вопрос, имел место в психоанализе, 
но, к сожалению, не был закончен. В 1921 году русский психоаналитик Вера Шмидт 
основала в Москве детский дом для тридцати воспитанников в возрасте от одного 
до пяти лет. Название, которое она дала ему, «Детская домашняя лаборатория», 
подчеркивало характер научного эксперимента. Вера Шмидт намеревалась окружить 
эту маленькую группу детей научно подготовленными воспитателями, задача которых 
состояла в том, чтобы спокойно наблюдать их эмоциональные и инстинктивные 
проявления: помогая и поощряя, они должны были как можно меньше вмешиваться в 
развитие личности ребенка. Таким образом постепенно выяснилось бы, происходит 
ли на первых годах жизни переход с одной стадии развития на другую 
самостоятельно, без непосредственного вмешательства воспитателей, откажется ли 
ребенок через какое-то время от доставляющих удовольствие действий и их 
источников без принуждения и заменит ли их на новые.

46 Раздел I. Психоанализ раннего детства
«Детская домашняя лаборатория» Веры Шмидт по независящим от ее основателя 
причинам не просуществовала достаточно долго, чтобы завершить эксперимент; в 
ней остался только один ребенок. Поэтому вопрос, какова заслуга воспитания в 
происходящих с детьми изменениях, скорее всего останется открытым до тех пор, 
пока не появится возможность совершить подобный эксперимент в более 
благоприятных обстоятельствах.
Но каким бы ни был ответ, многочисленные наблюдения показывают, что на пятом и 
шестом годах жизни непреодолимая сила детских инстинктов медленно затихает. 
Высшая точка эмоциональных проявлений и навязчивых инстинктивных желаний 
остается позади, и ребенок постепенно успокаивается. Создается впечатление, 
будто в развитии ребенка происходит резкий скачок, сразу же превращающий этого 
ребенка в сформировавшегося взрослого, по аналогии с животным, непрерывно 
развивающимся от рождения до половой зрелости и не меняющимся впоследствии. Но 
у человека цикл развития проходит иначе. Приблизительно к пяти годам развитие 
инстинктов заходит в тупик, так и не дойдя до своей конечной стадии. Интерес к 
удовлетворению инстинктов затихает, и облик обычного ребенка действительно 
начинает соответствовать образу «хорошего» ребенка, существовавшему до этого 
момента лишь в воображении старших.
Тем не менее инстинктивные побуждения не прекратили свое существование; они 
просто удалились с поверхности. Они патентны, они дремлют, чтобы пробудиться с 
новой силой через некоторое время. Долгое время считалось, что половые 
инстинкты появляются только в период созревания, в то время как этот период 
лишь является возрастом, когда начавшееся с рождения и зашедшее в тупик к концу 
первого периода детства половое развитие проявляется вновь, чтобы теперь уже 
окончательно завершиться.
Если мы проследим развитие ребенка с раннего периода, через более спокойную 
фазу, называемую в психоанализе латен-тным периодом, до полового созревания, мы 
обнаружим, что все старые проблемы, пробудившись ото сна, снова всплывают на 
поверхность. Конфликты, возникшие на почве соперничества с отцом, запретные 
удовольствия, как, например, любовь

г
Латентный период 47
к грязи, вернутся и создадут немалые сложности. Таким образом, ранний период 
жизни ребенка имеет много общего с отрочеством. А в более спокойный латентный 
период ребенок во многих отношениях напоминает рассудительного взрослого с 
оформившимся характером.
И снова, как и в незапамятные времена, образование ведет себя так, будто 
руководствуется глубоким психологическим пониманием внутреннего мира ребенка. 
Оно использует латентный период — время, когда ребенка меньше, чем когда-либо, 
беспокоят инстинкты и он не полностью поглощен своими внутренними конфликтами, 
для развития его интеллекта. Учителя всегда вели себя так, будто понимали, что 
чем меньше ребенок подвержен влиянию инстинктов, тем больше он способен к учебе,
 а следовательно, не одобряли поведение школьников, ищущих удовлетворения своих 
инстинктов, и наказывали их за это.
Здесь задачи школы и Дневных центров различаются. В задачи школы входит 
развитие интеллекта ребенка, передача ему новых знаний и стимулирование его 
умственных способностей. Служба Дневных центров, напротив, занимается 
исправлением ошибок воспитания, призванного обуздать детские инстинкты. 
Работники Дневных центров знают, что их время ограничено; им известно, что 
отрочество, время, когда половые инстинкты проявляются с новой силой и занимают 
все существо ребенка, также знаменует собой конец того периода, когда ребенок 
еще подвержен влиянию воспитания. Но успех или провал этого переустройства во 
многих случаях определяется тем, возможно ли было воспользоваться этим 
последним шансом установить разумную гармонию между эго ребенка, властью его 
инстинктов и требованиями общества.
Вероятно, вы хотели бы знать, как соотносятся между собой возможности 
воспитания в младенческом возрасте и в латентный период. Существует ли разница 
отношений маленького ребенка К родителям и ребенка старшего возраста к учителям 
и воспитателям? Только ли наследует учитель роль родителей и должен ли он 
выполнять их функции, так же как и они, практикуя угрозы кастрации, потери 
любви и выражая нежность по отношению к ребенку? Когда мы думаем о сложностях, 
которые придется претерпеть ребенку в связи с развитием Эдипова комплекса,

48 Роздел I. Психоанолиз раннего детства
наша обеспокоенность мыслью о таких конфликтах, неизбежных в процессе общения 
группы школьников с учителем, оказывается справедливой. Как может 
профессиональный работник справиться с^олыо отца и матери в большой группе 
Центра и при этом быть справедливым к притязаниям детей, избегая вспышек 
ревности со стороны каждого из них? Или как может учитель быть одновременно 
объектом страха, мишенью мятежных устремлений и в то же время близким другом 
каждого ребенка?
Не следует забывать, что тем временем эмоциональное сос-, тоянне ребенка 
изменилось; его отношения с родителями больше не могут оставаться такими же, 
как прежде. Детские побуждения стали слабеть в латентный период, страстные 
желания, преобладавшие в прошлом в отношении ребенка к родителям, угасли. И 
снова мы не знаем, сопутствует ли это изменение новой фазе развития или 
страстные требования любви постепенно затихли под влиянием неизбежных 
расстройств и разочарований.
В любом случае отношения между ребенком и родителями становятся спокойнее, 
теряют свою остроту. Родители предстают перед ребенком в более реальном свете, 
он перестает переоценивать отца, которого до этих пор считал всемогущим. Любовь 
к матери, близкая по степени своей интенсивности и ненасытности к взрослому 
чувству, переросла в нежность, которая не столь требовательна и не подлежит 
критике. В то же самое время ребенок пытается обрести некоторую свободу от 
родителей и начинает искать дополнительные объекты любви и восхищения. Ему 
предстоит процесс отделения, который будет продолжаться на протяжении всего 
латентного периода. Прекращение зависимости от предметов детской любви по 
достижении половой зрелости считается признаком удовлетворительного развития. 
Половое влечение, успешно пройдя все промежуточные стадии, приобретает взрослые 
формы и обращается к объекту любви вне семьи индивида.
Однако обретение независимости от объекта первой и самой важной любви проходит 
только с определенными оговорками. Это как если бы родители сказали: «Ты, 
конечно, можешь отделиться, но только если ты возьмешь нас с собой». Иначе 
говоря, влияние родителей не прекращается, когда ребенок отдаляется от них и 
даже когда его чувства по отношению к ним

затихают. Просто их влияние из внешнего становится внутренним. Нам известно, 
что маленький ребенок подчиняется воле родителей только в их присутствии, то 
есть когда он испытывает страх перед их непосредственным вмешательством. 
Наедине с самим собой он безо всяких колебаний следует лишь своим прихотям. Его 
поведение меняется после исполнения ему двух или трех лет. Даже если взрослый, 
которому он подчиняется, выйдет из комнаты, он будет помнить, что можно и чего 
нельзя, и будет вести себя соответственно. Мы говорим, что, кроме сил, влияющих 
на него извне, он развил в себе внутреннюю силу, или внутренний голос, 
руководящий его поступками.
В среде психоаналитиков не возникает сомнений по поводу происхождения этого 
внутреннего голоса — совести, как его обычно называют. Это продолжает звучать 
голос родителей, только теперь изнутри, а не снаружи, как это было прежде. 
Ребенок как бы вобрал в себя часть матери или отца, или по крайней мере 
повеления и запреты, исходившие от них, стали важной частью его самого. В 
процессе роста эти «внутренние родители» все больше перенимают запрещающую и 
требующую функцию родителей из внешнего мира и продолжают воспитание ребенка 
изнутри, даже без реальной родительской поддержки. Ребенок выделяет этому 
внутреннему авторитету почетное место в своем эго, считает его примером для 
подражания и нередко готов к рабскому подчинению ему, большему, чем в те 
времена, когда он подчинялся своим настоящим родителям.
Бедное это ребенка должно отныне стремиться к выполнению требований этого 
идеала — суперэго, как его называют в психоанализе. Когда ребенок не слушается 
его, он испытывает дискомфорт и чувство вины. Когда он действует в согласии с 
суперэго, он удовлетворен и доволен собой. Так как давние отношения между 
родителями и ребенком увековечиваются в бессознательном восприятии последнего, 
строгость или мягкость, преобладавшая в обращении родителей с ребенком, 
отражается во взаимоотношениях его эго и суперэго.
Возвращаясь к вышеизложенному утверждению, мы теперь можем сказать: ценой, 
которой ребенок обретает независимость от родителей, становится их слияние с 
его личностью. В то же время степень этого слияния определяется тщательностью 
воспитания.

50 Раздел I. Психоанализ раннего детства
Теперь несложно найти ответ на заданный ранее вопрос о разнице в воспитании 
детей в младшем возрасте и в латентный период.
Ребенок младшего возраста и его воспитатели противостоят друг другу как две 
враждующие силы. Родители хотят того, чего не хочет ребенок; ребенок хочет того,
 чего родители не хотят. Ребенок всем своим существом стремится к достижению 
своих целей; все, что могут сделать родители, — это прибегнуть к обещаниям, 
угрозам и силовым методам. Цели диаметрально про-,j тивоположны. Тот факт, что 
победу обычно одерживают родители, следует приписывать только их преимуществу в 
силе.
   В латентный период ситуация совершенно иная. Ребенок, теперь устраивающий 
взрослого, больше не является неделимым целым. Как мы уже знаем, внутри него 
произошел раскол. Даже если его эго иногда все еще преследует свои прежние цели,
 его суперэго, преемник родителей, выступает на стороне воспитателей. Пределы 
возможностей воспитания теперь определяются находчивостью взрослых. Они идут по 
неверному пути, если по отношению к ребенку в латентный период его развития 
ведут себя так, как если бы они находились в абсолютной оппозиции;
поступая так, они лишают себя серьезного преимущества. Что им следовало бы 
сделать — так это обнаружить раскол в душе ребенка и вести себя соответственно. 
Если им удастся заключить союз с суперэго ребенка, то победа в борьбе 
инстинктивных побуждений и социальной адаптации будет за ними.
На вопрос о взаимоотношениях учителя и класса (или воспитателя и группы) теперь 
также проще найти ответ. Из вышесказанного мы видим, что учителю достается в 
наследство не только Эдипов комплекс. От каждого из детей, находящихся под его 
присмотром, он получает роль суперэго, и таким образом приобретает право 
распоряжения над ними. Если он будет просто играть роль родителя в глазах 
каждого ребенка, то все неразрешенные конфликты раннего детства разыграются 
снова, к тому же зависть и соперничество разрушат группу. Но если он сумеет 
взять на себя роль их суперэго, примера подражания группы, то принудительное 
подчинение заменится на добровольное послушание. Кроме того, находящиеся под 
его руководством дети будут более привязаны друг к другу и станут единой 
группой.

Взгляд на детство с точки зрения психоанализа1
Использование данных, полученных в анализе взрослых
Открытие того факта, что «истерические больные страдают главным образом от 
своих воспоминаний» (Brenr and Freud, 1893), стало началом психоанализа. 
Аналитики стали интересоваться преимущественно прошлым своих пациентов, а не их 
актуальными переживаниями и в большей степени проблемами, свойственными этапам 
роста и развития, чем зрелости.
   В связи с этим возросли надежды на то, что психоаналитики могут быть так же 
компетентны в вопросах детского психоанализа, даже если они работали только со 
взрослыми пациентами. Их знания в области психического развития и их понимание 
взаимосвязи между внутренними и внешними силами, которые определяют 
индивидуальность каждого человека, должны были автоматически разъяснить все 
вопросы, которые связаны с эмоциональным состоянием ребенка или его нормальным 
развитием.
   Однако следует заметить, что в то время было сделано очень мало для 
практического воплощений этих идей. Все усилия были направлены преимущественно 
на то, чтобы выработать и усовершенствовать методику, которая выявила новые 
факты, касающиеся последовательности либидозных фаз развития (оральная, 
анальная, фаллическая), Эдипова и кастрационно-го комплексов, амнезии раннего 
детства и т. д. Так как эти немаловажные открытия основывались на выводах, 
сделанных в ходе психоанализа взрослых пациентов, метод «реконструкции» детских 
переживаний был поставлен во главу угла и на его основе были сформированы 
многие понятия, являющие собой костяк современного детского психоанализа.
   С другой стороны, потребовалось не более одного или двух десятилетий 
подобных исследований до того, как ряд авторов
' Текст дан по изданию: Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа Т. II. 
М., 1999. С. 9-27.

52 Раздел I. Психоанализ раннего детства
вышли за рамки простой теории и начали претворять в жизнь новые решения в 
области воспитания детей. Анализ взрослых невротиков не оставил сомнений в том, 
как велико влияние родительских отношений и отношений окружения, а также 
неискренности родителей в сексуальных вопросах, нереально высоких моральных 
требований, чрезмерной строгости так же, как и чрезмерной снисходительности, 
ненужных запретов, наказаний, раннего совращения. Изменить отношения путем 
улучшения условий воспитания и, таким образом, ввести так называемое 
психоаналитическое воспитание, которое помогло бы предотвратить развитие 
неврозов, казалось сложной задачей.
Теперь, по прошествии более пятидесяти лет, оглядываясь назад, мы видим длинную 
череду ошибок и неудач. В то время было практически невозможно составить полную,
 законченную систему стимулов, аффектов, взаимосвязей, орудий, функций и 
защитных механизмов эго, взаимозависимости и взаимодействия ид и эго и 
вытекающих отсюда нарушений развития. Теория психоанализа расширяла свои 
границы, за одним открытием следовало другое. Применение соответствующих 
познаний в вопросах воспитания и предупреждение умственных заболеваний 
происходили не иначе как постепенно, шаг за шагом, следуя трудной и тернистой 
дорогой. По мере того как совершались новые открытия в области клинических 
исследований или теоретиками разрабатывались нововведения и изменения, они 
выносились на обсуждение, трансформировались в предупреждения и наставления для 
родителей и учителей и становились неотъемлемой частью аналитического 
воспитания.
Последствия этих экстраполяции теперь хорошо известны. Так, в свое время, когда 
психоанализ особо подчеркнул совращающее влияние ситуации, когда ребенок делит 
постель с родителями, и травматические последствия «первичной сцены» — 
наблюдения детьми полового акта родителей, последовали советы избегать 
41изической интимной близости с детьми и предостережения от совершения 
сексуальных актов в присутствии даже самых маленьких детей. Когда в процессе 
анализа взрослых было подтверждено, что запрет на удовлетворение сексуального 
любопытства во многих случаях является причиной задержки интеллектуального 
развития, стало пропагандиро-

Взгляд на детство с точки зрения психоанализа 53
ваться раннее сексуальное просвещение. Когда обнаружилось, что истерические 
симптомы, фригидность, импотенция и т. д. восходят к запрету и последующему 
подавлению сексуальных проявлений детства, психоаналитическое воспитание было 
переориентировано на снисходительное, терпимое, либеральное отношение к 
проявлениям инфантильной прегенитальной сексуальности. Когда новая теория 
инстинкта определила агрессию как основное влечение, толерантность также была 
распространена на появления ранней детской враждебности, желание смерти 
родителей и сиблингов и так далее. Когда определили, что тревога играет 
центральную роль в формировании симптомов, все усилия были устремлены на то, 
чтобы снизить страх перед родительской властью и авторитетом. Когда чувство 
вины оказалось следствием конфликтов с внешним миром, за этим последовал 
строгий запрет на все воспитательные меры, способствующие формированию суперэго.
 Когда новый структурный взгляд на личность возложил ответственность за 
поддержание внутреннего баланса на эго, это вылилось в необходимость поощрения 
развития в детях силы эго, решительно оберегая их от воздействия, давления 
инстинктов. И уже в настоящее время, когда аналитические исследования были 
переориентированы на самые ранние события первых лет жизни и высветили их 
значимость, последовавшие открытия привели к новым и в некоторых отношениях 
революционным способам ухода за грудными детьми.
   Благодаря этим длительным н тщательным разработкам психоаналитическое учение 
ие может быть признано несистематичным. Более того, его развитие проходило по 
спирали — вначале внимание концентрировалось на свободе побуждений, затем на 
силе эго, потом вновь на сохранении либидозных отношений. В поисках факторов, 
вызывающих отклонения, и защитных мер использовались последние 
психоаналитические исследования, которые обеспечивали более удачное решение 
проблемы.
   Одни из советов, данных родителям в тот период, были согласованы друг с 
другом, другие — прямо противоположными и взаимоисключающими. Некоторые из них 
оправдывали самые радужные надежды. Таким образом, психоанализ числит
   
54 Раздел I. Психоанализ раннего детства
среди своих успехов большое доверие и доброжелательное отношение между 
родителями и детьми, которое было достигнуто после того, как появилась 
искренность в обсуждении сексуальных вопросов. Другая победа была одержана над 
упрямством, свойственным определенной стадии раннего возраста, которое исчезало 
почти во всех случаях без исключения после того, как были выявлены все проблемы 
анальной фазы и приняты соответствующие меры. Также после того, как в 
соответствии с установлением более внимательного и тщательного яюдхода к 
оральным потребностям изменилось отношение к кормлению младенцев и отнятию их 
от груди, исчезли некоторые свойственные детям нарушения питания. Определенные 
типы расстройства сна (например, проблемы засыпания) были устранены после того, 
как смягчилось отношение к мастурбации, сосанию пальца и другим видам 
аутоэротических действий.
   С другой стороны, не было недостатка в разочарованиях и сюрпризах. 
Неожиданностью явилось то, что, даже если детям доступно и простым языком 
разъясняют вопросы секса, это воспринимается неадекватно и что они упорно 
продолжают верить в собственные представления о сексе, которые изображают 
отношения между взрослыми в соответствующих возрасту понятиях оралыюсти и 
апальности, жестокости и грубости. Не менее неожиданным стало то, что снятие 
запрета на мастурбацию имело — кроме позитивных последствий — определенный 
нежелательный эффект в формировании характера, а именно ликвидация чувства 
напряженности и борьбы, которое, несмотря на его патогенное влияние, служило 
также фундаментом морального воспитания (Lampl-de Groot, 1950). Кроме того, 
избавление ребенка от тревоги оказалось невыполнимой задачей. Родители делали 
все возможное, чтобы ребенок не испытывал страха перед ними, но это привело 
только к тому, что возрастало чувство вины, то есть страх ребенка перед 
собственной совестью. В свою очередь, снижение строгости супер-эго приводит к 
тому, что ребенок становится подвержен всем возможным тревогам, то есть 
чувствует беззащитность перед давлением своих инстинктов.
   В итоге, несмотря на множество открытий, психоаналитическое воспитание так и 
остается перед целью, поставленной
   
Взгляд на детство с точки зрения психоанализа 55
с самого начала. Было бы справедливо, если бы дети, выросшие в современных 
условиях, хотя бы в некоторой степени отличались от предыдущих поколений, но 
они не свободнее от страха и от конфликтов, и они в не меньшей степени 
подвержены невротическим и другим психическим заболеваниям. Согласно 
вышесказанному, не существует «панацеи от невроза». Само деление на ид, эго и 
суперэго дает нам представление о физической структуре, в которой каждая часть 
имеет свое специфическое происхождение, определенные цели и предпочтения и свой 
индивидуальный режим функционирования. По определению различные психологические 
факторы находятся в противоречии друг с другом, и это порождает внутренние 
разногласия, которые воплощаются в сознании как психические конфликты. Эти 
последние существуют там, где имеет место сложное структурное развитие личности 
и характера. Конечно, есть примеры, когда «психоаналитическое воспитание» 
помогает ребенку принимать правильные решения, которые способствуют сохранению 
его психического здоровья. Но также есть и много других, когда внутренние 
конфликты не могут быть предотвращены и становятся причиной тех или иных 
отклонений в развитии психики.
Возникновение детского анализа и его последствия
Многие сомнения и неопределенные моменты были разрешены с появлением детского 
анализа. Психоаналитики приблизились еще на один шаг к определению того, что 
должно было быть определено в самом начале — к детским ожиданиям и их 
реализации.
   Для психоаналитической детской психологии, которая до этого базировалась 
исключительно на реконструкции анализа взрослых, таким образом открывался 
второй обширный источник. Для аналитиков стало важной теоретической задачей 
сравнение и противопоставление экспериментальных данных того и другого вида. Но 
детский психоанализ основывался не только на этом. Помимо изучения 
«взаимосвязей между конкретным окружением и развитием способностей ребенка» 
было
   
56 Раздел I. Психоанализ раннего детства
выявлено «множество интимных подробностей о жизни детей», а именно то, что 
«фантазии, так же как и обычные переживания, возможно наблюдать, если только 
психоаналитик обеспечит обстановку, в которой мечты и ночные кошмары ребенка 
становятся понятными»'. Для аналитических терапевтов важно, что в раннем 
анализе для сознания пациента и наблюдения аналитика еще доступны инфантильные 
комплексы и их патологические последствия, то есть аналитик работает с 
возрастом, в котором пока еще не достигли своей полной силы инфантильная 
амнезия и покровные воспоминания.
   Подробное изучение проблем детства, которые вытекают из многолетней практики 
психоанализа, основывается на индивидуальном подходе к развитию личности, что 
отличается от взглядов тех коллег, которые видят детский анализ только через 
призму выводов, сделанных па основе наблюдений над взрослыми. Поэтому детские 
аналитики не только предлагают долгожданные подтверждения аналитических 
предположений, они также содействуют нахождению решений, поскольку 
альтернативные гипотезы продвигаются реконструктивными методами2. Они смещают 
акценты на специфические области и вносят коррективы в традиционные взгляды (Л. 
Freud, 1951). И кроме всего прочего, они, как я попытаюсь показать далее, могут 
также внести свой вклад в метапсихологию и теорию психоаналитической терапии.
Непосредственное наблюдение детей на службе психоаналитической детской 
психологии
В своих теоретических рассуждениях аналитики недавно «пришли к соглашению, что 
психоанализ (и в особенности детский) не следует ограничивать данными, 
полученными с помощью исключительно психоаналитических методов» (Heinz 
Hart-тапп, 1950а). Несколько иначе обстояло дело на практике. Уже после выхода 
в свет «Трех очерков по теории сексуальности»
' CM:.En]stKns(1951). 2 Ernst Kris (1950); Robert Waelder (1936).

Взгляд на детство с точки зрения психоанализа 57
(Freud, 1905) первое поколение аналитиков начало наблюдать и описывать 
поведение своих детей с учетом деталей инфантильной сексуальности, Эдипова и 
кастрационного комплексов. Воспитатели детских садов, школьные учителя, люди, 
работающие со взрослыми, делинквентными и малолетними преступниками, применяли 
аналитические методы в своей работе в 20-х и 30-х годах, задолго до того, как 
такая работа — уже после войны — развернулась в систематическое и 
организованное предприятие.
   Тем не менее, что касается наблюдений вне аналитической ситуации, аналитики, 
обычно имеющие дело с вытесненным и бессознательным материалом, испытывали к 
этому сильное недоверие, прежде чем смогли включить в сферу своих интересов 
результаты наблюдений внешнего поведения. В этом отношении будет небесполезно 
осветить отношения между психоанализом и непосредственным наблюдением* в их 
развитии за последние годы. На вопрос — возможно ли с помощью исследования 
поверхности сознания постичь структуру, механизмы функционирования и содержание 
личности — в разное время отвечали по-разному, и лишь с открытиями в области 
детского развития этот вопрос все чаще получает положительный ответ. Хотя не 
существует строгой исторической последовательности, которую можно было бы 
проследить, есть определенные аспекты и факторы, которые отчасти 
последовательно, а отчасти разрозненно освещают этот вопрос.
Сосредоточенность аналитиков исключительно на глубинном материале
На раннем этапе развития психоанализа и задолго до того, как зародился детский 
анализ, отношения между анализом и поверхностным наблюдением характеризовались 
в целом как отрицательные и враждебные. Это было время открытий 
бессознательного и постепенного развития аналитических методов — двух 
направлений, которые неразрывно связаны друг с другом. Задачей пионеров 
психоанализа было скорее подчеркнуть различие между наблюдением и скрытыми 
импульсами,
См.: HeimHartmann (1950а).

58 Роздел I. Психоанализ раннего детства
чем их тождественность, чем попытаться установить факт существования скрытой, 
то есть бессознательной мотивации. Кроме того, проводимая работа имела 
оппозицию в лице общественности, которая отказывалась верить в существование 
бессознательного, к которому сознание не имело свободного доступа, или в 
возможность влияния на сознание таких факторов, которые недоступны 
непосредственному наблюдению. Непрофессиональная публика была склонна наделять 
аналитиков сверхъестественной способностью раскрывать самые сокровенные тайны 
человека с первого взгляда и упорствовала в своих заблуждениях, несмотря на все 
заявления аналитиков о том, что в своей работе они пользуются трудоемкими и 
медлительными методами, без которых видят не более чем микробиолог, лишенный 
своего микроскопа. Психиатры, даже признанные, не делают различий между 
реальными случаями изнасилования отцами-психотиками своих дочерей и 
бессознательными, скрытыми влечениями Эдипова комплекса и называют первые 
вместо вторых «фрейдистскими фактами». В известном в свое время уголовном деле 
судья в своем обвинении даже ссылался на тот факт, что повсеместно сыновья 
желают смерти своим отцам, не учитывая при этом того, какие психические 
деформации необходимы, чтобы бессознательные и вытесненные импульсы стали 
сознательными намерениями и воплотились в действии.
Академические психологи, в свою очередь, пытались проверить или опровергнуть 
правомочность Эдипова комплекса с помощью вопросников и анкет, то есть методами,
 которые в принципе по своей природе не способны проникнуть за барьеры, 
отделяющие сознательный разум от бессознательного, и обнаружить у взрослых 
вытесненные остатки инфантильных эмоциональных стремлений.
Также и молодое поколение аналитиков этого времени было склонно смешивать 
содержание бессознательного с его очевидными проявлениями. В обучающих 
психоаналитических курсах, посвященных интерпретации сновидений например, на 
протяжении многих лет одной из наиболее трудных задач для инструкторов было 
обучить дифференцировать скрытое и явное содержание сновидений и внушить 
студентам, что бессознательное стремится не проявляться на поверхности 
незамаски-

Взгляд на детство с точки зрения психоанализа 59
рованным в процессе работы над сном и что сознательное содержание сна косвенным 
образом выражает скрытое содержание. Кроме того, стремясь проникнуть за границы 
сознания и навести мост между поверхностью и глубиной, многие пытались увидеть 
за внешними проявлениями страдающих от специфических бессознательных импульсов 
кровосмесительные или садомазохистские фантазии, кастрационные тревоги, желания 
смерти и т. д. — попытки, которые в то время были неосуществимы и, 
следовательно, ошибочны. Неудивительно, что в подобных условиях всех 
студентов-психоаналитиков предостерегали от того, чтобы пытаться использовать 
метод внешнего наблюдения, их не обучали работе с пациентами путем объяснения 
вытесненного материала и они не могли иметь дело с методами, которые только 
представляют угрозу главной аналитической задаче — совершенствованию самой 
аналитической техники.
Производные бессознательного как материал для наблюдения
В тот же период существовали и другие открытия и факторы работы, которые 
помогали смягчить такой бескомпромиссный подход по отношению к поверхностному 
наблюдению. В конце концов, аналитики использовали в целях терапии не 
бессознательную часть психики человека саму по себе, а ее производные.
   Аналитическое сообщество, разумеется, ограничивалось специфическими мерами, 
которые способствовали получению таких производных посредством полной 
релаксации, в которой пациент легко подчиняется таким условиям, как временное 
прекращение действия его критической функции, что делает возможным появление и 
выражение свободных ассоциаций;
исключение моторной подвижности, которое способствует тому, что даже наиболее 
опасные импульсы могут быть вербализованы безобидно, без всяких последствий; 
использование личности аналитика в качестве объекта для переноса прошлых 
переживаний и т. д. Но, несмотря на то что с помощью этих технических 
приспособлений производные бессознательного становятся более обильными и 
проявляются в более четкой

60 Раздел I. Психоанализ раннего детства
последовательности, они прорываются из глубины и вторгаются в сознание не 
только в условиях аналитической сессии. В той степени, насколько аналитик готов 
вне зависимости от условий и обстоятельств воспринять проявления 
бессознательного, настолько же он склоняется учитывать их в качестве «рабочего 
материала». У взрослых это оговорки, ошибочные и симптоматичные действия, 
которые выражают подсознательные и бессознательные побуждения, сюда же следует 
отнести типичные сновидения и символику сновидений, значение которых может быть 
раскрыто и без интерпретационной работы. У детей, кроме того, это элементарные 
сновидения, которые обнаруживают скрытые желания, а также мечты, грезы, которые 
предоставляют данные, касающиеся стадии либидозного развития маленького 
пациента с минимальными искажениями. Примером последних служат героические 
фантазии и фантазии избавления, которые свойственны мальчикам в период 
наивысшего развития их маскулинных стремлений; фантазии о семье и фантазии 
близнецов (Dorothy Biirlingham, 1952), свойственные детям в латентный период 
как свидетельство разочарования родителями; фантазии об избиении, наличие 
которых указывает на фиксацию на садсмазохистской, анальной стадии инфантильной 
сексуальности. Всегда находились аналитики, которые в большей мере, чем 
остальные, использовали подобные проявления для выявления бессознательного 
контекста. Однако та простота, с которой они выявляли эти связи, могла ввести 
их в соблазн отказаться от полного сотрудничества с пациентом, не заглядывать 
глубоко в бессознательное и игнорировать сопротивление. Но то же отношение к 
бессознательному, которое может превратить правильного аналитика в «дикого», 
является необходимым условием для аналитического наблюдателя, который с помощью 
подобных методов может переводить различные виды внешних проявлений в ценную 
аналитическую информацию.
Защитные механизмы как материал наблюдения
Внешние проявления подсознания у взрослых и детей становятся еще более явными 
для аналитиков, когда внимание сосредоточено не только на подтексте и 
производных бессознательного, то есть на побуждениях, фантазиях, образах и так 
далее,

Взгляд на детство с точки зрения психоанализа б 1
но и на методах эго, препятствующих проявлению этих факторов в сознательном 
поведении. Хотя эти механизмы сами по себе являются автоматическими и 
бессознательными, их результаты достаточно явственны для наблюдателя-аналитика. 
Что, разумеется, не относится к такому механизму эго, как вытеснение. Ясное и 
простое, оно не оставляет никаких следов своей деятельности, на поверхности не 
остается ничего, кроме отсутствия тех склонностей и стремлений, которые, 
согласно психоаналитическому представлению о норме, являются обязательными 
компонентами личности. Если, например, родители описывают свою маленькую дочь 
как «нежную, ласковую, скромную, послушную», аналитик отметит очевидное 
отсутствие таких свойственных детству качеств, как жадность и агрессия. Если 
родители подчеркивают, что их старший ребенок «любит младших», аналитик будет 
искать скрытую зависть и ревность. Если ребенок описан родителями как 
«безразличный и не проявляющий интереса к различиям между мальчиками и 
девочками, детским гениталиям, взаимоотношениям между родителями», для нас 
очевидна внутренняя борьба, которая приводит к сознательному угашению здорового 
сексуального любопытства, и т. д.
   К счастью, существуют и другие защитные механизмы, которые облегчают работу 
аналитика. Одним из них является формирование реакции, которое по определению 
выявляет скрытые мотивы реальных действий. Маленький мальчик, испытывающий 
сильный страх «всегда, когда отец вечером или в ненастную погоду уходит из 
дома», выдает тем самым свое вытесненное желание его смерти; то же самое 
касается детской тревоги, когда ребенок ночью прислушивается к дыханию спящего 
сиблинга, который, если недосмотреть, «может умереть во сне». Свойства стыда, 
жалости, отвращения, как известно, приобретаются детьми не иначе как в 
результате внутреннего сопротивления проявлениям эксгибиционизма, жестокости, 
желания пачкаться; их появление, таким образом, является ценным диагностическим 
указателем. Подобным образом сублимации очень легко могут быть сведены к ими 
символизируемым примитивным импульсам, от которых они произошли. Проекции 
маленьких детей выдают их восприимчивость к множеству нежелательных качеств и 
установок и т. д.
   
62 Раздел I. Психоанализ раннего детства
   Перенимая передовой психоаналитический опыт, аналитики также проявляют все 
больший интерес к проявлениям специфических комбинаций установок, то есть 
личностным типам, которые можно заметить невооруженным глазом и которые могут 
дать значимую информацию. Этот путь был открыт благодаря углубленному изучению 
генетических корней навязчивого характера, специфические свойства и наклонности 
которого — аккуратность, опрятность, упрямство, пунктуальность, скупость, 
нерешительность, накопительство и т. д. — берут свое начало из бессознательных 
аналыю-садистских стадий, побуждений. Неясно, почему этот феномен, хотя и был 
изучен в числе первых, остается единственным в отношении инструктивных связей 
между поверхностными и глубинными процессами. Здесь мы разделяем высказанное 3. 
Фрейдом предположение, «что и другие свойства характера сходным образом 
являются конденсатами или реактивными образованиями определенных прегенитальных 
формаций...» (1932).
   Фактически, с момента написания этих строк в 1932 году, уже подтвердилось 
множество таких гипотез, особенно в отношении орального и генитального типов 
характера, в частности относительно детей младшего возраста. Если ребенок 
проявляет жадность, алчность, стремление к зависимости, требовательность или 
если у него развит страх отравления или он отказывается от пшци и т. д., 
очевидно, что угроза его развитию и прогрессу проистекает из точки его фиксации 
на оральной стадии. Если он демонстрирует крайнюю амбнциозиость, связанную с 
импульсивным поведением, мы делаем заключение о фиксации на гениталыюй стадии. 
Во всех этих примерах связи между вытесненным содержанием ид и проявляющимся 
эго так неоспоримы и прочны, что аналитику достаточно одного взгляда, чтобы 
сделать точные выводы: что происходит или уже произошло в потайных уголках 
человеческого сознания.
Другие формы детского поведения как материал наблюдения
Постепенно с течением времени возникало «осознание того, что определенные знаки 
и сигналы, проявляющиеся в поведении человека, могут быть небесполезны для 
аналитика»

г
Взгляд на детство с точки зрения психоанализа 63
(Hartmann, 1950a). Многие поступки ребенка в результате анализа становятся 
понятными и могут быть выявлены те бессознательные моменты, которые лежат в их 
основе. Очевидность такого факта, как формирование реакции, побудила аналитиков 
собирать дополнительные сведения, которые имеют одинаково стабильные и 
неизменные связи со специфическими мотивами ид и его производными.
Если брать за отправную точку тот факт, что исполнительность, чувство времени, 
чистоплотность и не агрессивность являются безошибочными указаниями пережитых, 
относящихся к прошлому конфликтов, в основе которых лежат анальные стремления, 
тогда представляется возможным установить подобные указатели и для конфликтов 
фаллической фазы. Можно отметить застенчивость и скромность, которые являются 
реактивными образованиями и как таковые сменяют предшествующие 
эксгибиционистские тенденции, а также поведение, описываемое обычно как 
шутовство, фиглярство, которое в анализе раскрывается как искаженная форма 
фаллического эксгибиционизма, представление о котором как об индивидуальной 
особенности сменилось представлением о нем как о дефекте и изъяне. 
Преувеличенная мужественность и бросающаяся в глаза агрессия являются 
сверхкомпенсацией, которая выдает лежащий за ней страх кастрации. Жалобы на 
плохое обращение и предвзятое отношение являются очевидной защитой от пассивных 
фантазий и желаний. Если ребенок жалуется на чрезмерную скуку, мы можем быть 
уверены, что он насильственно вытесняет из сознания свои фантазии о мастурбации 
и мысли о занятиях ею.
Наблюдение за поведением детей в течение болезни также позволяет сделать 
заключения об их внутреннем психическом состоянии. Дети могут искать утешения в 
своем окружении или отдалиться от окружающих, стремясь к уединению и покою; то, 
какой из этих двух типов поведения он выбирает, выдает то, в какой степени его 
нарциссизм превышает или уступает силе его привязанности к объективному миру. 
Кроткое подчинение установленным доктором режиму, диете и ограничениям 
подвижности и т. д., которое часто ошибочно приписывается мнимой 
благоразумности и рассудительности ребенка,

64 Раздел I. Психоанализ раннего детства
свидетельствует либо об удовольствии, извлекаемом им от регрессии к пассивному 
состоянию с сопутствующими ему заботой и любовью окружающих, либо о чувстве 
вины, то есть о восприятии ребенком болезни как заслуженного наказания. Если 
поведение ребенка напоминает поведение ипохондрика, озабоченного своим 
здоровьем, это сигнализирует о недостатке внимания со стороны его окружения.
   Даже наблюдение за типичной игровой деятельностью детей предоставляет 
множество полезной информации. Рисование, конструирование, лепка, игры на воде 
и на песке — хорошо известные виды сублимации анальных и генитальных желаний. 
Когда ребенок разбирает игрушки с целью узнать, что внутри, это выдает 
сексуальное любопытство. Показательным является даже то, как маленький мальчик 
играет в железную дорогу:
его основное удовольствие является следствием серии аварий (как символ 
заинтересованности сексуальной жизнью родителей); он сосредоточен на постройке 
тоннелей и подземных линий (выражает интерес к внутренним органам); вагоны и 
машины всегда тяжело нагружены (как символ беременности матери); скорость и 
исправность являются для него основными факторами (как символ сексуальной 
активности). Предпочтение мальчиками той или иной позиции на футбольном поле во 
время игры символизирует их отношение к атаке, обороне, столкновению, успеху, 
поражению и в итоге — к активной мас-кулинной роли. Увлеченность девочки 
лошадьми либо скрывает примитивные аутоэротические желания (если девочка 
получает удовольствие от ритмичных движений лошади), или указывает на 
идентификацию с ухаживающей матерью (если девочке доставляет удовольствие 
ухаживать за лошадью, смотреть за ней и т. д.), либо зависть к пенису (если она 
идентифицирует себя с большим, сильным животным и расценивает его как часть 
собственного тела), или ее фаллические сублимации (при ее стремлении умело 
обращаться с лошадью, управлять ею, выдрессировать ее и т. п.).
Детские привычки питания значат для опытного наблюдателя больше, чем просто 
«фиксация на оральной фазе», которой приписывается большинство пристрастий в 
еде и наиболее ярким представителем которой является детское обжорство.

Взгляд на детство с точки зрения психоанализа 65
Если углубиться в детали, можно обнаружить и другие подобные факторы. Помимо 
этого, так как нарушения приема пищи являются образующим фактором, 
характеризующим определенную фазу и уровень развития ид и эго, их детальное 
наблюдение и направление в нужное русло улучшают функционирование сигнальных и 
знаковых функций поведения.
   Необходимо упомянуть и об одежде, еще одной области, которая может 
предоставить наблюдателю очень ценный материал. Хорошо известно, что 
эксгибиционизм может быть перенесен с самого тела на одежду и проявиться в 
форме тщеславия. Вытеснение и сопротивление предстают как пренебрежение к 
материалу одежды. Чрезмерная сензитивность по отношению к плотному, жесткому, 
«колючему» материалу указывает на подавляемый кожный эротизм. У девочек, 
испытывающих неприязнь к анатомическим особенностям своего тела, это выражается 
в избегании ношения женской одежды, неприятии всяческих оборок, украшений и т. 
п., либо, напротив, в сильном пристрастии к кричащим, дорогостоящим нарядам.
   Таким образом, разнообразные формы отношений и поведения детей, в том числе 
и вне анализа — дома, в школе, в компании сверстников или взрослых, являются, 
как было показано, почти неисчерпаемыми источниками наблюдения.
   Так как каждый перечисленный тип поведения генетически связан со 
специфическим инстинктивным побуждением, из которого он происходит, это дает 
возможность на основании результатов наблюдений за детским поведением делать 
непосредственные заключения об определенных скрытых от сознания отношениях и 
конфликтах, играющих важную роль.
   Фактически среди всего этого обилия информации не следует забывать, что 
велика возможность ошибки. Для одних аналитиков выводы подобного рода не имеют 
практической ценности, или, точнее выражаясь, они совершенно бесполезны на 
практике. Для того чтобы сделать их основой, толкование должно как игнорировать 
защитные механизмы эго, которые восстают против бессознательного (а это 
означает недовольство пациента), так и усиливать сопротивление.
   Далее, не должна быть превышена зона влияния. Наряду с поведенческими 
факторами, которые становятся явными,
3 А. Фрейд

66 Раздел I. Психоанализ раннего детства
существует множество других, которые происходят от одного или нескольких 
подсознательных побуждений и не привязаны ни к одному из них. Без объяснения 
путем анализа эти формы поведения остаются неразгаданными.
Эго в непосредственном наблюдении
Хотя в областях, описанных выше, непосредственный наблюдатель оказывается в 
невыгодном положении по сравнению с практикующим аналитиком, его положение 
значительно улучшается с включением психологии эго в сферу психоаналитической 
работы.
   Поскольку эго и суперэго являются сознательными образованиями, 
непосредственное, то есть поверхностное, наблюдение становится подходящим 
средством исследования в добавление и в сочетании с методами глубинной 
психологии.
   Например, нет расхождений в вопросе использования наблюдения за пределами 
аналитической сессии, по отношению к свободной от конфликтов области эго, то 
есть разным системам эго, которые служат ощущению и восприятию. Несмотря на тот 
факт, что результаты их деятельности имеют большое значение для интернализации, 
идентификации и формирования суперэго, то есть для процессов, которые доступны 
только в процессе анализа, сами по себе эго и суперэго, а также степень их 
влияния доступны оценке и измерению со стороны сознательных процессов.
   Кроме того, поскольку эго-функции являются связанными, аналитик почти в 
равной степени прибегает к наблюдению как в ситуации анализа, так и за ее 
пределами. Контроль эго ребенка над двигательными функциями и развитием речи, 
например, может быть исследован при помощи непосредственного наблюдения. Память 
может быть исследована тестированием в том, что касается ее продуктивности и 
объема, но только аналитическое исследование поможет установить ее зависимость 
от принципа удовольствия (помнить только приятное и забывать неприятное). 
Успешное ^функционирование или дефекты тестирования реальности обнаруживаются в 
поведении. Синтетическая функция, с другой стороны, работает незаметно, и ее 
нарушения обнаруживаются в анализе, за исключением наиболее тяжелых, серь-
   
Взгляд на детство с точки зрения психоанализа 67
езных случаев повреждения, которые становятся очевидными естественным образом.
Поверхностные наблюдения и глубинные исследования дополняют друг друга также в 
отношении таких значимых аспектов, как способы психического функционирования. 
Открытием первичного и вторичного процессов, первый из которых отвечает за 
работу сновидений и формирование симптомов, а второй за рациональное 
сознательное мышление, мы, безусловно, обязаны аналитической работе. Но 
различия между этими двумя процессами могут обнаруживаться даже при беглом 
взгляде, например, в процессе внеаналитического наблюдения за детьми на втором 
году жизни или подростками, склонными к делинквентному поведению. У обоих типов 
детей четко видна быстрая смена двух режимов функционирования: в периоды 
психического спокойствия поведение обусловлено вторичными процессами, а когда 
пробуждаются инстинкты (сексуального удовлетворения, нападения или одержимости),
 вступают в силу первичные процессы.
В конечном счете существуют такие сферы работы, где непосредственное наблюдение 
в отличие от аналитических исследований становится методом отбора. Есть 
ограничения для прохождения анализа', установленные, с одной стороны, способами 
коммуникации, которыми владеет ребенок, а с другой стороны — возможностью 
осуществления взрослым переноса в процессе анализа и возможностью его 
использования в реконструкции инфантильных переживаний. Прежде всего нет 
какого-то одного определенного пути, который ведет от анализа к довербальному 
периоду. В этом отношении в последние годы непосредственное наблюдение во 
многом обогатило аналитические знания, касающиеся материнско-детских отношений 
и последствий влияния окружающего в течение первых лет жизни. Кроме того, 
различные формы ранней тревоги разлучения с матерью становятся доступными для 
наблюдения в детских домах, приютах, больницах и т. д., но не в процессе 
анализа. Такие открытия являются заслугой непосредственного наблюдения, что 
характеризует его очень положительно. С другой
' См.: Heinz Hartmann (1950a). стороны, необходимо отметить в расходной части, 
что ни одно из этих открытий не было сделано прежде чем наблюдатели прошли 
аналитическую подготовку и что большинство жизненно важных фактов, таких, как 
последовательность развития либидо и ин4)антильные комплексы, несмотря на их 
очевидные производные, оставались незамеченными при непосредственном наблюдении 
до тех пор, пока не были реконструированы аналитической работой.
   Существуют также сферы, где местное наблюдение, лонги-тюдные исследования и 
детский анализ работают в сцепке. Мы получали исчерпывающую информацию, если за 
детальными записями поведения младенца следовал анализ ребенка в позднем 
детстве и полученные результаты сопоставлялись или если анализ маленьких детей 
служил прологом для детального лонгитюдного изучения внешнего поведения. Это 
дает дополнительное преимущество, заключающееся в том, что в таких 
экспериментах эти два метода (анализ и непосредственное наблюдение) служат 
проверке друг друга.
Фантазии и агрессия

70 Раздел II. Фантазии и агрессия
Фантазии и образы избиения1
В своей статье «Ребенка бьют» Фрейд (S. Freud, 1919) разбирает фантазии, 
которые, по его мнению, особенно часто встречаются у пациентов, обращающихся за 
аналитическим лечением в связи с истерией пли неврозом навязчивости. Он считает 
вполне вероятным, что эти фантазии еще чаще встречаются у обычных людей, 
которые ввиду отсутствия очевидных признаков заболевания не считают нужным 
обращаться за помощью. Такие «фантазии избиения» неизменно сопровождаются 
высоткой степенью наслаждения и разряжаются в акте аутоэротнчес-кого 
удовлетворения. Я считаю само собой разумеющимся, что вы знакомы с содержанием 
статьи Фрейда, включающей описание фантазии, реконструкцию предшествующих ей 
стадий и их происхождение, а также Эдипова комплекса. В дальнейшем изложении я 
буду неоднократно возвращаться к этой статье.
В своей статье Фрейд говорит: «В двух из четырех случаях с женщинами важные для 
них развернутые и структурированные фантазии вырастали из мазохистских образов 
избиения. Функция их заключалась в том, чтобы извлечь предельное возбуждение, 
даже несмотря на воздержание от акта мастурбации». Я выбрала среди множества 
случаев наиболее подходящий, чтобы проиллюстрировать это краткое замечание. 
Речь пойдет о фантазиях четырнадцатилетней девочки, чье воображение, несмотря 
на чрезмерность, никогда не вступало в конфликт с реальностью. Мы можем точно 
установить начало, развитие и завершение этих фантазий, а происхождение и связь 
их с предшествующей фантазией избиения были доказаны в процессе тщательного 
анализа.
Далее я рассмотрю, как развивались фантазии у этой девочки. В 5 или 6 лет, мы 
не знаем точную дату, но знаем, что это было до поступления в школу, у этой 
девочки возникли фантазии
' Текст дан по иг.иалпю: Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа. Т. 
II. ГЛ., )999. С. 304-318.

Фантазии и оброзы избиения 71
избиения, подобные описанным у Фрейда. Поначалу содержание их оставалось 
достаточно однообразным: «Взрослый бьет мальчика». Несколько позднее содержание 
изменилось: «Взрослые бьют мальчиков». Кто были эти мальчики, кто были эти 
взрослые, оставалось неизвестным, так же как почти всегда было неясно, за какую 
провинность следует наказание. Мы можем предположить, что девочка представляла 
эти сцены достаточно живо, но скудно и неопределенно излагала их содержание в 
процессе анализа. Каждая фантазия, часто очень краткая, сопровождалась сильным 
сексуальным возбуждением и завершалась актом мастурбации.
Проявляющееся вместе с фантазией чувство вины у девочки Фрейд объяснял 
следующим образом. Он говорил, что эта фантазия избиения вторична и замещает в 
сознании более раннюю неосознаваемую стадию, в которой участники, неизвестные в 
настоящий момент, были хорошо знакомы и значимы:
мальчик — это сам ребенок; взрослый — его отец. Но и эта стадия, согласно 
Фрейду, не является исходной; ей предшествует более ранняя, которая относится к 
наиболее активному периоду действия Эдипова комплекса и которая, согласно 
представлениям о регрессе и подавлении, в трансформированном виде появляется на 
второй стадии. На первой стадии тот, кто бьет, — это по-прежнему отец; но тот, 
кого бьют, — это не сам ребенок, а другие дети, братья или сестры, то есть те, 
кто претендует на отцовскую любовь. На этой первой стадии, таким образом, вся 
любовь предназначена ребенку, а наказания и взыскания — другим. Вместе с 
подавлением Эдипова комплекса и возрастанием чувства вины наказание неизбежно 
оборачивается на самого ребенка. В то же время, как результат регрессии с 
гени-тальной на прегенитальную анально-садистскую организацию сцена избиения 
может все еще быть использована как выражение ситуации любви. По этой причине 
формируется вторая версия, которая в силу своей символичности должна оставаться 
неосознаваемой и быть замещена третьей, более соответствующей логике подавления.
 Таково происхождение возбуждения и чувства вины на третьей стадии или версии; 
скрытое послание же этой странной фантазии остается прежним: «Папа любит только 
меня».

72 Раздел II. Фантазии и агрессия
В нашем случае чувство вины, возрастающее вместе с осознанием подавленной 
борьбы за отца, вначале слабо связывалось с содержанием непосредственно 
фантазий (позднее также осуждалось с самого начала), больше с завершающим 
регулярным актом аутоэротического удовлетворения. По этой причине в течение 
нескольких лет маленькая девочка непрерывно возобновляла неизменно 
оканчивающиеся неудачей попытки разделить одно и другое, то есть оставить 
фантазии как источник удовольствия и в то же время отказаться от сексуального 
удовлетворения, которое не соответствовало требованиям ее иго. В этот период 
она непрерывно варьировала и дополняла содержание фантазий. В стремлении 
извлечь максимальное удовольствие приемлемым путем и оттянуть как можно дольше 
запрещенное окончание девочка нагромождала всевозможные дополнения, не столь 
важные, не очень подробные. Она изобретала сложные организации и целые 
учреждения, школы, реформации в качестве декораций для сцен избиения и 
выработала твердые правила и нормы, управляющие условиями извлечения 
удовольствия. В этот период времени в роли избивающих неизменно выступали 
учителя; только позднее и в исключительных случаях появляются отцы мальчиков — 
в основном в роли наблюдателей. Но даже в этих тщательно разработанных 
фантазиях действующие фигуры остаются схематичными;
им отказано в таких определяющих характеристиках, как имя, внешность, 
персональная история.
   Я не считаю, что подобная отсрочка сцен, связанных с удовлетворением, и 
продление фантазии всегда являются выражением чувства вины, результатом попыток 
отделить фантазию от мастурбации. Такие же механизмы работают и в фантазиях, не 
связанных с чувством вины. В этих случаях они служат нагнетанию напряжения и, 
таким образом, также предвосхищают окончательное удовлетворение.
Давайте проследим дальнейшие превратности фантазии избиения этой девочки. С 
возрастом усиливаются все стремления ;
эго, которые включают теперь моральные требования окружающего мира. Это все 
больше становится препятствием для фантазий, Б которых концентрируется и 
выражается сексуальная жизнь девочки. Она бросает свои неизменно безуспешные

Фантазии и образы избиения 73
попытки отделить фантазии избиения и аутоэротическое удовлетворение; запрет 
усиливается и распространяется теперь на содержание фантазий. Нарушить этот 
запрет удается только после длительной борьбы с искушением, которая 
сопровождается отчаянными самоупреками, угрызениями совести и временными 
депрессивными настроениями. Удовольствие, извлекаемое из фантазии, все чаще 
оказывается сопряженным с неприятными ощущениями до и после. И поскольку 
фантазии избиения не служат больше извлечению удовольствия, они случаются все 
реже и реже.
II
Примерно в то же время, вероятней всего между 8 и 10 годами (точный возраст 
опять невозможно установить), у девочки появляются новые фантазии, которые она 
сама называет «милые истории» в противоположность безобразным фантазиям 
избиения. Эти «милые истории», по крайней мере на первый взгляд, представляют 
собой красивые и приятные сцены с проявлениями исключительно доброго, 
деликатного и нежного поведения. У каждого действующего лица есть имя, 
внешность, индивидуальность с множеством деталей, личная история. Известны 
семейные обстоятельства, друзья и знакомые участников историй, их 
взаимоотношения, и каждая деталь их повседневной жизни максимально приближена к 
реальности. Оформление историй меняется вместе с переменами в жизни девочки, 
также часто в свои фантазии она включает фрагменты из прочитанного. После 
каждого завершенного эпизода девочка испытывает глубокое ощущение счастья, 
слегка омрачаемое слабым чувством вины; больше никакой аутоэротической 
активности с этим не связано. Поэтому такие фантазии могли становиться все 
более значимой частью детской жизни. Здесь мы сталкиваемся с тем, на что 
обращал внимание Фрейд: художественная надстройка, которая несет в себе 
символическое значение для автора. Далее я постараюсь показать, насколько 
достоверно мы можем судить о том, что рассматриваемые фантазии являются 
надстройкой над мазохистскпми фантазиями избиения.

74 Раздел II. Фантазии и агрессия
   Сама девочка не осознавала каких-либо пересечений между милыми историями и 
фантазиями избиения и в то время, без сомнений, отрицала бы это. Для нее 
фантазии избиения представляли собой нечто безобразное, предосудительное и 
запрещенное, в то время как милые истории являлись выражением всего, что 
приносит счастье и радость. Взаимосвязь между ними просто не могла 
существовать; и было непостижимо, что персонажи из милых историй иногда 
появлялись в фантазиях избиения.
   Обе фантазии разграничивались с такой тщательностью, что каждое появление 
фантазии избиения, которым иногда удавалось пробиться, должно было быть 
наказано временным лишением милых историй.
   Я упоминала ранее, что в процессе анализа девочка крайне поверхностно 
рассказывала о фантазиях избиения, демонстрируя при этом все признаки смущения 
и сопротивления, и рассказ ее состоял из коротких и неясных намеков, из которых 
аналитик в результате длительных усилий должен был восстанавливать истинную 
картину. В противоположность такой сдержанности она только в первый раз 
испытывала напряжение и, преодолев первоначальные затруднения, всегда ярко и со 
всевозможными подробностями описывала различные события из милых историй. 
Казалось, что она никогда не устает говорить и что удовольствие от этого она 
получает чуть ли не большее, чем от процесса фантазирования. Благодаря этому 
было несложно составить ясное представление о действующих лицах и 
обстоятельствах. Выяснилось, что девочка сочинила не одну, а целую серию 
историй, которые можно назвать «истории с продолжением», поскольку в них 
сохраняются персонажи и сквозное повествование. Среди этих историй с 
продолжением одна выделяется как наиболее важная: в ней задействовано 
максимальное количество персонажей, она самая продолжительная и претерпевала 
больше различных трансформаций. Более того, от нее берут начало другие истории 
— как в легендах и мифах, которые превращаются затем во множество вполне 
самостоятельных сказок. Наряду с основной существует и несколько второстепенных,
 более или менее значимых, историй, которые используются по очереди, и все они 
построены по одному и тому
   
Фантазии и образы избиения 75
же сценарию. Чтобы показать, как строится такая фантазия, я выбрала одну из 
самых кратких милых историй, которая в силу своей ясности и простоты наилучшим 
образом подходит для этих целей.
   В 14 или 15 лет, уже имея опыт сочинения историй с продолжением, девочка по 
случаю наткнулась на сборник сказок для мальчиков; среди прочих там была одна 
короткая история про средневековье. Она прочитала ее раз или два с живейшим 
интересом; затем вернула книжку владельцу и никогда ее больше не видела. Ее 
воображение, однако, было уже захвачено обстоятельствами и героями, описанными 
в книге. Далее, увлеченная сказкой, девочка принялась развивать сюжет так, 
будто это была ее собственная фантазия, и с тех пор эта история заняла в ее 
милых историях одно из самых важных мест.
   Несмотря на несколько предпринятых в процессе анализа попыток, оказалось 
невозможным хотя бы приблизительно установить содержание прочитанной истории. 
Изначальный вариант был раздроблен на отдельные куски, которые переплетались с 
воображаемой действительностью так, что оказалось невозможным разделить 
заимствованные и собственные элементы фантазии. Поэтому все, что мы можем 
сделать, — и что должен был сделать аналитик, — это оставить попытки отделить 
одно от другого, которые в любом случае не имеют практического значения, и 
работать с содержанием, безотносительно к его источнику.
   Сюжет фантазии был следующий. Средневековый рыцарь вовлечен в наследственную 
вражду с другими аристократами, которые объединились против него. Во время 
битвы пятнадцатилетний знатный юноша (возраст девочки) был захвачен оруженосцем 
рыцаря и доставлен в замок, где в течение долгого времени держался в плену. В 
финале он был освобожден.
   Вместо того чтобы развивать и продолжать сказку (как публикацию с 
продолжением), девочка использует сюжет как основу для других своих фантазий. В 
этот сюжет она вставляет второстепенные и основные эпизоды, каждый — готовая 
самостоятельная сказка, составленная как настоящий роман, со вступлением, 
развитием сюжета и кульминацией. При этом девочка не считает необходимым 
выстраивать события
   
76 Раздел II. Фантазии и агрессия
в логическую цепочку. В зависимости от своего настроения она может возвращаться 
к предыдущим или последующим событиям сказки, вставлять новые эпизоды до тех 
пор, пока главный сюжет не окажется в опасности быть погребенным этими 
дополнениями.
В этой самой простой из всех ее фантазий были задействованы только два 
действительно значимых героя; всех остальных можно описать как случайные и 
второстепенные персонажи. Первый — это знатный юноша, который наделен автором 
всевозможными позитивными и привлекательными чертами;
другой — рыцарь из замка, который выписан мрачными и зловещими красками. В 
дальнейшем противопоставление их друг другу только усиливается благодаря 
включению эпизодов из их семейных историй — таким образом, вся обстановка 
отражает очевидный непримиримый антагонизм между тем, кто силен и могуществен, 
и тем, кто слаб и находится во власти сильного.
   Вступительная сцена посвящена их первой встрече, в которой рыцарь пытает 
узника на дыбе, вынуждая его выдать тайну. Мы видим полную беспомощность юноши 
и его ужас перед рыцарем. Эти два момента являются основными во всех 
последующих ситуациях. Например, рыцарь пытает юношу и уже готов казнить его, 
но в последний момент останавливается. Он почти уже убил его долгим тюремным 
заключением, но в последний момент выхаживает и возвращает его к жизни. Как 
только узник вновь обретает жизнь, рыцарь опять ему угрожает, но, столкнувшись 
с силой духа юноши, жалеет его. И всякий раз, когда рыцарь готов нанести уже 
последний удар, он останавливается и благоволит к юноше.
   Давайте рассмотрим еще один пример из более поздней истории. Заключенный 
вышел за разрешенные ему пределы пребывания и наткнулся на рыцаря, но тот не 
наказал юношу, как ожидалось, и не заключил его опять в плен. В другое время 
рыцарь застал юношу за нарушением определенного запрета, но пощадил и спас его 
от публичного унизительного наказания. Рыцарь сначала лишает юношу всего, после 
чего тот вдвойне наслаждается вновь обретаемым счастьем.
   Сюжет разворачивается ярко и драматично. Каждый раз девочка переживает 
волнение от грозящих юноше опасностей
   
Фантазии и образы избиения 77
и демонстрируемой им силы духа. Когда гнев и ярость палача сменяются жалостью и 
благожелательностью — другими словами, в момент кульминации сцены, — 
возбуждение трансформируется в ощущение счастья.
Если мы рассмотрим отдельные сюжеты о юноше и рыцаре как связанные между собой, 
мы удивимся их однообразию, хотя девочка никогда сама не обращала на это 
внимания ни в процессе фантазирования, ни в процессе обсуждения в анализе. 
Однако ее никак нельзя было назвать невежественной, и в действительности она 
очень критично и внимательно относилась к тому, что читать. Но если удалить из 
различных историй с рыцарем все второстепенные детали, которые на первый взгляд 
придают им живость и индивидуальность, то окажется, что в каждом случае 
воспроизводится один и тот же сюжет:
противостояние сильного и слабого; непредумышленное в большинстве случаев 
преступление, совершаемое слабым, из-за чего тот оказывается в чужой власти; 
дальнейшее угрожающее положение, оправдывающее самые мрачные опасения; 
постепенно возрастающая тревога, часто описываемая в ярких и точных выражениях, 
пока напряжение не становится почти невыносимым; и, наконец, как счастливая 
кульминация разрешение конфликта; прощение грешника, примирение и на какое-то 
мгновение полная гармония между прежними антагонистами. Каждый эпизод так 
называемых милых историй воспроизводит с небольшими вариациями сходную 
структуру.
   Однако в этой структуре есть важная аналогия между милыми историями и 
фантазиями избиения, о чем не подозревает автор. В фантазии избиения также в 
качестве героев выступают сильный и слабый — ребенок и взрослый. Здесь также 
регулярно возникает мотив преступления, о котором, правда, ничего не известно, 
так же как и о действующих лицах. Здесь мы также находим период нагнетания 
страха и напряжения. Основное, чем различаются эти ситуации, — это разрешение 
конфликта: в одном случае все заканчивается избиением, а в другом — прощением и 
примирением.
   Когда в процессе анализа внимание девочки было направлено на эти 
удивительные пересечения в сюжете, она не могла не увидеть связей между этими 
двумя внешне несходными
   
78 Раздел II. Фантазии и агрессия
фантазиями. Однажды обратив внимание на возможность родственных отношений между 
ними, она немедленно принялась находить новые параллели между ними.
   Мы знаем, что по структуре фантазии похожи, но содержание фантазий, кажется, 
не имеет между собой ничего общего. На самом деле, с утверждением, что 
содержание фантазий различается, согласиться нельзя. Тщательное рассмотрение 
показало, что в различных местах милых историй содержатся более или менее 
очевидные следы старых тем избиения. Наилучший пример этому можно найти в уже 
знакомой нам фантазии про рыцаря: угроза казни, которая не осуществляется, 
составляет фон большого количества историй, наделяя их ощущением тревоги. 
Возможная казнь, однако, пересекается со сценой избиения, но сама экзекуция 
является запрещенной в милых историях. Можно найти и другие примеры проявления 
мотивов темы-избиения в милых историях как в этой сказке про рыцаря, так и в 
других фантазиях девочки.
   Следующий пример взят из основной истории, поскольку он проявился в процессе 
анализа. Во многих сценах роль покорного слабого героя (юноша в сказке про 
рыцаря) разыгрывают два действующих лица. Хотя у обоих одинаковая история, 
одного наказывают, а другого прощают. В нашем случае сцену наказания нельзя 
назвать ни приятной, ни безобразной; она просто является декорацией для сцены 
любви, контраст между ними служит целям усиления удовольствия.
   В другой версии фантазии слабый герой появляется, чтобы вызывать в памяти 
все пережитые им наказания, в действительности же он встречает мягкое обращение.
 Здесь также контраст служит целям усиления удовольствия.
   В третьей версии в момент кульминации сильный активный герой, охваченный 
всепримиряющими настроениями, вспоминает последний осуществленный им акт 
наказания или избиения за сходное преступление.
   В четвертой версии мы наблюдаем, как тема избиения может постепенно 
вытеснить основной сюжет фантазии. Это можно объяснить тем, что эта тема 
является наиболее существенной в фантазии. Предпосылкой этому является 
пренебрежение абсолютно необходимой деталью в фантазии избиения
   
Фантазии и образы избиения 79
а именно — ситуация унижения. Таким образом, основная история включает 
отдельные выразительные сцены, которые достигают своей кульминации в описании 
сцены избиения или наказания, первое описывается как непредумышленное, второе — 
как самонаказание.
   Девочка сама предоставила эти примеры того, как тема избиения проявляется в 
милых историях, и каждый можно рассматривать как доказательство тому, что эти 
темы состоят в родстве. Но наиболее убедительное свидетельство прозвучит в 
процессе дальнейшего анализа в виде признания. Девочка признается, что в 
некоторых редких случаях милые истории прямо заменялись фантазиями избиения. В 
сложные периоды, то есть при усилении внешних требований или ослаблении 
внутренних возможностей, милые истории больше не выполняют в .полной мере свою 
задачу. И тогда нередко случалось, что в момент развязки и кульминации 
воображаемая сцена наслаждения и нежной любви неожиданно замещалась старой 
ситуацией избиения вместе с сексуальным наслаждением, что приво-.дило к полной 
разрядке аккумулированного возбуждения. Но такие случаи быстро забывались, 
исключались из памяти, в результате чего казалось, что их никогда и не было.
   Наше исследование взаимоотношений между фантазиями избиения и милыми 
историями пока позволило выявить три важные связи: (1) поразительное сходство в 
построении отдельных историй; (2) очевидные параллели в содержании и (3) 
возможность прямого превращения одного в другое. Существенное различие состоит 
в том, что в милых историях в момент, когда в фантазиях избиения описывается 
сцена наказания, неожиданно возникает сцена любви.
   Держа это в голове, я возвращаюсь к исторической реконструкции фантазии 
избиения, проделанной Фрейдом. Как уже было замечено, он говорил, что форма, в 
которой нам предстает фантазия избиения, не является первоначальной, а замещает 
сцену инцестуозной любви, искаженную подавлением и регрессией на 
анально-садистскую стадию, которая находит свое выражение в сцене избиения. 
Согласно этой точке зрения, различия между фантазией избиения и милыми 
историями объясняются следующим образом: то, что представляется продвижением
   
80 Раздел 11. Фантазии и агрессия
вперед от фантазий избиения к милым историям, является не чем иным, как 
регрессией на более ранние стадии. Милые истории имеют свои корни в фантазиях 
избиения и сохраняют за собой их скрытый смысл: в них заложена ситуация любви.
   Но это утверждение все еще упускает важную связь. Мы усвоили, что 
кульминация фантазии избиения связана со стремлением достичь сексуального 
наслаждения и сопровождается чувством вины. На первый взгляд это кажется 
необъяснимым, поскольку мы знаем, что и сексуальное наслаждение, и чувство вины 
извлекаются из подавленной любовной фантазии, чего мы не находим в фантазии 
избиения, но наблюдаем в милых историях.
   Эта проблема разрешается сама по себе, когда мы принимаем во внимание, что 
милые истории также не являются прямым выражением подавленной любовной фантазии.
 В этом инцестуозном желании, тормозившем с раннего детства все сексуальные 
стремления, фантазия сконцентрировалась на первом любовном объекте — отце. 
Подавление Эдипова комплекса привело ребенка к отказу от большинства 
инфантильных сексуальных целей. Ранние чувственные желания были отданы 
бессознательному. Так они опять проявились в фантазиях избиения, указывая на 
частичную неудачу в попытке их подавления.
   Если в фантазиях избиения проявляется подавление, то в милых историях — 
сублимация. В фантазиях избиения непосредственные сексуальные желания 
удовлетворяются, в милых же историях желания с вытесненным мотивом, как их 
называет Фрейд, находят вознаграждение. Так же как в развитии 
детско-родительских отношений, изначально целостный поток любви „ оказывается 
разделенным на подавленную чувственную борьбу (что выражается в фантазии 
избиения) и сублимированные любовные узы (отражается в милых историях).
   Мы можем теперь сопоставить обе фантазии по следующей • схеме: функция 
фантазии избиения — это скрытая репрезента- '^ ция вечной ситуации чувственной 
любви, которая на языке '"•" анально-садистской стадии выражается как сцена 
избиения. С другой стороны, функция милых историй — репрезентация нежности и 
любовного возбуждения. В содержании просмат-
   
Фантазии и образы избиения 81
ривается между тем та же монотонность, что и в фантазиях избиения. Все строится 
вокруг союза сильного и слабого героя, взрослого и мальчика, или, как это видно 
из многих сюжетов, - высшего и низшего существования.
Сублимация чувственной любви в нежную дружбу, без сомнения, существенно 
упрощается тем, что еще на ранних стадиях фантазий избиения девочка 
отказывается от сексуальной принадлежности и неизменно выступает в фантазии как 
мальчик.
III
Цель данной статьи состоит в том, чтобы рассмотреть природу взаимоотношений 
между сосуществующими фантазиями избиения и мечтами. Мы, насколько это возможно,
 смогли установить такую взаимозависимость. Далее я воспользуюсь случаем и 
рассмотрю дальнейшее развитие и судьбу одной из продолжительных фантазий.
   Несколько лет назад, когда история с рыцарем появилась впервые, девочка ее 
записала. Она создала короткую историю о пребывании юноши в заключении.
   В начале истории узника пытали, в конце он отказывался от побега. Можно 
предположить, что он решил остаться в замке из-за своего хорошего отношения к 
рыцарю. Все события описываются как случившиеся в прошлом, история представлена 
в виде диалогов между рыцарем и отцом заключенного.
   Если тема фантазии в письменной истории остается прежней, то способ развития 
темы меняется. В фантазии союз между сильным и слабым должен устанавливаться 
снова и снова в каждом новом эпизоде, в письменной истории он развивается с 
течением времени. Отдельные сцены из фантазии теряются в процессе такого 
развития; хотя некоторые детали переносятся из фантазии на бумагу, отдельные 
развязки не замещаются общей кульминацией в заключительной части сказки. Ее 
цель — гармоничный союз между крайними антагонистами — только предвосхищается, 
но реально не описывается. Поэтому интерес, который в фантазии концентрируется 
на самой высшей точке, в письменной версии поровну делится между ситуациями и 
героями.                                  .
   
82 Раздел II. Фантазии и агрессия
   Этому изменению в структуре соответствует изменение механизма извлечения 
удовольствия. В фантазии дополнение новой или проигрывание старой сцены — это 
новая возможность для извлечения полноценного удовлетворения, что невозможно в 
письменной истории. Хотя процесс написания осуществляется в состоянии 
счастливого возбуждения, подобного тому, которое имеет место в фантазировании, 
сама по себе законченная история не предполагает ничего подобного. Чтение 
истории не влечет за собой извлечения удовольствия, как ^ это происходило в 
фантазии. В этом отношении большим воздействием обладает чтение подобных 
историй, написанных другими.
   Эти факты подтверждают непосредственную связь между двумя важными отличиями 
фантазии и письменной истории — отказ от отдельных эпизодов и от извлечения 
удовольствия в кульминационных точках. Написанная история имеет другие причины 
и служит иной функции, нежели фантазия. Иначе история с рыцарем, превращаясь из 
фантазии в письменную сказку, становится непригодной ни для чего.
   Когда девочку спросили, что побудило ее написать историю, она смогла назвать 
только одну осознаваемую причину. Она была убеждена, что обратилась к написанию 
в тот момент, когда история с рыцарем стала особенно навязчивой, — другими 
словами, таким образом она защищалась от возможности слишком глубоко 
погрузиться в нее. Она пыталась создать какую-то независимую реальность для 
слишкомКздушевленных героев в надежде, что тогда они перестанут доминировать в 
ее воображении. Насколько она помнит, фантазии с рыцарем действительно 
закончились после того, как были записаны.
   Правда, это описание девочкой своих побуждений все еще оставляет многое 
необъясненным: та самая слишком яркая ситуация, которая, как предполагается, 
побудила ее записать историю, не включается в нее, тогда как другие, которые не 
являются частью фантазии (например, реальные пытки), подробно описываются. То 
же самое относится и к героям: написанная история упускает некоторых персонажей,
 которые развернуто представлены в фантазии, и вместо них появляются новые 
герои, как, например, отец заключенного.
   
Фантазии и образы избиения 83
   Вторую побудительную причину для написания истории мы можем извлечь из 
наблюдений креативной деятельности подростков (Bemfeld, 1924). Бернфельд 
отмечает, что мотив, побуждающий записывать свои фантазии, надо искать не в 
самой фантазии, а вне ее. Он считает, что подобная творческая активность 
управляется обычными амбициями эго; например, подростковое стремление 
воздействовать на окружающих через поэзию или заслужить таким образом любовь и 
уважение. Согласно этой концепции, превращение фантазии с рыцарем в написанную 
историю выглядит следующим образом.
   В свете амбиций, как мы можем сразу отметить, личная фантазия превращается в 
акт коммуникации, адресованный другому. В процессе этой трансформации заботу о 
собственных потребностях сменяет внимание к возможному читателю. Можно 
отказаться от непосредственного извлечения удовольствия из содержания истории, 
поскольку сам процесс написания удовлетворяет честолюбивые амбиции, принося 
удовлетворение. Поскольку автор отказывается от непосредственного извлечения 
удовольствия, снимается необходимость согласовывать определенные, наилучшим 
образом подходящие для извлечения удовольствия, эпизоды истории 
(кульминационные точки фантазии). По этой же причине в написанной истории (как 
это видно из факта включения сцен пыток) можно не считаться с ограничениями, 
накладываемыми на фантазии, в которых запрещены сцены избиения.
В письменной истории любой материал фантазии используется как равноценный, 
отбор руководствуется только целями повествования. Чем интересней будет 
материал, тем сильнее воздействие на других и соответственно наибольшим будет 
собственное опосредованное наслаждение. Отказываясь от личного удовольствия, 
чтобы произвести впечатление на других, автор проходит важный путь развития: 
она трансформирует свою аутичность в социальную активность. Мы можем сказать:
она нашла дорогу от воображения обратно к реальности.

84 Раздел II. Фантазии и агрессия
К проблеме агрессии1
Новые направления в детской психологии
В последние годы агрессия, деструктивное поведение, их проявления и развитие 
оказались в центре внимания специалистов, работающих в области образования, 
детской психологии и детской терапии. При этом находит все большее признание 
тот. факт, что нормальное и ненормальное эмоциональное развитие i не может быть 
понято без соответствующего объяснения роли, которую играют агрессивные 
тенденции и установки. У нормальных детей агрессия прежде всего изучается как 
особенность их социального реагирования. У ненормальных детей (задержка 
развития, различные степени регресса в развитии, асоциальные склонности или 
склонности к правонарушениям) агрессия выступает важным патогенным фактором.
   Именно в связи с этими тенденциями в современной детской психологии роль 
агрессии в нормальном и аномальном детском развитии стала предметом обсуждения 
большинства участников конгресса. Из предыдущих сообщений может создаться 
впечатление, что выбор темы связан с результатами клинического опыта и 
наблюдений, полученных в последние годы войны. Психологи во всем мире были 
поражены масштабами и особой жестокостью агрессии, выплеснутой отдельными 
людьми и целыми нациями в ходе войны, и силой влияния этой агрессии на детей и 
взрослых, оказавшихся жертвами. Практический опыт подобного рода подводит к 
необходимости его теоретического обоснования для лучшего понимания феноменов, 
которые приходится наблюдать.
С другой же стороны, это объяснение, кажущееся очевидным на первый взгляд, 
оказывается ошибочным при ближайшем рассмотрении. На самом деле во время 
последней войны мы не узнали об агрессии больше, чем знали до этого. В 
истори»';
человечества не было периода, когда в распоряжении наблюда- • •гелей материала 
такого рода было недостаточно. Агрессия и ее
' Текст дан по изданию: Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа. Т. II.
 М., 1999. С. 364-376.

К проблеме агрессии 85
роль в человеческих отношениях всегда были объектами наблюдений, доступными на 
протяжении всей современной истории, насыщенной войнами между народами, 
гражданскими войнами, расовыми войнами, притеснениями либо истреблениями 
меньшинств, религиозными гонениями, преступлениями, связанными с геноцидом. 
Кроме того, проявления агрессии во все времена наблюдались среди детей.
Дети всех возрастных групп демонстрируют попытки насилия, агрессии, стремление 
к разрушению. Пожалуй, родители и воспитатели в прошлом были больше изумлены 
этим проявлением природы ребенка, чем ныне. Кроме всего прочего, суровость 
образовательных мер прошлого была направлена на пресечение «нехорошей» 
склонности детей к насилию, стремления к удовольствию, желания причинять вред, 
наносить обиды и совершать разрушения. Таким образом, в области изучения 
агрессии изменился не круг рассматриваемых феноменов, а подход тех, кто их 
наблюдает и описывает эти феномены. Склонность предшествующих психологов 
отворачиваться от грубых и наиболее неприятных проявлений человеческой натуры, 
особенно когда дело касалось детей, отрицать существование подобных проявлений 
или в лучшем случае преуменьшать их значимость сменилась противоположным — 
решением тщательно исследовать эти формы поведения, изучить и подробно описать 
их, проследить их источники и оценить их роль в нормальном и аномальном 
индивидуальном развитии ребенка.
Психоаналитическая переориентация
Справедливо считать, что такое изменение подхода в детской психологии было 
результатом работы и открытий психоанализа с начала века или даже раньше. 
Психоаналитическая психология полностью изменила восприятие роли инстинктивных 
влечений в развитии индивидуальности. В доаналитической психологии детство 
рассматривалось как более или менее спокойный период поступательного развития, 
в процессе которого инстинктивные влечения если и появляются, то оказываются 
просто мешающими элементами. Психоаналитическая психология, напротив, 
приписывает этим внутренним влечениям основную роль в формировании сознания и 
характера. '

86 Раздел II. Фантазии и агрессия
Инстинктивные желания, выражают ли они потребности в еде, тепле и комфорте или 
сексуальные стремления и агрессию, возникают в теле и проявляются в психике в 
виде настоятельной потребности в удовлетворении. Они создают болезненное 
напряжение, если остаются неудовлетворенными, и приятное расслабление, когда 
цель достигнута и потребность удовлетворена. Благодаря стимуляции, поступающей 
от них, ребенок от рождения постепенно развивает целый набор функций, которые 
помогают ему избегать боли и достигать удовольствия и, вследствие, оставаться в 
довольно комфортном состоянии. Он ^постепенно учится проводить границу между 
внутренним и внешним миром, осознавать происходящее вокруг, приобретать и 
использовать опыт, контролировать моторику как реакцию на внешние и внутренние 
стимулы; таким образом, ребенок развивает так называемые эго-функции, которые 
служат для удовлетворения желаний. Так как окружение ребенка часто   -^ 
препятствует или противостоит исполнению желаний, возникают конфликты нового 
вида, требующие решения. Все это служит стимулом для развития психических 
функций все большей сложности. Инстинктивные желания, оказывая постоянное 
воздействие на психику, не только не мешают процессу ее развития, но, напротив, 
стимулируют его.
Теория сексуальности
На протяжении более чем тридцати лет интересы психоаналитиков в изучении 
инстинктивной жизни были сфокусированы почти исключительно на проявлениях 
сексуальности. Результат этих исследований теперь хорошо известен. Согласно 
психоаналитической теории сексуальности, диффузные источники сексуального 
возбуждения существуют с момента рождения в различных частях тела и вызывают 
всплеск прегениталь-ной сексуальности в жизни ребенка. Источники этих влечений 
(кожа, слизистые оболочки рта и ануса, пенис и клитор) определяют 
последовательную смену сексуальных организаций с рож^ дения приблизительно до 
пяти-шести лет: оральная, анальная, генитальная фазы сексуальности. Наследство, 
оставшееся от этих фаз, существует и во взрослой жизни либо как нормальные 
действия, предшествующие генитальному контакту (поцелуи,

К проблеме агрессии 87
взгляды, прикосновения), либо при сексуальных извращениях как ненормальное 
негенитальное замещение генитального контакта. Таким образом, 
психоаналитическая теория секса расширяет понятие сексуальности, включая в него 
прегени-тальные и экстрагенитальные действия, и смещает представление о начале 
ее развития с пубертатного периода к началу жизни.
   Только по прошествии значительного времени и после упорной борьбы эти 
открытия были признаны валидными для детской психологии. Действительно, битва 
за новый, «динамический» тип детской психологии была начата именно с вопроса о 
детской сексуальности. Благодаря большому количеству случаев из клинической 
практики психоаналитиков многие детские психологи постепенно принимают новые 
взгляды. Это подготавливает почву для принятия дальнейших открытий в детской 
инстинктивной жизни. После того как исследователи детской сексуальности приняли 
на себя главный удар публики, не желающей отказываться от восприятия детства 
как периода невинности, деятельность исследователей детской агрессии оказалась 
сравнительно легкой. В самом деле, временами результаты исследований 
агрессивного поведения детей принимаются с таким пылом, что это только 
подтверждает: смена предмета исследования приветствуется широкой публикой, 
которой так и не удалось преодолеть сопротивления изучению сексуальных проблем 
ребенка.
Психоаналитические теории агрессии
Агрессия как особенность прегенитальных сексуальных проявлений
В ортодоксальном психоанализе агрессивное поведение детей впервые изучалось там,
 где оно связано с сексуальным поведением. Маленькие дети, преследующие 
прегенитальные сексуальные цели, очень часто демонстрируют невнимательность к 
чувствам других, враждебность к окружающим, садизм, агрессию и деструктивность. 
При аналитической работе эти качества становятся очевидными в первую очередь на 
фаллической стадии сексуального развития в связи с проявлением

88 Раздел II. Фантазии и агрессия
так называемого Эдипова комплекса, то есть сильной любви ребенка к родителю 
противоположного пола, сопровождающейся враждебностью и желанием смерти по 
отношению к конкурирующему родителю того же пола. Также описаны случаи 
садистских и агрессивных установок в последнем этапе оральной фазы (после 
прорезывания зубов). В основном же пик агрессивности совпадает с анальной 
стадией развития сексуальности. Было показано, что на этом уровне 
инстинктивного развития желание причинять вред людям и портить вещи, а также 
вымещать садистские импульсы на любимых людях имеют такую же значимость, что и 
анальные интересы сами по себе. Такое усиление агрессивных тенденций на 
анальном уровне привело к описанию этой стадии как аналъно-садистской фазы. 
Название используется и по сей день.
Агрессия как функция эго:
«фрустрационная теория»
Дальнейшее проникновение в функции эго и их роль в исполнении желаний приводят 
к экспериментальному восприятию агрессии как «эго-инстинкта>>. Это 
подразумевает, что у эго имеются агрессивные импульсы, необходимые для 
сохранения жизни и достижения инстинктивного удовлетворения. Обнаружено, что 
ребенок проявляет агрессию либо когда ему самому не удается удовлетворить 
инстинктивные желания, либо когда что-то в его окружении намеренно препятствует 
исполнению желаний. Подобные ситуации возникают постоянно и неизбежны в течение 
прегепитальных фаз развития, так как прегенитальные сексуальные желания из-за 
своего примитивного, фантастического и нереалистического характера практически 
обречены оставаться неудовлетворенными. Эта так называемая фрустрационная 
теория до сих пор поддерживается многими психоаналитиками.
Агрессия как проявление деструктивного инстинкта:
теория инстинктов жизни и смерти
Развивая дальше теорию инстинктов, Фрейд (1920) отказался от понятия 
«эго-инстннкты», решил признать инстинктивную природу и происхождение 
агрессивных проявлений и, следова-

К проблеме огрессии 89
тельно, придал им в своих оценках статус, аналогичный проявлениям сексуальности.
 Это предположение, которое известно как «теория инстинктов жизни и смерти», 
группирует все множество инстинктивных побуждений вокруг двух основных сил:
силы жизни, имеющей целью сохранение, размножение, достижение общепризнанных 
жизненных ценностей, и инстинкта смерти или деструктивной силы, преследующей 
противоположную цель разрывания связей и разрушения жизни.
Сексуальность — проявление силы жизни, агрессия — деструктивной силы. В 
клинических случаях ни сексуальность, ни агрессия не могут изучаться в чистой 
форме. Два фундаментальных инстинкта соединяют свои силы или противодействуют 
друг другу, и эти комбинации дают в результате феномен жизни. Развитие агрессии 
неразрывно связано с фазами развития инфантильной сексуальности. На каждом 
уровне сексуального развития (оральном, анальном, фаллическом) агрессивные 
влечения проявляют себя по-разному, и эти проявления усиливают выражение 
детской любви. Без добавления агрессии сексуальные импульсы оказываются 
неспособными достичь какой-либо цели.
Именно слияние сексуальных инстинктов с агрессией делает возможным для ребенка 
отстаивать свои права на обладание объектом любви, состязаться с соперником, 
удовлетворять любопытство, демонстрировать свое тело или свои возможности, даже 
получение пищи и уничтожение ее посредством съедения — результат этого 
соединения. Аналогично в нормальной взрослой сексуальной жизни осуществление 
сексуального акта предваряется определенным количеством мужской агрессии, чтобы 
обрести господство над сексуальным партнером. В анормальных случаях, когда 
из-за подавления или ослабления агрессии ее недостает, сексуальные проявления 
становятся неэффективными. Результатом этого по взрослой геннтальной жизни 
является импотенция. На прегенитальных стадиях в детстве результирующая 
клиническая картина такова: пищевые расстройства, слабость эмоциональных 
привязанностей, особенно в Эдиповых проявлениях, снижение любопытства и 
интеллектуальных достижений, потеря удовольствия от игры и т. п. Если же 
агрессивные влечения по тем же самым причи-

90 Раздел II. Фантазии и агрессия
нам не дополнены сексуальными, то они проявляют себя как чисто деструктивные и 
криминальные в форме бесконтрольных и неуправляемых склонностей.
Приложение теории инстинктов жизни и смерти к психологии
Эта теория, по сути биологическая, имеет несколько важных следствий для 
психологии в целом и детской психологии в частности. Во-первых, она объясняет, 
почему в любовные отношения между людьми так часто вмешиваются эмоции 
враждебной и агрессивной природы. Согласно высказанным выше теоретическим 
предположениям, любовь и ненависть перемешаны по своей природе, и с началом 
отношений с другими людьми в жизни индивида обе противоборствующие тенденции 
направляются на одних и тех же людей. Подразумевается, что у ребенка 
развиваются как враждебные, так и любовные чувства к матери, помимо той 
враждебности, которая появляется, когда мать фрустрирует желания ребенка. Та же 
склонность — направлять на любимых людей негативные и агрессивные чувства — 
сохраняется в течение всей жизни и неизбежно вызывает страдания и неразбериху в 
практически счастливых и позитивных любовных отношениях взрослых. Невозможность 
установить исключительно позитивные отношения в реальной жизни вызывает в 
человеке то страстное желание «чистой любви», которое находит выражение в 
бесчисленных фантазиях, грезах, утопиях и прочих поэтических произведениях.
Споры и проблемы
В вышеописанных теоретических предположениях имеется несколько спорных моментов,
 обсуждаемых в настоящее время многими психоаналитиками.
Как отмечалось выше, существуют расхождения во взглядах на роль фрустрации в 
развитии агрессивных стремлений. Те аналитики, которые принимают фрейдовскую 
теорию инстинкта жизни и смерти, рассматривают агрессию как врожденное 
инстинктивное побуждение, которое развивается спонтанно как реакция на 
окружающую среду, но не является результатом

К проблеме огрессии 91
ее влияний. Те аналитики, которые поддерживают более раннюю «фрустрационную 
теорию», считают агрессию продуктом влияния окружающей среды, а именно 
индивидуальным ответом на помехи исполнению желаний (John Bowlby).
Еще один обсуждаемый вопрос заключается в следующем:
могут ли взаимодействия между двумя противоположно направленными биологическими 
силами создать конфликт на психологическом уровне, и если да, то насколько 
глубок этот конфликт, то есть является ли амбивалентность чувств базовой по 
своей природе и имеющей патогенное значение.
    Группа психоаналитиков из Англии, представляемая Мела-ни Кляйн и ее 
последователями, отвечает на этот вопрос утвердительно. В соответствии с ее 
взглядами, жизненно важной стадией эмоционального развития каждого ребенка 
является признание того, что объект любви может подвергнуться нападению и 
разрушению из-за того, что его любят. Когда объектом любви становится не просто 
часть другого человека, посредством которой достигается удовлетворение 
(например, материнская грудь), а целая человеческая сущность (мать как 
личность), ребенок чувствует вину за свои деструктивные фантазии. Это вызывает 
чувство депрессии, которое уменьшается только тогда, когда появляются идеи 
исправления и восстановления, которые приносят облегчение. Мелани Кляйн 
рассматривает эту фазу, которую она называет «депрессивной позицией», как 
необходимую для дальнейшего эмоционального развития.
    Другие аналитики в Америке и Европе, включая автора, придерживаются того 
взгляда, что сосуществование двух противостоящих инстинктивных сил само по себе 
не является значимым фактором для создания психического конфликта. При 
клинических наблюдениях отмечено множество случаев, которые являют собой 
удачное соединение между деструктивными и эротическими побудительными мотивами. 
(Например, при потреблении пищи она разрушается для того, чтобы быть включенной 
в структуру организма, при сексуальных притязаниях на партнера оказывается 
агрессивное воздействие для того, чтобы добиться близкого контакта.) Далее, у 
маленьких детей любовь и ненависть, привязанность и гнев, нежность и агрессия, 
желание уничтожить любимых людей или игрушки и желание
    
92 Раздел I!. Фантазии и агрессия
сохранить и обладать ими кажутся часто сменяющимися и внешне не связанными друг 
с другом, каждое из противоречивых стремлений изо всех сил пытается достичь 
своей цели. Психические представители двух органических сил (деструктивных и 
эротических) остаются не связанными друг с другом до тех пор, пока некоторая 
центральная точка сознания не появится в структуре личности. Именно развитие 
этого центра (эго) приводит в результате к постепенной интеграции инстинктивных 
стремлений и может привести к их столкновению и несовместимости. Согласно 
высказанным взглядам, наличие психических конфликтов и чувства вины, как их 
результата, предполагает, что достигнута специфическая, сравнительно высокая 
стадия в развитии эго.
Трансформация агрессии
Все психоаналитики согласны, что в тот или иной момент развития маленького 
ребенка агрессивные побуждения становятся несовместимыми с другими стремлениями 
или наиболее значимыми факторами индивидуальной психики. Агрессия становится 
недопустимой; идеи, фантазии и желания, представляющие ее, кажутся опасными, 
вызывающими вспышки тревожности, и по этой причине вытесняются из сознания. 
Методами, используемыми для этого, оказываются защитные механизмы эго, 
необходимые для отражения и трансформации опасных прегенитальных сексуальных 
стремлений. Эти механизмы разбираются и подробно обсуждаются в курсе 
психоаналитического изучения сексуальных влечений.
Подавление агрессии, реактивные образования и торможение
Подавление агрессивных и деструктивных стремлений приводит к смещению 
враждебных намерений и желаний смерти любимым родителям из сознания ребенка в 
бессознательное, без каких-либо изменении в этих стремлениях по существу. Чтобы 
уменьшить опасность их возвращения из бессознательного, противоположные 
позитивные, опирающиеся на любовь стремления усиливаются в сознании. Ребенок 
развивает реактивные

К проблеме агрессии 93
тенденции в виде избытка вежливости, отвращения к насилию, чрезмерной заботы, 
тревоги за безопасность, здоровье любимого человека и т. п. Вредные последствия 
торможения жизненно важных функций агрессии выражаются в снижении эффективности 
действий, сопровождающих переживание ребенком чувства влюбленности.
Проекция и вытеснение агрессии
До того как установится строгое разграничение между бессознательной и 
сознательной частями психики, агрессия отражается другими методами. Агрессивные 
и деструктивные импульсы проецируются вовне; то есть они перестают ощущаться 
как часть внутреннего мира ребенка и действительно приписываются людям из 
внешнего мира, как правило тем же самым, на которых направлялась первоначальная 
враждебность. Ребенок начинает сильно бояться ранее любимых людей, которым 
теперь приписывается роль агрессоров и преследователей.
Агрессивные влечения наконец могут быть перенаправлены с основных объектов 
любви ребенка (родителей) на. менее важные в жизни ребенка объекты. Это 
избавляет интимные семейные отношения от негативных вкраплений. Но полезность 
этого может сойти на нет из-за опасности возникновения чрезмерно негативных и 
враждебных установок по отношению к людям за пределами семейного круга 
(например, незнакомцам, случайным знакомым, обслуживающему персоналу, 
иностранцам) и т. п.
   Подобные установки не исчезают под воздействием опыта, так как они 
основываются не на реальной оценке людей, представляющихся опасными, и 
существуют как форма предотвращения нового обращения реакции ненависти на 
объекты, изначально вызывавшие двойственные чувства.
   Проекция и вытеснение агрессии являются причиной многих проявлений 
напряженности, подозрительности и нетерпимости в отношениях между людьми и даже 
целыми национальностями.
Направление агрэссии внутрь себя
Некоторые свойства деструктивных стремлений оказываются неизменно направленными 
против «Я» индивида; в норме их влияние компенсируется подобными же свойствами 
эротических

94 Раздел II. Фантазии и агрессия
побуждений, которые сохраняются в «Я». Если, напротив, деструктивные побуждения 
слишком сильно сдерживаются от воплощения во внешнем мире, то очень много 
агрессии оказывается внутри. Печальные последствия подобного распределения 
агрессивной энергии проявляются в телесной сфере, в виде увеличения вероятности 
развития органических заболеваний; в психической сфере — в виде потери 
самообладания, жестокой самокритике, чрезвычайной строгости суперэго, в виде 
депрессивных состояний, саморазрушительных и суицидальных тенденциях.
Сублимация агрессии
Агрессивные побуждения, смешанные с эротическими импульсами, уменьшают свои 
деструктивные свойства и вносят существенный вклад в достижение жизненных целей.

Практические приложения
Родители, воспитатели и люди, работающие в области детской терапии, чаще всего 
интересуются двумя вопросами: насколько природа агрессивных побуждений 
определяется внутренними факторами (такими, как наследственная 
предрасположенность, врожденная сила деструктивных и эротических побуждений, 
зависящая от телесной конституции способность терпеть проявления агрессии в 
психике) и насколько велико влияние внешних факторов (таких, как установки 
родителей, увеличение или уменьшение количества деприваций или фрустраций, 
жесткие или мягкие методы воспитания).
Ответы на эти важные вопросы лежат за пределами данной работы, которая в лучшем 
случае может предоставить краткий обзор предмета изучения. Здесь я могу только 
выразить мнение, что ответы на них должны основываться на следующих клинических 
фактах, полученных из наблюдений за отдельными детьми и их группами.
1. Усиленная фрустрация существенных либидозных желаний (возникающая, например, 
от нелюбящей, запрещающей, отвергающей установки родителей) ненормально 
усиливает детские агрессивные реакции на вполне нормальные и не-

К проблеме агрессии 95
избежные деприваций, которым любой ребенок подвергается с рождения.
2. Недостаток ровного любящего отношения в раннем детстве, вызванный как 
внутренними, так и внешними факторами (такими, как потеря родителей или людей, 
замещающих их, травмирующее отлучение от груди и т. п.), вызывает состояние 
эмоционального голода с последующей задержкой или полной остановкой 
эротического развития ребенка. В таких случаях не может возникнуть нормальное 
соотношение между эротическими и деструктивными побуждениями, п агрессия 
проявляется в виде чистой деструктивное™. Подобные случаи происходят иногда и 
при семейной жизни, но в основном они изучаются на осиротевших либо как-то 
иначе обделенных детях, чье детство пришлось на время войны либо прошло в 
интернатах и т. п.
3. Деструктивность, правонарушения и преступления у детей, вызванные остановкой 
их либидозного развития, о котором говорилось выше, не поддаются прямым 
педагогическим влияниям, таким, как жесткий контроль, наказание, увещевание и т.
 п. Соответствующая терапия должна быть направлена на ущемленную, дефектную 
сторону эмоционального развития таким образом, чтобы вызвать нормальное 
взаимодействие между эротическими и деструктивными импульсами и поместить 
агрессию под полезное смягчающее влияние любовных переживаний ребенка.
4. На спонтанные внутренние конфликты ребенка с агрессивными побуждениями, 
направленными против любимых родителей, оказывает сильное влияние терпимость 
или нетерпимость, которую проявляют родители в каждом отдельном случае.

96 Раздел 11. Фантазии и агрессия
Толкование агрессии1
Психоаналитические идеи в области методики, клинической теории или практики 
временами поднимаются на такие позиции, что возникает необходимость их научного 
обсуждения на одном из международных психоаналитических конгрессов. Выбор 
вопросов, подлежащих ближайшему рассмотрению, определяется актуальностью причин,
 по которым эти вопросы возникают. Но, каковы бы ни были замыслы Планового 
комитета конгресса, необходимо сегодня привлечь всеобщее внимание и к таким 
вопросам, как проблема навязчивых состояний, которая последнее время не 
освещалась; напомнить о важности сохранения точности первоначального смысла 
термина pea-гирование, который утрачен из-за того, что его слишком часто 
использовали в последние годы. Установить определенный порядок обсуждения этих 
вопросов и, если это окажется возможным, достичь согласия во мнениях, 
касающихся одного из главных источников, послуживших развитию 
психоаналитической мысли, основного предмета дискуссий на данном конгрессе — 
предмета агрессии.
Каким бы ни был результат предыдущих попыток, очевидно, последняя только 
продемонстрировала некоторые пределы подобных усилий, предпринятых 
научно-исследовательскими группами. Мам предоставлен полезный обзор 
соответствующих публикаций, предусмотренный психоаналитическими журналами 
последних тридцати или сорока лет, частично в форме рецензий, но большей частью 
в форме подражаний и повторного утверждения исходных мнений. Чего этим не 
удалось добиться, так это разъяснения неопределенности статуса агрессии в 
теории влечений и прояснения некоторых крайне важных проблем, например таких, 
как роль агрессии в нормальном развитии ребенка; се связь с функционированием 
нервной системы; ее роль п формировании характера; ее вклад в патогенез 
неврозов, психозов, склонности к преступлениям, извращениям и так далее.
' Текст дан по изданию: Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа. T.II.
M., 1999. С. 336-356.

Толкование агрессии  97
   Неудачи, с которыми пришлось встретиться в этом отношении, были достаточно 
крупными, пока аналитики, благодаря своим предыдущим исследованиям, не 
подготовились достойно к изучению агрессии. Это подчеркнул на симпозиуме Мартин 
Штейн (Lussier, 1972), который объявил агрессию законной областью 
психоаналитических исследований и был удивлен «туманными представлениями» 
авторов относительно данного вопроса.
   Что затуманивает взгляд аналитика, считающего, что агрессия представляет 
собой опыт чередования сексуальных влечений? Подобные открытия, если поместить 
их в новые условия, неизбежно порождают ожидания, но вот оправданны они или 
нет? В последнем случае они начинают играть роль предвзятых идей, которые 
препятствуют исследованию, то есть затрудняют беспристрастную 
клинико-психологическую проверку вопроса, решения которого требуют участники 
конгресса.
Все, что я имею в виду, — это надежность понятий, которые крепко укоренились в 
сексуальной теории психоанализа: раскрытие уровней и стадий младенчества, через 
которые влечение должно пройти, пока не достигнет конечного продукта;
характеристика влечения с точки зрения источника, цели и объекта и, наконец, 
включение влечения в рамки дуалистической теории влечения.
   Стоит проверить эти идеи, которые происходят из учения о сексе, насколько 
они применимы к агрессии; взять на заметку схожие черты или имеющиеся различия 
и в итоге определить, не являются ли указанные вопросы лишь подобием 
смирительной рубашки, сдерживающей изучение агрессии.
Концепция стадий развития
В беспристрастном исследовании полового пленения, которое предваряла публикация 
книги «Три очерка о теории сексуальности» (1905), идея последовательных 
либидозных стадий в качестве предшественников взрослой половозрелое™ выделяется 
как более значимое открытие. Проследить сексуальную жизнь взрослого пациента до 
ее корней, уходящих в детство, и установить эти остаточные явления в их 
искажениях и извращениях
4 А. Фрейд

98 Раздел II. Фантазии и агрессия
всегда было одной из важнейших задач психоаналитической терапии. Далее, задолго 
до начала независимых аналитических исследований агрессии агрессивная природа 
детской сексуальности принималась как должное, как подтверждаемое 
канни-балистскими тенденциями на оральном уровне; садистскими, мучительными, 
нарциссическими характеристиками отношений на анальном уровне; доминирующими, 
подавляющими качествами фаллической сексуальности. Нет сомнений, что 
психоаналитические исследования были перенесены на выявление основной роли 
агрессивных примесей в ранних формах сексуальной жизни. Если благодаря 
вмешательству невротических помех агрессия отсутствовала, была подавлена или 
задержана, то это с неизменным результатом приводило к тому, что оральные, 
анальные и фаллические удовольствия были ослаблены или утеряны и в результате 
не могла быть достигнута ни одна из естественных целей чувственной жизни 
ребенка.
Опыт, демонстрирующий столь близкую связь между сексом и агрессией в жизни 
ребенка, может, таким образом, сказаться на готовности исследователя постичь 
стадии и уровни в развитии агрессии у человека. Фактически такие понятия, как 
оральная, анальная и фаллическая агрессия, обильно разбросаны по всей 
психоаналитической литературе, не только как стенографические описания 
агрессивных элементов, связанных с оральностью, аналыюстыо или фаллической 
сексуальностью, но в качестве доказанного факта, что именно агрессивное 
влечение, так же как н сексуальное влечение, подвергается качественным 
изменениям. Перед тем как делать подобные выводы, необходимо предпринять 
дальнейшее изучение развития смешения влечений в раннем возрасте, на этот раз с 
точки зрения агрессии'.
' Мнение о том, что такие исследования могут привести к серьезной переоценке 
либидозных фаз самих по себе, было высказано К. Р. Эйсслером (Eissler, 1971) в 
статье, написанной, по не опубликованной ко времени проведения симпозиума. На 
основе наблюдений, проведенных над лижущими и сосущими движениями 
новорожденного, Энсслер объявляет оральную фазу основным представителем 
агрессивного влечения с тех пор, как «эффект рефлекса сосания появляется с 
исчезновением объекта, на который он направлен; это делает поистине неизбежным 
отношение к нему как к прототипу агрессии». Либидозной стороне остаются только 
ощущения, получаемые с помощью губ и языка.

Толкование агрессии 99
Источник, цель и объект
Остальные понятия должны рассматриваться с точки зрения возможности их 
применения к источнику, цели и объекту. Относительно секса было доказано, что 
его проявления так часто рассматриваются в психоанализе, что применяются почти 
автоматически к любым другим инстинктивным устремлениям.
Источник агрессии
Источник феномена агрессии обсуждался не только в психоаналитических кругах, но 
и далеко за их пределами этнологами, антропологами, социологами. Среди 
представителей упомянутых наук можно обнаружить самые различные мнения, 
варьирующиеся от убеждения, что <<в случае человеческой разновидности 
агрессивного поведения для него имеется филогенетическое основание» (Lorem, 
1963), до не менее глубоких убеждений теоретиков, отводящих решающую роль в 
формировании личности окружающей среде, что агрессия является «заученной 
реакцией» и «не имеет биологических оснований», а «агрессивное поведение в 
целом определяется особенностями окружающей среды и культурными условиями». 
«Импульсы физико-химического типа, стимулирующие работу мозга», «основные 
структуры нервной системы» и так далее, несут ответственность за деятельность 
всего организма*.
То, что появляется во внеаналитическом мире как возрождение полемики о 
воспитательном значении среды, находит отражение у психоаналитиков в диспутах о 
том, к чему относить агрессию — к эго или, как это делал Фрейд, к ид. 
Соответственно высказывания колеблются от взгляда на агрессию как на 
«приобретенную способность» в дополнение к восприятию ее в качестве 
инстинктивного влечения (Sandier, в кн. Lussier, 1972) до определения ее 
статуса как «независимого, изначального, врожденного влечения» (Loe-asenstein, 
в кн. Lussier, 1972), последнее высказывание подкрепляется мнением клиницистов, 
основанном на трех наблюдаемых проявлениях — всегда
' Краткое изложение этих взглядов приведено в книге Дерека фрпмава «Агрессия: 
инстинкт или симптом» (D. Freeman, «Aggression; Instinct or Symptom», 1968).

100 Роздел II. Фантазии и агрессия
имеют место: 1) очевидный импульс, присущий любому агрессивному стремлению; 2) 
очевидное облегчение, которое следует за разрядкой; 3) очевидное страдание и 
его патологические последствия, когда разрядка блокирована.
   Дальнейшие доводы обеих сторон сосредоточиваются вокруг вопроса, существуют 
ли «агрессивные» зоны, эквивалентные или по крайней мере сравнимые с эрогенными.
 Некоторые авторы отмечают их явное отсутствие (Brenner, 1971; Gillespie, 1971) 
так же, как и отсутствие каких-либо доказательств связи с психологическим или 
эндокринным феноменом (Brenner, 1971). Другие рассматривают мышцы как 
агрессивные зоны (Stone, 1971) — взгляд, диаметрально противоположный точке 
зрения Гиллеспи, который видит двигательный аппарат не как источник, а как 
исполнительный орган агрессии. Также существует мнение, что «нет чистых 
эрогенных зон» и все они служат как либидо, так и агрессии (Eissler, 1971).
   Благодаря множеству несхожих мнений, абсолютно дивергентных, у слушателей 
сложилось впечатление, что проблема источника агрессии еще не решена, то есть 
если в отношении полового развития «физические связи между стимуляцией и 
удовлетворением могут быть намечены с относительной легкостью», то в области 
агрессии процессы не поддаются такому структурированию (Eissler, 1971).
   Похожий приговор «недоказанности» был вынесен Гиллеспи (Gillespie, 1971). Он 
предложил определить агрессию как «фундаментальный, неизменный элемента 
конституции человека». Оставляя вопрос о природе, так же как и об источнике 
этого элемента, открытым. Формулировка, очевидно, разработана для того, чтобы 
прекратить этот спор и построить мост между различными суждениями.
Цель агрессии
Как и следовало ожидать, различия во взглядах относительно источника агрессии 
распространяются и на такой предмет, как ее цели. Различные предложения, 
упомянутые здесь, представляют широкий круг. В него входят такие цели, как 
разрядка или избегание возрастающего напряжения, смещение расстройства и 
неудовольствия, поддержание гомеостаза (Gillespie, 1971)

Толкование агрессии 101
или его разрушение, и все ради того, чтобы совладать с самим собой.
   Тем не менее среди этих многочисленных описаний, на мой взгляд, недостаточно 
внимания уделено бросающемуся в глаза различию между сексом и агрессией 
относительно их целей. Либидозные цели, биологические или психологические, 
прямые или сублимированные, всегда побуждаются особым образом. Агрессия, 
наоборот, может ассоциироваться с посторонними, внешними целями, откуда она и 
берет свою силу.
   Конечно, это нам знакомо из изучения сексуальности раннего возраста, где 
агрессия сливается с либидо и помогает достичь цели. Но это лишь один пример из 
многих. Агрессия так же приходит на помощь, как созидательная или 
разрушительная сила в достижении таких целей, как, например, отмщение, ведение 
войны, отстаивание чести, осуществление акта милосердия, достижение власти 
(Stone, 1971), то есть служит целям, которые диктуются эго или суперэго.
   В этом заявлении имеется намек на существование двух линий развития целей, 
положительной и отрицательной. Эйсслер (1971) описывает их как начальную стадию 
«самосохранения, обладающего чрезмерной агрессивной энергией», и поздние стадии 
«нарциссизма и амбивалентности», где нарциссизм служит рулевым колесом агрессии,
 влияя на агрессию и используя ее в своих целях.
Объект агрессии
Опасность перемещения всего, чего мы ожидали достичь этим исследованием, из 
одной интересующей нас области в другую станет еще более очевидна, если мы 
обратимся к такому предмету, как объектные отношения. Конечно, остается 
справедливым утверждение, что в начале жизни те процессы, которые лежат в 
основе привязанности к объекту, еще не существуют как два различных влечения. 
Оба принимают мать в качестве своей первой цели и эмоционально с ней связаны, 
то есть объединены на основе выполняемых ею функций удовлетворения и фрустрации 
в соответствии с потребностями ребенка. В любом случае отношения между двумя 
процессами на этом заканчиваются, и после младенчества становится все заметнее

102 Раздел II. Фантазии и агрессия
различие между линиями развития секса и агрессии. Либидо-зные эмоциональные 
отношения, побуждаемые физиологическими потребностями, оказываются прерывистыми.
 Эти отношения представляют собой просто переходную фазу, сравнительно короткую 
по продолжительности. Дальнейшее развитие либидо приводит к все увеличивающейся 
независимости потребностей и напряженности, а вместе с этим и к объектному 
постоянству. Наивысший уровень, которого можно достичь в этом отношении, — 
постоянная или по крайней мере очень стойкая, чувственная привязанность, 
которая, с одной стороны, уходит корнями в личность субъекта, а с другой 
стороны, принимает в расчет не только обязанности и функции объекта, но все его 
персональные характеристики и качества в целом.
   Иначе обстоит дело с агрессивным влечением. Агрессия, а вместе с ней и 
согласованные проявления ненависти, гнева, возмущения и так далее остаются 
«эмоционально зависимыми» гораздо дольше, то есть остаются тесно связанными с 
опытом удовольствия-боли и удовлетворения-фрустрации. Пропущенным звеном 
является шаг в развитии по направлению к более постоянным обязательствам. 
Точнее сказать, не существует постоянной привязанности к определенному объекту 
для агрессии, как это имеет место в случае с либидо. Явным примером этого из 
клинической практики можно считать фиксированную ненависть, с которой 
пациент-параноик привязан к своему преследователю. Но это, конечно же, не более 
чем видимость, поскольку ненависть применительно к паранойе является скорее 
патологическим чередованием либидо, чем прямым выражением агрессивного влечения.

Взаимосвязь секса и агрессии в психическом конфликте
В то время как вышеназванные открытия обращают внимание на различия в 
функционировании сексуальной и агрессивной сторон личности, впечатление об их 
сходстве остается, оно вызвано взаимосвязью двух влечений, имеющей место в 
психологическом конфликте (Brenner, 1971).

103
Толковоние агрессии
   Общее между сексом и агрессией состоит в том, что человек не может 
удовлетворять свои сексуальные и агрессивные желания в обществе в той форме, в 
которой он их испытывает. Следовательно, он должен их уменьшать в количестве и 
изменять в качестве. Давление, которое эти желания оказывают на человеческое 
эго, также в обоих случаях похоже. А также схожи напряжения, вызванные 
неудовлетворенными желаниями. Эти напряжения вызывают к жизни защитные реакции, 
которые призваны: ограничивать, видоизменять, контролировать и подавлять их. 
Сходство обнаруживается и в компромиссах, возникающих между инстинктами и 
защитными системами, то есть в формировании невротических симптомов. Наиболее 
убедительными клиническими доказательствами ролевого сходства сексуального и 
агрессивного инстинктов являются навязчивый невроз и его симптомы, порождаемые 
в равной степени либидозными и агрессивными элементами анально-садистского 
периода.
   Однако роли, выполняемые этими элементами, имеют и свои различия, которые 
часто игнорируются в свете более бросающегося в глаза сходства. Так, мы 
привычно выделяем сходства и игнорируем различия в отношении защитных 
механизмов к сексу и агрессии. Вероятно, часто предвзятое мнение в этом вопросе 
вызвано тем, что большинство защитных реакций используется для борьбы с обоими 
видами влечений. Среди них: отказ в удовлетворении, подавление, формирование 
реакции, проекция (представление себя в роли объекта влечения), отождествление, 
перевод влечения с объекта на себя, перевод пассивного влечения в активное.
   Но существуют и другие механизмы, хотя и второстепенные, разница в 
применении которых заслуживает внимания. Механизм отождествления с агрессором, 
как средство перевода пассивного влечения в активное, имеет дело с агрессией 
(или скорее с мазохизмом как ее противоположностью), а не с либидо. Механизм 
смещения объекта, с одушевленного на неодушевленный или с человека на животное, 
имеет некоторое отношение к детской сексуальности, но гораздо большую роль он 
играет в борьбе как ребенка, так и взрослого с агрессией. Уничтожение, 
известное по навязчивым неврозам, направлено только на борьбу с агрессией. 
Делегирование (Stone, 1971) — еще один защитный механизм, используемый для 
ограничения агрессии.
   
104 Раздел II. Фантазии и агрессия
Он используется двумя способами. Первый состоит в перенесении ответственности 
за агрессивное действие или желание на другое лицо или внешнее воздействие. 
Нормальное применение этого защитного механизма случается в детстве, 
ненормальное — в случаях паранойи. Второй способ заключается в известном 
социальном феномене, когда личность запрещает агрессивные действия самой себе, 
но разрешает их вышестоящим социальным структурам, таким, как государство, 
полиция, армия или власти. Этот последний пример отчасти напоминает механизм 
альтруизма в сексуальной сфере. Альтруист «разрешает» другим сексуальные 
желания, которые он запрещает себе, то есть он «перемещает» их или 
«перекладывает на внешние объекты» с тем результатом, что он может получать 
удовлетворение от их выполнения другими.
Изменение средств защиты как защитная мера
Поскольку мы пытаемся определить характерные защитные средства, используемые 
исключительно для борьбы с агрессией, я предлагаю рассмотреть последовательное 
изменение средств или способов, посредством которых человек может выражать 
агрессию. Идея о том, что соответствующие органы ответственны за разрядку 
агрессии, не нова (Freud, 1923; Gillespie, 1971;
Eissler, 1971). Это хорошо известно как для либидо, так и для агрессии, хотя у 
некоторых ученых нет ясности в вопросе о том, формируется ли стремление в 
каком-либо органе или же этот орган ответствен только за разрядку этого 
стремления.
Однако есть существенные различия между либидо и агрессией, и эти различия 
должны учитываться при определении роли, функционирования и назначения 
соответствующих органов. Что касается секса, органы, ответственные за разрядку 
сексуальных желаний, все больше соответствуют своим функциям по мере взросления 
индивида. Это проявляется в перемещении либидо от прегениталыюй области к 
половым органам. Иначе обстоит дело с агрессией, если учитывать возрастные 
характеристики. По мере взросления ребенка органы, ответственные за разрядку 
агрессии, становятся более приспособленными для качественной трансформации и 
количественного уменьшения агрессии, то есть к защите против нее.

Толкование агрессии  105
   Из-за тесной взаимосвязи секса и агрессий в раннем возрасте различные 
приспособления для разрядки агрессии заимствуются из одной или другой 
либидозной стадии. Так, зубы ня поздней стадии оральности используются для 
агрессивной цели кусаться, экскременты на анальной стадии — для агрессивной 
цели испачкать, пенис на фаллической стадии — для агрессивной демонстрации*.
   Однако эти средства далеко не единственные. Маленький ребенок может 
использовать практически любую часть своего тела для выражения агрессии: голос, 
чтобы криком выражать свой гнев, ярость, бешенство; рот, чтобы плеваться; ноги, 
чтобы пинаться; руки и кулаки, чтобы бить, и, конечно же, вся мускулатура в 
целом может быть использована для атаки.
   В воспитании детей существовало негласное правило, что для определенного 
возраста существует определенный набор приемлемых средств выражения агрессии. 
Так, крик считается допустимым в довербальный период и исключительным 
проявлением на более поздней стадии. Кусание как способ атаки считается 
нормальным для ребенка до момента, пока он учится ходить, но не позже. 
Использование испражнений (которое играет определенную роль в младенчестве и 
как либидозная способность) считается недопустимым после того, как ребенок 
научился ходить в туалет, хотя может быть использовано и в более поздний срок 
как выражение презрения, особенно в криминальной среде. Пинаться и пихаться 
могут дети любого возраста, хотя после младенчества эти действия теряют свой 
случайный характер и становятся целенаправленными.
   Отношение к объекту агрессии, одушевленному или нет, также имеет значение: 
по мере того как ребенок взрослеет, предполагается, что он начнет осознавать 
вред, наносимый своими агрессивными действиями, и соизмерять их2.
' Краткое изложение этих взглядов приведено в книге Дерека фримана «Агрессия: 
инстинкт или симптом» (D. Freeman, «Aggression; Instinct or Symptom», 1968).
2 В качестве примера в области клинической практики можно привести случай с 
девочкой трех лет, которая боролась со своим слишком диким, агрессивным 
характером. Однажды она вернулась из детского сада и с победным видом объявила 
о своем «хорошем» поведении в группе: «Не пихалась, не толкалась, не кусалась, 
только плевалась!»

106 Раздел II. Фантазии и агрессия
Таким образом, с развитием личности ребенка, появлением способности двигаться и 
говорить его механизмы разрядки агрессии претерпевают важные изменения. Однако 
было бы ошибкой предположить, что процесс развития защитных сил, призванных 
обеспечивать уменьшение агрессии, является постоянным. Отнюдь не все 
создаваемые средства служат для защиты от агрессии. Разрыв в процессе создания 
защитных средств происходит где-то на рубеже раннего детства и отрочества, 
когда агрессивные механизмы начинают развиваться по двум направлениям. Одно 
направлено на уменьшение агрессии посредством вербализации: физическая агрессия 
переводится в словесную. Отсюда удовольствие, которое дети более позднего 
возраста испытывают от употребления ругательств. Это предоставляет защиту от 
фиксации на анальной стадии и агрессии. («Грязные слова» вместо грязных 
действий и словесное оскорбление — вместо физического.) Другое направление 
ведет в противоположную сторону. В ребенке растет недовольство тем, что он 
вынужден использовать определенные части тела в качестве исполнительных органов 
агрессии, растет желание ослабить агрессивные стремления с помощью употребления 
в детстве игрушечного, а во взрослой жизни настоящего оружия:
ножа вместо зубов; палки или камня вместо рук и ног; огнестрельного оружия, 
бомб и ядов вместо телесных выделений.
   Эти изменения в развитии механизмов защиты от агрессии очень важны. Если мы 
примем утверждение, что «человек, который первым использовал оскорбление вместо 
физического действия, был основателем цивилизации» (Freud, 1893), тогда мы 
должны признать, что человек, который первым использовал какое-либо орудие 
вместо кулака, изобрел войну.
   Некоторые доказательства той роли, которую играют части тела как орудия 
агрессии, были обнаружены в результате клинических исследований. У взрослых 
пациентов, посещавших сеансы психоанализа, были замечены слабые, рудиментарные 
мускульные импульсы, сопровождающие эмоциональные проявления гнева, ненависти, 
ярости. Всякая агрессивная реакция подобного рода порождает раздражение, 
например, в ноге при мыслях о том, как человек наступает на своего врага; или в 
руках при мыслях о том, как он его душит; или как щелкают зубы,
   
Толкование агрессии  1 07
когда он как будто кусает жертву. Такого рода ощущения индивидуальны, и в 
психоанализе они могут служить указанием на стадию детства, в которой агрессия 
достигла своей кульминации, а механизмы защиты еще не сформировались.
Клинические исследования агрессии
На собрании конгресса было высказано взаимное согласие по поводу необходимости 
провести более тщательные, беспристрастные клинические исследования агрессии. 
Однако все высказывания в этом отношении носили скорее характер нетерпеливых 
просьб, чем конкретных практических рекомендаций. Ученым было предоставлено 
самим искать материал и средства для проведения этих исследований.
Мои собственные предложения в этой области следующие.
Исследования агрессии в процессе аналитической терапии
Если мы предположим, что защитные механизмы, задействованные при неврозе 
переноса (когда устремления либидо принимают ассоциативный характер), 
качественно такие же, как и при нормальном развитии, и только количественно 
завышены, много полезной информации может быть получено при проведении сеансов 
психоанализа.
   Мы можем взглянуть сквозь призму симптома одержимости, который явился 
результатом, к примеру, действий ребенка, когда он пытается загладить свою вину,
 стараясь «исправить» что-то, что он разрушил или повредил в момент, когда он 
вел себя плохо. Посредством ритуалов у ребенка вырабатывается стремление к 
постоянству как средству безопасности, что порождает его способность 
противостоять агрессивным желаниям. В замедленном поведении ребенка, 
страдающего симптомом одержимости, проявляется его развившаяся способность 
поместить мысль между импульсом и действием, то есть «способность досчитать до 
десяти, прежде чем дать волю гневу».
   Когда мы анализируем школьную фобию, многое можно узнать о борьбе эго с 
враждебными желаниями, особенно с желанием смерти своей матери, что, кажется, 
является высшей
   
1 08 Раздел II. Фантазии и агрессия
точкой агрессии ребенка. У ребенка со школьной фобией эта борьба соседствует с 
неспособностью расстаться с матерью — симптом, который увеличивает 
привязанность к той матери, какой она представлялась в дошкольном возрасте, при 
повышенной амбивалентности этих двух образов. Последнее является нормальной 
защитной реакцией на агрессию.
   На самом деле почти все защитные механизмы, контролирующие агрессивные 
стремления, в ходе развития проявляются в неврозах как патогенные элементы и 
могут быть изучены параллельно процессу аналитического лечения.
   Аналитическое лечение вне сферы неврозов переноса также может быть 
чрезвычайно продуктивным для изучения агрессии. Здесь я в основном имею в виду 
резкие смены желаний — от убийства к самоубийству у одного и того же человека 
(Karl Mem-linger, 1938), что показывает направленность агрессии на себя самого 
или на определенный объект. Или подростковое членовредительство и попытки 
самоубийства (Friedman et al., 1972), которые демонстрируют изменение 
направления агрессии с объекта на себя и на свое тело, как на источник зла*.
   В связи с этим целесообразно заметить, что анализ детских симптомов, и не 
только в таких специфических случаях, открывает широкие возможности для 
клинического изучения агрессии, которое до сих пор не велось систематически.
   Нет никаких сомнений, что анализ детских симптомов содержит очень богатый 
материал для изучения агрессии. Возможно, это происходит из-за того, что на 
сеансах психоанализа не запрещены моторные действия как средство выражения аг-
' Хотя подобные происшествия крайне редки в раннем детстве, один такой случаи 
имел место в Хэмпстедскоп клинике (наблюдал психоаналитик С. Л. Джонсон). 
Мальчика четырех с половиной лет, которого привели в клинику как живодера, 
подозревали в попытках задушить своего маленького братишку. В процессе 
психоанализа выяснилось, что его агрессивные импульсы находились под давлением 
эго и сунерэго и чередовались с суицидальными, ведущими к несчастным случаям и 
телесным повреждениям. К примеру, после смены аг-рессианого поведения ребенок 
намеревался чаще всего убить себя: выпрыгнуть из окна третьего этажа, 
выброситься в лестничный пролет и так далее.
 Эти попытки самоубийства также применялись мальчиком для того, чтобы напугать 
и ci |роиоциров;|ть окружающих его людей. Наконец, таким скрытым путем часть 
его агрессии достигает своей первоначальной цели, то есть окружающего мира 
(Eissler, 1971).
 
Толкование агрессии  109
рессии. Возможно, из-за того, что свободная атмосфера сеансов лучше освобождает 
механизмы защиты от агрессии, чем от сексуальных желаний. Или из-за того, что 
для самого аналитика легче мириться с агрессивными атаками на него, чем с 
сексуальными, поскольку в последнем случае он будет выглядеть скорее как 
соблазнитель.
   Каким бы ни было правильное объяснение этого феномена, несомненным является 
то, что вопреки предыдущим ожиданиям агрессия играет большую роль в детском 
психоанализе, чем секс, руководит изменениями в поведении ребенка-пациента и 
Порождает методологические вопросы, многие из которых до сих пор не разрешены.
   Учитывая настоящее положение дел, мы можем много узнать об агрессии, 
особенно о чрезвычайно разнообразных мотивах и происхождениях агрессивного 
поведения, которые представлены различными внешними проявлениями. Дети на 
сеансах психоанализа могут быть сердитыми, агрессивными, дерзкими, отрицающими, 
атакующими по многим причинам. И только одна из них будет действительной 
разрядкой агрессивных фантазий и импульсов. Остальные выражают агрессивное 
поведение, направляемое эго, то есть служащее целям защиты:
• как реакция на беспокойство и эффективное прикрытие этого беспокойства;
• как сопротивление эго против ослабления защитных механизмов;
• как сопротивление против вербализации предсознательно-го и бессознательного 
материала;
• как реакция суперэго на сознательное признание проявлений ид в сексуальной и 
агрессивной сфере;
• как отрицание какой-либо позитивной, либидозной привязанности к 
психоаналитику;
• как защита от пассивно-фемининных стремлений («ярость импотента»).
Существует огромная разница в значении и понимании агрессивных проявлений, 
перечисленных выше, и, к примеру, агрессивных припадков живодера, упомянутых 
ранее, хотя с точки зрения феномена они одинаковы. Для детского психо-

110 Раздел II. Фантазии и агрессия
анализа важно разграничить подлинное выражение желания и агрессивное поведение, 
которое является реакцией на какой-либо внешний фактор, поскольку, среди всего 
прочего, это позволяет проводить четкое различие между агрессивным, испуганным, 
пассивным или чрезмерно защищающимся ребенком. Но преимущества изучения этого 
материала выходят за рамки поставленной цели. Знания, которые мы может 
приобрести в этой сфере, помогут прояснить многие вопросы, связанные с 
происхождением агрессии при нормальном и ненормальном развитии, а также и во 
взрослой жизни.
Изучение агрессии путем наблюдения за маленькими детьми
Это также заставляет обратиться к уже имеющимся исследованиям агрессии в раннем 
детстве (Hoffer, 1950), обсуждение результатов которых можно продолжить. Здесь 
возможен широкий диапазон, начиная от незначительных ушибов головы в течение 
определенного преходящего периода, что является почти нормальным, до постоянных 
побуждений биться головой, приводящих к ранам, от безобидного обкусывания 
ногтей и дерганья волос (которые могут быть расценены как эквиваленты 
мастурбации) до жестокого и неуправляемого нанесения себе увечья с помощью 
укусов, как это бывает у дефективных и психотических детей.
Изучение агрессивности в игре
Матери и работники детских садов, которые наблюдают за играющими детьми, имеют 
широкие возможности для осознания того, что конструктивные и деструктивные 
желания сосуществуют. Например, ребенок получает одинаковое удовольствие, если 
он играет в кубики, ставя один на другой, пока не получится высокая башня, и 
если он сломает постройку и разбросает кубики. Было бы ошибкой считать, что 
только первое он делает в хорошем настроении, а второе — в раздражении, 
разочаровании и расстройстве. Напротив, ребенок чувствует радость, осуществляя 
любое из этих действий, в его сознании появляется одинаковая гордость от того, 
что он контролирует ситуацию и использует нужные умения.

Толкование агрессии 111
Я думаю, мы будем правы, предположив, что удовольствие ребенка от строительства 
связано с либидо, а удовольствие от разрушения с агрессивностью. Создается 
впечатление, что оба вида удовольствия существуют «бок о бок», одновременно, 
или в быстро меняющейся последовательности, не вмешиваясь одно в другое, оба 
являясь производными от первичной тенденции.
Изучение агрессивности в социальном поведении детей, начинающих ходить
Одна из наиболее многообещающих сфер для наблюдения проявлений ранней 
агрессивности — это возрастная группа детей, начинающих ходить, то есть детей 
на втором году жизни, когда в их поведении поочередно доминируют первичные или 
вторичные процессы функционирования, и, таким образом, эта стадия развития 
является более показательной, чем более поздние стадии. В качестве примера мне 
хотелось бы привести два различных результата наблюдения.
1. Дети, начинающие ходить, нелегко поддаются управлению в группах, так как они 
исключительно агрессивны по отношению друг к другу. Чтобы получить игрушку, еду,
 конфеты, внимание, преодолеть препятствие или вообще без каких-либо очевидных 
причин, они будут кусаться, царапаться, дергать за волосы, бросаться чем попало,
 наносить сильные удары, бить ногами. Однако все это не является физической 
борьбой между враждебными партнерами, что бывает с более старшими детьми. Мы 
можем наблюдать, как жертва нападения разражается слезами, бежит за защитой или 
беспомощно стоит, нуждаясь в спасении. Все это приводит исследователя в 
недоумение, так как этот же самый, теперь атакуемый ребенок, сам незадолго до 
происходящего выступал в роли агрессора или выступит в ней вскоре после 
случившегося. То есть нельзя сказать, что он сам не обладает агрессивностью или 
средствами ее проявления. Он обладает и тем и другим, но не может применить их 
для самообороны.
2. Второй наблюдаемый феномен касается отношения маленьких детей к боли, 
которую они причиняют. Фактически эти дети абсолютно не имеют понятия о 
результатах своих

112 Раздел II. Фантазии и агрессия
агрессивных действий, и со стороны взрослых необходима наглядность, чтобы 
продемонстрировать их детям. Среди большинства матерей детей, начинающих ходить,
 общеприз-нано, что ребенка надо «укусить самого» для того, чтобы он осознал ту 
боль, которую может принести укус. Работники детских садов обычно указывают 
обидчику на то, что его жертва плачет, раздражена, обозлена, испугана, у нее 
течет кровь, и так далее, что часто вызывает у обидчика удивление и даже 
замешательство.
' Это, на мой взгляд, «сводит на нет» предположение о том, что нанесение боли — 
это основная цель агрессивного поступка. Скорее нам придется заключить, что 
изначально первичным является сам агрессивный поступок, а его результат — 
вторичным. Однако такое заключение возвращает нас обратно к одному из 
нерешенных вопросов, поставленных в начале, насчет внутренней цели врожденной, 
первичной агрессивности.
Можно получить больше информации, если изучать детей второго года жизни 
систематически, а пока результаты наблюдений, по общему признанию, являются 
фрагментарными. Однако президент конгресса еще с самого начала предупредил его 
членов о том, что им не следует ожидать всего и сразу.
Теория агрессии
Психоаналитическое исследование агрессивности имеет в качестве отправного 
пункта работу Фрейда «По ту сторону принципа удовольствия» (1920). Эта 
публикация имела двойной эффект, с одной стороны, выдвинув на повестку дня 
ранее отрицаемую тему агрессивности, а с другой стороны, затруднив ее 
клиническое изучение, так как поставила ее в центр теоретической дискуссии. 
Поскольку была затронута теория стимулов, теоретический мир, начиная с 1920 
года, оставался расколотым на два лагеря, убеждения которых варьировались от 
полной и даже чрезмерной приверженности дуалистической теории Фрейда о стимулах 
до полного отрицания существования инстинкта смерти и агрессивности, являющейся 
его проявлением. В то время как часть, которая касалась секса, в течение ряда 
лет использовалась в изучении пациентов, та часть,

Толкование агрессии 113
которая касалась агрессивности, еще до своего подтверждения или опровержения, 
использовалась для обоснования или оспа-ривания одной из ведущих теоретических 
гипотез. В данной статье намеренно не предпринимаются такие попытки, она 
предполагает остаться чисто клинической.
   Однако каждому отдельному аналитику, включая меня, даже если он не является 
теоретиком, приходится выбрать какую-либо точку зрения среди этих крайних 
позиций. В соответствующей аналитической литературе существует несколько 
рекомендаций и предостережений в этом отношении, которые могут быть 
использованы в качестве руководства.
   С моей точки зрения, наиболее полезные рекомендации содержатся в упомянутой 
выше статье Эйсслера «Инстинкт смерти, амбивалентность и нарциссизм» (1971), 
написанной с открыто признанной целью «оказания поддержки теории Фрейда об 
инстинкте смерти». Подобно Шопенгауэру и Фрейду Эйсслер утверждает, что, как и 
рождение, смерть является наиболее важным событием в человеческой жизни и что 
любая стоящая психологическая теория нуждается в том, чтобы «определить место 
смерти в своей общей структуре». Полностью полагаясь в своем предположении на 
теорию немецкого психолога Рудольфа Эренберга, Эйсслер, возможно, получает 
поддержку своих взглядов у поэта Райнера Марии Рильке, который расценивает 
стремление к смерти как одну из основных целей жизни или находит поддержку в 
результатах анализа детского поведения, поскольку обнаружено, что дети, 
страдающие от невротического страха смерти, неизменно расценивают каждый шаг 
роста как пугающий шаг к смерти, которого необходимо избегать.
   Однако даже базируясь на своей собственной концепции биологических 
предпосылок, Эйсслер считает, что «пока не разработаны правила, которые бы 
сказали нам о том, когда биология может быть с полным правом быть призвана на 
службу психологии». Он также расценивает необходимость избавления от вторжения 
биологии такой же важной для психоанализа, как и опору на некоторые данные из 
биологии и культуры. В этой связи он обращается к своему исследованию 
амбивалентности, психологическому феномену, который «предполагает
   
114 Раздел II. Фантазии и агрессия
присутствие противоположных инстинктов, но не полностью
объясняется их присутствием».
Мне интересно распространить вышеприведенную формулировку на сферу наших 
вопросов и проблем в клинической области. Многие из них исчезнут, если мы будем 
предупредительны и согласимся признать существующие расхождения между 
клиническими фактами и биологическим объяснением вместо того, чтобы 
принудительно навязывать прямые причинные связи между двумя этими сферами. Тема 
«источника» аг-i рессии может служить в качестве примера. В дуалистической 
биологической теории-Фрейда никогда не подразумевалось, что жизненный инстинкт 
— это актуальный источник сексуальных побуждений; было всегда признано, что 
этот источник является либо гормональным, либо анатомическим. Нет также 
необходимости, чтобы инстинкт смерти был фактическим источником агрессии. В 
клинических терминах и то и другое имеет свои материальные источники, известные 
или неизвестные, одновременно являющиеся тем, что можно назвать «реальными 
представителями» вышеуказанных биологических сил с противоположными целями, 
присутствие которых они предполагают. Мы можем сказать в равной степени в 
отношении «цели», что, выражаясь в клинических терминах, то есть в реальности, 
как либидо, так и агрессивность преследуют свои собственные ограниченные земные 
цели и одновременно служат более значительным биологическим целям жизни и 
смерти. Нет сомнений в том, что наша клиническая задача оказывается более 
сложной благодаря тому факту, что ни либидо, ни агрессивность никогда не 
наблюдаются отдельно, то есть в чистом проявлении; за исключением многих 
патологических случаев, они всегда объединены, но в целях изучения 
соответствующих им действий они должны быть разделены. Я считаю, что это 
справедливо как для биологии, так и для психологии: сексуальные навыки не могут 
быть достигнуты без соответствующей примеси агрессивности; агрессивность не 
может быть интегрирована в нормальную жизнь без примеси либидо; так же как на 
высшем уровне смерть не что иное, как прямое следствие жизни.

Связь агрессии и эмоционального развития: норма и патология 115
Связь агрессии и эмоционального развития: норма и патология'
Роль инстинктов в формировании личности
Основные изменения, вызванные в детской психологии открытиями психоанализа, 
сводятся к пересмотру роли инстинктивных побуждений в человеческом развитии. В 
доаналитической психологии детство рассматривалось как более или менее 
спокойный период поступательного роста и развития, в котором инстинктивные 
побуждения, если они и проявлялись, то играли роль элементов; нарушающих 
равновесие. Аналитическая психология, напротив, приписывает врожденным 
инстинктам основную роль в формировании личности. Именно под воздействием 
инстинктивных побуждений в психике появляются новые, так называемые эго-функции.
 Основная задача эго-функ-ций проявляется в попытке примирить потребность 
ребенка в удовольствии, являющуюся следствием инстинктивных побуждений, с 
условиями окружающей среды. Когда внешние условия разрешают удовлетворение 
возникшего инстинктивного желания, эго просто играет роль помощника в 
достижении инстинктом своей цели. Когда потребности окружения противоречат 
требованиям инстинкта, эго оказывается перед дилеммой и должно найти решение. 
Оно может пренебречь тем, что происходит в окружающем мире (этот психический 
процесс мы называем отрицанием), или пренебречь требованиями внутреннего мира 
(этот психический процесс мы называем подавлением). Эго может выбрать решение 
либо действовать, подчиняясь окружающей среде и противореча инстинктивным 
влечениям (родители называют такого ребенка «хорошим», послушным), либо 
подчиниться требованиям инстинктов наперекор внешнему миру (оказавшись «плохим»,
 капризным, непослушным). Иногда эго приходится выбирать между требованиями, 
исходящими от двух конкурирующих инстинктивных
' Текст дан по изданию: Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа Т. II. 
М., 1999. С. 357-363.

116 Раздел II. Фантазии и агрессия
побуждений, или между проявлениями своих инстинктов и своих же идеалов. Во всех 
этих случаях эго сталкивается с опасностями, такими, как болезненное внутреннее 
напряжение, угроза телесного повреждения, страх наказания или потери любви 
окружающих, и реагирует на них возрастанием тревожности.
Бесконечная череда внутренних конфликтов оказывается постоянным стимулом к 
дальнейшему развитию психических функций и, в конце концов, определяет 
особенности формирования личности ребенка. То, что мы называем формированием < 
характера, является, грубо говоря, множеством установок, обычно используемых 
индивидуальным эго для разрешения этих конфликтов: выбор тех инстинктивных 
побуждений, удовлетворению которых решено способствовать, и тех, которым 
необходимо воспрепятствовать, и выбор методов, которые обеспечат защиту от 
угроз могущественного внешнего мира и не менее' могущественного внутреннего.
Секс и агрессия как основные силы
Психоаналитическая теория группирует все инстинктивные по- • буждения вокруг 
двух основных: секса и агрессии. К сфере влияния первого относятся намерения, 
связанные с сохранением жизни, размножением и достижением общепризнанных 
жизненных ценностей, к сфере влияния второй — противоположные цели: разрушение 
связей с окружающим миром и уничтожение жизни.
Психоаналитическая теория сексуальности
Основной вклад, сделанный психоанализом в исследование сексуального инстинкта, 
— это открытие диффузных источников сексуального возбуждения, которые 
существуют от рождения в различных частях тела и дают толчок к развитию детской 
прегениталыюй сексуальности. В соответствии с происхождением компонентов 
инстинкта (кожа, слизистые оболочки рта и ануса, пенис) мы различаем оральную, 
анальную и фаллическую сексуальную организацию детей, в каждой из которых 
источник удовольствия — либо непосредственно тело, либо контакт с объектом 
любви в окружающем мире. В норме, эти элементы инфантильной сексуальности, 
подвергшиеся транс-

Связь агрессии и эмоционального развития: норма и патология 117
формациям под влиянием эго, оказываются некоторой негени-тальной составляющей 
генитальной сексуальности взрослого (поцелуи, прикосновения, взгляды); при 
отклонениях от нормы один из компонентов инстинкта может овладевать сексуальной 
жизнью взрослого человека в форме так называемых извращений (фелляция, 
куннилингус, скопофилия, эксгибиционизм и т. д.).
   Проявления инфантильной сексуальности, таким образом, не только существуют, 
но и выглядят извращенными по своей природе. Элемент извращенности затрудняет 
принятие ее как нормального, здорового, обычного и необходимого явления. Даже 
сейчас некоторые авторы, которые в других отношениях принимают принципы 
аналитической психологии, предлагают пути и средства воспитания, которые 
привели бы к уничтожению тех или иных компонентов сексуальных побуждений 
(стремление к сосанию у грудных детей, анальные интересы ребенка более старшего 
возраста, фаллическую мастурбацию), как будто они оказываются нежелательными 
или ненормальными явлениями или следствием неблагоприятных условий окружающей 
среды.
   С другой стороны, доказательств существования и проявления различных 
инстинктивных компонентов на протяжении последних 20-30 лет было собрано 
достаточно много. Наблюдения за маленькими детьми проводрыись во всем мире при 
различных внешних условиях (нормальных, счастливых, несчастливых 
обстоятельствах семейной жизни, жизни в группе и т.д.).
Психоаналитическая теория агрессии
Конечно же, агрессивный характер детских сексуальных побуждений не остался 
незамеченным. Сперва эта особенность приписывалась собственной природе детской 
сексуальности, позднее она стала рассматриваться как проявление другой группы 
инстинктов — деструктивных побуждений.
Агрессия, стремление к разрушению, их проявление и их развитие сейчас находятся 
в центре интересов динамической психологии. Это напоминает интерес к развитию 
сексуальных функций, наблюдавшийся в начале века.

118 Раздел II. Фантазии и агрессия
Агрессивные побуждения, направляемые ребенком против собственного тела
На самых ранних стадиях агрессивная энергия также должна находить выход в теле 
ребенка, подобно тому как сексуальная энергия (либидо) может проявляться в 
аутоэротических действиях. Примером служат действия, при которых дети бьются 
головой, — самодсструктивный эквивалент аутоэротическому действию ритмичного 
покачивания. Дети бьются головой реже, чем .качаются, эта активность находится 
на грани нормального и аномального поведения и иногда может действительно стать 
причиной повреждений. То же верно по отношению к другим, более редко 
встречающимся самодеструктивным действиям: вырыванию собственных волос детьми 
грудного и младшего возраста.
   В связи с этим сошлюсь на работу Хоффера «Рот, рука и эго-интеграция» 
(Hoffer «Mouth, hand and Ego-Integrftion», 1949a) и другие его работы в этой 
области (1950а, 1950в). Обсуждая случай с психически нездоровой девочкой 
грудного возраста, которая тяжело травмировала руки, кусая их, хотя еще не 
могла пере-жевыватьпищу, Хоффер (Hoffer, 1950а) иллюстрировал следую-щее 
положение: тогда как в течение первого года жизни сосание большого пальца или 
другой части руки является нормальным аутоэротическим проявлением, укусы как 
самодеструктивные действия ненормальны и проявляются только у детей с дефектами 
и психозами. Начиная с этой стадии существенным для нормального развития 
ребенка оказывается то, что агрессивные побуждения должны быть перенаправлены с 
тела самого ребенка на живые или неживые объекты окружающего мира.
   На более поздней стадии агрессия вновь может проявляться в самодеструктивной 
форме. Но теперь она включена в су-перэго и направлена против эго, а не против 
тела.
Агрессивные побуждения, направленные на окружающий мир
В отношениях ребенка с объектами окружающего мира эротические и деструктивные 
элементы так тесно связаны друг с другом, что трудно выделить в любой отдельно 
взятой реакции,

Связь агрессии и эмоционального развития: норма и патология 119
что именно присутствует в ней от каждого из этих инстинктов. В каждой фазе 
прегенитального развития агрессивная энергия оказывается обязательным 
дополнением к сексуальным (либп-дозным) побуждениям. Знакомые нам картины 
поведения ребенка всегда включают в себя оба элемента. Мы находим естественным, 
что первая эмоциональная привязанность грудного ребенка вначале к материнской 
груди, а затем к самой матери демонстрирует те же характерные качества 
агрессивной, ненасытной жадности, которые мы замечаем и в его отношении к еде. 
На оральной стадии ребенок разрушает то, что присваивает (сосет сухие предметы, 
пытается все поместить внутрь себя). На другом, анальном уровне слияние 
эротических и агрессивных тенденций очевидно даже для неопытного наблюдателя. 
Любой, кто имел дело с годовалыми детьми, замечал особо прилипчивую, 
собственническую, досаждающую, изнуряющую форму их любви к матерям, такие 
требовательные отношения, которые доводят практически до болезни многих молодых 
матерей. Мы знаем далее, что особая сексуальная назойливость детей приводит к 
разрушению всех неодушевленных предметов, на которые оказывается направленной; 
с любимыми игрушками обычно дурно обращаются; домашних животных приходится 
защищать от агрессии, которая неизменно совмещается с любовью, проявляемой к 
ним их маленькими владельцами. Мы понимаем, что на прегенитальных стадиях это 
не ненависть, а агрессивная любовь, стремящаяся разрушить свой объект.
На протяжении фаллической стадии развития сексуальности соотношение 
сексуальности и агрессивности уподобляется тому, что существует у взрослых. 
Мальчики на этом уровне развития стремятся к доминированию и защищают своих 
матерей или другие объекты привязанности. Здесь агрессивные элементы связаны с 
эксгибиционистскнми тенденциями, сопутствующей целью оказывается привлечение и 
в результате подчинение объекта любви.
Важность количественного фактора
Связь сексуальных и агрессивных побуждений нормальна и типична. Различия в 
количестве энергии, получаемой от каждои

120 Раздел II. Фантазии и агрессия
группы инстинктивных тенденций, создают большой разброс индивидуальных различий.
 Большее количество агрессии на анальной стадии создает картину садистского 
извращения; уменьшение вклада агрессии в поведение на фаллической стадии 
способствует развитию женоподобности, потери маскулинных черт. Насколько мы 
знакомы с воспитанием детей, именно количественные отклонения отвечают за 
различие между управляемыми и неуправляемыми, «хорошими» и «плохими» детьми. 
Боль-' шипство этих вариаций находятся в пределах нормы.
Патологическая агрессивность у детей
В последние годы возник особый интерес к состоянию патологической агрессивности 
у маленьких детей, проявляющемуся иногда и у детей, живущих в семьях, но чаще у 
сирот или у детей, растущих в неполных семьях, у детей, сменивших несколько 
приемных родителей, живущих в детских домах и других детских учреждениях. Хотя 
рассматриваемые дети не являются слабоумными, они одержимы бесконтрольными, 
очевидно бессмысленными, деструктивными установками умственно отсталых. Они 
испытывают удовольствие или совершенное равнодушие в отношении сломанных ими 
вещей, к страданиям, причиненным ими другим людям. Они портят игрушки, одежду, 
мебель, жестоки с животными и другими детьми, вызывающе непослушны или 
безразличны по отношению к взрослым. Обращение с такими детьми — серьезная 
проблема для воспитателей, объяснение их состояния — вызов детской психологии.
При ближайшем рассмотрении может быть обнаружено, что патологические факторы 
заключены не в агрессивных проявлениях как таковых, а в отсутствии соединения 
их с либидоз-ными (эротическими) побуждениями. Патологический фактор 
обнаруживается в сфере эротического, эмоционального развития, которое искажено 
под влиянием внешних и внутренних условии, таких, как отсутствие объекта любви, 
отсутствие эмоционального ответа от окружающих взрослых, болезненный разрыв 
эмоциональных связей, происшедший слишком быстро, вслед за их образованием, 
недостаток эмоционального развития вследствие внутренних причин. Из-за 
недостатка эмоционального развития агрессивные побуждения не объединяются

Связь агрессии и эмоционального развития: норма и патология 121
с либидозными и, как следствие, не нейтрализуются, а остаются свободными и 
стремятся проявиться в жизни в виде чистой, бесконтрольной деструктивное™.
Силовые попытки контролировать эти патологические проявления детской 
агрессивности и попытки всеми возможными средствами заставить ребенка 
контролировать свою дест-руктивность обречены на провал. Соответствующая 
терапия должна быть направлена на запущенные, неразвитые стороны, а именно на 
эмоциональное либидозное развитие. Там, где возможно приблизить к норме 
отстающие в развитии или другим образом нарушенные либидозные импульсы, 
соединение между эротическими и деструктивными импульсами произойдет 
автоматически и агрессия преобразуется под благотворным влиянием эротических 
побуждений.
Инстинкты жизни и смерти
В своем коротком докладе я не обсуждала теорию дуализма инстинктов жизни и 
смерти, которая формирует основу изложенной здесь концепции. Причиной является 
то, что в данном отдельном случае мы имели дело с более частными 
психологическими проблемами, а не с далеко идущими биологическими размышлениями.


1 24 Раздел 111. Механизмы защиты
Защитные действия Я, рассматриваемые как объект анализа1
Отношение между Я и аналитическим методом. Детальные
и утомительные теоретические рассуждения, содержавшиеся в предыдущей главе, для 
практических целей могут быть резюмированы в нескольких простых предложениях. 
Задача аналитика заключается в том, чтобы ввести в сознание все, что является 
бессознательным, независимо от того, какому психическому образованию оно 
принадлежит. Аналитик объективно и равномерно распределяет свое внимание между 
бессознательным" элементами всех трех образований. Иначе говоря, когда он 
принимается за работу по разъяснению, он выбирает себе позицию, равноудаленную 
от Оно, Я и сверх-Я.
   К сожалению, однако, различные обстоятельства препятствуют этой 
равноудаленности. Беспристрастность аналитика не встречает отклика; различные 
образования реагируют на его усилия по-разному. Мы знаем, что сами по себе 
импульсы Оно не склонны оставаться неосознанными. Они естественным образом 
устремлены вверх, постоянно пытаются проложить себе путь в сознание и тем самым 
достичь удовлетворения или, по крайней мере, направить свои производные на 
поверхность сознания. Как я показала, работа аналитика осуществляется в том же 
направлении и подкрепляет эту устремленную вверх тенденцию. Тем самым для 
подавленных элементов в Оно аналитик выступает как помощник и освободитель.
   С Я и свсрх-Я дело обстоит иначе. В той мере, в какой образования Я 
стремятся ограничить импульсы Оно собственными способами, аналитик выступает 
как возмутитель спокойствия. В ходе своей работы он уничтожает старательно 
созданные вытеснения и разрушает компромиссные образования, воздействие которых 
патологично, по форма которых полностью синтоннаЯ. Цель аналитика, заключаю 
щаяся во введении бессознательного
' Часть работы «Ян механизмы защиты» (1936). Текст дан по изданию: Фрейд А. 
Психология «Я» и защитные механизмы. М., 1993. С. 27-36.

Зощитные действия Я, рассматриваемые как объект анализа 125
в сознание, и усилия образований Я по овладению инстинктивной жизнью 
противоречат друг другу. Следовательно, за исключением случаев понимания 
пациентом своей болезни, образования Я рассматривают цель аналитика как угрозу.
Следуя линиям изложения, намеченным в предыдущей главе, мы должны описать 
отношение Як работе анализа как тройственное. Реализуя способность к 
самонаблюдению, о которой я говорила, Я делает общее с аналитиком дело; эта его 
способность находится в распоряжении аналитика, и Я передает ему картину других 
образований, созданную на основе их производных, вторгшихся на его территорию. 
Я антагонистично аналитику в том отношении, что в своем самонаблюдении оно 
ненадежно и тенденциозно. Сознательно регистрируя и передавая одни факты, Я 
фальсифицирует и отбрасывает другие, препятствуя их освещению, а это полностью 
противоречит методам аналитического исследования, настаивающим на том, что 
рассмотрено должно быть все, что возникает, без всякой дискриминации. Наконец, 
Я само является объектом анализа в том отношении, что постоянно осуществляемые 
им защитные действия реализуются бессознательно и могут быть введены в сознание 
лишь ценой значительных усилий, подобно бессознательной активности любого из 
вытесняемых инстинктивных импульсов.
Защита против инстинкта, проявляющаяся в форме сопротивления. В предыдущей 
главе я попыталась провести теоретическое различие между анализом Оно и Я, 
которые в нашей практической работе неразрывно связаны друг с другом. Результат 
этой попытки еще раз подтвердил тот вывод, к которому привел нас опыт: в 
исследовании материал, помогающий анализировать Я, выступает в форме 
сопротивления анализу Оно. Факты настолько самоочевидны, что объяснение кажется 
почти излишним. Я в анализе становится активным, когда оно пытается при помощи 
противодействия воспрепятствовать вторжению Оно. Поскольку цель анализа 
заключается в том, чтобы облегчить доступ в сознание идеаторным представлениям 
подавленных инстинктов, т. е. способствовать вторжениям Оно, защитные действия 
Я против этих представлений автоматически приобретают характер активного 
сопротивления анализу.

1 26 Роздел III. Механизмы защиты
А поскольку для того, чтобы обеспечить соблюдение основного правила анализа, 
позволяющего этим представлениям всплывать в свободных ассоциациях пациента, 
аналитик использует свое личное влияние, то и защита, воздвигаемая Я против 
инстинктов, приобретает форму прямого сопротивления самому аналитику. 
Враждебность по отношению к аналитику и усиление мер, которые должны 
воспрепятствовать всплыванию импульсов Оно, совпадают друг с другом. Когда в 
определенные моменты анализа защита снимается и инстинктивные представления 
могут беспрепятственно проявиться в форме свободных ассоциаций, отношение Я к 
аналитику на это время освобождается от искажений.
Конечно, кроме этой конкретной формы существует множество других форм 
сопротивления в анализе. Как нам известно, помимо так называемых сопротивлений 
Я существуют перенесенные сопротивления, а также те противодействующие, с 
трудом преодолеваемые в анализе силы, чей источник лежит в навязчивом 
повторении. Таким образом, мы не можем сказать, что всякое сопротивление есть 
результат защитных действий со стороны Я. Но каждая такая защита против Оно, 
воздвигаемая в ходе анализа, может быть обнаружена лишь в форме сопротивления 
работе аналитика. Анализ сопротивлений Я дает хорошую возможность наблюдать и 
вводить в сознание бессознательные защитные действия Я.
Защита против аффектов. Помимо случаев столкновения между Я и инстинктом у нас 
есть и другие возможности для наблюдения действий Я. Я находится в конфликте не 
только с теми производными Оно, которые пытаются пробиться на его территорию, 
чтобы получить доступ к сознанию и достичь удовлетворения. Яне менее энергично 
и активно защищается также от аффектов, связанных с этими инстинктивными 
импульсами. Отвергая требования инстинктов, Я в первую очередь должно уладить 
дело с этими аффектами. Любовь, вожделение, ревность, разочарование, страдание 
и печаль сопутствуют сексуальным желаниям; ненависть, гнев и ярость сопутствуют 
импульсам агрессии; если инстинктивные импульсы, с которыми они связаны, должны 
быть отражены, то эти аффекты должны подвергнуться всем тем различным мерам, к 
которым прибегает

Защитные действия Я, рассматриваемые как объект анализа 127
Яв усилии овладеть ими, т. е. они должны претерпеть метаморфозу. Где бы ни 
происходила трансформация аффекта — в анализе или вне его, — она является 
результатом работы Я, и нам предоставляется возможность исследовать его 
действия. Мы знаем, что судьба аффекта, связанного с инстинктивным требованием, 
не тождественна судьбе его идеаторного представления. Очевидно, однако, что 
одно и то же Яможет иметь в своем распоряжении лишь ограниченное количество 
способов защиты. В отдельные периоды жизни и в соответствии со своей 
собственной конкретной структурой индивидуальное Я выбирает то один, то другой 
способ защиты — это может быть вытеснение, смещение, перестановка и т. д. — и 
может использовать его как в своем конфликте с инстинктами, так и в защите от 
высвобождения аффекта. Если мы знаем, как конкретный пациент стремится 
защититься от всплывания своих инстинктивных импульсов, т. е. какова природа 
его обычных сопротивлений Я, мы можем составить представление о его возможной 
установке по отношению к собственным нежелательным аффектам. Если же у 
какого-либо пациента ярко выражены конкретные формы трансформации аффектов, 
такие, как полное вытеснение эмоций, отрицание и т. д., нас не удивит, если он 
применит те же самые способы для защиты от своих инстинктивных импульсов и 
свободных ассоциаций. Я остается одним и тем же, и во всех своих конфликтах оно 
более или менее последовательно в использовании имеющихся в его распоряжении 
средств.
   Явление постоянной защиты. Другой областью, в которой могут исследоваться 
защитные действия Я, является феномен, описанный Вильгельмом Райхом в его 
заметках о «последовательном анализе сопротивления» (W. Reich, 1935). Телесные 
характеристики, такие, как скованность и напряженность, такие особенности, как 
постоянная улыбка, высокомерное, ироничное и дерзкое поведение, — все это 
остатки очень сильных защитных процессов в прошлом, которые оторвались от своих 
исходных ситуаций (конфликтов с инстинктами или аффектами) и превратились в 
постоянные черты характера, «броню характера» (как говорит Райх, 
Character-panzerung). Когда в анализе нам удается проследить возникновение этих 
остатков,
   
1 28 Раздел III. Механизмы защиты
вплоть до их исторического источника, они вновь обретают подвижность и 
перестают блокировать доступ к защитным действиям, в которые Я активно 
вовлечено в данный момент. Поскольку эти способы защиты стали постоянными, мы 
не можем связать их возникновение или исчезновение с возникновени-' ем или 
исчезновением инстинктивных требований и аффектов изнутри или же с появлением и 
прекращением искушающих ситуаций и асрфектпвных стимулов извне. Поэтому их 
анализ — чрезвычайно трудоемкий процесс. Я убеждена, что их выдвижение на 
передний план оправдано лишь в том случае, если мы не можем обнаружить никаких 
следов текущего конфликта между Я, инстинктом и аффектом. Я полагаю также, что 
под «анализом сопротивления» следует понимать не только анализ этого 
конкретного явления, но и анализ всех видов сопротивления.
   Формирование симптома. Анализ сопротивления Я, его защитных действий, 
предпринимаемых против инстинктов и трансформаций, претерпеваемых аффектами, 
выявляет и вводит в сознание в динамике те же самые способы защиты, которые 
предстают перед нами в застывшем состоянии, когда мы анализируем «броню 
характера». В еще большей степени и также в фиксированном состоянии мы 
преодолеваем их, когда мы изучаем формирование невротических симптомов. Это так,
 поскольку роль, выполняемая Я в формировании этих компромиссов, которые мы 
называем симптомами, заключается в постоянном использовании особого метода 
защиты при столкновении с конкретным инстинктивным требованием и в точном 
повторении этой же процедуры всякий раз, когда подобное требование возникает в 
своей стереотипной форме. Нам известно*, что имеется постоянная связь между 
конкретными неврозами и особыми способами защиты, как, например, между истерией 
и вытеснением или между неврозом навязчивости и процессами изоляции и 
уничтожения. Такую же постоянную связь между неврозом и защитным механизмом мы 
обнаруживаем, когда исследуем способы защиты, которые пациент использует против
' Это отмечено в работе 3. Фрейда «Торможения, симптомы и тревожность». См. 
также с. 134, где этот отрывок цитируется.

Защитные действия Я, рассматриваемые как объект анализа 129
своих аффектов, и форму сопротивления, принятую его Я. Отношение конкретного 
индивида к его свободным ассоциациям в анализе и тот способ, при помощи 
которого, будучи предоставлен самому себе, он овладевает требованиями своих 
инстинктов и отражает нежелательные аффекты, позволяют нам a priori 
сформулировать природу формирования у него симптома, При этом исследование 
последнего позволяет нам a posteriori сделать заключение относительно структуры 
его сопротивления и защиты от своих аффектов и инстинктов. Этот параллелизм 
наиболее знаком нам в случаях истерии и невроза навязчивости, где он отчетливо 
проявляется в соотношении между симптомами пациента и формой его сопротивления. 
Формирование симптома истерических больных в их конфликте со своими инстинктами 
основано главным образом на вытеснении:
они исключают из сознания идеаторные представления своих сексуальных импульсов. 
Аналогична и форма их сопротивления свободным ассоциациям. Ассоциации, 
вызывающие защитную реакцию Я, попросту изгоняются. Все, что пациент .ощущает, 
— это пустота в сознании. Он умолкает; можно сказать, что в потоке его 
ассоциаций наступает такой же разрыв, как и в его инстинктивных процессах при 
формировании симптомов. Наряду с этим мы узнаем, что способом защиты, 
применяемым при формировании симптома Я человека, страдающего неврозом 
навязчивости, является изоляция. Я попросту вырывает инстинктивный импульс из 
контекста, хотя и сохраняет его при этом в сознании. Соответственно и 
сопротивление таких пациентов приобретает иную форму. Пациент с навязчивостью 
не умолкает; он говорит, даже находясь в состоянии сопротивления. Но при этом 
он разрывает связи между своими ассоциациями и изолирует мысли от аффектов, так 
что его ассоциации кажутся такими же бессмысленными в малом масштабе, как его 
симптом — в большом.
   Аналитическая техника и защита от инстинктов и аффектов. Молодая девушка 
обратилась ко мне по поводу состояний острой тревоги, которые нарушали ее 
повседневную жизнь и мешали регулярно посещать школу. Хотя она и пришла по 
настоянию своей матери, она не проявляла нежелания говорить мне о своей жизни — 
как в прошлом, так и в настоящем.
5 А. Фрейд

1 30 Раздел III. Механизмы защиты
Ее отношение ко мне было дружелюбным и искренним, однако я отметила, что в 
разговоре она тщательно избегает малейшего намека на ее симптом. Она никогда не 
говорила о приступах тревоги, имевших место в перерывах между аналитическими 
сеансами. Если я настаивала на анализе какого-либо симптома или давала 
интерпретации ее тревоги, основанные на ее же ассоциациях, дружелюбное 
отношение девушки ко мне менялось. Каждый такой случай заканчивался градом 
презрительных и насмешливых замечаний. Попытка установить связь между 
отношением пациентки и ее связью с матерью окончилась полной неудачей. Как в 
сознании, так и в бессознательном эта связь была совершенно иной. В результате 
этих повторяющихся вспышек презрения и насмешки аналитик оказалась в тупике, и 
пациентка на время стала недоступной для дальнейшего анализа. Однако, когда 
анализ продвинулся глубже, мы обнаружили, что эти а41фекты не являются реакцией 
переноса в собственном смысле слова и вообще не были связаны с ситуацией 
анализа. Они указывали па привычное отношение пациентки к самой себе, когда 
эмоции нежности, желания или тревоги готовы были всплыть в ее аффективной жизни.
 Чем сильнее аффект овладевал ею, тем сильнее и злее она себя высмеивала. 
Аналитик стала адресатом этих защитных реакций лишь вторично, поскольку она 
поощряла стремление пациентки к осознанной проработке своей тревожности. 
Интерпретация содержания тревоги, пусть даже и правильно выведенная на основе 
другого общения, не приводила к результату столь долго, сколь долго каждый 
подход к аффекту лишь усиливал защитные реакции. Было невозможно сделать это 
содержание сознательным до тех пор, пока мы не ввели в сознание — и тем самым 
не нейтрализовали — способ защиты пациентки от своих аффектов при помощи 
презрительного уничижения — процесса, ставшего привычным во всех областях ее 
жизни. Исторически этот способ защиты при помощи насмешки и презрения 
объяснялся ее идентификацией с покойным отцом, который пытался воспитать у 
маленькой девочки самоконтроль, делая насмешливые замечания, когда ею 
овладевали эмоциональные вспышки. Способ стал стереотипом благодаря памяти об 
отце, которого она горячо любила. С точки зрения техники, необходимой

Защитные действия Я, рассматриваемые как объект анализа 131
. для понимания этого случая, нужно было начать с анализа защиты пациентки от 
ее собственных аффектов и продолжать, идя к разъяснению ее сопротивления в 
переносе. И лишь после этого можно было перейти к анализу тревоги и ее истоков,
   С технической точки зрения этот параллелизм между защитой пациента от своих 
инстинктов и аффектов, формированием симптомов и сопротивлением очень важен, 
особенно в детском анализе. Наиболее очевидным дефектом в нашей технике 
анали-задетей является отсутствие свободных ассоциаций. Обходиться без них 
очень трудно, и не только потому, что на основе идеа-торных представлений 
инстинктов пациента, возникающих в его свободных ассоциациях, мы получаем 
большинство наших знаний об Оно. В конце концов существуют другие способы 
получить информацию об импульсах Оно. Сновидения и мечты детей, активность их 
фантазии в игре, рисунки и т. д. выявляют тенденции Оно в более открытой и 
доступной форме, чем у взрослых, и в анализе могут заменить проявление 
производных Оно в свободных ассоциациях. Однако, когда мы обходимся без 
основного правила анализа, конфликт, связанный с его соблюдением, также 
исчезает, а именно из этого конфликта мы черпаем наши знания о сопротивлениях Я,
 когда анализируем взрослых, — наши знания о защитных действиях Я против 
производных Оно. Поэтому есть риск, что детский анализ может дать массу 
информации относительно Оно, но мало знаний о детском Я.
   В игровой технике, разработанной для анализа маленьких детей в английской 
школе психоанализа (М. KSein, 1932), отсутствие свободных ассоциаций 
компенсировано самым непосредственным образом. Эти аналитики считают, что 
детская игра эквивалентна свободным ассоциациям взрослого, и интерпретируют 
игру таким же образом. Свободный поток ассоциаций соответствует ненарушаемому 
развитию игры; прерывания и торможения в игре приравниваются к перерывам в 
свободных ассоциациях. Отсюда следует, что, если мы анализируем
1 перерыв в игре, мы обнаруживаем, что он представляет собой защитное действие 
со стороны Я, сопоставимое с сопротивлением в свободных ассоциациях.
Если по теоретическим соображениям, например испытывая колебания при доведении 
интерпретации символов до ее

132 Раздел III. Механизмы защиты
крайних границ, мы не можем принять это полное уравнивание между свободными 
ассоциациями и игрой, то мы должны попытаться использовать в детском анализе 
некоторые новые технические методы, помогающие нам в исследовании Я. Я считаю, 
что анализ трансформаций, претерпеваемых аффектами ребенка, может заполнить 
пробел. Аф4)ективная жизнь детей менее сложна и более прозрачна, чем 
аффективная жизнь взрослых;
мы можем наблюдать, что вызывает у них аффекты, будь то внутри аналитической 
ситуации или вне ее. Ребенок видит, что другому уделяется больше внимания, чем 
ему, — он неизбежно почувствует обиду и ревность. Исполняется давнее желание — 
это наверняка его обрадует. Он ожидает наказания — при этом чувствует тревогу. 
Ребенку отказывают в предвкушаемом и обещанном удовольствии или откладывают его 
— результатом наверняка будет чувство разочарования и т. д. Мы ожидаем, что 
ребенок будет обычно реагировать на данные конкретные события конкретными 
аффектами. Но в противоположность ожиданиям наблюдение может показать нам 
совершенно иную картину. Например, ребенок может проявлять безразличие там, где 
мы ожидали разочарования, быть в веселом настроении вместо огорчения, проявлять 
чрезмерную нежность вместо ревности. Во всех этих случаях произошло что-то, что 
нарушило нормальный процесс; Я вмешалось и послужило причиной трансформации 
аффекта. Анализ и введение в сознание конкретной формы этой защиты от аффекта — 
будь то обращение, перемещение или полное вытеснение — говорят нам о конкретной 
технике, принятой Я данного ребенка, и, подобно анализу сопротивления, 
позволяют нам сделать заключение о его отношении к своим инстинктам и о природе 
формирования его симптома. Исключительно важным фактом в детском анализе 
является то, что, наблюдая аффектные процессы, мы в значительной степени не 
зависим от сотрудничества ребенка и от степени правдивости того, что он нам 
говорит. Его аффекты выдают себя помимо его воли.
   Вот пример того, о чем я говорила. У одного маленького ' мальчика была 
привычка испытывать приступы военного эн-! тузиазма всегда, когда имелась 
причина для тревоги кастрации:
он надевал военную форму, вооружался игрушечной саблей и другим оружием. 
Понаблюдав за ним в ряде таких случаев,

Защитные действия Я, рассматриваемые кок объект анализа 133
я предположила, что он обращает свою тревогу в ее противоположность, а именно в 
агрессивность. После этого мне было нетрудно прийти к заключению о том, что за 
всеми его приступами агрессивного поведения лежит тревога кастрации. Более того,
 для меня не было неожиданностью, когда я обнаружила, что он страдает неврозом 
навязчивости, т. е. что в его инстинктивной жизни имеется тенденция обращать 
нежелательные импульсы с их противоположность. Одна маленькая девочка, казалось 
бы, не проявляла никакой реакции на ситуации разочарования. Единственное, что 
было заметно, — это подергивание уголка ее рта. Таким образом она выдавала 
способность ее ^подавлять нежелательные психические процессы и замещать их 
физическими. В этом случае не будет неожиданностью обнаружить, что у пациентки 
в ее конфликте с ее инстинктивной жизнью имеется тенденция к истерическому 
реагированию. Другая девочка настолько полностью вытеснила свою зависть к 
пенису ее младшего брата — аффект, полностью доминировавший в ее жизни, — что 
даже в анализе было исключительно трудно обнаружить его малейшие следы. 
Единственное, что мог заметить аналитик, — это то, что в тех случаях, когда она 
могла завидовать своему брату или ревновать его, она начинала играть в странную 
воображаемую игру, в которой она выполняла роль волшебника, способного изменять 
весь мир при помощи своих жестов. Этот ребенок обратил зависть в ее 
противоположность — в приписывание себе магических сил. При помощи этого она 
избегала болезненного осознания того, что полагала своим физическим недостатком.
 Ее Я прибегало к защитному механизму обращения, к тому типу формирования 
реакции против аффекта, который одновременно выдает ее навязчивую установку по 
отношению к инстинкту. После того как это было понято, аналитику было несложно 
прийти к выводу о связи волшебной игры с завистью к пенису. Мы видим, таким 
образом, что применение этого принципа служит для перевода защитных действий Я, 
и такой метод почти в точности соответствует разрешению сопротивлений Я, 
возникающих в свободных ассоциациях. Наша цель — такая же, как и при анализе 
сопротивления. Чем более полно мы сможем ввести в сознание как сопротивление, 
так и защиту против аффектов и тем самым сделать их бездействующими, тем 
быстрее мы сможем продвинуться к пониманию Оно.

1 34 Раздел III. Механизмы защиты
Защитные механизмы1
Психоаналитическая теория и защитные механизмы. Термин
«защита», которым я так свободно пользовалась в предыдущих трех главах, 
является самым первым отражением динамической позиции в психоаналитической 
теории,
Он впервые появился в 1894 году в работе Фрейда «Защитные пейропсихозы» и был 
использован в ряде его последующих работ («Этиология истерии», «Дальнейшие 
замечания о защитных нейропсихозах») для описания борьбы Я против болезненных 
или невыносимых мыслей и аффектов. Позже этот термин был оставлен и 
впоследствии заменен термином «вытеснение». Отношения между двумя понятиями, 
однако, остались неопределенными. В приложении к работе «Торможения, симптомы и 
тревожность» (1926) Фрейд возвращается к старому понятию защиты, утверждая, что 
его применение имеет свои преимущества, «поскольку мы вводим его для общего 
обозначения всех техник, которые Я использует в конфликте и которые могут 
привести к неврозу, оставляя слово "вытеснение" для особого способа защиты, 
лучше всего изученного нами на начальном этапе наших исследований». Здесь прямо 
опровергается представление о том, что вытеснение занимает среди психических 
процессов исключительное положение и в психоаналитической теории отводится 
место другим процессам, служащим той же цели, а именно «защите Я от 
инстинктивных требований». Значение вытеснения сведено до «особого метода 
защиты».
Это новое представление о роли вытеснения требует исследования других 
конкретных способов защиты и сопоставления таких способов, открытых и описанных 
исследователями, работающими в психоаналитической традиции.
В том же приложении к «Торможениям, симптомам и тревожности» высказывается 
предположение, на которое я ссылалась в предыдущей главе, о том, что 
«дальнейшие исследования могут показать, что имеется тесная связь между 
конкретными формами защиты и конкретными заболеваниями, как, например,
' Часть работы «Я и механизмы защиты» (1936). Текст дан по изданию: Фрейд А, 
Психология «Я» и защитные механизмы. М., 1993. С. 37-45.

Защитные механизмы 1 35
между вытеснением и истерией». Регрессия и реактивное изменение Я (формирование 
реакции), изоляция и «уничтожение» — все они рассматриваются как защитные 
техники, используемые при неврозах навязчивости.
Двигаясь в этом направлении, нетрудно пополнить список защитных методов Я 
способами, описанными в других работах Фрейда. Например, в «Ревности, паранойе 
и гомосексуальности» (1922) интроекция, или идентификация, и проекция 
указываются как важные защитные способы, используемые Я при болезненных эмоциях 
данного типа, и характеризуются как «невротические механизмы». В своей работе 
по теории инстинкта (1915) Фрейд описывает процессы борьбы Я с самим собой и 
обращения, обозначая их как «изменения инстинкта». С точки зрения Я эти два 
последних механизма также могут быть зачислены в рубрику защитных средств, 
поскольку истоки всех превращений, которым подвергаются инстинкты, лежат в 
определенной активности Я. Если бы не вмешательство Я или внешних сил, которые 
представляет Я, каждый инстинкт знал бы только одну участь — удовлетворение.
К девяти способам защиты, которые очень хорошо знакомы на практике и 
исчерпывающе описаны в теоретических работах по психоанализу (регрессия, 
вытеснение, формирование реакции, изоляция, уничтожение, проекция, интроекция, 
борьба Я с самим собой и обращение), мы должны добавить десятый, который 
относится скорее к изучению нормы, а не к неврозу: сублимацию, или смещение 
инстинктивных 1^елей.
Насколько нам известно на данный момент, в своих конфликтах с производными 
инстинктов и с аффектами Я имеет в своем расположении эти десять способов. 
Задачей практикующего аналитика является определить, насколько они эффективны в 
процессах сопротивления Я и формирования симптома, которые он имеет возможность 
наблюдать у разных людей.
Сопоставление результатов, достигнутых с помощью разных механизмов в отдельных 
случаях. В качестве иллюстрации я рассмотрю случай молодой женщины, работавшей 
в детском учреждении. Она была средним по возрасту ребенком из нескольких 
братьев и сестер. В детстве она страдала от необузданной зависти к пенису, 
связанной с ее старшим и младшими

1 36 Раздел III. Механизмы защиты
братьями, и от ревности, которая повторно вызывалась беременностями ее матери. 
И наконец, к зависти и ревности добавилась сильная враждебность по отношению к 
матери. Но, поскольку детская фиксация любви была не слабее, чем ненависть, 
жестокий защитный конфликт с отрицательными импульсами последовал вслед за 
начальным периодом непокорности и непослушания. Она боялась, что из-за 
проявлений своей ненависти она утратит любовь матери, которую она не хотела 
терять. Она боялась также, что мать накажет ее, и еще сильнее критиковала себя 
за свои запретные желания отмщения. Когда она вошла в подростковый возраст, эта 
ситуация тревожности и конфликта стала становиться все более и более острой и 
ее Я пыталось овладеть ее импульсами различными способами. Для того чтобы 
разрешить проблему амбивалентности, девочка сместилась к одной стороне своего 
амбивалентного чувства. Мать продолжала оставаться для нее любимым объектом, но 
с этого времени в жизни девочки всегда была вторая важная фигура женского пола, 
которую она жестоко ненавидела. Это облегчало дело: ненависть к более 
удаленному объекту не сопровождалась столь безжалостно чувством вины, как 
ненависть к своей матери. Но даже перемещенная ненависть оставалась источником 
сильных страданий. По прошествии определенного времени стало ясно, что в 
качестве способа овладения ситуацией это первое перемещение было неадекватным.
Тогда Я маленькой девочки прибегло ко второму механизму. Оно обратило вовнутрь 
ненависть, которая до этого была связана исключительно с другими людьми. 
Ребенок начал мучить себя самообвинениями и чувством неполноценности. В течение 
всего детства и подросткового возраста вплоть до взрослой жизни она делала все, 
что могла, чтобы поставить себя в невыгодное положение и повредить своим 
интересам, всегда подчиняя собственные желания требованиям других. После 
принятия такого способа защиты по всем своим внешним проявлениям она стала 
мазохисткой.
Но эта мера также оказалась неадекватной в качестве способа овладения ситуацией.
 Тогда пациентка прибегла к механизму проекции. Ненависть, которую она 
испытывала по отношению к объектам любви женского пола или их заменителям, 
трансформировалась в убеждение, что они ненавидят, унижают

Зощитные механизмы 137
и преследуют ее саму. Ее Я освободилось от чувства вины. Непослушный ребенок, 
питавший грешные чувства по отношению к окружающим людям, превратился в жертву 
жестокости, пренебрежения и преследования. Но использование этого механизма 
привело к тому, что на характер пациентки наложил-ся постоянный параноидальный 
отпечаток, который стал для нее источником очень больших трудностей как в 
юности, так и в зрелые годы.
   Пациентка была уже взрослой, когда пришла на анализ. Те, кто знал ее, не 
считали ее больной, но ее страдания были тяжелыми. Несмотря на всю ту энергию, 
которую ее Я затратило на свою защиту, ей так и не удалось действительно 
овладеть своей тревожностью и чувством вины. В каждом случае, когда возникала 
опасность активизации зависти, ревности и ненависти, она прибегала ко всем 
своим защитным механизмам. Однако ее эмоциональные конфликты так и не пришли ни 
к какому разрешению, которое оставило бы в покое ее Я, не говоря уже о том, что 
конечный результат всей ее борьбы был крайне скудным. Ей удалось сохранить 
иллюзию того, что она любит свою мать, но она осталась переполненной ненавистью 
и из-за этого презирала себя и не доверяла себе. Ей не удалось сохранить 
чувство того, что она любима; оно было разрушено механизмом проекции. Не 
удалось ей также избежать наказаний, которых она боялась в детстве; обернув 
свои агрессивные импульсы вовнутрь, она сама причинила себе все те страдания, 
которые раньше переживала из-за ожидания наказания со стороны матери. Три 
использованных ею механизма не смогли предохранить ее Я от постоянного 
состояния напряжения и бдительности, не принесли Я облегчения от налагаемых на 
него непомерных и мучительных чувств, приносящих пациентке столько страданий.
   Сравним эти процессы с соответствующими процессами при истерии или неврозе 
навязчивости. Предположим, что проблема в каждом случае остается той же самой: 
как овладеть ненавистью к матери, развивающейся на основе зависти к пенису. 
Истерия решает ее при помощи вытеснения. Ненависть к матери вытесняется из 
сознания, и любые ее возможные производные, которые стремятся войти в Я, 
энергично отбрасываются. Агрессивные импульсы, связанные с ненавистью,
   
138 Раздел 111. Механизмы защиты
и сексуальные импульсы, связанные с завистью к пенису, могут быть 
трансформированы в телесные симптомы, если пациент обладает способностью 
обращения и если этому благоприятствуют соматические условия. В других случаях 
Я защищает себя от реактивации исходного конфликта, развивая фобию и избегая 
возможностей затруднения. Это накладывает ограничения на его деятельность, 
заставляя избегать любой ситуации, которая может привести к возвращению 
вытесненных импульсов.
   В неврозах навязчивости, как и в истериях, ненависть к матери и зависть к 
пенису вначале вытесняются. Затем Я принимает мер1>1 безопасности против их 
возвращения при помощи формирования реакции. Ребенок, бывший агрессивным по 
отношению к матери, развивает по отношению к ней исключительную нежность и 
заботится о ее безопасности; зависть и ревность трансформируются в бескорыстие 
и заботу о других. Создавая навязчивые ритуалы и меры предосторожности, ребенок 
защищает любимого человека от любой вспышки своих агрессивных импульсов, а при 
помощи чрезмерного строгого морального кодекса он контролирует проявление своих 
сексуальных импульсов.
   У ребенка, овладевающего своими детскими конфликтами в описанной выше 
истерической или навязчивой форме, патология выражена сильнее, чем у описанной 
выше пациентки. Осуществившееся вытеснение лишает таких детей контроля над 
частью их аффективной жизни. У них исходные отношения с матерью и братьями и не 
менее важное отношение к своей собственной женственности были изъяты из 
дальнейшей сознательной ассимиляции и оказались навязчиво и бесповоротно 
зафиксированы в реактивном изменении, которое претерпело Я. Большая часть их 
активности затрачивается на поддержание антикатексисов, которые должны 
впоследствии обеспечить безопасность вытеснения, я этатрата энерпш проявляется 
в торможении и сокращении других видов жизненной активности. НоЯребенка, 
разрешившего свои конфликты при помощи вытеснения, при всех патологических 
последствиях этого находится в покое. Оно страдает вторично, от последствий 
невроза, вызванного вытеснением. Но Оно, по крайней мере с пределах истерии 
обращения или невроза навязчивости, обуздало свою тревожность, избавилось от 
чувства
   
Защитные механизмы 139
вины и удовлетворило свою потребность в наказании. Разница заключается в том, 
что, если Я использует вытеснение, формирование симптомов избавляет его от 
задачи овладения своими конфликтами, тогда как, если Я использует другие 
способы защиты, Оно по-прежнему должно решать эту проблему.
   На практике использование вытеснения в противоположность иным способам 
защиты встречается реже, чем сочетание двух различных способов у одного и того 
же индивида. Это хорошо иллюстрирует история пациентки, также страдавшей в 
раннем детстве от острой зависти к пенису, в данном случае — по отношению к 
отцу. Сексуальные фантазии этого периода достигли своего максимума в возникшем 
у нее желании откусить пенис отца. В этот момент Я воздвигло свою защиту. 
Шокирующая мысль была вытеснена. Она была замещена своей противоположностью — 
общим неприятием кусання, которое вскоре развилось в трудности при еде, 
сопровождаемые истерическим чувством отвращения. Одной частью заторможенного 
импульса — той, которая была представлена в оральной фантазии, — удалось 
овладеть. Но агрессивное содержание, т. е. желание нанести ущерб своему отцу 
или замещающему его лицу, осталось в сознании до тех пор, пока с развитием 
сверх-Я моральное чувство Я не отвергло этот импульс. При помощи механизма 
замещения, который более подробно я опишу позже, побуждение причинить вред 
трансформировалось в своеобразную удовлетворенность и непритязательность. Мы 
видим, что два последовательных способа защиты сформировали субстрат истерии, 
на который паложилось специфическое изменение Я, не имеющее само по себе 
патологического характера.
   Впечатление, созданное этими примерами, подтверждается и в других случаях, 
когда мы детально рассматриваем результат воздействия различных защитных 
механизмов. Теоретически вытеснение может быть подведено под общее понятие 
защиты и рядоположено другим конкретным способам. Однако с точки зрения 
эффективности по сравнению со всеми остальными оно занимает уникальную позицию. 
Оно достигает большего в количественном отношении, т. е. оно способно 
справиться с мощными инстинктивными импульсами, перед лицом которых остальные 
защитные механизмы оказываются неэффективными.
   
140 Раздел III. Механизмы защиты
Оно действует, лишь единожды, хотя антикатексис, осуществляемый для обеспечения 
вытеснения, является постоянным формированием и требует постоянной затраты 
энергии. Другие механизмы, напротив, должны вновь приводиться в действие всякий 
раз, когда возрастает инстинктивная энергия. Но вытеснение не только самый 
эффективный, это еще и самый опасный механизм. Отъединение от Я, наступающее 
вследствие изоляции сознания от всего хода инстинктивной и афф>ективной жизни, 
может полностью разрушить целостность личности. Так вытеснение становится 
основой формирования компромисса и невроза. Последствия других способов защиты 
не менее серьезны, но, даже приобретая острую форму, они все же в большей мере 
остаются в пределах нормы. Они проявляются в многочисленных изменениях, 
диспропорциях и искажениях J7, которые частично сопровождают, а частично 
замещают невроз.
   Предложения к хронологической классификации. Даже после того, как мы 
определили, что вытеснение занимает среди способов защиты Я исключительную 
позицию по отношению ко всем остальным, нам не перестает казаться, что мы 
объединили под одним названием разнородные явления. Такие способы защиты, как 
изоляция и уничтожение, стоят бок о бок с истинно инстинктивными процессами 
типа регрессии, обращения и оборота против себя. Некоторые из них служат для 
овладения большим количеством инстинктов или аффектов, а д-ругие — для 
овладения лишь малыми их количествами. Соображения, определяющие выбор со 
стороны Я того или иного механизма, остаются неясными. Возможно, вытеснение 
используется главным образом при борьбе с сексуальными желаниями, тогда как 
другие способы могут быть более пригодны для борьбы против инстинктивных сил 
различного рода, в частности против инстинктивных импульсов. Возможно также, 
что эти другие способы лишь завершают то, что оставило несделанным вытеснение, 
или же имеют дело с нежелательными мыслями, возвращающимися в сознание при 
неудавшемся вытеснении'. Возможно также, что каждый защитный механизм
' Я повторяю здесь предположение, выдвинутое Жанной Лемпл-де-Гроот (Jeanne 
Lampl-de-Groot) во время обсуждения в Венском обществе.

Защитные механизмы 141
вначале формируется для овладения конкретными инстинктивными побуждениями и 
связан, таким образом, с конкретной фазой детского развития'.
   В приложении к «Торможениям, симптомам и тревожности», на которое я уже не 
раз ссылалась, содержится предварительный ответ на эти вопросы. «Возможно, что 
до расщепления на Я и Око и до формирования сверх-Я психический аппарат 
использует различные способы защиты из числа тех, которыми он пользуется уже 
после достижения этих стадий организации» (S. Freud, 1926, s. 164). Это можно 
раскрыть следующим образом. Вытеснение состоит в извлечении, пли исторжении, 
мысли или аффекта из сознательного Я. Бессмысленно говорить о вытеснении, когда 
Я все еще слито с Оно. Точно так же мы можем предположить, что проекция и 
интроекцил были способами, зависевшими от дифференции Яот внешнего мпра. 
Исторжение мыслей или аффектов из Я и их изгнание во внешний мир могут принести 
Я облегчение лишь тогда, когда Я научилось отличать себя от этого мира. Таким 
же образом пнт-роекция из внешнего мира в Я не может обогатить его до тех пор, 
пока не имеется ясного различения между тем, что принадлежит одному, и тем, что 
принадлежит другому. Но ситуация, без сомнения, не так проста. В случае 
проекции и интроекции исходные моменты крайне сложны (S. Freud, 1913)2. 
Сублимация, т. е. замещение инстинктивной цели в соответствии с высшими 
социальными ценностями, означает принятие или, по крайней мере, знание этих 
ценностей, что, в свою очередь, предполагает существование сверх-Я. 
Соответственно защитные механизмы вытеснения и сублимации могут быть 
использованы лишь относительно поздно в процессе развития, тогда как время 
использования проекции и интроекции зависит от принятой теоретической точки 
зрения. Такие процессы, как регрессия, обращение и борьба против себя самого, 
по-видимому, не зависят от стадии, достигнутой психической структурой, и 
являются столь же древними, как сами инстинкты, или по меньшей мере столь же 
древними, как конфликт между инстинктивными
' В соответствии с предложением Хелен Дойч (Helene Deutsch). 2 Ср. с позицией 
английской школы психоанализа, на которую я ссылаюсь.

142 Раздел III. Механизмы защиты
импульсами и любыми препятствиями, с которыми они могут встретиться на пути к 
удовлетворению. Нас не должно удивлять, что это самые ранние защитные механизмы,
 используемые Я.
   Однако предлагаемая хронологическая классификация противоречит тому 
полученному в опыте факту, что самым ранним проявлением невроза, с которым мы 
сталкиваемся у маленьких детей, оказываются истерические симптомы, связь 
которых с вытеснением не подлежит сомнению, при этом истинно мазо-хистскне 
явления, возникающие в результате оборота инстинкта против себя, встречаются в 
раннем детстве очень редко. В соответствии с теорией английской школы 
психоанализа интро-екция и проекция, которые, с нашей точки зрения, должны быть 
приписаны тому периоду, когда Я уже отдифференцировалось от внешнего мира, 
являются теми самыми процессами, при помощи которых развивается структура Я и 
без которых дифференциация никогда бы не осуществилась. Эти различия во мнениях 
выявляют тот факт, что хронология психических процессов остается одним из самых 
темных мест в аналитической теории. Это хорошо видно на примере дискуссии о том,
 когда формируется индивидуальное сверх-Я. Таким образом, классификация 
защитных механизмов по их положению во времени неизбежно подвергается всем тем 
сомнениям, которые и сегодня связаны с хронологическими моментами в анализе. 
По-видимому, лучше будет прекратить попытки такой их классификации и вместо 
этого детально исследовать ситуации, провоцирующие защитные реакции.
   
Ориентация защитных процессов... 143
Ориентация защитных процессов в соответствии с источником тревоги и опасности1
Инстинктивные опасности, от которых защищается Я, всегда одни и те же, но могут 
изменяться причины, по которым Я ощущает конкретное вторжение инстинкта опасным.

Мотивы защиты от инстинктов.
а) Тревожность сверх-Я в неврозах взрослых. Защитная ситуация, с которой мы 
больше всего знакомы в анализе и знания о которой наиболее полны, — это та, 
которая формирует основу невроза у взрослых.
Она заключается в том, что некоторые инстинктивные желания стремятся проникнуть 
в сознание и при помощи Ядостичь удовлетворения. Яне противостоит этому, но 
сверх-Я протестует. Я подчиняется высшему образованию и послушно вступает в 
борьбу против инстинктивного импульса со всеми последствиями, которые влечет за 
собой такая борьба. Характерным для этого процесса является то, что само Я не 
рассматривает импульс, с которым оно борется, как опасный.
Мотив, побуждающий защиту, исходно не является его собственным. Инстинкт 
рассматривается как враждебный потому, что сверх-Я запрещает его удовлетворение,
 и если он достигнет своей цели, то, несомненно, вызовет затруднения в 
отношениях между Я и сверх-Я.
Следовательно, Я взрослого невротика боится инстинкта потому, что оно боится 
сверх-Я. Его зашита мотивирована тревогой сверх-Я.
Пока наше внимание приковано к защите от инстинкта, воздвигнутой взрослым 
невротиком, мы будем рассматривать сверх-Я как грозную силу. В этом контексте 
оно выступает как исток всех неврозов. Сверх-Я — интриган, мешающий Яприйти к 
дружественному взаимопониманию с инстинктами. Сверх-Я воздвигает идеальный 
стандарт, в соответствии с которым
) Часть работы «Я-а механизмы защиты» (1936). Текст дан по изданию: ФрейдЛ. 
Психология «Я» и защитные механизмы. М., 1993. С. 46-55.

144 Раздел III. Механизмы защиты
сексуальность запрещается, а агрессия объявляется антисоци-альной. Оно требует 
такой степени отказа от сексуальности и ограничения агрессии, которая не 
совместима с психическим здоровьем. Я полностью лишено своей независимости и 
сведено к роли инструмента для выполнения желаний сверх-Я; в результате оно 
становится враждебным по отношению к инстинктам и неспособным к наслаждению. 
Исследование ситуации зашиты в таком виде, как она выступает в неврозе взрослых,
 побуждает нас в нашей терапевтической работе уделять очень большое внимание 
анализу сверх-Я. Уменьшение его силы, снижение его требовательности или — как 
осмеливаются утверждать некоторые — его полное уничтожение должно облегчить 
состояние Я и ослабить невротический конфликт, по меньшей мере в одном 
направлений. Это представление о сверх-Я как об источнике всякого 
невротического зла дает большие надежды на профилактику неврозов. Если невроз 
возникает вследствие требовательности сверх-Я, тогда те, кто воспитывает детей, 
должны лишь избегать всего, что может привести к формированию исключительно 
требовательного сверх-Я. Они должны следить за тем, чтобы их воспитательные 
методы, которые затем интер-нализуются сверх-Я, были мягкими; родительский 
пример, который сверх-Я усваивает при помощи процесса идентификации, должен 
быть выражением их реальных человеческих слабостей и толерантной установки по 
отношению к инстинктам, вместо того чтобы быть претензией на сверхстрогий 
моральный кодекс, который невозможно применить на практике. Наконец, 
агрессивность ребенка должна иметь выход во внешний мир, для того чтобы она не 
стала вредоносной и не обернулась вовнутрь, в результате чего она наделяет 
сверх-Я чертами жестокости. Если воспитанию это удастся, то мы должны 
предположить, что выходящие в жизнь человеческие существа будут свободны от 
тревожности, избавлены от неврозов, способны к наслаждению и не будут 
раздираемы внутренними конфликтами. Однако на практике воспитатели обнаружили, 
что надежда искоренить невроз из человеческой жизни иллюзорна', а с тео-
' Наиболее бескомпромиссным выразителем этой точки зрения является Вильгельм 
Paiix (W. Reich, 1935), однако его мнение разделяется многими.

Ориентация защитных процессов... 1 45
ретической точки зрения она рассыпается, как только мы делаем следующий шаг в 
аналитическом исследовании.
б) Объективная тревога в детском неврозе. Исследование защиты в детском неврозе 
говорит нам о том, что сверх-Я вовсе не является необходимым фактом в 
формировании невроза. Взрослые невротики стремятся отразить свои сексуальные и 
агрессивные желания, чтобы избежать конфликта со сверх-Я. Маленькие дети точно 
так же обходятся со своими инстинктивными импульсами, чтобы не нарушать 
запретов своих родителей. .Я маленького ребенка, как и Я взрослого, сражается с 
инстинктами не добровольно; его защита побуждается не собственными чувствами по 
этому поводу. Я видит в инстинктах опасность потому, что те, кто воспитывает 
ребенка, запретили их удовлетворение и вторжение инстинкта влечет за собой 
ограничения и наказание или угрозу наказания. Страх кастрации приводит 
маленького ребенка к такому же результату, как угрызения совести у взрослого 
невротика; детское Убоится инстинктов потому, что оно боится внешнего мира. Его 
защита от них мотивирована страхом перед внешним миром, т. е. объективной 
тревогой.
Когда мы обнаруживаем, что объективная тревога развивает в детском Яте же самые 
фобии, неврозы навязчивости, истерические симптомы и невротические черты, как и 
у взрослого, вследствие активности сверх-Я, мы, естественно, начинаем ниже 
оценивать могущество сверх-Я. Мы понимаем, что то, что мы ему приписали, должно 
принадлежать самой тревоге. В формировании невроза, по-видимому, не важно, с 
чем связана эта тревога. Будь то страх перед внешним миром или страх перед 
сверх-Я, существенно то, что защитный процесс порождается тревогой. Симптомы, 
входящие в сознание как конечный результат этого процесса, не позволяют нам 
определить, какой тип тревоги в Я породил их.
Если мы исследуем эту вторую защитную ситуацию — защиту от инстинктов по мотиву 
объективной тревоги, — мы оценим как очень значимое то влияние, которое внешний 
мир оказывает на детей, а соответственно мы еще раз почувствуем надежду на 
эффективную профилактику неврозов. Замечено, что в наши дни маленькие дети 
страдают от такой высокой степени

146 Раздел III. Механизмы защиты
объективной тревоги, которая вовсе не является необходимой. Наказания, которые, 
как они боятся, будут применены к ним, если они удовлетворят свои инстинкты, на 
современной стадии цивилизации совершенно устарели. Кастрация больше не 
практикуется в качестве наказания за запретные сексуальные слабости, а акты 
агрессии больше не наказываются увечьем. Но в то же время в наших 
воспитательных методах сохраняется отдаленное сходство с варварскими 
наказаниями прежних времен, вполне достаточное для того, чтобы вызвать смутные 
опасения и страхи. Оптимисты считают, что можно будет избежать этих внушении 
угрозы кастрации и насильственных мер, даже и сегодня присутствующих если и не 
в используемых нынче дисциплинарных методах, то в манере поведения и в 
интонациях взрослых, Те, кто стоят на этой точке зрения, считают, что связь 
между современным воспитанием и этими древними страхами наказания может быть 
наконец разорвана. В результате, говорят они, объективная тревога ребенка 
уменьшится и наступит радикальное изменение в отношениях между его Я и 
инстинктами, которое будет означать, что наконец будет уничтожена основа 
детских неврозов.
   в) Инстинктивная тревога (страх перед силой инстинктов). Однако сейчас, как 
и ранее, психоаналитический опыт разрушает перспективу успешной профилактики. 
Человеческое Я по самой своей природе не является плодородной почвой для 
беспрепятственного удовлетворения инстинкта. Под этим я имею в виду, что Я 
дружественно но отношению к инстинктам, лишь пока оно мало отднфференцировано 
от Оно. Когда Я переходит от первичных ко вторичным процессам, от принципа 
удовольствия к принципу реальности, оно становится, как я уже показала, 
враждебной для инстинктов территорией. Его недоверие к их требованиям 
сохраняется всегда, но в нормальных условиях оно едва заметно. Я обращает свой 
взгляд на гораздо более ожесточенную борьбу, которую ведут на его территории 
сверх-Я и внешний мир против импульсов Оно. Однако, если Я чувствует, что 
высшие защитные силы его покинули, или если требования инстинктивных импульсов 
становятся чрезмерными, его молчаливая враждебность по отношению к инстинктам 
возрастает до состояния тревоги. «Нельзя уточнить,
   
Ориентация защитных процессов...  147
чего опасается Я со стороны внешнего мира и со стороны ли-бидозной опасности; 
мы знаем, что это страх быть подавленным и уничтоженным, но он не может быть 
«схвачен» аналитически» (S. Freud, 1923, р. 57)1. Роберт Вельдер описывает это 
как опасность того, что целостная организация Я может быть разрушена или 
затоплена (R. Walder, 1936, р. 48). Влияние этой тревоги, испытываемой Я из-за 
силы инстинктов, в точности таково же, как и оказываемое тревогой сверх-Я или 
объективной тревогой, которые мы исследовали. Защитные механизмы приводятся в 
действие против инстинктов со всеми уже знакомыми результатами в формировании 
неврозов и невротических характеристик. У детей вызванная таким образом защита 
лучше всего может быть исследована в тех случаях, когда прикладываются 
значительные усилия для устранения с помощью воспитательных мер аналитического 
характера и самого терапевтического анализа причин объективной тревоги и 
тревоги сознания, которые в противном случае остаются скрытыми. В дальнейшей 
жизни мы можем наблюдать их в полной силе, когда внезапное вторжение 
инстинктивной энергии угрожает нарушить баланс психической организации, что в 
норме происходит при физиологических изменениях, в подростковом возрасте и в 
климактерическом периоде, а также в силу патологических причин — в начале 
одного из периодических приступов, возникающих при психозах.
   Дополнительные мотивы защиты от инстинкта. К уже упомянутым трем сильным 
мотивам защиты от инстинкта (тревога сверх-Я, объективная тревога, тревога 
вследствие силы инстинктов) следует добавить те, которые возникают в 
последующей жизни из потребности Я в синтезе. Взрослое Я требует определенной 
гармонии между своими импульсами, вследствие чего возникает ряд конфликтов, 
исчерпывающе описанных Александером (F. Alexander, 1934). Это конфликты между 
противоположными тенденциями, такими, как гомосексуальность и 
гетеросексуальность, пассивность и активность и т. д.
' См. также «Торможение, симптомы и тревожность» (S. Frsvd, 1936, s. 94), где 
нас предупреждают об опасности переоценки роли сверх-Я к вытеснении и 
подчеркивают важность колкчестзенных факторов, таких, как чрезмерная степень 
стимуляции.

148 Раздел III. Механизмы защиты
Какой из двух противоположных импульсов будет отвергнут, а какой принят или 
какой компромисс будет достигнут между ними в каждом индивидуальном случае, 
определяется тем количеством энергии, которое несет каждый из них.
Первые два из рассмотренных нами мотивов защиты (тревога сверх-Я и объективная 
тревога) имеют, кроме того, общий источник. Если инстинкт может достичь 
удовлетворения, несмотря на противодействие сверх-Я или внешнего мира, 
результатом будет, конечно же, первичное удовольствие, но также и вторичное 
неудовольствие, как следствие либо чувства вины, исходящего из бессознательного,
 либо наказаний, налагаемых внешним миром. Таким образом, когда удовлетворение 
инстинкта отвергается на основании одного или другого из этих двух мотивов, 
воздвигается защита в соответствии с принципом реальности. Ее основная цель — 
избежать этого вторичного неудовольствия.
Мотивы защиты от аффектов. Точно те же причины, которые лежат в основе защиты Я 
от инстинктов, лежат и в основе его защиты от аф4)ектов. Когда Я стремится 
защититься от инстинктивных импульсов на основании одного из указанных мною 
мотивов, оно обязано также отвергнуть аффекты, связанные с инстинктивными 
процессами. Природа этих аффектов несущественна: они могут быть приятными, 
болезненными или опасными для Я. Это не важно, поскольку Я не позволено 
испытать их такими, каковы они в действительности. Если аффект связан с 
запретным инстинктивным процессом, его судьба решена заранее. Одного того, что 
он с ним связан, достаточно, чтобы насторожить Я против него.
Таким образом, основания защиты против аффекта лежат попросту в конфликте между 
Я и инстинктом. Имеется, однако, другая, более примитивная связь между Я и 
аффектами, не имеющая аналога в отношении Я к инстинктам. Удовлетворение 
инстинкта исходно всегда является чем-то приятным. Но аффект может быть исходно 
либо приятным, либо болезненным, в зависимости от своей природы. Если Яне имеет 
ничего против конкретного инстинктивного процесса и не отвергает аффекта на 
этом основании, его установка по отношению к инстинктивному процессу будет 
полностью определяться принципом

Ориентация защитных процессов... 1 49
удовольствия: Ябудет приветствовать приятные аффекты и защищаться от 
болезненных. И даже когда, вытесняя инстинкт, Я побуждается тревогой и чувством 
вины к защите от аффекта, мы все еще можем видеть следы отбора в соответствии с 
принципом удовольствия. Я все еще в большей степени готово отринуть аффекты, 
связанные с запретными сексуальными импульсами, если эти аффекты неприятны, 
например: горе, вожделение, печаль. Наряду с этим Яможет дольше сопротивляться 
запрету в случае позитивных аффектов просто потому, что они приятны, или может 
короткое время выносить их, когда они внезапно врываются в сознание.
   Эта простая защита против исходно болезненных аффектов соответствует защите 
против исходно болезненных стимулов, навязываемых Я внешним миром. Мы увидим 
позже, что способы, используемые детьми в таких примитивных формах защиты, 
подчиняющихся принципу удовольствия, сами более примитивны по своей природе.
   Подтверждение наших выводов в аналитической практике. Факты, которые 
приходится тщательно собирать и связывать между собой в теоретическом изложении,
 к счастью, без большого труда могут быть продемонстрированы при анализе наших 
пациентов. Когда при помощи анализа мы обращаем защитный процесс, мы 
обнаруживаем различные факторы, вызвавшие его к жизни. Мы можем оценить 
количество энергии, затраченное на вытеснение, по силе того сопротивления, с 
которым мы встречаемся, пытаясь извлечь вытесненное. Точно так же мы можем 
сделать заключение о мотиве, лежащем в основе защиты пациента от инстинктивного 
импульса, на основании строения его психики, когда мы вновь вводим этот импульс 
в сознание. Если мы снимаем невротическую защиту, установленную по настоянию 
сверх-Я, у анализируемого возникает чувство вины, т. е. он испытывает тревогу 
сверх-Я. Если же защита была установлена под давлением со стороны внешнего мира,
 он чувствует объективную тревогу. Если, анализируя ребенка, мы оживляем 
отвергнутые им болезненные аффекты, он испытывает то же самое сильное 
неудовольствие, которое заставило его Я прибегнуть к защитным мерам. Наконец, 
если мы вмешиваемся в защитный процесс, мотивированный
   
150 Раздел III. Механизмы защиты
страхом пациента перед силой его инстинктов, происходит именно то, чего 
стремилось избежать его Я: производные Оно, до сего времени подавленные, 
прокладывают себе путь на территорию Я, где встречают лишь незначительное 
сопротивление.
Соображения относительно психоаналитической терапии. Этот обзор защитных 
процессов дает нам ясное представление о возможных направлениях аналитической 
терапии. В анализе происходит обращение защитных процессов, отвергнутым 
инстинктивным импульсам или аффектам прокладывается путь обратно в сознание, и 
Я и сверх-Я предоставляется возможность поладить с ними на лучшей основе. 
Прогноз разрешения психических конфликтов наиболее благоприятен, когда мотивом 
защиты от инстинкта была тревога сверх-Я. Здесь конфликт является чисто 
эндопсихическим, и согласие между разными инстанциями может быть достигнуто, 
особенно если сверх-Я стало более доступным рассудку с помощью анализа 
идентификаций, на которых оно основано, и присвоенной им агрессивности. Когда, 
таким образом, снижается страх Я перед сверх-Я, ему больше нет необходимости 
прибегать к защите, в результате которой наступают патологические последствия.
Но даже и в тех случаях, когда защита в детском неврозе мотивирована 
объективной тревогой, аналитическая терапия имеет хорошие шансы на успех. 
Простейший метод — который согласуется с принципами анализа — заключается для 
аналитика в том, чтобы, после того как он изменил защитные процессы в психике 
ребенка, попытаться повлиять на реальность, т. е. на тех, кто занимается 
воспитанием ребенка, с тем, чтобы понизить объективную тревогу, в результате 
чего Я принимает менее суровую установку по отношению к инстинктам и не должно 
более предпринимать столь больших усилий для их отверженпя. В других случаях 
анализ показывает, что различные тревоги, которые привели к возникновению 
защиты, связаны с давно минувшей ситуацией. Я признает, что больше нет никакой 
необходимости бояться ее. Или же обнаруживается, что источник кажущейся 
объективной тревоги лежит в преувеличенных, незрелых и искаженных 
представлениях о реальности, основанных на первобытных ситуациях, некогда 
актуальных, но более не существующих. Анализ демаскирует эту «объективную

Ориентация защитных процессов... 151
тревогу» и показывает, что она представляет собой продукт фантазии, против 
которого не стоит осуществлять защитные операции.
Когда Я предприняло защитные меры против аффекта, чтобы избежать неудовольствия,
 то для их снятия, если мы хотим достичь стойкого результата, нужно еще что-то 
помимо анализа. Ребенок должен научиться выдерживать все большее и большее 
количество неудовольствия, не прибегая к защитным механизмам. Следует учесть, 
однако, что с теоретической точки зрения задача преподнести ему этот урок стоит 
не перед анализом, а перед воспитанием.
Единственное патологическое состояние, плохо поддающееся анализу, — это защита, 
основанная на страхе пациента перед силой собственных инстинктов. В подобных 
случаях существует опасность того, что мы разрушим защиту Я, не будучи в 
состоянии немедленно прийти к нему на помощь. В ходе анализа мы всегда 
успокаиваем пациента, который боится допустить в сознании импульсы своего Оно, 
говоря ему, что, будучи осознанными, они менее опасны и легче поддаются 
контролю, чем когда они бессознательны. Единственная ситуация, в которой эти 
обещания могут оказаться ложными, — это та, в которой защита осуществлена 
потому, что пациент боится силы своих инстинктов. В случаях наиболее суровой 
борьбы Я с целью предохранить себя от того, чтобы быть затопленным Оно, как, 
например, при периодических обострениях психоза, наиболее существенны 
количественные отношения. Единственное, в чем нуждается Я в таком конфликте, — 
это подкрепление в той мере, в какой анализ может укрепить Я, вводя в сознание 
бессознательное содержание Оно, он и здесь имеет терапевтический эффект. Но в 
той мере, в какой введение в сознание бессознательных действий Я нарушает его 
защитные процессы и делает их неэффективными, результатом анализа оказывается 
ослабление Я и усиление патологического процесса.

1 52 Раздел III. Механизмы защиты
Отрицание в фантазии1
Все способы защиты, открытые анализом, служат единственной цели — помочь Я в 
его борьбе с инстинктивной жизнью. Они мотивированы тремя основными типами 
тревоги, которой подвержено Я, — инстинктивной тревогой, объективной тревогой и 
тревогой сознания. Кроме того, простой борьбы конфликтующих импульсов уже 
достаточно для того, чтобы запустить защитные механизмы.
   Психоаналитическое исследование проблем защиты развивалось следующим 
образом: начавшись с конфликтов между Оно и образованиями Я (как это показано в 
истерии, неврозах навязчивости и т. д.), оно перешло затем к борьбе между Я и 
сверх-Я (в меланхолии), после чего обратилось к изучению конфликтов между Я и 
внешним миром (например, в детской фобии животных, обсуждающейся в «Торможениях,
 симптомах и тревожности»). Во всех этих конфликтах Я индивида стремится 
отвергнуть часть своего собственного Оно. Таким образом, инстанция, 
воздвигающая защиту, и вторгающаяся сила, которая отвергается, всегда остаются 
теми же самыми;
изменяются лишь мотивы, побуждающие Я предпринимать защитные меры. В конечном 
счете все эти меры направлены на то, чтобы обеспечить безопасность Я и уберечь 
его от переживания неудовольствия.
Однако Я защищается не только от неудовольствия, исходящего изнутри. В том же 
самом раннем периоде, когда Я знакомится с опасными внутренними инстинктивными 
стимулами, оно также переживает неудовольствие, источник которого находится во 
внешнем мире. Я находится в тесном контакте с этим миром, дающим ему объекты 
любви и те впечатления, которые фиксирует его восприятие и ассимилирует его 
интеллект. Чем больше значимость внешнего мира как источника удовольствия и 
интереса, тем выше PI возможность пережить исходящее от него неудовольствие. Я 
маленького ребенка все еще живет в соответствии с принципом удовольствия; оно 
еще
' Часть работы <Я и механизмы защиты» (1936). Текст дан по изданию: Фрейд А. 
Психология <Я-> и защитные механизмы. М., 1993. С. 56-66.

Отрицание в фантазии 153
не скоро научится выносить неудовольствие. В это время индивид еще слишком слаб 
для того, чтобы активно противостоять внешнему миру, защищаться от него при 
помощи физической силы или изменять его в соответствии со своей собственной 
волей; как правило, ребенок еще слишком слаб физически для того, чтобы убежать, 
а его понимание еще так ограничено, что не может увидеть неизбежное в свете 
разума и подчиниться ему. В этот период незрелости и зависимости Я, помимо того,
 что оно предпринимает усилия по овладению инстинктивными стимулами, стремится 
всеми способами защитить себя от объективного неудовольствия и грозящих ему 
опасностей.
   Поскольку теория психоанализа основана на изучении неврозов, естественно, 
что аналитические наблюдения были сначала сосредоточены на внутренней борьбе 
между инстинктами и Я, следствием которой являются невротические симптомы. 
Усилия детского Я избежать неудовольствия, непосредственно сопротивляясь 
внешним впечатлениям, принадлежат к области нормальной психологии. Их 
последствия могут быть важными для формирования Я и характера, но они не 
патогенны. Когда эта конкретная функция упоминается в клинических аналитических 
работах, она никогда не рассматривается как основной предмет исследования, а 
скорее, как побочный продукт наблюдения.
   Вернемся к фобии животных Маленького Ганса. Это клинический пример 
одновременных защитных процессов, направленных соответственно внутрь и наружу. 
Мы говорили, что в основе невроза маленького мальчика лежат импульсы, связанные 
с Эдиповым комплексом'. Он любит свою мать и из ревности принимает агрессивную 
установку по отношению к отцу, которая вторично вступает в конфликт с его 
нежной привязанностью к нему. Эти инстинктивные импульсы возбуждают его страх 
кастрации, который он переживает как объективную тревогу, и тогда запускаются 
различные защитные механизмы против инстинктов. Его невроз использует методы 
замещения (отца на вызывающее страх животное) и обращения его собственной 
угрозы своему отцу, т. е. превращение ее в тревогу,
) См. описание в «Торможениях, симптомах и тревожности».

154 Раздел III. Механизмы защиты
чтобы не испытывать самому угрозы со стороны отца. Наконец искажение истинной 
картины довершается регрессией на оральный уровень (мысль о том, что его 
покусают). Эти механизмы прекрасно выполняют свою цель отвержения инстинктивных 
импульсов; запретная любовь к своей матери и опасная агрессивность по отношению 
к своему отцу исчезли из сознания. Его страх кастрации, связанный с отцом, 
превратился в симптом страха перед лошадьми, но в соответствии с механизмом 
фобии Маленький Ганс избегает приступов страха при помощи невротического 
торможения — он отказывается выходить из дома.
    В анализе Маленького Ганса эти защитные механизмы должны были быть обращены.
 Его инстинктивные импульсы были освобождены от искажений, и его страх был 
отделен от мысли о лошадях и прослежен до реального объекта — его отца, после 
чего он был обсужден, ослаблен, и было показано, что он не имеет объективного 
основания. После этого нежная привязанность мальчика к своей матери смогла 
ожить и отразиться в сознательном поведении, поскольку теперь, когда страх 
кастрации исчез, его чувство по отношению к ней больше не было опасным. После 
того как его страх был рассеян, исчезла необходимость регрессии, к которой этот 
страх его привел, и он смог вновь достичь фаллического уровня развития либидо. 
Невроз ребенка был исцелен.
    На этом закончим разговор о превратностях защитных процессов, направленных 
против инстинктов.
    Но даже и после того, как аналитическая интерпретация позволила 
инстинктивной жизни Маленького Ганса обрести ее нормальный ход, его психические 
процессы некоторое время все еще оставались нарушенными. Он постоянно 
сталкивался с двумя объективными фактами, с которыми никак не мог примириться. 
Его собственное тело (в особенности пенис) было меньшим, чем у его отца, и отец 
для него выступал как противник, над которым он не надеялся одержать верх. 
Таким образом, оставалась объективная причина для зависти и ревности. Кроме 
того, эти аффекты распространялись также на его мать и маленькую сестру: он 
запвдоплл им, потому что, когда мать удовлетворяла '.ргзические потребности 
ребенка, обе они испытывали
    
Отрицание в фантазии 1 55
удовольствие, тогда как он оставался в роли простого наблюдателя. Вряд ли можно 
ожидать от пятилетнего ребенка уровня осознания и рассудительности, 
достаточного для того, чтобы избавиться от этих объективных фрустраций, утешив 
себя обещаниями удовлетворения в некотором отдаленном будущем, или чтобы 
принять это неудовольствие, как он принял факты своей детской инстинктивной 
жизни после того, как он осознанно признал их.
Из детального описания истории Маленького Ганса, приведенного в «Анализе фобии 
пятилетнего мальчика» (S. Freud, 1909), мы узнаем, что в действительности финал 
этих объективных фрустраций был совершенно иным. В конце анализа Ганс связал 
воедино две мечты: фантазию о том, чтобы иметь много детей, за которыми бы он 
ухаживал и купал в ванной, и фантазию о слесаре, который клещами откусывает у 
Ганса ягодицы и пенис, с тем чтобы дать ему большие и лучшие. Аналитику 
(который был отцом Ганса) нетрудно опознать в этих фантазиях выполнение двух 
желаний, которые никогда не были реализованы в действительности. У Ганса теперь 
есть — по крайней мере в воображении — такой же половой член, как у отца, и 
дети, с которыми он может делать то же, что его мать делает с его маленькой 
сестрой.
Еще даже до того, как он породил эти фантазии, Маленький Ганс расстался со 
своей агорафобией, и теперь, с этим новым психическим достижением, он наконец 
обрел душевное равновесие. Фантазии помогли ему примириться с реальностью, 
точно так же, как невроз помог ему прийти к согласию со своими инстинктивными 
импульсами. Отметим, что сознательное понимание неизбежного не играло здесь 
никакой роли. Ганс отрицал реальность посредством своей фантазии; он 
трансформировал ее в соответствии со своими собственными целями и выполнением 
своих собственных желаний; тогда, и только тогда он смог принять ее.
Изучение защитных процессов в ходе анализа Маленького Ганса показывает, что 
судьба его невроза была определена начиная с того момента, когда он сместил 
свою агрессивность и тревогу с отца на лошадей. Однако это впечатление 
обманчиво. Такая замена человеческого объекта животным сама по себе
156 Раздел III. Механизмы защиты
не является невротическим процессом; она часто случается в нормальном развитии 
детей, и ее последствия у разных детей
существенно различаются.
   Например, семилетний мальчик, которого я анализировала, развлекался 
следующей фантазией. У него был ручной лев, который всех пугал и никого, кроме 
него, не любил. Он приходил по его зову и следовал за ним как собачонка, куда 
бы он ни шел. Мальчик присматривал за львом, кормил его и ухаживал за ним, а 
вечером устраивал ему постель у себя в комнате. Как это обычно бывает с мечтами,
 повторяющимися изо дня в день, главная фантазия стала основой многочисленных 
приятных эпизодов. Например, была особая мечта, в которой он приходил на 
маскарад и говорил всем, что лев, которого он привел с собой, — это всего лишь 
его переодетый друг. Это было неправдой, поскольку «переодетый друг» был в 
действительности его львом. Мальчик наслаждался, представляя, как бы все 
перепугались, если бы узнали его секрет. В то же время он чувствовал, что 
реальных оснований для страха окружающих пет, поскольку, пока он держал льва 
под своим контролем, тот был безвредным.
   Из анализа маленького мальчика легко можно было увидеть, что лев замещал 
отца, которого он, подобно Маленькому Гансу, ненавидел и боялся как реального 
соперника по отношению к своей матери. У обоих детей агрессивность 
трансформировалась в тревогу и аффект был перенесен с отца на животное. Но 
последующие способы обращения с этими аффектами были у них различны. Ганс 
использовал свой страх перед лошадьми как основу невроза, т. е. он заставил 
себя отказаться от своих инстинктивных желаний, интернализовал весь конфликт и 
в соответствии с механизмом фобии избегал провоцирующих ситуаций. Мой пациент 
устроил дело более удобным для себя образом. Подобно Гансу в фантазии о слесаре,
 он просто отрицал болезненный факт и в своей фантазии о льве обращал его в его 
приятную противоположность. Он называл животное, на которое смещен страх, своим 
другом, и сила льва, вместо того чтобы быть источником страха, теперь 
находилась в распоряжении мальчика. Единственным указанием на то, что в прошлом 
лев был объектом тревоги,
   
Отрицание в фантазии 1 57
являлась тревога других людей, как это описано в воображаемых эпизодах'.
   А вот другая фантазия на тему животных, принадлежащая десятилетнему пациенту.
 В определенный период жизни этого мальчика животные играли исключительно 
важную роль; он проводил часы в мечтах, в которых фигурировали животные, и даже 
записывал некоторые из воображаемых эпизодов. В своей фантазии он имел огромный 
цирк и тоже был укротителем льва. Самых свирепых животных, которые на воле были 
смертельными врагами, он обучал жить вместе. Мой маленький пациент укрощал их, 
т. е. он сначала обучал их не нападать друг на друга, а затем не нападать на 
людей. Укрощая животных, он никогда не пользовался хлыстом, а выходил к ним 
безоружным.
   Все эпизоды, в которых фигурируют животные, концентрируются в следующей 
истории. Однажды во время представления, в котором они все участвовали, 
сидевший среди публики разбойник внезапно направил на мальчика пистолет. Все 
звери немедленно ринулись на его защиту и вырвали разбойника из толпы, не 
нанеся вреда никому другому. Дальнейший ход фантазии относился к тому, как 
звери — из преданности своему хозяину — наказали разбойника. Они держали его в 
плену, погребали его и с триумфом воздвигали над ним огромную башню из своих 
собственных тел. Затем они уводили его в свое логово, где он должен был 
провести три года. Перед тем как в конце концов отпустить его, много слонов, 
выстроившись в ряд, били его своими хоботами, а стоявший последним грозил ему 
поднятым пальцем (!) и предупреждал его, чтобы он никогда больше так не делал. 
Разбойник обещал это. «Он никогда больше так не сделает, пока мои звери со 
мной». После описания всего того, что звери сделали разбойнику, следовало 
любопытное завершение этой фантазии, содержащее уверение в том, что, пока он 
был их пленником, они кормили его очень хорошо, так что он даже не ослаб.
Берта Борнштейн описывает фантазии семилетнего мальчика, в которых сходным 
образом добрые животные превращались в злых. Каждый вечер ребенок расставлял 
игрушечных зверей вокруг своей постели как охраняющих божеств, но воображал, 
что ночью они действуют заодно с чудовищами, которые хотят напасть на него (В. 
Bernstein, 1936).

158 Раздел III. Механизмы защиты
У моего семилетнего пациента фантазия о льве была явным указанием на отработку 
амбивалентной установки по отношению к отцу. Фантазия о цирке идет в этом 
отношении значительно дальше. При помощи того же самого процесса обращения 
внушающий страх реальный отец превращен в защищающих зверей из фантазии, но 
опасный отцовский объект вновь возникает в образе разбойника. В истории со 
львом было неясно, от кого в действительности замещающий отца лев защищает 
ребенка; обладание львом в основном возвышало мальчика в глазах других людей. 
Но в фантазии о цирке ясно, что сила отца, воплощенная в диких зверях, служила 
защитой от самого отца. Подчеркивание того, что раньше звери были дикими, 
означает, что в прошлом они были объектами тревоги. Их сила и ловкость, их 
хоботы и поднятый палец очевидно связаны с отцом. Ребенок уделяет этим 
признакам большое внимание: в своей фантазии он изымает их у отца, которому он 
завидует, и, присвоив их себе, становится лучше его. Таким образом, их роли 
обращаются. Отец предупрежден, «чтобы он больше так не делал», и вынужден 
просить прощения. Замечательно то, что обещание безопасности для мальчика, 
которое звери в конце концов вырвали у отца, зависит от того, что мальчик 
по-прежнему будет ими владеть. В «постскриптуме» относительно питания 
разбойника возобладал другой аспект амбивалентного отношения к отцу. Совершенно 
очевидно, что мечтатель чувствует необходимость успокоить себя относительно 
того, что, несмотря на все агрессивные действия, за жизнь его отца можно не 
беспокоиться.
Темы, появляющиеся в мечтах этих двух мальчиков, вовсе не являются их 
исключительной особенностью: они обычны для сказок и других детских историй*. В 
связи с этим мне вспоминается история об охотнике и зверях, встречающаяся в 
фольклоре и сказках. Охотник был несправедливо обижен злым королем н изгнан из 
своего дома в лесу. Когда ему наступило время покинуть дом, он с грустью и 
тоской в сердце шел последний
' Здесь вспоминается тема звереи-помощпчков, встречающаяся в мифах и 
обсуждающаяся гремя от Бремени п психоаналитической литературе, однако под 
другими угламч зрения, нсже-чя предлагаемый нами. См.: Rank О. The myth of the 
birth of the hcro.N. Y., 19 !4, P. 88.

Отрицание в фантазии 159
раз по лесу. Он встречал поочередно льва, тигра, пантеру, медведя и т. д. 
Каждый раз он целился в зверя из ружья, и каждый раз, к его удивлению, зверь 
начинал говорить и просил сохранить ему жизнь:
Охотник, пощади, не убивай, Я двух детенышей тебе. отдам!1
   Охотник соглашался на выкуп и продолжал свой путь вместе с отданными ему 
детенышами. В конце концов он собрал огромное количество молодых хищников и, 
поняв, что у него теперь есть грозное войско, которое будет сражаться за него, 
направился с ними в столицу и пошел к королевскому замку. Перепуганный король 
исправил совершенную по отношению к охотнику несправедливость и, кроме того, 
движимый страхом, отдал ему половину королевства и выдал за него замуж свою 
дочь.
Очевидно, что сказочный охотник воплощает сына, находящегося в конфликте со 
своим отцом. Борьба между ними разрешается своеобразным, окольным путем. 
Охотник удерживается от того, чтобы отомстить взрослому хищному животному, 
которое представляет собой первое замещение отца. В качестве вознаграждения он 
получает детенышей, в которых воплощена сила этих животных. При помощи этой 
вновь обретенной силы он побеждает своего отца и принуждает его дать ему жену. 
Реальная ситуация обращена еще раз: сильный сын сталкивается со своим отцом, 
который, испугавшись этой демонстрации силы, подчиняется ему и выполняет все 
его желания. Приемы, используемые в сказке, совершенно те же самые, что и в 
фантазии моего пациента о цирке.
Помимо историй о животных мы находим в детских сказках другое соответствие 
фантазиям моего маленького пациента о льве. Во многих книжках для детей, — 
пожалуй, наиболее яркими примерами являются истории из «Маленького лорда 
Фаунтлероя»2 и «Маленького полковника»3 — есть маленький

' «LieberJager, lass mich leben -
2 Alice Hodgson Burnelt.
3 Annie Fellows Johnston.


• Ich will dirzweiJunge geben!»

1 60 Раздел 1!1. Механизмы защиты
мальчик или девочка, которым в противоположность всем ожиданиям удается 
«приручить» несдержанного взрослого человека, который могуществен или богат и 
которого все боятся. Только ребенок может тронуть его сердце и завоевать его 
любовь, хотя всех остальных он ненавидит. Наконец старик, которого никто не 
может контролировать и который не может контролировать сам себя, подчиняется 
влиянию и контролю маленького ребенка и даже начинает делать добро другим людям.

Эти сказки, как и фантазии о животных, доставляют удовольствие за счет полного 
обращения реальной ситуации. Ребенок выступает как человек, который не только 
владеет сильной отцовской фигурой (лев) и контролирует ее, так что он 
превосходит всех вокруг; ои также и воспитатель, который постепенно преображает 
зло в добро. Мои читатели вспомнят, что лев в первой фантазии был обучен не 
нападать на людей и что звери владельца цирка должны были прежде всего 
научиться контролировать свои агрессивные импульсы, направленные друг на друга 
и на людей. В этих детских историях страх, связанный с отцом, смещается точно 
так же, как и в фантазиях с животными. Он выдает себя в страхе других людей, 
которых ребенок успокаивает, но этот замещающий страх является дополнительным 
источником удовольствия.
В двух фантазиях Маленького Ганса и в фантазиях о животных других моих 
пациентов способ, при помощи которого можно избежать объективного 
неудовольствия и объективной тревоги, очень прост. Я ребенка отказывается 
осознавать некоторую неприятную реальность. Прежде всего он поворачивается к 
ней спиной, отрицает ее и в воображении обращает нежелательные факты. Так 
«злой» отец становится в фантазии защищающим животным, в то время как 
беспомощный ребенок становится обладателем могущественных замещений отца. Если 
трапсфорлгация успешна и благодаря фантазии ребенок становится нечувствительным 
к данной реальности, Я спасено от тревоги, и у него нет необходимости прибегать 
к защитным мерам против инстинктивных импульсов и к формированию невроза.
Этот механизм относится к нормальной фазе в развитии детского Я, но когда он 
возникает в последующей жизни, то

Отрицание D фантазии 161
указывает на развитую стадию психического заболевания. В некоторых острых 
спутанных психотнческих состояниях Я пациента ведет себя по отношению к 
реальности именно таким образом. Под влиянием шока, такого, как внезапная 
утрата объекта любви, оно отрицает факты и заменяет невыносимую реальность 
некоторой приятной иллюзией.
Когда мы сопоставляем детские фантазии с психотичсски-ми иллюзиями, то начинаем 
видеть, почему человеческое Я не может более экстенсивно использовать этот 
механизм — одновременно столь простой и столь эффективный — отрицания 
существования объективных источников тревоги и неудовольствия. Способность Я 
отрицать реальность совершенно несовместима с другой его функцией, высоко им 
ценимой, — его способностью опознавать объекты и критически проверять их 
реальность. В раннем детстве эта несовместимость еще не оказывает возмущающего 
влияния. У Маленького Ганса, владельца льва и хозяина цирка функция проверки 
реальности была совершенно не нарушена. Конечно же, они не верили действительно 
в существование своих зверей или в свое превосходство над отцами. 
Интеллектуально они были полностью способны отличить фантазию от факта. Но в 
сфере аффекта они аннулировали объективно болезненные факты и осуществили 
гипер-катексис фантазии, в котором эти факты были изменены, так что 
удовольствие, получаемое от воображения, возобладало над объективным 
неудовольствием.
Трудно сказать, в какой момент Я утрачивает способность преодолевать 
значительные количества объективного неудовольствия при помощи фантазии. Мы 
знаем, что даже во взрослой жизни мечты все еще могут играть свою роль, иногда 
расширяя границы слишком узкой реальности, а иногда полностью обращая реальную 
ситуацию. Но во взрослой жизни мечта — всегда игра, род побочного продукта лишь 
с небольшим либи-дозным катексисом. Она позволяет, самое большее, овладеть 
некоторой частью дискомфорта или достичь иллюзорного облегчения от какого-либо 
незначительного неудовольствия. По-видимому, исходная значимость мечты как 
способа защиты против объективной тревоги утрачивается с окончанием раннего 
периода детства. Во всяком случае, мы полагаем, что способность
6 А. Фрейд

162 Раздел III. Механизмы защиты
к проверке реальности объективно подкрепляется, так что она может закрепиться 
даже в сфере аффекта; мы знаем также, что в дальнейшей жизни потребность Я в 
синтезе делает возможным сосуществование противоположностей; возможно также, 
что привязанность зрелого Я к реальности вообще сильнее, чем у детского Я, так 
что по самой природе вещей фантазия перестает столь высоко цениться, как в 
ранние годы. В любом случае ясно, что во взрослой жизни удовлетворение 
инстинктивного импульса через фантазию уже не безвредно. По мере роста 
катекснса (фантазия и реальность становятся несовместимыми: должно быть либо 
одно, либо другое. Мы знаем также, что проникновение импульса Оно в Я и его 
удовлетворение там посредством галлюцинации представляют собой для взрослого 
психотическое расстройство. Я, которое пытается уберечься от тревоги, 
избавиться от инстинктов и избежать невроза, отрицая реальность, перегружает 
этот механизм. Если это происходит во время латентного периода, то разовьется 
какая-либо аномальная черта характера, как в случае с двумя мальчиками, истории 
которых я приводила. Если это происходит во взрослой жизни, отношения Я к. 
реальности будут глубоко поколеблены'.
   Мы еще не знаем точно, что происходит во взрослом Я, когда оно выбирает 
иллюзорное удовлетворение и отказывается от функции проверки реальности. Оно 
освобождает себя от внешнего мира и полностью перестает регистрировать внешние 
стимулы. В инстинктивной жизни такая нечувствительность ко внутренним стимулам 
может быть достигнута единственным путем — посредством вытеснения.
' Напомню читателю, что отношение механизма отрицания к психическому
забо-лсвашпо и к формированию характера обсуждалось разными авторами. Хелен 
Дейч (Н. Deiilsch, 1933) показывает значение этого процесса в генезисе 
хронической гипомапип. Бертрам Лесин (В. D. Levoin, 1932) описывает, как этот 
же самып механизм используется вновь сформированным наслаждающимся Я (pleasure 
ego) пациента с гипомапией. Анни Ангель (A. Angel, 1934) отмечает связь между 
отрицанием и оптимизмом.

Отрицание в слове и действии 1 63
Отрицание в слове и действии1
В течение нескольких лет детское Я может избавляться от нежелательных фактов, 
отрицая их и сохраняя при этом ненарушенной способность к проверке реальности. 
Ребенок полностью использует эту возможность, не замыкаясь при этом в сфере 
идей и фантазии, поскольку он не только мыслит, но и действует. Он использует 
самые разные внешние объекты, драматизируя свое обращение реальной ситуации. 
Отрицание реальности, без сомнения, также является одним из многих мотивов, 
лежащих в основе детской игры в целом и исполнения роли в частности.
Я вспоминаю маленькую книжечку стихов английского писателя, в которой 
великолепно описано сосуществование фантазии и факта в жизни маленького ребенка.
 Это книга «Когда мы были маленькими» А. Л. Милна. В детской ее трехлетнего 
героя есть четыре стула. Когда он сидит на первом из них, он — путешественник, 
плывущий ночью по Амазонке. На втором он — лев, пугающий рычанием свою няню. На 
третьем он — капитан, ведущий свой корабль через море. Но на четвертом, на 
высоком детском стульчике, он пытается притвориться самим собой, т. е. 
маленьким мальчиком. Нетрудно увидеть замысел автора: элементы, из которых 
создается приятный мир фантазии, готовыми идут ребенку в руки, но его задача и 
его достижение заключаются в том, чтобы признать и усвоить факты реальности.
Интересна готовность взрослых использовать тот же самый механизм в своем 
взаимодействии с детьми. Большая часть удовольствия, которое они доставляют 
ребенку, основана на таком же отрицании реальности. Сплошь и рядом даже 
маленькому ребенку говорят о том, «какой он большой мальчик», и вопреки 
очевидным фактам утверждают, что он так же силен, «как папа», так же умен, «как 
мама», храбр, «как солдат», или крепок, как его «старший брат». Более 
естественным является использование взрослыми такого обращения фактов, когда 
они
' Часть работы <<Яи механизмы заюлты» (1936). Текст дан по изданию: Фрейд А. 
Психология «Я» и защитные механизмы. М., 1993, С. 67-74.

164 Раздел III. Механизмы защиты
хотят успокоить ребенка. Взрослые уверяют его, когда он ушибся, что «теперь уже 
лучше», или что еда, которую он ненавидит, «совсем не плохая», или, когда он 
огорчен чьим-то уходом, мы говорим ему, что он или она «скоро придет». 
Некоторые дети усваивают эти утешающие формулы и используют стереотипные фразы 
для описания того, что болезненно для них. Например, маленькая девочка двух лет 
имеет привычку, когда бы ее мать ни вышла из комнаты, сообщать об этом факте 
механическим бормотанием: «Мама скоро придет». Другой ребенок привык возвещать 
жалобным голосом всякий раз, когда он должен был принять невкусное лекарство, 
«любит его, любит его» — часть фразы, при помощи которой няня пыталась 
заставить его поверить, что капли вкусные.
   Многие подарки, приносимые ребенку взрослыми гостями, способствуют той же 
иллюзии. Маленькая сумочка или крошечный зонтик должны помочь маленькой девочке 
изобразить «взрослую леди»; тросточка, различное игрушечное оружие позволяют 
маленькому мальчику подражать мужчине. Даже куклы, помимо того, что они 
используются во всяких других играх, создают иллюзию материнства, а железные 
дороги, машинки и кубики не только служат для выполнения различных желаний и 
обеспечивают возможность сублимации, но и создают в умах детей приятную 
фантазию о том, что они могут контролировать мир. Здесь мы переходим от 
собственно процессов защиты и избегания к процессам обусловливания детской игры 
— предмету, который исчерпывающе обсуждался с различных точек зрения 
академической психологией.
   Все это дает повое основание для разрешения многолетнего конфликта между 
различными методами воспитания детей (Фребель против Монтессори). Реальная 
проблема заключается в том, в какой мере задачей воспитания должно быть 
поощрение детей даже младшего возраста к тому, чтобы они направили все свои 
усилия на ассимиляцию реальности, и в какой мере допустимо поощрять их 
отгораживаться от реальности и создавать мир фантазии.
   Позволяя детям уходить в фантазии, при помощи которых они преобразуют 
болезненную реальность в ее противоположность, взрослые делают это при 
определенных строгих условиях.
   
Отрицание в слове и действии 165
Предполагается, что дети будут удерживать действие своей фантазии в строго 
определенных границах. Ребенок, который только что был конем или слоном, 
расхаживал на четвереньках и ржал или трубил, должен быть готов по первому зову 
занять свое место за столом и быть спокойным и послушным. Укротитель львов 
должен быть готов подчиниться своей няне, а путешественник или пират должен 
послушно идти в постель, когда самые интересные вещи в мире взрослых только 
начинаются. Снисходительное отношение взрослого к механизму отрицания у ребенка 
исчезает в тот момент, когда ребенок перестает осуществлять переход от фантазии 
к реальности с готовностью, без всякой задержки или заминки, или когда он 
пытается подчинить свое реальное поведение фантазиям, — точнее говоря, в тот 
момент, когда фантазия ребенка перестает быть игрой и становится автоматизмом 
или навязчивостью.
   Одна маленькая девочка, которую я имела возможность наблюдать, не могла 
примириться с фактом различия между полами. У нее были старший и младший братья,
 и сравнение себя с ними было для нее постоянным источником острого 
неудовольствия, побуждавшего девочку как-то защититься от него или 
«проработать» его. В то же самое время эксгибиционизм играл существенную роль в 
развитии ее инстинктивной жизни, и ее зависть к пенису и желание иметь его 
приобрели форму желания иметь что-то, что она могла бы показывать, как и ее 
братья. Из того, что происходит в таких случаях с другими детьми, мы знаем, что 
существуют различные способы, при помощи которых она могла бы удовлетворить это 
желание. Например, желание показывать что-нибудь могло быть перенесено с 
гениталий на ее остальное прелестное тело. Или она могла развить у себя интерес 
к красивой одежде и стать «хвастливой». Или она могла заняться физическими 
упражнениями и гимнастикой для замещения акробатики гениталий ее братьев. Она 
же выбрала кратчайший путь. Она отвергла тот факт, что у нее нет пениса, и тем 
самым избавила себя от необходимости находить замещение; с этого времени она 
стала страдать навязчивым стремлением демонстрировать несуществующий орган. В 
физической сфере эта навязчивость выражалась в том, что она поднимала юбку и 
демонстрировала себя. Смыслом этого
   
I 66 Раздел III. Механизмы защиты
было: «Посмотрите, какая у меня есть отличная штука!» В повседневной жизни она 
при каждой возможности звала других, чтобы они пришли и посмотрели на что-то, 
чего там вообще не было': «Иди посмотри, сколько яиц снесли куры!», «Послушайте,
 вон машина с дядей!» На самом деле не было ни яиц, ни машины, которую все 
нетерпеливо ждали. Вначале ее родные встречали эти шутки смехом и 
аплодисментами, но внезапное и повторяющееся разочарование в конце концов стало 
приводить ее братьев и сестер к потокам слез. Можно сказать, что ее поведение в 
это время находилось на грани между игрой и навязчивостью.
Еще более явно этот же самый процесс виден у семилетнего укротителя львов из 
предыдущей главы. Как показал анализ, его фантазии представляют собой не 
компенсацию остатков неудовольствия и тревоги, а попытку целиком овладеть 
острым страхом кастрации. У него сформировалась привычка отрицания вплоть до 
того, что он больше не мог удерживаться на уровне своего желания 
трансформировать объекты тревоги в дружественные существа, которые бы защищали 
его или повиновались ему. Он удзоил свои усилия; тенденция преуменьшать все, 
что пугает его, возросла. Все, что возбуждало тревогу, становилось для него 
объектом осмеяния, а поскольку все вокруг него было источником тревоги, весь 
мир приобрел черты абсурдности. Его реакцией на постоянное давление страха 
кастрации было не менее постоянное высмеивание. Вначале это производило 
шутливое впечатление, но навязчивый характер этого проявлялся в том, что 
мальчик был свободен от тревоги лишь тогда, когда шутил, а когда он пытался 
подойти к внешнему миру более серьезно, то расплачивался за это приступами 
тревоги.
Как правило, мы не видим ничего ненормального в маленьком мальчике, который 
хочет быть взрослым мужчиной и играет «в папу», позаимствовав для этого 
отцовскую шляпу и тросточку. Во всяком случае, это очень знакомая фигура. Мне 
рассказали, что это было излюбленной игрой одного из моих
' Ср. с введенным С. Радо (3. Rdflo, 1933) понятием «желания пениса» у 
маленько" дгпо1,!'!», которое он описчгает как галлюцинаторное воспроизводство 
ундеж.ого ею мужского чл"пл.

Отрицание в слове и действии  1 67
маленьких пациентов, который, когда я познакомилась с ним, впадал в 
исключительно плохое настроение, когда он видел необычно высокого или сильного 
мужчину. У него была привычка надевать отцовскую шляпу и разгуливать в ней. 
Пока никто не мешал ему, он был спокоен и счастлив. Точно так же во время 
летних каникул он, изображая взрослого, расхаживал с набитым рюкзаком на спине. 
Разница между ним и маленьким мальчиком, который играет во взрослого, 
заключается в том, что мой маленький пациент играл всерьез, и, когда его 
заставляли снять шляпу — во время еды или при укладывании в постель, — он 
реагировал на это тревогой и плохим настроением.
   Получив шапку, похожую на «настоящую», маленький мальчик воспроизвел 
поведение, обычно связанное со шляпой его отца. Он повсюду таскал ее с собой, 
конвульсивно теребя ее в руках, если ее не разрешалось надеть. Естественно, он 
постоянно обнаруживал, что хорошо бы использовать руки для других целей. 
Однажды, когда он тревожно озирался вокруг, не зная, куда деть шапку, он 
обратил внимание на передний карман своих брюк. Он немедленно засунул туда 
шапку, освободил руки и к своему огромному облегчению понял, что теперь ему не 
нужно больше расставаться со своим сокровищем. Шапка очутилась в том месте, 
которому она всегда принадлежала по своему символическому значению: она 
оказалась в непосредственной близости от его гениталий.
   В приведенном описании я несколько раз, за неимением лучшего слова, 
описывала поведение этих детей как навязчивое. Для поверхностного наблюдателя 
оно действительно очень похоже на симптомы невроза навязчивости. Если, однако, 
мы пристальнее рассмотрим действия детей, то увидим, что они не являются 
навязчивыми в точном смысле этого слова. Их структура отлична от того, что 
характерно для невротических симптомов в целом. Верно, что, как и в случае 
формирования невротических симптомов, приводящий к навязчивым действиям процесс 
начинается с некоторой объективной фрустрации или разочарования, но возникающий 
при этом конфликт не ннтер-нализуется: он сохраняет свою связь с внешним миром. 
Защитная мера, к которой прибегает Я, направлена не против инстинктивной жизни, 
а непосредственно на внешний мир,
   
168 Раздел III. Механизмы защиты
причинивший фрустрацию. Так же как при невротическом конфликте, восприятие 
запретных инстинктивных стимулов отвергается при помощи вытеснения, детское Я 
прибегает к отрицанию, чтобы не осознавать определенные болезненные впечатления,
 поступающие извне. При неврозе навязчивости вытеснение обеспечивается с 
помощью формирования реакции, содержащей обращение вытесненного инстинктивного 
импульса (симпатия вместо жестокости, застенчивость вместо эксгибиционизма). 
Аналогично и в детских ситуациях, описанных мною, отрицание реальности 
дополняется и подтверждается, когда в своих фантазиях, словах или действиях 
ребенок обращает реальные факты. Поддержание навязчивого формирования реакций 
требует постоянного расхода энергии, который мы называем антикатексисом. 
Подобная затрата необходима и для того, чтобы Я ребенка могло поддерживать и 
драматизировать его приятные фантазии. Мужественность братьев маленькой девочки,
 чей случаи я описывала, постоянно выставлялась перед ней напоказ; с не меньшей 
регулярностью она отвечала утверждением: «Мне тоже есть что показать».
Зависть маленького мальчика в случае с шапкой постоянно возбуждалась мужчинами, 
которых он видел вокруг себя, и он упорно представал перед ними со шляпой, 
шапкой или рюкзаком, которые считал надежным доказательством собственной 
мужественности. Любое внешнее вмешательство в такого рода поведение дает такой 
же результат, как и помеха протеканию действительно навязчивой деятельности. 
Нарушается тщательно сохранявшееся равновесие между отвергавшейся тенденцией и 
защитном силой; внешний стимул, который отрицался, или инстинктивный стимул, 
который был вытеснен, стремится проложить себе путь в сознание и вызывает в Я 
чувства тревоги и неудовольствия.
Способ защиты посредством отрицания в слове и действии подвержен таким же 
ограничениям во времени, как и те, что я обсуждала в предыдущей главе в связи с 
отрицанием в фантазии'. Он может быть использован, лишь пока он способен
' «Деперсонализация» в детской игре, которую я не буду здесь детально 
анализировать, находится между «отрицанием в слове и действии» и «отрицанием в 
фантазии».

Отрицание в слове и действии  1 69
сосуществовать со способностью к проверке реальности, не нарушая ее. 
Организация зрелого Я становится объединенной на основе синтеза; способ 
отрицания отбрасывается и используется вновь лишь в том случае, когда отношение 
к реальности серьезно нарушено и функция проверки реальности приторможена. 
Например, в психотических иллюзиях кусок дерева может представлять объекты 
любви, к которым пациент стремится или которые он утратил, так же как дети 
используют подобные вещи для того, чтобы защитить себя'. Единственным возможным 
исключением в неврозе является «талисман» навязчивых невротиков, но я не 
собираюсь углубляться в дискуссию относительно того, представляет ли собой этот 
предмет, столь драгоценный для пациентов, защиту от внутренних запретных 
импульсов или внешних враждебных сил, или же в нем сочетаются оба типа защиты.
   Способ отрицания в слове и действии подвержен и второму ограничению, не 
относящемуся к отрицанию в фантазии. В своих фантазиях ребенок всемогущ. До тех 
пор пока он никому их не сообщает, никто не может в них вмешаться. Однако 
драматизация фантазий в слове и действии требует подмостков во внешнем мире. 
Таким образом, использование ребенком этого механизма внешне ограничено тем, в 
какой мере окружающие соглашаются с его драматизацией, так же как внутренне оно 
ограничено мерой совместимости с функцией проверки реальности. Например, в 
случае мальчика с шапкой успешность его защитных усилий целиком зависит от 
разрешения надевать ее дома, в школе и в детском саду. Однако люди вообще судят 
о нормальности или ненормальности таких защитных механизмов не по их внутренней 
структуре, а по степени их заметпос-ти. Пока навязчивость маленького мальчика 
имела форму хождения в шапке, у него был «симптом». Его считали странным 
ребенком, и всегда оставалась опасность, что у него отберут вещь, которая 
защищала его от тревоги. В следующий период жизни его стремление к защите 
становится менее заметным. Он
' Ср. с понятием скотомизации у Р. Лафорга (R. Laforgue, 1928).
 Скотомпзация в психоанализе метафорически означает образование психических 
«слепых пятен», т. е. областей, в границах которых мы не можем оценить ничего, 
что вступает в противоречие с нашим Я. — Примеч. ред.
 
170 Раздел III. Механизмы защиты
откладывает рюкзак и головной убор и ограничивается тем, что носит в кармане 
карандаш. С этого времени он считается нормальным. Он адаптировал свой механизм 
к своему окружению, или по крайней мере он скрыл его и не позволяет ему 
вступать в конфликт с требованиями других людей. Но это не значит, что 
произошли какие-либо изменения во внутренней тревожной ситуации, В успешности 
отрицания у себя страха кастрации он не менее навязчивым образом зависит от 
наличия при нем карандаша, и если он потеряет его или не будет иметь при себе, 
то будет страдать от приступов тревоги и неудовольствия в точности так же, как 
и раньше.
Судьба тревоги иногда определяется терпимостью других людей по отношению к 
таким защитным мерам. Тревога может на этом остановиться и остаться 
ограниченной исходным «симптомом», или, если попытка защиты оказалась неудачной,
 она может развиваться дальше, приводя к внутреннему конфликту, к тому, что 
защитная борьба оборачивается против инстинктивной жизни, а тем самым к 
развитию настоящего невроза. Но было бы опасно пытаться предотвратить детский 
невроз, соглашаясь с отрицанием реальности ребенком. При чрезмерном 
использовании оно представляет собой механизм, который провоцирует в Я 
искажения, эксцентричность и идиосинкразии, от которых трудно избавиться после 
окончания периода примитивного отрицания.

Идентификация с агрессором 171
Идентификация с агрессором1
Вскрыть защитные механизмы, к которым обычно прибегает Я, бывает относительно 
легко, когда каждый из них используется раздельно и лишь в случае конфликта с 
какой-либо конкретной опасностью. Когда мы обнаруживаем отрицание, мы знаем, 
что это реакция на внешнюю опасность; когда имеет место вытеснение, Я борется с 
инстинктивным стимулом. Сильное внешнее сходство между торможением и 
ограничением Я с меньшей уверенностью позволяет говорить, являются ли эти 
процессы частью внешнего или внутреннего конфликта. Дело обстоит намного 
сложнее, когда защитные механизмы сочетаются или когда один и тот же механизм 
используется то против внутренней, то против внешней силы. Прекрасной 
иллюстрацией обеих этих трудностей является процесс идентификации. Поскольку 
это один из факторов развития сверх-Я, он участвует в овладении инстинктом. Но, 
как я надеюсь показать ниже, бывают случаи, когда идентификация сочетается с 
другими механизмами, образуя одно из наиболее мощных орудий Я в его действиях с 
внешними объектами, возбуждающими тревогу.
   Август Айхорн рассказывает, что, когда он консультировал школьный комитет, 
ему пришлось иметь дело с учеником начальной школы, которого привели к нему 
из-за привычки гримасничать. Учитель жаловался на то, что поведение мальчика, 
когда его ругали или порицали, было ненормальным. Он начинал при этом корчить 
такие гримасы, что весь класс взрывался от смеха. Учитель считал, что либо 
мальчик насмехается над ним, либо лицо у него дергается из-за какого-нибудь 
тика. Его слова тут же подтвердились, потому что мальчик начал гримасничать 
прямо на консультации, но когда учитель, мальчик и психолог оказались вместе, 
ситуация разъяснилась. Наблюдая. внимательно за обоими, Айхорн увидел, что 
гримасы мальчика были просто карикатурным отражением гневного выражения лица 
учителя и бессознательно копировали его лицо во время речи. Своими гримасами он 
ассимилировался, или идентифицировался, с угрожающим внешним объектом.
Часть работы «Я и механизмы защиты» (1936). Текст дан по изданию: ФрейдА. 
Психология «Я* и защитные механизмы. М., 1993. С. 86-95.

1 72 Раздел III. Механизмы защиты
Мои читатели вспомнят случай с маленькой девочкой, которая пыталась при помощи 
магических жестов справиться с унижением, связанным с завистью к пенису. Этот 
ребенок сознательно и целенаправленно использовал механизм, к которому мальчик 
прибегал неосознанно. Дома она боялась проходить через темный зал из страха 
перед привидениями. Однако внезапно она обнаружила способ, позволявший ей 
делать это: она пробегала через зал, выделывая различные странные жесты. 
Девочка с триумфом сообщила своему младшему брату секрет того, как она 
справилась со своей тревогой. «Можно не бояться, когда идешь через зал, — 
сказала она, — нужно лишь представить себе, что ты то самое привидение, которое 
должно тебе встретиться». Так обнаружилось, что ее магические жесты 
представляют собой движения, которые, по ее мнению, должно делать привидение.
Мы можем рассматривать такой вид поведения у двух описанных мною детей как 
идиосинкразию, но в действительности для примитивного Я это один из наиболее 
естественных и распространенных типов поведения, давно известный тем, кто 
исследует примитивные способы вызывать и изгонять духов и примитивные 
религиозные церемонии. Кроме того, существует много детских игр, в которых 
посредством превращения субъекта в угрожающий объект тревога превращается в 
приятное чувство безопасности. Это — новый подход к изучению игр с 
перевоплощением, в которые так любят играть дети.
Однако физическая имитация антагониста представляет собой ассимиляцию лишь 
одного элемента сложного переживания тревоги. Нам известно из наблюдения, что 
имеются и другие элементы, которыми необходимо овладеть.
Шестилетний пациент, на которого я уже ссылалась, должен был несколько раз 
посетить зубного врача. Вначале все шло замечательно. Лечение не причиняло ему 
боли, он торжествовал и потешался над самой мыслью о том, что кто-то может 
этого бояться. Но в один прекрасный день мой маленький пациент явился ко мне в 
на редкость плохом настроении. Врач сделал ему больно. Он был раздражен, 
недружелюбен и вымещал свои чувства на вещах в моей комнате. Его первой жертвой 
стал кусок индийского каучука. Он хотел, чтобы я дала ему

Идентификация с агрессором 1 73
его, а когда я отказалась, он взял нож и попытался разрезать его пополам. Затем 
он пожелал большой клубок бечевки. Он хотел, чтобы я и его отдала ему, и живо 
обрисовал мне, какие замечательные поводи он сделает из нее для своих животных. 
Когда я отказалась отдать ему весь клубок, он снова взял нож и отрезал большой 
кусок бечевки, но не использовал его. Вместо этого через несколько минут он 
начал резать бечевку на мелкие кусочки. Наконец он отбросил клубок и обратил 
свое внимание на карандаши — начал без устали затачивать их, ломая кончики и 
затачивая снова. Было бы неправильно сказать, что он играл «в зубного врача». 
Реального воплощения врача не было. Ребенок идентифицировался не с личностью 
агрессора, а с его агрессией.
   В другой раз этот маленький мальчик пришел ко мне сразу после того, как с 
ним случилось небольшое происшествие. Он участвовал в игре во дворе школы и на 
всем ходу налетел на кулак учителя физкультуры, который тот как раз случайно 
выставил перед собой. Губа у него была разбита, лицо залито слезами, и он 
пытался спрятать и то и другое, закрывая лицо руками. Я попыталась утешить и 
успокоить его. Он ушел от меня очень расстроенным, но на следующий день 
появился снова, держась очень прямо, и был вооружен до зубов. На голове у него 
была военная каска, на боку — игрушечный меч, а в руке — пистолет. Увидев, что 
я удивлена этой перемене, он сказал мне просто: «Я хотел, чтобы все это было у 
меня с собой, когда я буду играть с вами». Однако он не стал играть; вместо 
этого он сел и написал письмо своей матери: «Дорогая мамочка, пожалуйста, 
пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пришли мне перочинный нож, который ты мне 
обещала, и не жди до Пасхи!» В этом случае мы тоже не можем сказать, что, для 
того чтобы овладеть тревожным переживанием предыдущего дня, он воплотил в себе 
учителя, с которым столкнулся. В данном случае он не имитировал и его агрессию. 
Оружие и форма, будучи мужскими атрибутами, явно символизировали силу учителя и,
 подобно атрибутам отца в фантазиях о животных, помогли ребенку 
идентифицироваться с мужественностью взрослого и тем защититься от 
нарциссического унижения или от реальных неудач.
   
1 74 Раздел III. Механизмы защиты
Приведенные примеры иллюстрируют знакомый нам процесс. Ребенок интроецирует 
некоторые характеристики объекта тревоги и тем самым ассимилирует уже 
перенесенное им переживание тревоги. Здесь механизм идентификации или 
ин-троекцин сочетается с другим важным механизмом. Воплощая агрессора, принимая 
его атрибуты или имитируя его агрессию, ребенок преображается из того, кому 
угрожают, в того, кто угрожает. В «По ту сторону принципа удовольствия» (S. 
Freud, 1920) детально обсуждается значение такого перехода от пассивной к 
активной роли как средства ассимиляции неприятного или травматического опыта в 
детстве. «Если доктор смотрел у ребенка горло или произвел небольшую операцию, 
то это страшное происшествие, наверно, станет предметом ближайшей игры, но 
нельзя не заметить, что получаемое при этом удовольствие проистекает из другого 
источника. В то время как ребенок переходит от пассивности переживания к 
активности игры, он переносит это неприятное, которое ему самому пришлось 
пережить, на товарища по игре и мстит таким образом тому, кого этот последний 
замещает». То, что истинно относительно игры, истинно также и относительно 
другого поведения детей. В случае мальчика, корчившего гримасы, и девочки, 
практиковавшей магию, неясно, что в конце концов стало с угрозой, с которой они 
идентифицировались, но в случае плохого настроения другого мальчика агрессия, 
принятая от зубного врача и учителя физкультуры, была направлена против всего 
мира в целом.
Этот процесс трансформации еще больше поражает нас своей необычностью, когда 
тревога связана не с каким-то событием в прошлом, а с чем-то ожидаемым в 
будущем. Я вспоминаю мальчика, имевшего привычку яростно трезвонить входным 
звонком детского дома, в котором он жил. Как только дверь открывалась, он 
начинал громко бранить горничную за то, что она так долго не открывала и не 
слышала звонка. В промежутке между звонком и приступом ярости он испытывал 
тревогу, как бы его не отругали за его невоспитанность — за то, что он звонит 
слишком громко. Он набрасывался на служанку, прежде чем она успевала 
пожаловаться на его поведение. Горячность, с которой он бранил ее, — 
профилактическая мера —

Идентификация с агрессором 1 75
указывала на интенсивность его тревоги. Принятая им агрессивность была 
направлена на конкретного человека, от которого он ожидал агрессии, а не на 
какое-либо замещение. Обращение ролей нападающего и подвергающегося нападению 
было в данном случае доведено до своего логического завершения.
   Женни Вельдер дала яркое описание этого процесса у пятилетнего мальчика, 
которого она лечила*. Когда анализ подошел вплотную к материалу, касающемуся 
мастурбации и связанных с ней фантазий, мальчик, до того застенчивый н 
заторможенный, стал неимоверно агрессивным. Его обычно пассивное отношение 
исчезло, и от его женственных черт не осталось и следа. Во время анализа он 
заявлял, что он рычащий лев, и нападал на аналитика. Он носил с собой прут и 
играл в Крэмпуса2, т. е. стегал им направо и налево, когда шел по лестнице у 
себя дома, а также в моей комнате. Его бабушка и мать жаловались, что он 
пытается ударить их по лицу. Беспокойство матери достигло предела, когда он 
принялся размахивать кухонными ножами. Анализ показал, что агрессивность 
ребенка не может считаться указанием на то, что было снято торможение каких-то 
его инстинктивных импульсов. До высвобождения его мужских стремлений было еще 
далеко. Он просто страдал от тревоги. Введение в сознание и необходимое 
признание его более ранней и недавней сексуальной активности возбудили в нем 
ожидание наказания. Согласно его опыту, взрослые сердились, когда обнаруживали, 
что ребенок занимается такими вещами. Они кричали на него, отпускали ему 
пощечины или били его розгой; возможно, они могли бы даже что-то отрезать у 
него ножом. Когда мой маленький пациент принял на себя активную роль, рыча, как 
лев, и размахивая прутом и кожом, он драматизировал и предвосхищал наказание, 
которого так боялся. Он интроецировал агрессию взрослых, в чьих глазах ощущал 
себя виноватым, и, сменив пассивную роль на активную, направил свои собственные 
агрессивные действия против этих самых людей. Каждый раз, когда мальчик 
оказывался на грани сообщения мне того, что он считал опасным материалом, его
' Устное сообщение на Венском семинаре по лечению детей (см.: К. Hall, 1946). 2 
Черт, сопровождавший св. Николая и наказывавший непослушных деткч.

176 Раздел III. Механизмы защиты
агрессивность возрастала. Но как только его запретные мысли и чувства были 
высказаны, обсуждены и интерпретированы, ему стал не нужен прут Крэмпуса, 
который до этого он неизменно таскал с собой, и он оставил его у меня дома. Его 
навязчивое стремление бить других исчезло вместе с исчезновением тревожного 
ожидания того, что побьют его самого.
«Идентификация с агрессором» представляет собой нормальную стадию развития 
сверх-Я. Когда два мальчика, чьи случаи я описала, идентифицировались с угрозой 
наказания, исходящей от старших, они сделали важный шаг к формированию сверх-Я: 
они интернализовали критику другими их поведения. Когда ребенок постоянно 
повторяет этот процесс интер-налнзацпи и интроецирует качества людей, 
ответственных за его воспитание, присваивая их характеристики и мнения, он 
постоянно поставляет материал, из которого может формироваться сверх-Я. Но в 
это время ребенок еще не признает всем сердцем эту организацию. 
Интернализованная критика не сразу становится самокритикой. Как мы видели на 
приведенных мною примерах, она еще отделена от собственного предосудительного 
поведения ребенка и оборачивается назад, во внешний мир. При помощи нового 
защитного процесса идентификация с агрессором сменяется активным нападением на 
внешний мир.
Рассмотрим более сложный пример, который, возможно, прольет свет на это новое 
развитие защитного процесса. Один мальчик на пике своего Эдипова комплекса 
использовал этот конкретный механизм для овладения фиксацией на своей матери. 
Его прекрасные отношения с ней были нарушены взрывами негодования. Он укорял ее 
страстно и по самым разным поводам, но одно странное обвинение фигурировало 
постоянно; он упорно жаловался на ее любопытство. Легко увидеть первый шаг в 
проработке его заторможенных аффектов. В его воображении мать знала о его 
либидозном чувстве к ней и с возмущением о-пзергала его авансы. Ее возмущение 
активно воспроизводилось в его собственных взрывах негодования по отношению к 
ней. Однако в противоположность пациенту Жен-ни Вельдср он упрекал ее не вообще,
 а конкретно в любопытстве. Анализ показал, что это любопытство было элементом

Идентификация с агрессором 1 77
инстинктивной жизни не его матери, а его собственной. Из всех составляющих 
инстинктов, входящих в его отношения с ней, скопофилическим* импульсом овладеть 
было труднее всего. Обращение ролей было полным. Он принял на себя возмущение 
своей матери, а ей взамен приписал свое собственное любопытство.
На некоторых фазах сопротивления молодая пациентка горько упрекала аналитика в 
скрытности. Она жаловалась на то, что аналитик слишком скрытна, приставала к 
ней с личными вопросами и очень расстраивалась, если не получала ответа. После 
этого упреки прекращались, но вскоре начинались вновь, .всегда одним и тем же 
стереотипным, по-видимому, автоматизированным образом. В этом случае мы также 
можем выделить в психическом процессе две фазы. Время от времени по причине 
торможения, мешавшего ей выговориться, пациентка сознательно сама вытесняла 
очень личный материал. Она знала, что нарушает основное правило анализа, и 
ожидала, что аналитик будет упрекать ее. Она интроецнровала вымышленный упрек и,
 приняв активную роль, принялась упрекать аналитика. Ее фазы агрессии в 
точности совпадали во времени с фазами скрытности. Она критиковала аналитика 
как раз за то, в чем сама чувствовала себя виноватой. Ее собственное скрытное 
поведение воспринималось как предосудительное поведение со стороны аналитика.
У другой молодой пациентки периодически случались вспышки неимоверной 
агрессивности. Объектами этих вспышек были я, ее родители и другие менее 
близкие ей люди. В особенности она жаловалась на две вещи. Во-первых, во время 
этих фаз у нее было такое чувство, что люди скрывают от нее что-то, известное 
всем, кроме нее, и ее мучило желание узнать, что же это такое. Во-вторых, она 
была глубоко разочарована недостатками всех своих друзей. Как и в предыдущем 
случае, когда периоды, в которые пациентка скрывала материал, совпадали с 
периодами жалоб па скрытность аналитика, у этой пациентки агрессивные фазы 
наступали автоматически, как только ее вытесненные фантазии о мастурбации, не 
осознаваемые ею самой,
1 Скопофилия — влечение к подглядыванию за половым актом или обнаженным 
представителем избранного пола. — Примеч. ред.

178 Раздел III. Механизмы защиты
готовы были всплыть в ее сознании. Осуждение ею собственных объектов любви 
соответствовало порицанию, которого она ожидала от них из-за своей детской 
мастурбации. Она полностью идентифицировалась с этим осуждением и обернула его 
против внешнего мира. Тайна, которую все от нее скрывали, была тайной ее 
собственной мастурбации, которую она хранила не только от других, но и от себя. 
Здесь также агрессивность пациентки соответствует агрессивности других людей, а 
ее тайна является отражением ее собственного вытеснения.
Эти три примера дали нам некоторое представление об истоках этой фазы в 
развитии функционирования сверх-Я. Даже после того как внешняя критика была 
интроецирована, угроза наказания и допущенный проступок все еще не соединились 
в психике пациента. В то время как критика интернализуется, проступок 
экстернализуется. Это означает, что механизм идентификации с агрессором 
дополняется другой защитной мерой, а именно проекцией вины.
Я, которое при помощи защитного механизма проекции развивается в этом 
направлении, интроецирует авторитеты, критике которых оно подвержено, и 
включает их в сверх-Я. После этого оно становится способным проецировать 
запретные импульсы вовне. Его нетерпимость по отношению к другим людям 
опережает строгость по отношению к себе. Я узнает, что достойно порицания, но 
защищается от неприятной самокритики при помощи этого защитного механизма. 
Сильное негодование по поводу чужих неправильных поступков — предшествование и 
замещение чувства вины по отношению к самому себе. Негодование Я возрастает 
автоматически, когда близится восприятие его собственной вины. Эта стадия 
развития сверх-Я представляет собой предварительную фазу нравственности. 
Истинная нравственность начинается тогда, когда ин-тернационалнзованиая критика,
 теперь включенная в предъявляемую сверх-Я норму, совпадает с восприятием 
своего собственного проступка со стороны Я. Начиная с этого момента строгость 
сверх-Я обращается вовнутрь, а не наружу, и человек становится не столь 
нетерпимым к другим людям. Но, достигнув этой стадии своего развития, .Я должно 
выдерживать острейшее неудовольствие, причиняемое самокритикой и чувством вины.

Идентификация с агрессором 1 79
Вполне возможно, что многие люди задерживаются на промежуточной стадии развития 
сверх-Я и никогда не завершают интернализации процесса критики. Хотя они и 
воспринимают свою собственную вину, тем не менее продолжают оставаться весьма 
агрессивными по отношению к другим людям. В таких случаях поведение сверх-Я по 
отношению к другим столь же безжалостно, как и поведение сверх-Я по отношению к 
собственному Я пациента при меланхолии. По-видимому, когда развитие сверх-Я 
таким образом заторможено, преждевременно начинают развиваться меланхолические 
состояния.
«Идентификация с агрессором» представляет собой, с одной стороны, 
предварительную фазу развития сверх-Я, а с другой — промежуточную стадию 
развития паранойи. Она сходна с первой механизмом идентификации, а со второй — 
механизмом проекции. В то же время идентификация и проекция представляют собой 
нормальные виды деятельности Я, и их результаты существенно различаются в 
зависимости от того материала, к которому они применены.
Конкретное сочетание интроекции и проекции, которое мы обозначили термином 
«идентификация с агрессором», может рассматриваться как нормальное лишь в той 
мере, в какой Я использует этот механизм в своем конфликте с авторитетом, т. е. 
в своих попытках совладать с объектом тревоги. Это защитный процесс, который 
перестает быть безобидным и становится патологическим, когда он направлен на 
любовную жизнь человека. Когда муж перемещает на жену свое собственное 
стремление к неверности, а затем страстно упрекает ее в неверности, в 
действительности он интроецирует упреки жены и проецирует часть своего Оно1. 
Его намерение, однако, заключается в защите себя не от агрессии извне, а от 
разрушения своей позитивной либидозной фиксации на ней возмущающими внешними 
силами. Соответственно отличается и результат. Вместо агрессивного отношения к 
бывшему внешнему противнику пациент развивает навязчивую фиксацию на своей жене,
 и эта фиксация приобретает форму проецируемой ревности.
' Ср.: Freud S. Some neurotic mechanisms in jealousy, paranoia and 
homosexuality. 1922. P.223.

1 80 Раздел III. Механизмы защиты
Когда механизм проекции используется как защита от гомосексуальных любовных 
импульсов, он сочетается еще и с другими механизмами. Обращение (в этом случае 
обращение любви в ненависть) дополняет то, что начали интроекция и проекция, и 
результатом оказывается развитие параноидальных иллюзии. В любом случае — при 
защите против гетеросексу-альных или гомосексуальных любовных импульсов — 
проекция больше не является произвольной. Выбор места для своих бессознательных 
импульсов со стороны Я определяется «наличным материалом (Wahmehmiingsmaterial),
 в котором проявляются аналогичные бессознательные импульсы партнера» (S. Freud,
 1922, s. 224).
С теоретической точки зрения анализ процесса «идентификации с агрессором» 
помогает нам различать способы употребления конкретных защитных механизмов; на 
практике это позволяет нам отличать приступы тревоги в переносе от вспышек 
агрессии. Когда анализ вносит в сознание пациента истинные бессознательные 
агрессивные импульсы, сдерживаемый аффект будет искать выход через 
отреагирование в переносе. Но если в основе его агрессии лежит то, что, как он 
предполагает, является нашей критикой, стремление «дать ей практический выход» 
и «отреагировать» ее не окажет на агрессию ни малейшего влияния. Агрессия 
возрастает, пока бессознательные импульсы остаются запретными, и исчезает, как 
у маленького мальчика, который признался в своей мастурбации, лишь с 
исчезновением страха перед наказанием и перед сверх-Я.

Раздел IV
Развитие ребенка

1 82 Раздел IV. Развитие ребенка
Эмоциональное и социальное развитие детей младшего возраста1
Примерно год назад мисс Пикард навестила меня с тем, чтобы пригласить выступить 
на этой ассамблее. Она ясно сформулировала свою цель: по ее мнению, по вопросам 
эмоционального и социального развития ребенка выступать перед вами должен 
психоаналитик, поскольку психоанализ является дисциплиной, ориентированной 
именно на эти сферы жизни ребенка. -Я восприняла эти слова как комплимент 
психоанализу, но у меня было такое чувство, как будто что-то осталось 
недосказанным и я должна прояснить ситуацию. Однако у меня все же оставалась 
неясность, касающаяся моего доклада. Я думала, что мне придется сделать длинное 
вступление для того, чтобы мои высказывания стали понятны, и, озабоченная этим, 
я решила пойти на вступительное заседание. Поэтому я появилась здесь вчера и, к 
своему глубокому облегчению, обнаружила, что необходимое введение было сделано 
вчерашними докладчиками.
Я полагаю, мне не найти слов лучше, чем те, что были произнесены вчера мисс 
Пикард, когда она говорила о работе с младшими детьми в сравнении со старшими: 
это значит отход от логики и смысла к нелогичному и иррациональному. Я также 
повторю слова вашего президента, что шаг от дошкольного воспитания к школьному 
обучению является шагом через последний и наиболее трудный барьер образования. 
Это именно то, о чем я думала. Я чувствовала, что моя речь сегодня должна 
увести вас далеко за эти рамки и что наша задача в обучении педагогов, 
работающих с малышами, заключается в том, чтобы научить их чувствовать себя как 
дома в этой, незнакомой стране, где не существует логики и расчета и где 
человеку приходится действовать в соответствии с противоположными принципами 
психической жизни одновременно.
Теперь поговорим о детальной характеристике мира малыша и том языке, на котором 
он говорит. Когда я работала с родителями и учителями, меня всегда интересовало,
 почему возникает
' Текст дан по изданию: Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа. Т. I. 
M.,1999. С.273-284.

Эмоциональное и социальное развитие детей младшего возраста 1 83
так много недоразумений между ними и их детьми. Родители и учителя с наилучшими 
намерениями создают для ребенка особые условия, исходя из внешних обстоятельств,
 своего видения ситуации, из логики и разума. Но ребенок все это видит 
совершенно в ином свете: он воспринимает ситуацию, исходя из детских желаний, 
фантазий, страхов, и поэтому его видение полностью противоположно позиции 
взрослых. Мать может отправить ребенка в детский сад из наилучших побуждений, 
возможно, для того, чтобы ему не было скучно дома. Она думает, что общение с 
другими детьми может хорошо повлиять на его развитие, поскольку сама она занята 
другими делами и не может уделять ему достаточно внимания. Ребенок же 
воспринимает это как изгнание из дома. Мать с наилучшими намерениями планирует 
время госпитализации, например, для удаления гланд или других необходимых 
оздоровительных мероприятий. Ребенок же оценивает это как агрессию, 
направленную на его тело. Или же ребенка сажают на диету, что для него означает 
наказание и лишение.
Озадаченная подобными примерами, я попыталась еще раз обратиться к накопленным 
нами знаниям в надежде, что мне удастся выявить те области, в которых возникает 
это глубокое непонимание между взрослым и ребенком. Я обнаружила достаточно 
большое количество таких моментов и хочу представить вашему вниманию четыре 
основные сферы, где дети отличаются от взрослых настолько, что нам приходится 
заново учиться понимать их эмоциональный мир. В этой трудной для родителей и 
учителей задаче есть один обнадеживающий момент, а именно то, что детские 
качества еще живы во взрослом, только они забыты, подавлены и продолжают 
существовать в тени. Когда же нам удается разобраться с этим скрытым в себе 
материалом, становится легче понимать ребенка.
1. Позвольте представить вам четыре примера. Мы, взрослые, видим сны, а также 
мечтаем. Наши сны и грезы обладают одной важной особенностью. Замечали ли вы, 
что мы всегда находимся в центре этого мира снов? Нам могут сниться другие люди,
 но если внимательно присмотреться, оказывается, что это всегда мы сами. Мы 
можем мечтать, но разве кто-то мечтает о соседе, с которым происходят чудесные 
события в его

1 84 Раздел IV. Развитие ребенка
жизни? Спасение людей, героические поступки, приобретение несметных богатств — 
это всегда происходит с нами. Во взрос-' лом сохраняется темная, изолированная 
область, которая пред-' ставляет собой не что иное, как детский образ 
существования, потому что подобный эгоцентричный способ видения окружающего 
мира принадлежит ребенку.
   В ранние годы для сознания не существует объективных фактов, есть только 
субъективные. Когда у матери болит голова или у учителя недомогание, ребенок не 
понимает, что у ^матери мигрень, а у учителя простуда. Он думает примерно 
следующее: «Они против меня, наверное, я сделал что-то не так». Когда мать 
больна и лежит в постели, ребенок думает:
«Она сегодня не хочет играть со мной». Если она ждет ребенка, он думает: 
«Почему она не берет меня на руки? Наверное, она меня больше не любит». Я помню 
одного пациента, который, будучи уже взрослым, говорил о смерти матери только в 
таких выражениях: «Когда она предала меня...» Это тот самый эгоцентричный 
способ видения, согласно которому ничто в мире не происходит вне связи с 
собственными чувствами, желаниями, переживаниями ребенка; то есть все то, что 
так затрудняет наше понимание ребенка. Чувства других людей не принимаются в 
расчет. Если идет дождь, то этот дождь сделан для того, чтобы помешать ребенку 
выйти на прогулку. Если гремит гром, то это, наверное, потому, что ребенок 
сделал что-то плохое. Ребенок никогда не думает: «Дождь идет также и для тех, 
кто ведет себя хорошо». Когда мы сталкиваемся с подобными убеждениями у 
взрослых, мы говорим, что они суеверны. Например, некоторые взрослые люди 
убеждены, что когда они сдут в отпуск, то идут дожди. Я убеждена, что это 
отголосок детства.
   Еще одни пример непонимания чувств других людей: дети из моего детского сада 
были с воспитателями на прогулке, и когда подошли к зданию детсада, 
воспитательница предложила им бежать наперегонки ко входу. Но когда они 
побежали,! одна новенькая девочка потянула ее за руку и сказала: «Скажи тому 
мальчику, чтобы не бежал так быстро. Я хочу быть пер-:
вой!» То, что этот мальчик тоже хотел быть первым, для нее не имело значения.

Эмоциональное и социальное развитие детей младшего возраста 1 85
 >. Все это мы без преувеличения можем назвать детским эгоцентричным видением 
мира: это естественно для ребенка, естественно для нашего понимания ребенка, но 
становится неестественным, если в процессе взросления ребенок постепенно не 
перерастает его.
   2. Следующий пункт больше касается контраста между рациональным и 
иррациональным, логичным и алогичным. Начнем снова со взрослых. Мы все знаем, 
что под воздействием очень сильных эмоций взрослый может сделать все что угодно,
 даже совершить преступление, которое может иногда быть оправдано судом, 
поскольку в тот момент чувства, эмоции данного человека были слишком сильны, 
чтобы сдерживаться соображениями разума и морали.
   Опять-таки это то же самое состояние, которое типично для ребенка. Родители 
большей частью не понимают этого, им кажется, что ребенок действует им 
наперекор. Ребенок хорошо усвоил, что должен поступать так или иначе, что 
машины на дороге опасны, что нельзя разговаривать с незнакомыми людьми, что до 
желанной игрушки в магазине нельзя даже дотронуться. Ребенок понимает все это, 
но понимание не влияет на его поступки.
   Я думаю, коренное отличие между нами, взрослыми, и детьми дошкольного или 
еще меньшего возраста состоит не в том, что они менее разумны, чем мы, или им 
недостает рациональности. Я полагаю, отличие заключается в том, что наши идеи 
влияют на наше поведение, тогда как у малыша понимание может иметь место, но 
его поведение подчиняется страху, желаниям, импульсам и фантазиям. Вы слушаете 
меня столь терпеливо: возможно, я говорю что-то интересное. Но представьте, что 
моя речь стала очень скучной. Вы будете продолжать сидеть тихо до конца 
заседания. Но если бы вы были воспитанниками детского сада и мне не удалось вас 
заинтересовать своим рассказом, то вы стали бы отвлекаться: некоторые вышли бы 
из помещения, другие собрались бы в уголке и занялись чем-то другим. Никакое 
согласие и понимание трудностей, испытываемых докладчиком или учителем, не 
удержали бы вас на месте. Это было бы полное исчезновение желания слушать, 
которое управляет поведением.
   
1 86 Раздел IV. Развитие ребенка
Когда я еще работала в Хэмпстедском военном детском доме, там были дети всех 
возрастов, начиная с младенческого (от 10 дней) до 8 лет. Это именно тот 
возраст, которым вы сейчас интересуетесь. Наши юные воспитательницы и помощники 
обычно ходили гулять с детьми по Лондону, и, поскольку детей было много, я 
сказала: «Отведите их покататься на лошадях». Но воспитательница возразила. 
«Только не наших детей, — сказала она, — они знают о движении все. Им всего по 
два или три года, но они обидятся, если вы посадите их в экипажи». Дети знают, 
что нельзя выбегать на дорогу. Но что, если мать появится на другой стороне 
улицы? Я гарантирую, что эти смышленые дети бросятся наперерез транспорту к 
матери, потому что в этот момент желание сильней разума и понимания. Или, 
предположим, мать ведет ребенка к доктору или зубному врачу. Ребенок заранее 
обещает быть хорошим и послушным и собирается быть таковым. Но вместо этого он 
выводит мать из себя. Он кричит, когда зубной врач приближается к нему, так как 
в этот момент разум исчезает, и его поведением движет страх.
Есть еще одна особенность функционирования детской психики, которую взрослым 
трудно понять. Взрослые могут быть мотивированы долговременной перспективой. 
Это означает, что мы можем отсрочить исполнение наших желаний, лишь в состоянии 
повышенного эмоционального возбуждения и нетерпения мы начинаем действовать 
немедленно, под влиянием момента. Ребенку же необходимо всегда действовать 
мгновенно, для него не существует отсрочки, он не может ждать; возникающая 
фрустрация неисполненного желания колоссальна. Это означает, что чувства и 
желания ребенка намного интенсивнее, чем у взрослых, и такие обещания, как «Мы 
узнаем это завтра», «Через шесть месяцев мы поедем туда-то и туда-то» или 
«Подожди, пока вырастешь», бессмысленны. Эти фразы абсолютно пусты для ребенка, 
это все равно что обещать взрослому исполнить его желания через сто или тысячу 
лет.
3. Здесь я подхожу к третьему пункту. Я полагаю, мы как учителя, родители и 
воспитатели не совсем понимаем, что у всех маленьких детей восприятие времени 
совершенно иное, чем у нас. Мы измеряем время объективно, с помощью часов, и 
знаем, сколько реально длится час. Только находясь в состоянии

Эмоциональное и социальное развитие детей младшего возраста 1 87
повышенной тревоги, ожидая чьего-либо визита или во время операции родственника,
 сидя в приемной, мы можем почувствовать бесконечность времени, когда один, два 
или три часа тянутся столь же медленно, как и века.
Только в таком состоянии мы можем понять, как ребенок ощущает время. Родители 
говорят: «Мы уезжаем только на выходные — всего два с половиной дня, это совсем 
мало». Два с половиной дня для двух-трех-летнего ребенка — целая вечность. Это 
то же самое, что два с половиной месяца или два с половиной года. Ребенку, 
который плачет в детском саду, могут сказать: «Ничего страшного, мама придет 
через час». Но в часу 60 минут, а в минуте 60 секунд, и для ребенка это 
вечность. С другой стороны, мы можем сказать: «Поиграй еще пять минут», но для 
ребенка пять равно одному, потому что он хочет продолжать играть дальше. Мы 
обращаемся с ребенком с позиций своего ощущения времени, тогда как должны это 
делать с его позиций.
Я приведу еще один пример из практики Хэмпстедского военного детского дома, где 
мы смогли так много узнать благодаря возможности применения знаний, 
приобретенных в сложном процессе психоанализа, к очевидно простому процессу 
воспитания ребенка. В этом саду было восемьдесят детей, пятьдесят в одном 
здании и тридцать в другом, разбитых на группы и семьи. Очень скоро мы поняли, 
что малыши испытывают сильный дистресс, когда мы сажаем их за стол, а сами идем 
за едой. Малыши не могут ждать. И мы подумали, что надо сделать иначе: «Сперва 
накроем столы, а затем будем усаживать детей». Вы не представляете, какая 
революция произошла в детском саду.
Когда утром вы пытаетесь одеть тридцать детей и повести их на завтрак, что вы 
делаете с теми, кто оделся первым? Я видела в других садах, что они играют до 
тех пор, пока не оденутся остальные, или даже поют. Ну кому хочется петь до 
завтрака? Мы сделали столовую, где дежурила лишь одна воспитательница, и дети 
шли туда, как только были умыты, одеты, причесаны. Они получали завтрак сразу, 
как это делается в кафетерии. Это также помогало уберечь детей от слишком 
сильных переживаний.

188 Раздел IV. Развитие ребенка
Меня поразило тогда, от каких страданий можно защитить детей, если понимать 
всего лишь разницу в восприятии времени у детей и у взрослых. У нас была одна 
девочка, которая все время хотела быть большой, потому что у нее был старший 
брат. Это символизировало ее здоровую личность. Она бесконечно спрашивала: 
«Когда я вырасту? Это скоро? Через полчаса?» Еще был мальчик, который хотел, 
чтобы его не забирала мать, и постоянно спрашивал:« Когда придет моя мама?» 
Воспитательница задала ему вопрос: «Ты хочешь, чтобы она поскорее пришла или 
чтобы еще долго не приходила?» Он ответил: «Я хочу еще играть. Полчаса — это 
долго?» Он не представлял, сколько это.
4. Если вы хотите найти яркий пример того, насколько отличается язык ребенка от 
языка взрослого, вы не сможете подобрать лучшего примера, чем те, которые 
касаются понимания детьми сексуальной жизни, а именно — различий между 
мальчиками и девочками, того, что делают мама и папа, чтобы родить ребенка, и 
откуда появляются дети. Мы многое узнали, изучая реакции детей, и, как вам, 
вероятно, известно, первая заповедь родителям — не кормить детей историями о 
находке в капусте или подарке от аиста, а рассказать правду, которую исповедует 
психоаналитик. Психоаналитик должен также объяснить, как поступают дети с этой 
правдой. Сейчас у нас в детском саду есть несколько детей, у которых за 
последние шесть месяцев появились братья или сестры и которые ввиду этого очень 
озабочены вопросом рождения. Их родители, юные и окрыленные и совсем не 
старомодные, рассказали своим детям все как есть. Дети поверили только на 
словах. Они понимают, что ребенок появляется внутри матери, и то, как устроены 
мальчики и девочки. Но когда вы наблюдаете за их игрой, вы видите, что в 
действительности они не восприняли ничего из сказанного. Например, они дуют на 
кирпич, как будто «делают ребенка». Или, играя в семью, как папа и мама, 
изображают, что ложатся вместе спать. Дальше обычно происходит следующее: они 
возятся, дерутся, почти готовы убить друг друга: любовь и насилие, похоже, 
неразрывно связаны. В игре также заметно, что они считают, будто все дети 
должны быть мальчиками, и что тело девочки неполноценно, так как в нем чего-то 
не хватает или было удалено в наказание.

Эмоционольное и социольное развитие детей младшего возраста 189
.. Коротко говоря, ребенок переводит реальные факты половой жизни в понятия, 
доступные для его незрелой души и тела, и понятия эти грубы, примитивны, 
жестоки и очень близки содержанию некоторых сказок. Поэтому когда бы вы ни 
захотели убедиться в существовании огромной разницы между детским эмоциональным 
языком и языком фактов, типичным для взрослых, вам не найти лучшей области, чем 
эта.
Давайте допустим, что мы помогли учителям понять некоторые особенности ребенка, 
такие, как его эгоцентризм, иррациональность, иное чувство времени, 
отличительные черты его сексуальности. Но что дальше? В конце концов это только 
предпосылки, подводящие к пониманию процесса развития ребенка, происходящего по 
мере достижения интеллектуальной и социальной зрелости.
Мы должны определить свой дальнейший путь, с этой целью я предлагаю вам пример 
из другой области. Когда я еще была учителем в школе — с этого я начинала, — я 
была поражена тем, что услышала от мальчика из средней школы. Он сказал: «В 
школе было бы прекрасно, если бы тебя все время не перегружали. Разве можно 
понять, как складывать, когда нужно учить, как вычитать, и трудно вычитать, 
когда тебе нужно долго делить. Или ты выучил латынь достаточно, чтобы читать 
очень легкие тексты, но разве тебя оставят в покое? Нет, тебя заставляют читать 
самые трудные и непонятные книги». В то же время от маленькой смышленой девочки 
я услышала, что она действительно любила бы школу, «...если бы здесь не было 
так скучно. Всегда приходится делать одно и то же, по многу раз, ждать, когда 
все поймут материал. Почему нельзя сразу перейти к следующему?» Это привело 
меня к мысли, что детские желания не могут быть исполнены: есть те, кто хочет 
идти вперед, и всегда найдутся такие, которые хотят, чтобы их оставили в покое 
и наслаждаться своими достижениями.
Со временем учителя во всем мире узнали, что интеллектуальное развитие проходит 
через ряд стадий и что ребенка нельзя ни подгонять вперед, ни удерживать на 
стадии, которая ниже его уровня развития. Наконец, что каждому нужно дать 
возможность развиваться интеллектуально в том темпе, который ему близок. Я 
думаю, это ценное наблюдение, которое вы,

1 90 Роздел IV. Развитие ребенка
учителя самых маленьких, должны перенести из области интеллекта в сферу 
реальной эмоциональной и социальной жизни. Здесь также существуют стадии, через 
которые проходит ребенок, и нельзя ни торопить его там, где он не успевает, ни 
удерживать там, где он чувствует себя заключенным в атмосфере, которую он уже 
перерос.
В своих аналитических исследованиях детей мы постарались установить эти стадии 
для различных отношений: стадии развития отношений с матерью, которые в 
действительности i означают всю совокупность раннего эмоционального развития;
развитие товарищества в школе; развитие активности от игры с разными игрушками 
до трудовой деятельности; или стадии развития обращения со своим телом: 
процессы питания, очищения, сохранение здоровья, гигиена и пр.
Наблюдая шаг за шагом детали развития ребенка, со временем меня стал раздражать 
односторонний подход к человеческим отношениям, который выражается в следующих 
высказываниях: «Мать и ребенок должны находиться вместе как можно дольше. Не 
разлучайте их». Или: «Детям нужны товарищи. Как можно раньше выпускайте ребенка 
из дома, пусть он растет в коллективе». Каждое из мнений может быть либо верно, 
если оно опирается на понимание стадии развития ребенка, либо нет, если 
строится на сентиментальных взглядах взрослых. Ни в какой другой области мы не 
посмели бы строить руководство на сентиментальных установках. Можно спросить, 
например, у педиатров, насколько было бы правильно назначать ребенку диету на 
основе впечатления, что молоком матери хорошо кормить ребенка до шестилетнего 
возраста? «Нет, — сказал бы врач. — Мы можем привести множество доказательств, 
что это не соответствовало бы требованиям растущего организма». Если кто-нибудь 
скажет: «Перестаньте кормить грудью и начните кормить рубленой говядиной», это 
может звучать смешно, но именно так мы поступаем по отношению к эмоциональному 
развитию наших детей.
В последние годы вам, наверное, приходилось много слышать о постепенном 
развитии отношений матери и ребенка. Поэтому я не стану сейчас говорить об этом,
 а вместо этого расскажу о том, что непосредственно касается учителей: 
существуют

Эмоциональное и социальное развитие детей младшего возраста 191
похожие стадии развития в жизни ребенка, которые ведут его от относительной 
замкнутости семейных отношений к широкой общественной жизни.
Все мы знаем, что нам нужно от детей в детском саду: чтобы они радовались 
своему окружению и хорошо ладили между собой. Но мы часто спрашиваем себя: «Что 
должно происходить до того, как они научатся этому?» В моей клинике нам 
довелось ухаживать за несколькими детьми после рождения. Мы собирали матерей с 
младенцами в клинике в течение первых 16 месяцев, чтобы посмотреть, как играют 
дети с матерями в определенные послеобеденные часы. Потом они приходили в наш 
детский сад, если мы могли принять их, когда им было уже три — три с половиной 
года. Это дало нам возможность наблюдать за развитием их дружеских отношений не 
с братьями ^i сестрами, а с товарищами вне семьи.
Мы установили примерно четыре стадии. На первой стадии мат^> и дитя едины, и 
кто бы ни становился между ними, это нарушает равновесие. Например, если другой 
ребенок пытается влезть на колени к матери, его сгоняют. Этот другой ребенок 
лишний, он мешает. Вы можете увидеть, что ребенок ведет себя асоциально, 
эгоистично. Конечно, это так и есть: он асоциален, и должен быть таким в этом 
возрасте. Это первая стадия, где, как я уже сказала, другой ребенок вызывает 
беспокойство.
Затем наступает вторая стадия, когда другой ребенок становится уже интересен. 
Например, у кого-то из присутствующих в комнате сильно вьющиеся волосы, и все 
дети подходят и трогают эти волосы. Но это не сам ребенок, а его волосы 
привлекли внимание. Или ребенок везет игрушку на колесах, а на его пути 
находится другой ребенок; первый продолжает свой путь так, как будто на его 
пути предмет мебели. Если ребенок споткнулся, для него это означает, что мебель 
упала на него и кто-нибудь должен подойти и поднять ее. Это говорит о том, что 
на второй стадии другой ребенок еще не воспринимается как человеческое существо.
 Он воспринимается как неодушевленный предмет, почти как живая игрушка.
Мишка является хорошим партнером по игре потому, что с ним можно делать все что 
угодно, и он ничего не сделает в ответ. Ребенок швыряет своего микку в угол, 
потому что он зол.

1 92 Раздел IV. Развитие ребенка
Мишке плохо, и ребенок берет его, жалеет, и с мишкой уже все в порядке. Именно 
в этом состоит ценность игрушек. Но обращение с другими детьми на этой стадии 
подобно обращению с игрушками, и когда они отвечают обидчику тем же, это 
оказывается неожиданностью для ребенка. У наших малышей в возрасте от 16 
месяцев до двух лет вы можете в таких случаях увидеть на лицах такое удивление, 
как будто «ребенок-мишка» вскрикнул или ударил.
Затем наступает стадия, где два ребенка начинают интересоваться одними и теми 
же игрушками, иногда сильно конфликтуя. Я помню двоих малышей в возрасте двух с 
половиной лет, которые играли в детском саду на кухне. Один мальчик стремился 
вытащить все блюдца и чашки из детского кухонного шкафа и поставить на стол, а 
второй с тем же упорством пытался поставить их обратно. Они достаточно долго 
играли мирно, не замечая, что их цели противоположны, пока наконец не возникло 
затруднение, и игра прекратилась.
Это способствует переходу на следующую стадию, где дети становятся партнерами: 
они спрашивают, приглашают, используют друг друга для достижения игровых целей, 
как это происходит во всех детских садах. Целью может быть, например, постройка 
гаража для машины, тогда один мальчик может подойти к другим детям и сказать: 
«Кто поможет мне построить гараж для этой машины?», и они могут играть полчаса 
или час и построить что-то красивое; или они могут делать что-то, используя 
песок, воду, поезда, тоннели и т. д., и прекрасно сотрудничать — не на основе 
личной дружбы, а на основе общей цели. Это чрезвычайно важная стадия в детской 
жизни. Когда цель достигнута, группа распадается, дети снова идут каждый своим 
путем.
Так формируется четвертая стадия, когда другой ребенок становится ценным не 
только как товарищ по игре, но и как личность со своим правом любить, 
ненавидеть, восхищаться, соперничать, выбирать друзей. Я не знаю, каковы ваши 
собственные наблюдения, но мы у себя наблюдали за несколькими такими парами, 
иногда мальчика и девочки, иногда двух мальчиков или двух девочек с настоящими 
личностными чувствами и симпатией друг к другу. Мы видели неподдельное горе, 
если их разлучали.

Эмоциональное и социальное развитие детей младшего возраста 1 93
   Интересен тот факт, что нельзя заставить ребенка, находящегося на второй 
стадии, когда другие воспринимаются как игрушки, вести себя так, как 
свойственно детям третьей или четвертой стадии, или наоборот. Эти процессы 
роста и адаптации достигаются постепенно, точно так же как родители не могут 
уберечь детей от установления множества отношений, которые возникают, только 
когда ребенок уже достиг фазы постоянства своих отношений в привязанности к 
людям. Мне кажется, что понимание этих фаз эмоционального и социального роста 
дает нам основание, чтобы разбить детей на группы, как это происходит при 
делении школьной популяции на классы на основании психологических тестов по их 
интеллектуальной градации.
   
   
194 Раздел IV. Развитие ребенка
Эмоциональное и инстинктивное
К сожалению, не существует стандартизированных методов определения норм 
эмоционального и инстинктивного развития детей всех возрастов. Имеющиеся тесты 
психического развития (Гезелл) включают оценку поведенческих норм в разные 
периоды младенческого возраста, хотя это делается скорее с целью дифференциации 
интеллектуальной нормы и психической * отсталости у детей, чем для изучения 
собственно развития поведения. В некоторых тестах (Роршах) исследуется развитие 
аффективных состояний и их нарушения. В других тестах, например тестах для 
оценки эмоционального развития, используются продукты фантазии ребенка. Но эти 
попытки остаются единичными, большая же часть не дает ничего, кроме описания 
отдельных случаев и освещения второстепенных аспектов эмоциональной жизни детей.
 На нынешнем уровне знания, как мне кажется, неполного и интуитивного, они не 
облегчают задачу исследователя, призванного изучать личность комплексно, 
стремящегося вынести надежное суждение об этой стороне детской природы.
   В основе процессов формирования детского характера и последующего 
социального развития лежат два инстинкта: секс и агрессия. Их проявления и 
вызываемые ими эмоции были предметом психоаналитической психологии на 
протяжении последних 50 лет.
   Детство и секс. До начала нынешнего столетия считалось, что детство свободно 
от сексуальности. Предполагалось также, что сексуальный инстинкт начинает 
проявляться в период полового созревания с первыми признаками влечения к 
противоположному полу. Асексуальность рассматривалась как одна из главных 
характеристик детства, которая подкрепляла веру в так называемое «счастье» и 
«безмятежность» первых лет жизни. Где бы ни обнаруживались проявления детской 
сексуальности, такие, как сексуальное любопытство или сексуальные
' Текст дан по изданию: Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа. Т. I. 
M, 1999. С. 285.

Эмоциональное и инстинктивное развитие 1 95
действия (мастурбация, сексуальные игры с другими детьми), они воспринимались 
как признаки отклонения от нормы, сексуальной распущенности или дегенерации.
В отличие от этих убеждений психоаналитические исследования, посвященные 
изучению и лечению неврозов, продемонстрировали существование детской 
сексуальности. Сексуальность детей отличается от сексуальности взрослых, 
поскольку имеет другие цели и формы выражения. Сексуальное поведение детей 
предваряет их действия в зрелом возрасте и реализует детские ожидания и 
удовлетворение тем же по сути образом, что и у взрослых. Сексуальная жизнь в 
детстве, естественно, не направлена на воспроизводство, хотя она формирует 
основу генитальной сексуальности взрослых. Понятие сексуальности, которое 
раньше включало только генитальную функцию, было тем самым расширено и стало 
включать прегенитальную и экс-трагенитальную функции. Энергию, питающую 
сексуальные влечения детей и взрослых, стали называть либидо.
Ранние стадии развития либидо. Приятные ощущения, которые у взрослых вызываются 
стимуляцией гениталий, в детстве дают другие части тела. Первым участком тела, 
играющим такую роль в детской жизни, является оральная зона. С начала кормления 
грудью младенец испытывает удовольствие от стимуляции поверхности ротовой 
полости, вызванной током молока. Он учится получать это удовольствие независимо 
от процесса кормления, сося большой палец. (Многие младенцы сосут другие пальцы,
 кулак или части тела в пределах досягаемости, а также уголок одеяла или 
подушки.) На более поздних стадиях развития дети тянут в рот почти все 
возможные предметы, и таким образом предметы изучаются и становятся знакомыми, 
принося приятные ощущения. Эти ощущения создают первый опыт удовольствия 
сексуального характера. Взрослые смотрели на них с подозрением и старались 
предупредить задолго до того, как была открыта их сексуальная природа. Попытки 
отучить сосать палец наталкивались на упрямое сопротивление ребенка, точнее, 
сопротивление той силы, которая обеспечивает инстинкт либидо, стоящий за этим 
действием. Оральная зона обладает способностью приносить удовольствие в период 
сосания груди, а у многих детей намного дольше.

1 96 Раздел IV. Развитие ребенка
   Примерно с полуторагодовалого возраста роль ротовой полости в выработке 
возбуждения сексуального характера (эрогенная зона) переходит к участку тела 
вокруг анального отверстия;
по-видимому, это происходит в результате постоянного внимания, обращенного к 
этому участку в течение длительного периода обучения туалету. Одновременно с 
преобладанием этих ощущений в так называемой анальной фазе ребенок проявляет 
повышенный интерес к процессу дефекации в целом. У него возникает желание 
трогать и размазывать свои экскременты, он также предпочитает играть с теми 
веществами, которые напоминают экскременты по цвету, консистенции или запаху. В 
анальной фазе развития ребенок также настойчиво ищет «грязных» игр, подобно 
тому как в оральной фазе он стремится сосать палец.
Приблизительно в возрасте 3-4 лет интересы ребенка начинают концентрироваться 
на гениталиях. Орган, который в это время доставляет ребенку наибольшее 
удовольствие, — пенис у мальчиков и соответственно клитор у девочек. В данной 
фаллической фазе гордость за пенис и то, что он может делать (эрекция, игры при 
мочеиспускании), имеют большое значение для мальчика; девочки испытывают 
зависть к пенису. В этой фазе сексуальное любопытство, например интерес к 
половым различиям, интимным отношениям родителей и тайне рождения, достигает 
своего пика, который длится примерно от 3-4 до 5-6 лет. Основная активность 
фаллической фазы для обоих полов — генитальная мастурбация.
Эти тенденции детского развития представляют собой компоненты сексуального 
инстинкта, о чем говорят следующие факты: во-первых, прегенитальные действия в 
сексуальности взрослых продолжают играть постоянную, хотя и подчиненную роль, 
выступая либо как прелюдия, либо сопровождение полового акта; во-вторых, 
существуют определенные формы сексуальной патологии, так называемые перверсии, 
где любое из инфантильных сексуальных действий может заменить желание 
сексуальной близости и стать главной формой выражения сексуальности в зрелом 
возрасте (фелляция, куннилингус, копро-филия, скопофилия, эксгибиционизм и т. д.
).
С точки зрения генитальности взрослых сексуальная жизнь ребенка это извращение 
(что объясняет, почему наблюдатели

Эмоциональное и инстинктивное развитие 1 97
так неохотно говорят об этом); с точки зрения развития инстинктивные компоненты 
детской сексуальности являются нормой.
   Развитие агрессивного инстинкта. Многие авторы считают, что детская 
агрессивность это не внутреннее инстинктивное побуждение, а реакция на 
фрустрацию и запреты, с которыми сталкивается ребенок. Недавно получила 
подтверждение точка зрения, согласно которой агрессивный инстинкт является 
истинной и ведущей силой в жизни ребенка с момента его рождения.
   Проявления агрессивного инстинкта тесно связаны с проявлениями сексуальности.
 В оральной фазе они проявляются в оральном садизме и выражаются в стремлении 
повредить привлекательный объект, съев его (оральная инкорпорация);
здесь зубы используются как орудие агрессии. В анальной фазе агрессия 
проявляется в анальном садизме. Дети этого возраста агрессивны, деструктивны, 
своевольны, властны и одержимы;
часто пребывая в состоянии раздражения и гнева, они обычно толкаются, пинаются, 
царапаются и плюются. В этой фазе особенно трудно разграничить начало 
проявления сексуальности и собственно агрессивность, поскольку ребенок обычно 
относится к любимым людям и предметам нечутко, жестоко, часто мучает их. В 
фаллической фазе агрессивность проявляется в таких благородных формах, как 
мужественность, защита, безрассудство перед лицом угрозы и соревновательность. 
Если с возрастом не происходит естественного слияния агрессивных желаний с 
сексуальными инстинктами, они начинают выступать как сугубо деструктивная сила.
- Когда агрессивные силы направлены на окружающих, они способствуют 
самосохранению; когда внутрь себя — они угрожают физическому или психическому 
здоровью ребенка.
   Аутоэротизм и объектная любовь. С помощью тела ребенок удовлетворяет лишь 
малую толику своих сексуальных и агрессивных побуждений — он сосет палец, 
предается анальным удовольствиям, мастурбации или другим действиям (кусает 
ногти, ковыряет в носу, заталкивает предметы в уши). Часто дети в раннем 
возрасте катаются по полу и бьются головой — это явление того же порядка, когда 
ребенок удовлетворяет
   
198 Раздел IV. Развитие ребенка
примитивное желание ритмических движений тела, к которому добавляется 
направленная на себя агрессия.
Эти аутоэротические действия формируют так называемые дурные привычки детства, 
с которыми взрослые ведут непрекращающуюся войну. Они сталкиваются со всей 
мощью инстинктивных влечений, которым эти действия дают выход. Ауто-эротическяе 
действия сами по себе нормальные и обычные явления. Однако благодаря 
воспитательным усилиям взрослых, которые им противостоят, аутоэротические 
действия помимо удовлетворения делают ребенка самодостаточным и тем самым менее 
подверженным внешним влияниям.
В норме большая часть сексуальных и агрессивных желаний в поисках 
удовлетворения обращена на других людей. Люди из ближайшего окружения, на 
которых направлены эти усилия, — объекты любви — играют огромную роль в 
сохранении баланса всей эмоциональной и инстинктивной жизни ребенка. Если с 
детьми равнодушно обращаются те, к кому обращены их чувства (детдомовские дети),
 или же детям пришлось в раннем возрасте часто менять свое окружение (дети 
военных, брошенные, сироты, бездомные дети), то в дальнейшем они оказываются 
неспособны создавать прочные, долговременные и теплые отношения с другими 
людьми. В результате их сексуальные усилия обращаются на себя, аутоэротические 
действия усиливаются как плата за разрыв отношений с внешним миром. Такие дети 
становятся замкнутыми, зацикленными на себе и трудноуправляемыми.
Ярко выраженные аутоэротические привычки не поддаются коррекции или устранению 
с помощью угроз или наказания. На них косвенно влияют колебания отношений детей 
с объектами любви. Там, где создаются условия для развития нормальных отношений 
любви с родителями или их заместителями, аутозротизм в будущем автоматически 
утрачивает свое значение и играет лишь второстепенную роль.
Развитие объектной любви. Как было описано в предыдущей главе, первая 
привязанность у младенцев формируется к матери или тому, кто его кормит. Эта 
первая «любовь» младенца собственническая и корыстная. Его жизнью управляют 
ощущения, сигнализирующие о возникновении потребности и ее

199
Эмоциональное и инстинктивное развитие
удовлетворении, ощущения удовольствия и дискомфорта. Мать лишь постольку 
является значимым объектом в его жизни, поскольку дает удовольствие и устраняет 
дискомфорт. Когда потребности младенца удовлетворены, то есть когда ему тепло, 
сухо и из желудка поступают приятные ощущения, его интерес к миру объектов 
исчезает, и он засыпает. Когда ему голодно, холодно и сыро или беспокоит 
кишечник, он взывает о помощи к внешнему миру. В этот период потребность в 
объекте неразрывно связана с сильной потребностью организма.
С 5-6 месяцев младенец начинает обращать внимание на мать не только тогда, 
когда он находится под влиянием острых телесных желаний. Он радуется обществу 
матери, любит, когда с ним ласковы, играют и не любит оставаться один. Он 
реагирует на присутствие матери и даже на ее настроение разными способами. 
Желание получить ее любовь становится потребностью, сравнимой по интенсивности 
с телесными потребностями.
На втором году жизни связь с матерью усиливается и становится более интимной. 
Многие малыши с трудом переносят даже краткую разлуку с матерью; на каждый ее 
уход они реагируют так отчаянно и гневно, как будто мать уходит навсегда. Они 
не могут играть сами и беспомощно плачут, если мать покидает комнату или дом. 
По этой же причине часто становится трудно уложить ребенка вечером спать. 
Обычно за такое поведение винят мать: если ребенок не переносит разлуки с 
матерью, то это означает, что она «испортила» ребенка. Вернее было бы сказать, 
что мать сама беспомощна перед этими приступами отчаяния, которых она не 
понимает и которые привязывают ее к дому и ребенку. Длительная разлука 
(госпитализация, болезнь или роды матери) часто действует на ребенка как 
травматический шок и иногда выражается в полном отчуждении от матери. Хотя 
ребенок может изводить мать и обращаться с ней требовательно-пренебрежительно 
(из-за анально-садистичес-кого характера его желаний), отношения между ним и 
матерью постепенно становятся все более взаимными. Ребенок уже не только 
требует удовлетворения своих потребностей, но и начинает проявлять свою любовь 
и нежность, приносить ради матери маленькие жертвы, делиться пищей и дарить ей 
подарки.

200 Раздел IV. Развитие ребенка
С развитием интеллекта и сознания, а также в результате происходящих с ним 
событий ребенок рано или поздно научается жить в эмоциональном согласии с 
матерью и со всей семьей. В семьях, где есть старшие братья и сестры, ребенок 
адаптируется к существованию других претендентов на материнскую любовь. На 
основе их общих отношений к родителям ребенок учится распределять внимание и 
делиться материальными приобретениями с братьями и сестрами, тем самым делая 
первый важный шаг на пути развития духа коллективности. Ревность и зависть к 
старшим братьям и сестрам может ' быть очень сильной. Чувство, что он меньше и 
слабее, может вести к осознанию своего бессилия и беспомощности по сравнению с 
ними. Но в целом он понимает их более взрослые требования, и удовольствие быть 
принятым ими и разделять их дружбу компенсирует ребенку прекращение особой 
заботы мат.ери и внимания, которое он получал, будучи младенцем.
Ситуация выглядит совершенно иначе, когда в семье есть младшие дети. Появление 
следующего ребенка, который занимает его место на руках матери, вызывает 
горькую обиду. Старший ребенок чувствует, что его предали, отвергли и покинули. 
Он испытывает сильную ревность и даже ненависть к новорожденному, который лишил 
его собственности, он желает, чтобы тот умер или исчез. Ребенок соперничает с 
новорожденным во всем, даже в праве на то, чтобы снова быть мокрым и грязным. 
Он выражает желание снова сосать грудь или бутылочку, спать в коляске. Его 
любовь к матери превращается в ненависть, когда она не разрешает ему делать 
этого. Сейчас уже все понимают, что эти негативные переживания могут стать 
причиной разнообразных расстройств, таких, как трудности засыпания и приема 
нищи, ночное недержание, нерегулируемая дефекация, вспышки ярости и ряда других 
поведенческих проблем.
Отношение к отцу еще более сложное. В отличие от братьев и сестер он сам 
является объектом любви и в нормальной семье обладает неограниченной властью 
над ребенком. Ребенок восхищается и боится его, а также любит. Но отец в то же 
время — другой претендент на любовь матери, и в этой роли он ненавистен. 
Двойственное отношение к отцу, которое отчетливо проявляется уже ко 2-3-му году 
жизни, приобретает большую

Эмоциональное и инстинктивное развитие 201
значимость ближе к четвертому году, когда ребенок вступает в фаллическую фазу.
   Таким образом, эмоциональное развитие мальчиков и девочек до 4 лет протекает 
сходным образом; с этого возраста они начинают развиваться в двух разных 
направлениях. Мальчик все больше и больше начинает идентифицировать себя с 
отцом и во всем подражать ему. Б то же самое время изменяется его отношение к 
матери; он перестает быть зависимым малышом и превращается в маленького мужчину,
 который ведет себя по отношению к матери как защитник и даже несколько 
снисходительно, старается вызвать ее восхищение, чтобы удивить ее, идет на 
разные подвиги и хочет обладать ею вместо отца. Его сексуальное любопытство 
направлено на интимную жизнь матери, в которой он желает быть на месте отца. 
Девочка, с другой стороны, вырастает с чувством привязанности к матери. Она 
начинает подражать ей, играя в дочки-матери с куклами или младшими детьми. В 
отличие от мальчика девочка направляет свою любовь на отца и желает, чтобы он 
признал ее и принял на место матери.
   Так оба пола получают свой первый опыт влюбленности, полный смятения чувств, 
надежд и желаний, разочарований и обид, радости и горя, гнева, ревности, 
отчаяния, которые это состояние приносит с собой. Их любовь к родителю 
противоположного пола создает или, как в случае мальчика, усиливает уже 
существующее соперничество с родителем своего пола. Мальчик любит мать, 
направляет свои инстинктивные желания на нее и желает смерти отца, который 
стоит на его пути;
девочка любит отца и в своем желании быть рядом с ним в фантазиях устраняет 
мать. Это тип семейных отношений, для обозначения которого по аналогии с 
древнегреческим мифом был введен термин Эдипов комплекс.
   (Хотя в целом эта модель эмоциональной жизни ребенка всегда имеет место, 
отклонения от нормы встречаются часто. Много неполных семей, где мать овдовела 
и/или одна воспитывает ребенка; здесь ей приходится брать на себя роль отца в 
дополнение к своей собственной. Многие отцы слабы, бездеятельны и не отвечают 
тому идеалу мужественности, который ищет мальчик. Благодаря бисексуальной 
природе, в норме присущей
   
202 Раздел IV. Развитие ребенка
человеку, мальчики обладают женскими чертами так же, как и мужскими. Многие 
мальчики, вместо того чтобы принять за эталон образ отца, идентифицируют себя с 
матерью и подражают ее поведению, принимая женскую установку по отношению к 
отцу. Так называемый извращенный Эдипов комплекс встречается и у девочек; в 
целом для обоих полов изменение установки ведет к различным нарушениям 
психологического развития.)
Ошибочно полагать, что чувства ребенка менее интенсивны, ^ чем соответствующие 
эмоции взрослых. Неверно также думать, что ребенок слишком мал для того, чтобы 
серьезно относиться к таким вещам и к роли сексуального партнера, которым он 
себя видит. Каждый ребенок в определенный момент делает открытие, что родители 
недоступны как объект его желаний, по крайней мере в той степени, в какой он 
хотел бы ими обладать. Много неприятностей происходит из-за того, что ребенок 
оказывается слишком маленьким, слабым и зависимым по сравнению с 
родителем-соперником. Его желание стать «большим», жениться на любимом человеке 
и рожать детей является центром детских фантазий в этом возрасте, но рушится 
при столкновении с реальностью и встреченным отпором, который зачастую 
сопровождается насмешками со стороны самих родителей. Когда дети в конце концов 
осознают тщетность своих Эдиповых желаний, они очень остро переживают 
разочарование. Каким бы способом ни преодолевалась фрустрация их первой 
объектной любви, следы этих переживаний остаются навсегда. При этом формируется 
модель поведения, которая будет воспроизводиться вновь и вновь в дальнейшей 
жизни и которая служит объяснением многочисленных и загадочных идиосинкразии, 
странностей и трудностей любви и сексуальной жизни у взрослых.
Трансформация инстинктов. Маленький ребенок целиком находится под БЛИЯ! нтем 
своих инстинктивных желаний; он представляет собой нецивилизованное и 
примитивное существо. Он неопрятный и агрессивный, эгоистичный и нечуткий, 
нескромный и любопытный, жадный и деструктивный. У него отсутствует 
самоконтроль и опыт подчинения своих действий требованиям внешнего мира. 
Единственная сила, направляющая

Эмоциональное и инстинктивное развитие 203
его, — стремление получать удовольствие и избегать боли. Вылепить из этого 
сырого материала будущего члена цивилизованного общества — первостепенная 
задача родителей. В прошлом воспитатели и педагоги не отвечали за детей до пяти 
лет, то есть до того времени, когда основная масса инстинктов уже претерпевала 
изменения. С тех пор как детские дошкольные учреждения были официально признаны 
первой ступенью образования, ситуация изменилась, и образование теперь 
охватывает период расцвета детской сексуальности и агрессивности. Это создает 
для учителей такие проблемы, которые раньше существовали только в семейном 
кругу. В семье инстинктивная" жизнь ребенка строится по этическим нормам 
взрослого сообщества. С этой точки зрения оральные действия ребенка оцениваются 
как жадность, анальные как занудство, а эксгибиционизм как бесстыдство. Степень 
осуждения различных проявлений либидозного или агрессивного характера варьирует 
в зависимости от норм того класса, к которому принадлежат родители ребенка. В 
некоторых слоях общества оральные удовольствия допускаются, тогда как анальные 
желания и агрессия строго караются (нижний средний класс). В других 
агрессивность и деструктивность оказываются наиболее наказуемыми, тогда как 
сексуальное любопытство воспринимается более снисходительно (верхний средний 
класс). Для детей всех классов любые моральные нормы этого рода абсолютно чужды.
 Сами дети считаются только с растущим напряжением в организме, если 
инстинктивные потребности остаются неудовлетворенными. Они переживают это 
напряжение как болезненное и, чтобы облегчить или предотвратить его, пытаются 
удовлетворять каждое желание как можно быстрее. Цели детей н родителей по 
отношению к инстинктивным побуждениям противоположны. Родители озабочены 
будущей адаптацией ребенка к стандартам взрослых, а ребенок — только снятием 
напряжения в данный момент. Ребенок стремится к полному и незамедлительному 
удовлетворению желания; родители же стремятся подавлять или по крайней мере 
строго ограничивать желания ребенка. В этой борьбе, которая составляет ядро 
раннего воспитания, ребенок оказывается слабее родителей. Поскольку от них 
зависит удовлетворение его материальных и эмоциональных

204 Раздел IV. Развитие ребенка
потребностей, он не может рисковать, излишне провоцируя их недовольство. Хотя 
он боится неудовлетворения, этот страх перекрывают два куда более серьезных 
страха: страх наказания и страх лишиться родительской любви. Благодаря тревоге, 
которая скрыто присутствует у всех детей, страх наказания может приобретать 
фантастические формы. Там; где родители слишком суровы, ребенок может 
чувствовать угрозу отвер-жения: например, ему начинает казаться, что его хотят 
отослать из дома, для того чтобы с ним что-то случилось. Или ; бояться, что 
могут отрезать большой палец, чтобы он его больше не сосал; отрезать пенис за 
то, что он играет с ним (страх кастраи,ии); может парализовать руки за то, что 
он дотрагивается до гениталий, и т. д. Считается, что страх лишения 
родительской любви также давит на сознание ребенка. Хотя эта угроза повсеместно 
используется родителями, которые стремятся избежать более суровых мер (как 
телесные наказания), тем не менее она воспринимается детьми реально и действует 
как эффективное средство против исполнения желаний, равное и для многих детей 
превосходящее по силе страх наказания. Независимо от того, одобряют родители ту 
или иную меру, обычный ребенок не способен противостоять им. Он будет в 
различной степени послушным, то есть подчиняться их запретам и ограничениям.
Удовлетворение желаний в детстве было бы лишь частичным, если бы не гибкость 
сексуального и агрессивного инстинктов, которая выручает ребенка и которой 
недостает базовым органическим потребностям, таким, как голод и сон.
Маленький ребенок в ожидании пищи страдает от растущего напряжения мук голода. 
Можно на время отвлечь его внимание от неприятных ощущений, предлагая взамен 
другие удовольствия (игрушки, игры, пение и т. д.), но через какое-то время 
чувство голода снова даст о себе знать. Такое оральное удовольствие, как 
сосание пальца, также может на короткое время принести облегчение; тот же 
результат можно получить, дав ребенку попить воды или чая, чтобы возникло 
ощущение на-полненностн желудка. Однако действие всех этих замещающих мер 
ограничено и в долговременной перспективе иллюзорно. После каждой попытки 
отвлечь чувство голода оно будет заявлять

Эмоциональное и инстинктивное развитие 205
о себе с новой силой, и в конце уже ничем, кроме пищи, нельзя будет облегчить 
страдания ребенка.
К счастью для воспитателей, разные элементы детской сексуальности обладают 
разной степенью устойчивости. Они могут регулироваться самим ребенком, когда 
либо слишком трудно, либо слишком опасно выставлять их напоказ, при явном 
неодобрении взрослых. Например, маленький ребенок не может сохранить свои 
привычки быть грязным или жестоким, если они встречают резкое осуждение матери. 
После многократного повторения ситуации, когда мать либо наказывает, либо 
«больше не любит» его из-за проступков, ребенок меняет свои установки по 
отношению к самим желаниям, начинает терять привязанность к ним, все больше и 
больше отходит от них и в конце концов «забывает», что раньше они доставляли 
ему удовольствие. Психический процесс, сопровождающий этот способ обращения с 
инстинктивными импульсами, называется подавление. Суть его в том, чтобы не 
допускать в сознание образы, которые выражают это конкретное стремление. Тем 
самым стремление исключается из сознания и перемещается в бессознательное, 
создавая иллюзию, что само стремление перестало существовать. Теперь оно 
действует из бессознательного, но прекращает, по крайней мере на время, 
вызывать напряжение и страдание на поверхности сознания. Многие сексуальные 
установки по отношению к родителям и негативные чувства к ним, свойственные 
описанному выше типу семьи (Эдипов комплекс), подвергаются воздействию 
механизма подавления, который очень важен для психического развития ребенка. 
Подавление отвечает за разграничение в психике ребенка сфер сознания и 
бессознательного, а также за забывание прошедшего и его негативного содержания, 
а также нетерпимость в дальнейшем к тем желаниям, к которым индивид был 
привержен на протяжении первых лет жизни.
Если подавление не спасает от возврата запретных и пугающих желаний, вступают в 
силу другие психические методы [защиты]. В ходе развития ребенок может обращать 
повышенное внимание на противоположные отвергаемым свойства и качества. 
Например, если ребенок по натуре жесток, в нем будет развиваться чрезмерная 
жалость; ребенок, который подавлял

208 Раздел IV. Развитие ребенка
удовольствиям, так же как не могут осуществиться его Эдипо-вы фантазии.
С другой стороны, если родители научатся воспринимать инфантильные импульсы в 
новом свете, можно избежать многих проблем и предотвратить невротическое 
развитие ребенка. Необходимо понять, что эта деятельность является результатом 
биологически необходимых, изначально нормальных и здоровых желании. Каждый 
импульс, если он возник, должен оцениваться по его вкладу и его дальнейшей роли 
во взрослой' ^ жизни, а не с точки зрения этических норм. Нужно дать ребенку 
достаточно времени для изучения своих побуждений. Кроме того, не следует 
приучать ребенка подавлять свои импульсы, наоборот, ему нужно помочь найти 
дозволенные и приносящие удовлетворение способы проявления инстинктов.
Неблагоприятная ситуация складывается тогда, когда трансформация инстинктов 
проходит слишком быстро. Приучение к туалету, например, будет иметь меньше 
вредных последствий для психологического развития ребенка (таких, как упрямство,
 повышенная брезгливость, навязчивые действия), если будет проводиться в 
течение двух лет, а не менее. Сексуальное любопытство должно быть допустимо до 
тех пор, пока не придет время направить его в русло обучения; агрессивность 
должна снижаться под контролем постепенно, чтобы высвободившаяся энергия 
оставалась доступной для сублимированного поведения. Многие родители гордятся, 
когда их дети начинают в раннем возрасте вести себя как взрослые, 
контролирующие свои инстинкты, но для здорового развития ребенка такое 
преждевременное достижение нормы потенциально опасно.
Эмоции и инстинкты в латентный период (школьный возраст). После достижения 
своего пика примерно в возрасте пяти лет отношение детей к родителям становится 
более спокойным, инфантильная сексуальность затухает. Вместо того чтобы 
развиваться дальше вплоть до сексуальной зрелости (как это происходит у 
животных), лнбидозные желания слабеют и отходят на задний план. Трудно сказать, 
в какой мере эта перемена происходит благодаря действию механизма подавления, 
которое на предыдущей стадии развития привело инстинкты в подполье, ив какой 
мере благодаря биологическому ослаблению либидо,

Эмоциональное и инстинктивное развитие 209
которое всегда происходит в этом возрасте и продолжается до младшего 
подросткового возраста. Наблюдения показывают, что сексуальная активность между 
пятью и десятью годами более заметна там, где раннее воспитание по каким-то 
причинам не проводилось и контроль инстинктивной жизни в первой фазе не был 
установлен. С другой стороны, некоторое ослабление силы либидо в последующий 
период всегда ощутимо, и этот разрыв в процессе сексуального развития является 
важной характеристикой человеческой расы. Каковы бы ни были причины, 
сексуальный инстинкт остается более или менее скрытым в младшем школьном 
возрасте. Это приводит к относительной слабости эмоциональных и инстинктивных 
проявлений и, следовательно, к определенным изменениям в поведении, 
переживаниях, объектных отношениях и содержании сознания.
Поведение в латентный период. Ребенок выходит из раздирающих его в течение пяти 
лет жизни конфликтов с определенным расщеплением личности. Он уже не является 
абсолютно инстинктивным существом, каким был при рождении. Одна его часть 
изменилась и приобрела новые качества: умение наблюдать, интерпретировать и 
запоминать происходящее во внешнем и внутреннем мире и умение контролировать 
свои реакции на происходящие события. Эта часть личности заняла центральную 
позицию, стала управляющим центром, недосягаемым для инстинктов, из которых она 
произошла и (как это было показано выше) пытается контролировать инстинкты. Это 
та часть личности, которой ребенок себя ощущает, и называет «Я» (эго).
Поведение в период младшего школьного возраста определяется реакциями эго в той 
же мере, в какой поведение в течение первых пяти лет жизни определяется 
инстинктами. Затухание сексуальных желаний освобождает ребенка от его наихудших 
опасений. Вместо того чтобы постоянно искать удовлетворения и упражняться в 
контроле своих чреватых опасностью желаний, его эго теперь имеет возможность 
свободно развиваться и использовать свой интеллект и энергию в новых 
направлениях. Ребенок может теперь сконцентрироваться на поставленных перед ним 
задачах даже в том случае, если они не приносят

206 Раздел IV. Развитие ребенка
желание смерти своих близких, станет проявлять особую заботу и тревогу о 
здоровье своих родителей, братьев и сестер, тогда как тот, кто подавлял свой 
эксгибиционизм, станет ужасно застенчив. Эти гипертрофированные свойства и 
качества являются формированием реакции, которое стоит на страже, не допуская 
возвращения подавленных инстинктивных влечений,
   Той же цели служат и другие психические приемы, которые могут быть 
использованы дополнительно или вместо подавления. Например, брат и сестра в 
течение некоторого времени ведут себя агрессивно, кусают друг друга, но затем 
прекращают из-за неодобрения взрослых. После чего начинают жаловаться, что 
другие дети, собаки или лошади, а также их игрушечные животные нападают на них 
и кусаются. Они даже создают в своем воображении сказочных чудовищ, которых 
начинают бояться. Тем самым они проецируют запрещенные импульсы во внешний мир. 
Если агрессивные желания запретны не сами по себе, а только по отношению к 
конкретным людям (например, родителям), они могут перемещаться на других людей 
или животных (замещение), так у них больше шансов воплотиться. Особая форма 
замещения исполнения желаний — это так называемая сублимация примитивных 
инстинктивных побуждений, которая играет важную роль в процессе воспитания. 
Многие из ранних удовольствий ребенка, например играть и измазываться фекалиями,
 бегать голышом, раскрывать сексуальные тайны, могут найти себе способы 
выражения, сходные с естественными, но которые при этом принимаются окружающими,
 а не запрещаются. Ребенок может получать, как и прежде, удовольствие, например,
 пачкаясь, когда рисует красками или лепит из пластилина; он может получать то 
же самое удовольствие, что и от эксгибиционизма, демонстрируя свою одежду или 
разнообразные умственные или физические достижения. Свое любопытство он может 
направить с запретных тем в область общих знаний и получать от этого гораздо 
большее удовлетворение. Там, где инстинктивное влечение подавляется, энергия, 
или либидо, заключенное в нем, остается в бессознательном и больше не 
используется. Если ребенку удается сублимировать инстинктивное влечение, то 
движущая сила этого примитивного желания «отключается» от первоначальной
   
Эмоциональное и инстинктивное развитие 207
цели и переключается на социальную активность. Тем самым эта социальная 
активность легче достигается и становится удовольствием, а не бременем.
Период жизни, в который возводились эти барьеры против свободы выражения 
инстинктов, едва ли может быть назван «беззаботным» или особо счастливым. 
Ребенок почти постоянно ощущает контроль со стороны, побуждающий его умерить 
бурлящие внутри силы и требующий подавления инстинктивных выражений. Он 
непоследователен в своем поведении: то становится на сторону внешнего мира 
против своей собственной природы (стремление «быть хорошим»), то противостоит 
взрослым, служа удовлетворению инстинктов («быть плохим»). Это состояние 
конфликта объясняет ту тревогу, колебания настроения и беззащитность, которые 
часто встречаются в ранние годы жизни каждого ребенка.
Наибольшую помощь в этот трудный период оказывает эмоциональная привязанность к 
родным. На протяжении первых лет ребенок должен расстаться с большинством 
непосредственных удовольствий и мириться с косвенным и сублимированным 
удовлетворением. Он обнаруживает, что легче делать так, чтобы потеря 
удовольствия компенсировалась любовью, нежностью и благодарностью родителей.
Непонимание этих закономерностей привело к убеждению, что ребенок может 
освободиться от такого бремени, если ему предоставить неограниченную свободу в 
проявлении инфантильных импульсов. На самом деле выбор такого пути и неправилен,
 и вреден для ребенка. Детские прегенитальные импульсы являются ранними 
стадиями развития сексуального инстинкта и поэтому не должны сохраняться в 
будущем. Свободное удовлетворение на оральном, анальном либо фаллическом уровне 
связывает слишком много детского либидо в этой частной форме удовлетворения и 
поэтому может либо остановить развитие в дальнейшем, либо способствовать 
регрессии на эти ранние стадии развития при встрече с трудностями. Такая 
фиксация возникает, если ребенок был совращен в раннем возрасте и из-за этого 
прибегает к некоторым формам извращенного (инфантильного) удовлетворения. 
Ребенок не может безопасно, без ограничения предаваться прегенитальным

210 Раздел IV. Развитие ребенка
непосредственного удовлетворения желаний, а служат другим интересам. Работа 
школьника занимает место игры до школьника.
   Игра является одним из важнейших видов деятельности маленького ребенка не 
только для развития его инстинктов эмоций и фантазии, но и для развития чувств 
и интеллекта. Kas было показано в многочисленных психологических исследова ниях,
 виды и формы игры на разных возрастных этапах изм& няются, но в зависимости не 
от интеллектуального развития а от эмоциональных проблем, которые находят выход 
в игре В процессе развития с раннего детства до школьного возраст;
прямое и незамедлительное удовлетворение желаний посте пенно сменяется 
косвенным и сублимированным исполнением, пока ребенок не становится способен 
выполнять задания» получать удовольствие от деятельности, которая по своей 
природе не является приятной, но косвенно служит достижения приносящих 
удовлетворение целей. (Примерами могут быт;
длительная и упорная подготовка к постройке хижины, создание костюмов и 
декораций для пьесы, изготовление кукол дл^ кукольного театра; то есть те виды 
деятельности, которые используются в развивающем обучении при переходе от игры 
i труду.) Способность получать удовольствие такого рода доказывает, что эго 
ребенка теперь может действовать свободно безотносительно к немедленному 
удовлетворению инстинктивных желаний.
Объектные отношения и идентификация. С ослаблением страсти по отношению к 
родителям и с развитием интеллекта и чувства реальности, отец и мать становятся 
менее желанными и менее пугающими фигурами. Школьник учится сравнивать своих 
собственных родителей с другими людьми, которые представляют для него авторитет,
 например с учителями. Он также начинает понимать, что родители не такие 
всемогущие, как это казалось раньше, но сами зависимы и часто беспомощны перед 
лицом неизбежности и высшей власти. Потребность в их одобрении и любви 
становится не столь жизненно необходимой, их неодобрение и критика приносят 
меньше огорчения. Переживания по поводу двух основных страхов (страх наказания 
и страх утраты родительской любви) сглаживаются, хотя


Эмоциональное и инстинктивное развитие 211
взамен возникает новая форма тревоги. В течение длительного периода полной 
зависимости от родителей ребенок слушался их команд и запретов и имитировал 
многие из их действий, в результате чего часть его эго усвоила модель поведения 
роди-гелей. Этот процесс идентификации ведет к постепенному формированию в 
личности ребенка нового центра управления, который отвечает за соблюдение 
моральных и этических норм и обеспечивает сознательность ребенка (суперэго). 
Эмоциональные отношения с родителями продолжают оставаться неизменными, тогда 
как эта сознательность постоянно усиливается под действием воспитания. 
(Первоначально суперэго является внешним образованием, возникшим при 
отождествлении с авторитетными для ребенка личностями.) Когда этот период 
проходит, суперэго отделяется от носителей, приобретает независимость и 
управляет ребенком изнутри обычно в том же ключе, в каком управляли родители. 
Когда ребенок поступает согласно идеалам, заложенным в суперэго, он чувствует, 
что «доволен собой», как это было раньше, когда он заслуживал одобрение и 
похвалу родителей. Когда же ребенок поступает вопреки суперэго, он чувствует 
внутреннее осуждение, или, как это принято называть, чувство вины. Ребенок 
учится бояться этого чувства, так же как раньше он боялся осуждения родителей.
   Если ребенок достигает школьного возраста, а идентификации с фигурой 
родителя не происходит, можно говорить о недостатке его морального развития. 
Ребенку не хватает внутреннего руководства, и он, следовательно, находится на 
уровне детей младшего возраста. Слабость развития суперэго может быть 
обусловлена нарушениями детско-родительских отношений, отсутствием подходящего 
объекта любви в раннем детстве или нестабильностью эмоциональной привязанности.
   Подавление и память. Ребенок школьного возраста приобретает много новых 
знаний об окружающем мире благодаря переключению внимания на внешние объекты и 
сублимации интересов, а также готовности ребенка следовать инструкциям, его 
возросшей способности получать информацию из книг и концентрироваться на 
вопросах, лишь отчасти личностно значимых. Некоторые школьники становятся 
экспертами в специальных областях, таких например, как география (читая


212 Раздел IV. Развитие ребенка
приключенческие романы или коллекционируя марки), минералогия, ботаника, 
зоология (коллекционируя минералы, бабочек, собирая гербарии, разводя домашних 
животных), история. Другие становятся опытными механиками, химиками, физиками, 
электриками, которые стремятся проводить собственные, зачастую опасные 
эксперименты.
С другой стороны, рост знаний об объективном мире сопровождается значительным 
отставанием в самопознании. Ранее сформированное подавление усиливается 
настолько, что эго ребенка становится почти полностью отделено от его 
инстинктов. В реальности ребенок не может достичь тех идеалов, которые он 
установил для себя. Все, что он может сделать, — стереть из своего сознания те 
желания, фантазии и мысли, которые вызывают чувство вины. Все, что ребенок знал 
о своей сексуальности и агрессивности, предано забвению.
Все прошлое наполнено событиями и инцидентами, которые ребенок теперь осуждает 
как постыдные; он также выбрасывает из сознания (травмирующие) воспоминания о 
прошлом. Это объясняет, почему живой и яркий опыт первых пяти лет жизни 
бесследно исчезает из детских воспоминаний. Мало кто помнит о своем раннем 
детстве более чем несколько отдельных картинок, которые им самим кажутся 
малозначительными (воспоминания-клише).
Школьный возраст проходит без очевидной сексуальной активности, но с внезапными 
вспышками фантазий, с мастурбацией из-за накопившейся энергии либидо. Там, где 
раннее воспитание было суровым, такие вспышки сопровождаются острым чувством 
вины, тревоги и подавленного настроения. Если на протяжении латентного периода 
такие вспышки полностью отсутствуют, это означает, что подавление выполнило 
свою работу слишком хорошо. Ребенку в таком случае трудно выработать нормальную 
установку на сексуальность в дальнейшей жизни.
Некоторые аспекты подросткового и юношеского возраста. Равновесие между 
отдельными частями личности, которое устанавливается в латентный период, 
рушится при первых признаках взросления. Установление эндокринного баланса, 
влияющее на эмоциональную жизнь ребенка (особенно мальчика),

Эмоциональное и инстинктивное развитие 213
проходит в два этапа. Во время перехода из детства в подростковый возраст не 
происходит никаких качественных изменений в инстинктивной жизни, но при этом 
возрастает количество инстинктивной энергии; с достижением половой зрелости 
происходит качественное изменение и наступает полноценное ^^"осление.
   Младший подростковый возраст. Наступление подросткового возраста, или 
пубертата, характеризуется общим увеличением инстинктивной энергии, которая не 
связана с какими-то определенными стремлениями, но мобилизует все инстинктивные 
силы. Подавленные либидозные и агрессивные побуждения приобретают новую силу, 
поднимаются на поверхность и прорываются в сознание. Для родителей и учителей 
происходящие перемены остаются загадкой. Они приходят в отчаяние, видя, что все 
их воспитательные усилия пропали даром. Приятные манеры, умение сдерживаться, 
сознательное отношение к обязанностям — то, что было знаком успешной социальной 
адаптации, вмиг исчезло. Подросток становится жадным до скупости, неопрятным и 
нечесаным, буйным и невежливым. Его внешность и поведение вызывающи, он часто 
бывает жесток к младшим детям и животным. В этом возрасте часто имеют место 
мастурбация и аутоэротические привычки, а также сексуальная активность по 
отношению к другим детям. Реактивные образования, такие, как отвращение, стыд, 
жалость, которые, казалось, уже прочно укоренились в структуре личности, 
оказываются неэффективны. Многие мальчики теряют интерес к занятиям в школе, 
становятся трудными подростками, асоциальными, угрюмыми и замкнутыми. Об их 
страхах и фантазиях можно только догадываться, но очевидно, что их головы 
заняты сексуальными фантазиями, агрессивными желаниями, мыслями о смерти. В 
этой картине мало новых элементов. Вновь возвращается уже знакомый образ 
инфантильной прегенитальной сексуальности. С другой стороны, проснувшиеся 
желания не встречают такого отношения, как прежде, со стороны взрослых. 
Маленький ребенок был неразвит и слаб, его эго, оставленное без присмотра, было 
готово к удовлетворению инстинктов и безразлично к содержанию желаний. Со 
временем эго стало устойчивым единым целым, установились
   
214 Раздел IV. Развитие ребенка
прочные внутренние стандарты. Малыш мог получать удовольствие от своей анальной 
или оральной деятельности; подросток не может заниматься этим без внутреннего 
осуждения. Для маленького ребенка сексуальная привязанность к отцу и матери 
были первым опытом любви; подросший ребенок ужасается подобным мыслям, 
обращенным на родителей. Мастурбация уже не снимает сексуального напряжения, 
как это было в раннем детстве; мастурбация и сексуальные игры с другими 
сопровождаются чувством вины и тревогой о худшем (страх стать ^ грешником).
   Поэтому подросток находится в состоянии постоянного внутреннего конфликта. 
Его сознание становится полем боя, где сильная, противоречивая и агрессивная 
сексуальность борется с равным по силе подавлением. Он принимает и отвергает 
свою инстинктивную жизнь одновременно. Эта двойственная установка влияет на 
большинство элементов его поведения: на снижение социальной адаптации, 
распущенность, жестокость, перверсивные и гомосексуальные наклонности, а также 
на угрюмость, ощущение себя несчастным, отверженным. Каждое из этих проявлений 
говорит о той или иной фазе внутреннего конфликта.
   Враждебное поведение по отношению к родителям, братьям и сестрам объясняется 
необходимостью устранения сексуальных фантазий о них. Устоять перед соблазном 
довольно трудно, поскольку они находятся в непосредственной близости, и 
семейная жизнь в этот период становится невыносимой. Поэтому желание отдалиться 
от семьи, присоединиться к группе сверстников, участвовать в групповых делах и 
тому подобное является здоровой тенденцией молодого человека и должно всячески 
приветствоваться.
   Подростковый возраст. Проблема подросткового возраста слишком сложна и 
трудноразрешима, для того чтобы ее можно было бы охватить целиком в этой главе. 
Мы попытаемся лишь перечислить некоторые ее аспекты.
   С наступлением физической зрелости становится ощутимой сильная волна 
генитальных импульсов; в сексуальной сфере, в дополнение к количественным, 
происходят качественные изменения. Вследствие этого прегенитальные либидозные
   
Эмоциональное и инстинктивное развитие 215
побуждения сменяются генитальными. Генитальные желания, а также эмоции, цели и 
связанные с ними объекты занимают центральное место, тогда как прегенитальные 
импульсы отходят на задний план. Незамедлительно происходят позитивные 
изменения во внешнем виде подростка, уходит как дурной сон весь синдром 
нелепого, агрессивного, извращенного поведения, уступая место более зрелой 
маскулинной установке.
В норме это биологически обусловленное усиление гениталь-ной сексуальности 
достаточно сильно для того, чтобы сформировалась нормальная взрослая 
сексуальность, которая характеризуется желанием генитального контакта, 
пересиливающего все другие побуждения, тогда как прегенитальные (извращенные) 
импульсы редуцируются до незначительных второстепенных элементов. Однако для 
многих индивидов раннее сексуальное развитие и сексуальное воспитание имеют 
негативный результат. Если ребенок переживает слишком слабое или слишком 
сильное удовлетворение (из-за чрезмерно строгого воспитания и подавления или 
из-за вседозволенности и совращения), возникает сильная фиксация на том или 
ином прегенитальном желании, которое теперь действует как разрушительный 
элемент, мешает достижению генитальной сексуальности и становится причиной 
множества подростковых отклонений.
Одновременно с перестройкой сексуальной сферы в эмоциональной сфере возникает 
другая, не менее сложная задача. Подросток наконец отказывается от объектов, 
которые волновали его в прошлом (мать, отец; сестры и братья как их более 
поздние заместители), и концентрирует свои желания на других объектах вне 
семейного круга. Этот процесс, что вполне закономерно, проходит не гладко. 
Многие подростки оказываются способны разорвать семейные узы только в 
насильственной форме, переходя от любви к ненависти, что часто сопровождается 
бунтом против родителей во всех сферах повседневной жизни. Некоторые не могут 
вырваться из семейных уз и выбирают фигуру отца или матери в качестве своего 
сексуального партнера. Другие могут функционировать нормально в сексуальном и 
эмоциональном плане только после того, как найдут объект прямо противоположный 
тем, кого они любили в детстве (по внешнему виду, социальному статусу, 
моральным

216 Раздел IV. Развитие ребенка
нормам и т. д.). У мальчиков с фемининными установками iw отношению к отцу в 
этом возрасте развивается пассивная гомосексуальная установка. Юношеский 
временный гомосексуализм, как переход к гетеросексуальности, встречается очень 
часто.
   Трудности, которые встают перед нормальной инстинктивной и эмоциональной 
жизнью взрослого, очень разнообразны.. Трудно найти иной способ их изучения, 
чем тот, который основан на понимании инфантильного развития, в котором они, 
коренятся.
   
Метод наблюдения в исследовании развития детей 217
Метод наблюдения в исследовании развития детей1
В своей воодушевляющей вступительной речи к нашему симпозиуму Эрнст Крис 
обозначил те вопросы, по которым может
/'•fifTVtCiT'l./^ci 'тт/~\ттг^т'т>*~*гм.гт-ттт л~\г\лло1л т^дтопт.гститт тт/-» 
тт/ч^гт-пттт т"цт ттпг^-
^"-'V/ Л. \Jfi Л. и-^/лл. H..II-\Jf^\J Д. U^J^HiU^Xl. \J\J i-4.\^ Л. I 1»А±1.
1--ДЛДЛУД.1»Щ АЛ *-^ 11 l-l^JI UJ,HAJH»1 liL/U
блемам аналитической детской психологии. Поскольку мое собственное участие в 
дискуссии связано с непосредственным наблюдением детей младшего возраста в 
Хэмпстедской детской клинике во время войны (A. Freud and Burlingham, 1942, 
1943), я особенно признательна ему за его замечания по поводу деятельности 
такого рода. Для аналитика, в своей практике привычно имеющего дело с латентным,
 подавленным, или бессознательным материалом, который должен быть выведен в 
сознание при помощи кропотливой психоаналитической работы, смещение научного 
интереса в сторону использования метода наблюдения очевидного внешнего 
поведения воспринимается не без опасения.
   Для нас, психоаналитиков, сведения о поведении не представляют 
самостоятельной ценности. Мы задаемся вопросом, могут ли только наблюдения вне 
аналитического контекста привести к открытиям в области основных процессов и 
тенденций развития личности и могут ли они вследствие этого дополнять данные, 
полученные в процессе аналитических исследований детей и взрослых. Нелишне 
напомнить, что наши теоретические знания о детях далеко не всегда рождаются в 
результате взаимодействия аналитика с пациентом, как мы иногда склонны думать. 
Нельзя, конечно, отрицать, что основные сведения относительно фаз развития 
либидо, Эдипова и кастрационно-го комплексов были получены именно в процессе 
психоаналитических исследований нормального, невротического и пси-хотического 
типов личности взрослых и детей с применением психоаналитических техник: метода 
свободных ассоциаций,
' Доклад к симпозиуму по проблемам детского развития, проходившему в 
Сток-бридже (апрель, 1950).
 Текст дан по изданию: Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа. Т. II. 
М., 1999. С. 226-243.
 
218 Раздел IV. Развитие ребенка
интерпретаций сновидений и проявлений переноса. Однако позднее основные данные 
были дополнены сведениями, полученными не совсем аналитическим путем. Когда в 
среде психоаналитиков распространились данные, касающиеся детской сексуальности 
и ее трансформаций, начали проводиться непосредственные наблюдения за детьми. 
Сперва подобные наблюдения проводились родителями и психоаналитиками либо во 
время сеансов психоанализа, либо дома над своими собственными детьми. 
Результаты наблюдений регулярно попадали в , специальные разделы 
психоаналитических журналов того времени. Когда психоанализ, начали широко 
применять в сфере воспитания, обычным явлением стало использование 
аналитических методов в работе учителей и персонала детских садов.
   Проведение наблюдений этими профессионально подготовленными людьми имело 
существенное преимущество, заключающееся в большей объективности и 
эмоциональной беспристрастности по сравнению с родителями, исследующими 
поведение своих собственных детей. Еще одно преимущество заключалось в том, что 
можно было изучать целые группы детей, а не только отдельного ребенка. 
Дополнительный источник информации стал доступен с началом использования 
психоанализа в работе с малолетними преступниками и правонарушителями. К тому 
же персонал соответствующих учреждений был сам подвергнут аналитическому 
исследованию, специально подготовлен и настроен на проведение наблюдений под 
руководством специалистов. Общей чертой для всех этих групп исследователей 
являлось то, что они проводили наблюдения, опираясь на свой личный опыт и 
профессиональную подготовку. Помимо этого, их научная работа была тесно связана 
с практической деятельностью: воспитанием, обучением или терапией детей. 
Полученные результаты помогли существенно восполнить наши знания, хотя, как 
утверждает Эрнст Крис, это и «не привело к открытию Америки». Именно к такой 
категории исследований относятся наблюдения, проводившиеся в Хэмп-стедской 
детской клинике (1940-1945 годы).
   Далекие от совершенства, лишенные заранее спланированной стратегии, они были 
всего лишь «побочным продуктом» напряженной работы, проводившейся с детьми во 
время войны.
   
Метод наблюдения в исследовании развития детей 219
Ввиду отсутствия финансирования, необходимого для ведения наблюдений, записи и 
классификации данных, все исследования приходилось выполнять добровольцам в 
свободное от работы время. Если не учитывать эти негативные моменты, можно с 
уверенностью утверждать, что условия клиники были идеальными для проведения 
наблюдений.
Персонал имел возможность круглосуточно общаться с детьми. Обстоятельства 
позволили принимать десятидневных малышей и наблюдать большинство из них на 
протяжении длительного времени. Примерно одна пятая всех детей поступила в 
клинику вместе с матерями, которые оставались там от нескольких дней до 
нескольких лет. Такое положение дел позволило изучать детей практически с 
рождения в различных условиях: в общении со своими матерями и полностью 
лишенных материнского ухода, находившихся на грудном и искусственном 
вскармливании; переживавших разлуку с близкими или радость воссоединения с 
объектами своей любви; в общении со взрослыми (людьми, заменявшими им мать и 
воспитателями) и строящими отношения со своими сверстниками. Исследователи 
могли непосредственно наблюдать отдельные фазы развития либидо и агрессивности, 
отнятие от груди и приучение к туалету; возникновение речи и разнообразные 
проявления это. Ненормальные обстоятельства жизни детей (отсутствие отцов, 
полноценного семейного окружения, невозможность наблюдать нормальную 
сексуальность родителей, подражать им и идентифицировать себя с ними) помогли 
выявить особую важность определенных факторов, так как их отсутствие оказывало 
деформирующее воздействие на детей.
Существовало еще одно дополнительное преимущество. Оно заключалось в том, что 
небольшую группу высококвалифицированных сотрудников (5-6 человек на 80 
младенцев и детей старшего возраста) дополнял штат, состоящий из молодых людей, 
не имевших специальной подготовки для такой работы, не владевших также и 
альтернативными методами, но жаждавших проявить себя на поприще образования и 
научной деятельности, связанной с наблюдениями. В процессе обучения обращению с 
детьми они постигли ровно столько основ детской психоаналитической психологии, 
сколько позволял имеющийся материал, то есть ее квинтэссенцию.

220 Раздел IV. Развитие ребенка
   Сами они не были подвергнуты анализу в то время, хотя многих из них работа в 
клинике побудила позднее испытать на себе анализ и начать обучение в области 
детского психоанализа1.
   Непосредственно наблюдения проводились без заранее составленного плана. В 
отличие от работы аналитика в процессе наблюдения пациента во время 
психоаналитического сеанса внимание наблюдателя специально ни на чем не 
фокусировалось, свободно следовало за возникающим материалом, куда бы это его 
не привело. То обстоятельство, что конкретные факты , (последствия раннего 
отлучения от матери, условия кормления, приучение к туалету, сон, страхи и т. д.
) оказывались в центре внимания в разное время, определялось не направленным 
интересом наблюдателей, а событиями в жизни детей. Необходимо отметить, что 
таким образом осуществляемое наблюдение так или иначе не является «объективным» 
в прямом смысле слова.
   Появляющийся материал не может наблюдаться и оцениваться ни при помощи 
приборов, ни с помощью чистого, непредвзятого сознания, но только на основе уже 
существующего багажа знаний, сформированных ранее идей и личностных установок 
(хотя они должны быть осознаны наблюдателем). Принимая во внимание 
существование этих искажающих характеристик мозга, участники эксперимента 
понимали, что они не столько записывали данные, сколько сверяли поведение детей 
с аналитическими предположениями о скрытых тенденциях детского сознания.
   Для специалиста, который привык получать подтверждение обоснованности 
теоретических выводов при помощи «микроскопа» психоаналитической техники, будет 
волнующим переживанием однажды невооруженным глазом посмотреть и обнаружить, 
насколько сильно события, отпечатавшиеся в глубинных слоях, реально проявляются 
в поведении ребенка.
   С другой стороны, оценивая значимость подобной работы, которая не может 
считаться ни чисто наблюдательской, ни
Было бы неверно списывать все недостатки в работе на счет очень суровых военных 
условий, в то время возникших в Англии. Напротив, ощущение общей опасности, 
всеобщей заинтересованности и напряжения создавало у людей атмосферу энтузиазма 
и исключительной преданности общим интересам, которую трудно было бы воссоздать 
в мирных условиях.

Метод наблюдения в исследовании развития детей 221
чисто аналитической, необходимо осознавать ее ограничения как с той, так и с 
другой стороны.
   Специально для этого симпозиума я подготовила некоторые данные, полученные в 
клинике, сгруппировав их так, чтобы проиллюстрировать, подтвердить, внести 
некоторые коррективы или расширить существующие аналитические знания.
Примеры и подтверждения
Фазы развития либидо, проявляющиеся в поведении ребенка
Эрнст Крис неоднократно обращал внимание на тот факт, что точное воссоздание 
фаз прегенитального развития, вытекающее из анализа взрослых, относящихся к 
невротическому типу, является одним из наиболее впечатляющих достижений первых 
работ в области психоанализа. Хотя каждый психоаналитик имел достаточно 
возможностей повторить это открытие в повседневной работе с пациентами, мы все 
равно приветствуем подкрепление его при личном наблюдении. В процессе анализа 
взрослых детская сексуальность видится смутно, ретроспективно, поскольку 
воссоздана из сознательных и бессознательных остаточных фрагментов, которые 
нарушают взрослую генитальностк. С другой стороны, в случае анализа 
детей-невротиков аналитику представляются картины фиксации и регрессии к одной 
определенной фазе либидо, которая своим патогенным значением скрывает внешние 
проявления остальных фаз. Ни одно из этих переживаний во время проведения 
психоаналитической работы не может сравниться по живости, яркости и 
убедительной силе с впечатлениями, которые мы получаем, наблюдая постепенный 
рост и развитие группы нормальных детей, видя прегенитальные побудительные 
мотивы, постепенно возникающую естественную сексуальность, как она есть, без 
каких-либо наслоений. Наблюдая начало и течение прегенитального периода с 
неумолимой последовательностью смены его фаз, исследователь не может не ощущать 
важности этого явления для человека, осваивающего метод психоанализа. Каждому 
студенту должна быть предоставлена возможность своими

222 Роздел IV. Розвитие ребенко
глазами наблюдать эти феномены так, чтобы в сознании полностью запечатлелась 
картина, с которой позже он мог бы сверять свои аналитические построения.
   В литературе, посвященной развитию либидо, постоянно делается ударение на 
том, что оральная, анальная и фаллическая фазы сливаются в критические моменты 
переходного периода, О них следует думать, как о чем-то отдельном только в том 
смысле, что в каждой фазе один из составляющих побудительных мотивов в 
высочайшей степени усилен либидо и, сле-; довательно, сильно акцентирован. В то 
же время другие, как более ранние, так и более поздние процессы, хотя они могут 
существовать, имеют слабый катексис и, следовательно, меньшее значение. Такие 
знания полезны аналитикам, для которых фазы либидо часто представляются как уже 
завершенное событие, которое видится ретроспективно. С другой стороны, 
наблюдения, которые мы смогли провести, полностью подтвердили теорию. То, что 
нас особенно впечатлило, так это часто встречающиеся частичные совпадения 
оральной и анальной стадии. Большая часть таких совпадений может быть 
обусловлена пережитыми лишениями в оральной фазе, через которые многие из наших 
детей вынуждены были пройти, будучи разлученными со своими матерями. Но даже 
дети, живущие в приюте с матерями, не терявшие тесного контакта, также 
проявляли оральные желания и даже жадность и демонстрировали оральную 
активность, несколько затянувшуюся вопреки нашим ожиданиям. Они продолжали 
сосать палец в качестве основного аутоэротичного удовольствия и кусались 
(основное агрессивное проявление), находясь глубоко в анальной фазе, и 
предавались этому удовольствию одновременно с проявлениями анальных интересов. 
В сравнении с упомянутыми двумя фазами граница между анальной и фаллической 
фазами кажется более выраженной.
   С другой стороны, несмотря на частичное совпадение пре-генитальных стадий 
удовлетворения, можно было провести четкое разграничение между фазами либидо на 
основе поведения ребенка по отношению к матери или лицу, ее заменяющему. Полная 
зависимость (оральная стадия); мучительное, причиняющее боль чувство 
собственности (анальная стадия); постоянная потребность во внимании и 
восхищении одновременно
   
Метод наблюдения в исследовании развития детей 223
со снисходительным покровительством по отношению к объекту любви (фаллическая 
стадия) — эти чувства проявлялись в поведении детей ежедневно, ежечасно, 
ежеминутно. Эти формы любви (или ненависти) к матери как явные выражения 
глубоко скрытых сексуальных фантазий казались тесно связанными с фазами, к 
которым они принадлежали, и только с ними. Мы обнаружили, что развитие от одной 
стадии либидо к следующей обычно предварялось изменением характера поведения. 
При анализе взрослых пациентов, даже если аналитические методы восстанавливают 
ранние формы объектных взаимоотношений, они к этому времени уже утрачивают 
ясность и неизменно возвращаются из области бессознательного, искаженные, 
смешанные с более поздними реакциями. К примеру, оральная зависимость пациента 
от аналитика никогда не бывает свободна от анальной, фаллической и генитальной 
примесей, то есть элементов, относящихся к более поздним этапам. Коль скоро 
рассматривается эта конкретная корреляция между стадией развития и моделью 
поведения, непосредственный наблюдатель, следовательно, находится в более 
выгодном положении, нежели аналитик.
Проявления первичных процессов на втором году жизни
Одним из фундаментальных теоретических принципов психологии являются отличия 
между первичными и вторичными процессами, а именно формами ментального 
функционирования, свойственными ид и эго. Эта довольно сложная часть теории 
преподносится учащимся в наших научных институтах на материале исследования 
сновидений, где основные характеристики первичных процессов (недостаток синтеза 
и критичности, конденсация, замещение катексиса, исключительно связанные с 
реализацией желаний) становятся очевидными.
   При наблюдении группы малышей в возрасте от 12 до 18 месяцев находишься под 
впечатлением того, что в их поведении доминируют принципы, о которых мы узнаем 
из интерпретации сновидений, и что наблюдение этого может служить 
дополнительным источником информации и иллюстрацией для студента. На этой 
стадии развития эго ребенок готов к овладению речью и вместе с этим сложными 
формами логического мышления
   
224 Раздел IV. Развитие ребенка
и рассуждения, которые формируют необходимую базу для вторичных процессов. Но 
эти новые возможности, хотя они уже вполне очевидны, еще недостаточно сильны, 
чтобы контролировать движения и управлять деятельностью ребенка. Вот ребенок 
движется импульсивно, пренебрегая реальной опасностью, а спустя минуту нападает 
на любящего его человека, а еще минуту спустя обращается к нему как объекту 
своих позитивных чувств. Его гнев легко перемещается с одного объекта на 
другой; единственный мотив его действий — поиск удоволь-1 ствий. С другой 
стороны, понимание и осознание последствий своих действий, проблески 
рассуждений, некоторая способность к соединению противоречивых чувств по 
отношению к объекту любви могут время от времени возникать как проявления 
высшей деятельности эго и вмешиваться в свободное выражение инстинктов ребенка. 
В его поведении чередуются проявления первичных процессов с их принципом 
удовольствия и вторичных процессов с начинающим действовать принципом 
реальности, делая контраст между этими двумя формами функционирования 
чрезвычайно поучительным.
   Поведение на этой стадии описывается как «непредсказуемое», поскольку мы 
никогда не знаем, как будет в данной ситуации реагировать ребенок — полностью в 
соответствии с первичными процессами или воспользуется возможностями вторичных 
процессов. В возрасте между 18 и 24 месяцами возможны проявления вторичных 
процессов развития, и можно наблюдать, как инстинктивные, первичные реакции и 
принцип удовольствия отступают на задний план. Наблюдения на данной стадии 
впечатляют, особенно студентов, важностью количественной стороны, так как 
наглядно показывают, что возобновление более ранних способов функционирования 
происходит, когда особенно сильно напряжение или неудовлетворенная потребность.
Слияние влечений, наблюдаемое сточки зрения повеления
Другое направление исследований с помощью наблюдений, более важное, что 
подтверждается последующей работой, связано с теорией инстинкта жизни и смерти, 
а именно со слиянием агрессивной энергии и энергии либидо.

Метод наблюдения в исследовании развития детей 225
В нашем приюте, так же как и в других домах для бездомных малолетних сирот, 
некоторые дети проявляли значительную степень агрессии и склонности к 
деструктивным действиям, которая была не только существенно выше естественной 
для этого возраста, но и недоступна для обычных педагогических мер воздействия, 
таких, как руководство, похвала, наказание и т. д. Бессмысленное разрушение 
игрушек и мебели, открытые и тайные нападения на других детей, склонность 
кусаться и пачкаться — все это не подчинялось внешнему контролю и позднее не 
подчинялось также эго, как это происходит в нормальных случаях. Так как можно 
доказать, что в жизни этих детей был утерян обычный в таких случаях стимул для 
нормального развития либидо, а именно — естественная связь с матерью, допустимо 
предположить, что причиной такого поведения являлась не чрезмерная сила 
агрессивных импульсов отдельных детей, а ослабленное в результате задержки 
эмоционального развития либидо. Поэтому не могло произойти нормальное слияние 
двух инстинктов (жизни и смерти). То, что демонстрировали дети, можно назвать 
«агрессией в чистом виде», неподходящей для позитивных жизненных целей. Для 
того чтобы проверить наш диагноз, мы прекратили всякие попытки открыто бороться 
с детской агрессивностью и вместо этого сосредоточили наши усилия на стимуляции 
запаздывающего эмоционального развития.
Результаты нашей работы подтвердили, что при удовлетворительном развитии 
предметных взаимосвязей агрессивность снижалась и ее проявления сокращались до 
нормальных пределов. Было доказано, что можно достичь терапевтического 
результата, вызывая необходимое слияние двух инстинктов.
Некоторые противоречия между аналитическими предположениями и наблюдениями 
поведения
Ниже описаны моменты, когда поведение детей, находившихся под наблюдением, 
заставляло пересмотреть существовавшие теоретические положения и внести 
поправки в существующие объяснения.
8 А. Фрейд

226 Раздел IV. Развитие ребенка
Феномен тотальной агрессии
Одним из незаменимых элементов психоаналитической теории неврозов является 
концепция регрессии. Личность в ходе своего инстинктивного развития приобретает 
так называемые точки фиксации, к которым остается привязанной часть его 
инстинктивной энергии, в то время как остальная часть движется дальше и 
достигает следующих стадий развития. Когда на этих более поздних стадиях 
личность испытывает фрустрации, связанные с внешней и внутренней опасностью, 
депривации и тревогу, но-< вые рубежи, достигнутые в результате развития либидо 
и естественной агрессивности, вновь оставляются, и личность возвращается к 
более раннему и, соответственно, более примитивному типу функционирования, то 
есть она регрессирует к точкам закрепления. Но поскольку эти регрессивные формы 
удовлетворения несовместимы со сравнительно более зрелыми установками это и 
суперэго, возникает конфликт, который должен быть разрешен с помощью 
компромисса, а именно формирования невротических симптомов. В аналитических 
исследованиях нарушений произвольного поведения, психопатических состояний и т. 
д. было позднее показано, что регрессия может произойти не только в области 
инстинктов, но и в отношении эго. Это феномен, в различной степени 
проявляющийся в каждой из подструктур личности. Но ни исследования неврозов, ни 
анализ нарушений произвольного поведения не дают нам возможность увидеть то, 
что можно назвать «тотальной регрессией», процесс, с которым мы познакомились у 
себя в приюте.
   У наших детей регрессия, возникавшая в результате травмирующего опыта 
(смерть родителей или разлука с ними), была обычным явлением; до тех пор мы 
почти никогда не наблюдали регрессивных процессов, которые не имели бы 
отношения к установкам эго или области инстинктов. Оставленный матерью в 
незнакомом окружении ребенок, находившийся на анальной фазе развития, 
регрессировал до оральной фазы, от фаллической фазы до анальной. Эти регрессии 
всегда сопровождались потерей значительных достижений в развитии эго. Едва ли 
стоит лишний раз напоминать, что дети в таких условиях переставали 
контролировать функцию кишечника и мочевого пузыря;
стоит упомянуть, что многие из тех, кто в домашней обстановке

Метод наблюдения в исследовании развития детей 227
уже научился говорить, потеряли этот навык. Также они теряли недавно освоенные 
двигательные навыки, становились неловкими и плохо координировали движения. 
Виды их игровой деятельности становились более примитивными. Особо стоит 
отметить случаи, когда установка либидо возвращалась к оральной стадии развития,
 и одновременно происходил полный возврат к деятельности, соответствующей 
принципу удовольствия. Этот феномен тотальной регрессии объясняет тот факт, что 
дети не проявляли симптомов невроза, а просто становились более пру-митивными 
существами при возвращении к предыдущим фазам развития либидо, как бы 
перечеркивая все ранее достигнутое. Не было никакого основания для развития 
патогенного конфликта между их регрессирующей формой удовлетворения и в равной 
степени регрессирующих установок эго.
Наблюдая эти феномены, исследователи пришли к определенным выводам относительно 
степени уязвимости эго. Обнаружилось, что более поздние достижения в развитии 
эго скорее были подвержены регрессии по сравнению с уже укоренившимися. 
Например, если ребенок год назад или ранее овладел речью, в процессе регрессии 
от одной стадии развития либидо до другой он не терял этих навыков. В тех же 
случаях, когда ребенок говорил на протяжении'3-6 месяцев, в результате 
стрессовой ситуации он терял речь. Это положение вещей наблюдалось и в 
отношении двигательного и нравственного развития ребенка и т. д.
В свете этих наблюдений стоит вплотную заняться исследованиями событий, которые 
вскрываются в процессе психоаналитической работы со взрослыми и поискать 
доказательства сходных утрат эго, происходящих обычно накануне вспышки невроза. 
Подобные утраты скорее всего будут касаться таких поздних процессов в развитии 
эго, как сублимация, идеализация, социальная адаптация, в то время как более 
укоренившиеся, фундаментальные процессы останутся нетронутыми.
Реконструирование в сравнении с наблюдением
Ранние травматические переживания. Когда травмирующие события прошлого 
сохраняются в сознании личности, это происходит в виде так называемых 
покрывающих воспоминаний. Задача аналитика — в процессе психоаналитического 
воссоздания

228 Раздел IV. Развитие ребенка
событий убрать те искажения, слияния, замещения и провалы, которые создали 
особые покрывающие воспоминания, и возродить память о подлинном событии. При 
этом обычно возникает впечатление, что имеют место не одно, а по крайней мере 
два или более патогенных события, взаимодействующих друг с другом, которые были 
как бы спрессованы в форме покрывающей памяти.
   Текущие наблюдения подобных процессов в момент их про-' текания вносят 
некоторые поправки к этому представлению, поскольку оказывается, что в подобных 
случаях имеет место;
< некоторое количество патогенных событий. Действие, которое ребенок, как мы 
видим, повторяет сотни раз, может позднее быть представленным как один 
травматический эпизод. В течение нескольких недель, а иногда и месяцев мы видим,
 как ребенок играет со своими экскрементами, пачкается ими, старается 
попробовать их на вкус; взрослый пациент во время аналитического сеанса может 
вспомнить этот период как одно событие, имеющее большое эмоциональное значение. 
Целая серия мелких и серьезных потрясений, происходящих в жизни ребенка 
практически каждый день, может запечатлеться в памяти как одно болезненное 
падение или одна травма. Наложение строгого запрета или травмирующее наказание, 
которое пациент помнит или которое ему помогают воссоздать, представляет собой 
совокупность сотен случаев фрустрации, пережитых ребенком; память об одной 
длительной разлуке с матерью вбирает в себя ощущения от бесчисленного 
количества случаев, когда ребенка оставляли одного в колыбели, в детской и т. д.
 Несмотря на наше знание того, что таким образом прошлый опыт индивида как бы 
спрессовывается в сознании, в полной мере оценить степень развития этого 
феномена без результатов непосредственного наблюдения было бы невозможно.
   Аутоэротическне переживания. Аналогичный процесс слияния нескольких 
переживаний в одно целое имеет место и в отношении аутоэротической активности 
детей, хотя он и касается в большей степени качественной, нежели количественной 
стороны. Данные, собранные при наблюдении детей в течение первых пяти лет их 
жизни, показывают, что в равной мере име- • ют место такие аутоэротические 
действия, как раскачивание, сосание пальца, ритмичное потиранис различных 
частей тела
   
Метод наблюдения в исследовании развития детей 229
и мастурбация, с некоторым преобладанием первых трех из перечисленных видов 
аутосексуальной активности над последним. Однако во время психоаналитических 
сеансов в процессе воссоздания картины ранней детской сексуальности взрослые 
пациенты обычно делают акцент именно на мастурбации. Несмотря на то что эпизоды 
ранней аутоэротической практики иногда все же оживают, они редко могут 
сравниться по яркости и своей патогенной значимости с памятью о мастурбации, 
вокруг которой сосредоточиваются Эдипов комплекс, кастрационные фантазии и 
чувство вины, связанные с ней. Мы допускаем, что у наших «бездомных» и 
практически не испытывающих к кому-либо эмоциональной привязанности детей такие 
виды активности, как раскачивание, отчасти — сосание пальца, и отчасти — кожный 
эротизм (выражающие нарциссическую направленность, а не проявление 
ориентированного на внешний объект либидо), могли быть развиты гораздо сильнее. 
Однако остается вероятность того, что фаллическая мастурбация, как наиболее 
поздно проявляющаяся форма аутоэротичности, как бы «представляла» все 
предыдущие и «прикрывала» высокую эмоциональную значимость всех других видов 
активности, которые являлись ее эквивалентами на ранних стадиях развития.
Различия в хронологии
Некоторые другие моменты, согласно нашим наблюдениям оказавшиеся в противоречии 
с принятыми в психоанализе положениями, касались хронологии. Зависть к пенису, 
которая согласно нашим ожиданиям должна была возникнуть у девочек в фаллической 
фазе, проявилась с неистовой силой (в соответствии с некоторыми нашими 
записями) в период между 18 и 24 месяцами. В этих случаях катализатором могли 
быть условия физической интимности между мальчиками и девочками, которые имеют 
место в приюте, где существуют неограниченные возможности наблюдать, как других 
детей купают, одевают, сажают на горшок и т. д. Сложнее объяснить, почему в 
некоторых случаях маленькие дети демонстрируют определенные реакции отвращения 
до приучения к туалету, так же как и проявления стыда задолго до того, как они 
сталкиваются с эксгибиционизмом.

230 Роздал IV. Развитие ребенка
Новые проблемы, предложения, впечатления
Проявления «аутоагрессии»
Как сообщалось в работе «Дети без семьи», мы часто имели возможность наблюдать 
привычку, которая встречается у детей на втором году жизни, а именно «стучание 
головой». Дети, которые страдают этим недугом, ударяются головой о твердые 
предметы (спинка кровати, пол и т. д.), находясь в состоянии фруст-рации или 
бессильной злобы. В некоторых случаях эти проявления бывают умеренными, однако 
в других случаях эта привычка достигает значительной и даже опасной 
интенсивности.
Хотя явление хорошо знакомо матерям и педиатрам и встречается в условиях 
абсолютно нормального семейного окружения, гораздо чаще его можно наблюдать в 
условиях детских учреждений, где неизбежны случаи тяжелой депривации и где оно 
распространяется, как инфекция, от одного ребенка к другому.
В этом явлении есть нечто общее с аутоэротическими проявлениями (такими, как 
укачивание), а именно ритм, который может привести к кульминационному моменту, 
хотя в случае со «стучанием головой» это момент саморазрушительный. Поскольку 
пока не было выдвинуто аналитического объяснения этой причиняющей ущерб 
привычке, наблюдатели предположили, что ее можно расценивать как раннее 
поведенческое проявление склонности к агрессии и разрушению, направленным 
против себя, то есть агрессивный эквивалент аутоэротизма.
Если эта интерпретация найдет аналитическое подтверждение в будущем, это 
явление может занять важное место в аналитической теории как одно из редких 
проявлений тенденции к разрушению в чистом виде.
Игровой половой акт при отсутствии возможности наблюдать первичную сцену; 
Эдиповы реакции без переживания Эдипова комплекса;
проблема врожденных установок
Наиболее интересные данные, полученные в приюте, касаются детских игр, которые 
любой психоаналитик с первого взгляда определил бы как результат подражания 
сцене физической близости, подсмотренной в спальне родителей. И это несмотря

Метод наблюдения в исследовании развития детей 23 1
на то, что дети попали в приют прямо из родильного дома в десятидневном 
возрасте и с тех пор проживали там постоянно без связи со своими семьями; они 
никогда не видели своих родителей наедине друг с другом и не были знакомы с 
обстановкой спальни, у них никогда не было возможности наблюдать интимные 
отношения взрослых. Поскольку также следует исключить влияние внешних 
раздражителей, можно предположить, что игра такого рода является выражением 
врожденной, изначально сформированной, инстинктивной установки, — вывод, 
который, оказавшись верным, подвергнет сомнению некоторые положения 
аналитических реконструкций сцен коитуса, наблюдаемых детьми в раннем возрасте.
В работе «Дети без семьи» мы уже сообщали об интересных данных, полученных при 
наблюдении мальчиков во время перехода от анальной к фаллической фазе. В это 
время, характеризующееся полным изменением их поведения по отношению к лицам, 
заменяющим им мать, они демонстрировали мужские качества и покровительственное, 
часто властное, иногда снисходительно нежное отношение к женщине — отношение, 
которое при нормальных условиях неизменно расценивается как подражание отцу и 
стремление идентифицировать себя с ним. Эти дети жили без отцов и в данном 
случае не имели возможности наблюдать отношение отца к матери. Конечно, мы не 
можем полностью исключить возможность стимуляции этого процесса извне в 
результате случайных наблюдений поведения других мужчин.
Предположение о существовании у ребенка врожденных, изначально заданных 
установок, которые не формируются, а лишь стимулируются, получают толчок к 
развитию в процессе жизнедеятельности, было выдвинуто в результате серии 
наблюдений, обнаруживших готовность детей приспосабливаться к эмоциональным 
условиям семейной жизни.
Мы обнаружили, что для маленького ребенка совсем не безразлично, попал ли он в 
общество детей из семейного окружения, к которому он привык, или события в его 
жизни развивались в обратном направлении, и он был помещен в семью после того, 
как провел первые годы жизни в среде детей. В первом случае ему требуется много 
времени (недели, а то и месяцы) на адаптацию к условиям группы, при этом 
социальные реакции

232 Раздел IV. Развитие ребенка
усваиваются постепенно в результате тяжелого процесса приобретения жизненного 
опыта.
В другом случае, когда маленький ребенок (до наступления латентного периода) 
оказывается в семейной среде в результате усыновления или временно гостит там 
(так называемое «пробное» пребывание), он может проявить семейные отношения в 
течение нескольких дней, без всякого подготовительного периода. Можно привести 
наш наиболее наглядный в этом отношении пример. Мальчик в раннем возрасте попал 
в наш приют, я никогда не знал своей (и никакой другой) семьи и в возрасте двух 
с половиной лет приехал погостить к людям, собирающимся его усыновить. Его 
предполагаемые родители были любящей парой, жаждущей усыновить ребенка. На 
второе или третье утро во время завтрака, когда мужчина поцеловал свою жену 
перед уходом на работу, в мальчике вдруг вспыхнула Эдипоза ревность и он 
постарался «разлучить родителей». При прочих равных условиях ребенку 
потребовался бы по крайней мере год, чтобы сформировать соответствующие 
групповые реакции, сравнимые по эмоциональной силе и адекватности.
Развитие эго и суперэго в условиях группы
Наблюдения группы малышей в возрасте от одного до двух лет привлекли наше 
внимание к разнице развития эго и суперэго у детей под влиянием любви к 
родителям и идентификации с ними или в случае проживания в сообществе детей 
одного с ними возраста, на основе постоянной необходимости поддерживать свой 
статус и существование в группе. Из более чем исчерпывающего материала, 
частично уже опубликованного, ясно, что не остается сомнений в том, что 
социальные реакции, ограничение в немедленном удовлетворении инстинктов, 
адаптация к принципу реальности могут достигаться в обоих случаях. Остается 
открытым вопрос, ответ па который может быть получен в результате будущей 
работы, являются ли социальные реакции, полученные в группе, не более чем 
установками эго, или же они включены в структуру личности, чтобы сформировать 
часть суперэго, которая, в соответствии с существующими в па-стоящее время 
знаниями, строится на базе эмоциональных связей с родителями и идентификации, 
которая вытекает из этого.

Некоторые замечания о наблюдении за младенцами 233
Некоторые замечания о наблюдении за младенцами1
Студент-медик, знакомящийся с новорожденным с целью наблюдения и изучения его 
психического развития, может найти этот опыт очаровательным и захватывающим. С 
другой стороны, он может быть разочарован — наблюдать за младенцем в течение 
первых дней и недель жизни, не зная, на что обращать внимание, утомительно и 
тяжко. Студентам необходимо как определенное руководство в выборе направления 
наблюдений, так и помощь в организации записей и классификации выявленных при 
наблюдении данных. Во-первых, они должны понять, что объект их наблюдений 
ограничен по своей природе. Подобно тому как, традиционно начиная изучение 
медицины в анатомическом классе, студент имеет дело с человеческим телом, но не 
разумом, так же, наблюдая новорожденного, он видит лишь тело, не имеющее разума.
 Важнейшее различие состоит в том, что это тело изобилует проявлениями жизни. 
Наблюдая и вникая в эти проявления по отдельности и в их взаимодействии друг с 
другом, мы обнаружим первые проблески психической деятельности ребенка.
   Задача студента облегчается тем, что первые жизненные проявления очень 
просты. Младенец спит, просыпается, кричит, улыбается, размахивает ручками и 
ножками, ест, освобождает мочевой пузырь и кишечник — все эти процессы легко 
распознаваемы. Следя за ними, наблюдатель вскоре научится различать два 
основных противоположных состояния, как бы регулирующих эту деятельность. 
Первое — это состояние покоя и умиротворенности, когда, кажется, с младенцем 
ничего не происходит, его спокойное тельце не посылает в окружающий мир никаких 
сигналов и не проявляет к нему никакого особого интереса. Во втором состоянии 
тот же младенец демонстрирует телесное беспокойство, кричит, испытывая 
очевидный
' Статья, опубликованная в журнале «Психоаналитическое изучение детей» (1953).
 Текст дан по изданию: Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа. Т. I.M.
, 1999. С.259-272.
 
234 Раздел IV. Развитие ребенка
и определенный дискомфорт, огорчение или боль. Мы должны понять, что младенец 
ведет себя так, находясь под влиянием некоторой потребности, которая может быть 
потребностью в еде, сне, комфорте, необходимостью сменить мокрые пеленки на 
сухие, согреться либо ликвидировать источник громкого звука или слишком яркого 
света; перевозбудивших его слух и зрение.
Кроме того, нетрудно проследить взаимосвязь этих двух состояний. Младенец не 
может сам справиться со своими потребностями. Ему требуется, чтобы кто-то 
другой, будь то мать, или няня, или сам студент, проводящий наблюдения, 
удовлетворил их. То есть накормил, успокоил, переодел малыша, устранил то, что 
раздражает его. Как только это произошло, нараставшее в тельце младенца 
болезненное напряжение немедленно сменяется чувством облегчения. Крик сменяется 
улыбкой, беспокойство — умиротворением, возбуждение — сном. Наблюдателю ясно, 
что этому ребенку стало комфортно, что его состояние нужды сменилось чувством 
удовлетворенности. Регулярно наблюдающие за такими событиями студенты вскоре 
уже не смогут спутать между собой эти два состояния или настроения младенца. 
Они научатся мгновенно различать, удовлетворен младенец или нет, испытывает он 
удовольствие или боль, усиливающееся или спадающее напряжение, наличие или 
отсутствие раздражающей стимуляции. Наблюдатели, освоив это базовое различение, 
тем самым сделают свой первый шаг в изучении младенческого поведения.
За этим следует второй шаг. Наблюдателю придется научиться различать не только 
наличие или отсутствие потребностей (= телесных напряжений), но и отличать 
проявления одних потребностей от других. Это более сложная задача. Независимо 
от характера потребностей и вызываемых ими внутренних напряжений младенец 
реагирует на них криком. Крик — сигнал того, что он чувствует голод, телесную 
боль, дискомфорт, одиночество. И если интенсивность переживания проявляется в 
интенсивности плача, то характер того, что требуется для удовлетворения 
младенца, будь то пища, комфорт, соприсутствие или же нечто иное, не столь 
очевиден.

Некоторые замечания о наблюдении за младенцами 235
   С другой стороны, там, где хорошо обученный объективный наблюдатель может 
ошибаться, нетренированная, но заботливая мать точно определит желание ребенка. 
Ее тонкий слух, различающий, казалось бы, совершенно однотипное хныканье, 
развивается на основе ее тесной эмоциональной привязанности к младенцу. Для нее 
плач малыша, испытывающего боль, заметно отличается от плача уставшего или 
голодного ребенка. Опытные няни имеют подобные навыки, а также, в условиях 
сегодняшнего обучения, и молодые наблюдательные медсестры. То, что для внешнего 
наблюдателя не более чем неопределенное проявление какого-то дискомфорта в теле 
младенца, для них оказывается разнообразием условий, требующим разнообразия 
действий. Это может быть крик испуганного младенца, которого надо приласкать и 
утешить, прежде чем он сможет заснуть;
или же нужно как-то облегчить ему боль в животике или зубную боль; или прервать 
приступ безысходного отчаяния, овладевший ребенком; может быть также, что его 
плач — всего лишь свидетельство состояния усталости, которое перейдет в тихий 
сон без какого-либо постороннего вмешательства. Студенту может показаться 
невероятной эта способность знающей женщины понять переживания младенца, но он 
легко может найти аналогичные примеры в собственном опыте. Например, гордый 
владелец сверкающего автотранспортного средства никогда не перепутает зловещий 
стук в моторе с поверхностным дребезжанием шасси. Случайный пассажир слышит 
просто шум, который для знатока является понятным языком, сигнализирующим о тех 
или иных неисправностях в механизме машины. Мать понимает этот первый язык 
младенца и отвечает ему. Чтобы поучиться таким же образом понимать его, 
студенту-медику, наблюдающему младенца, вероятно, придется развить в себе такое 
же личное эмоциональное отношение к ребенку или по крайней мере проявить 
глубокий интерес к этому малышу и желание познакомиться с младенческими 
проявлениями.
   Я так подробно останавливаюсь на необходимости этого конкретного различения 
в связи с современными изменениями в представлениях об уходе за младенцем. В 
значительно менее психологическую доаналитическую эру было принято, основываясь 
только на органических потребностях младенцев,
   
236 Раздел IV. Развитие ребенка
придерживаться жесткого расписания кормлений, с промежутком в три или четыре 
часа. Строгое соблюдение этих правил недавно уступило место более гибкому 
порядку кормления, более приближенному к субъективным желаниям ребенка. В ряде 
стран, особенно в Соединенных Штатах, это привело к революционному изменению — 
так называемому кормлению по требованию, отрицающему любые графики кормления и 
полагающемуся исключительно на проявление младенцем потребности в пище. При 
этом ничего не говорится о том, что успех ,, этого метода полностью зависит от 
правильного понимания сигналов, поступающих от ребенка. Несомненно, что, 
накормив, младенца можно умиротворить, даже если его беспокойство не было 
вызвано голодом. Но кажется недальновидным с младенчества приучать ребенка к 
использованию еды для удовлетворения других потребностей. Кормление по 
требованию должно рассматриваться в его самом строгом смысле, то есть 
осуществляться только тогда, когда младенцу требуется именно еда и ничего более.

Успешно достигший этой стадии понимания студент получит возможность наблюдать, 
как в маленьком тельце младенца зарождаются начала разума и мышления. Для 
большинства студентов это будет впечатляющий и крайне важный для всей их 
будущей медицинской карьеры опыт. Им раскроется вся сила и мощь человеческого 
разума, структурная сложность и значимость его функционирования, тесная 
взаимосвязь мышления с телесными функциями и потребностями.
Что происходит в психике новорожденного и младенца, до сих пор открытый вопрос, 
в последние годы все более активно обсуждаемый многими авторами. Некоторые 
психоаналитики приписывают новорожденным сложные психические процессы, 
разнообразные чувства и эмоции, сопровождающие действия различных стимулов, и, 
более того, сложные реакции на эти стимулы и эмоции, такие например, как 
чувство вины. Другие, и в их числе автор, считают, что внутренний мир ребенка 
первых дней жизни состоит преимущественно из двух контрастных ощущений 
удовольствия-боли. Боль возникает под влиянием потребности тела (или внешних 
раздражителей), удовольствие — при удовлетворении потребности (или устранении 
раздражителя).

Некоторые замечания о наблюдении за младенцами 237
Благодаря силе этих ощущений и их контрастной природе младенец превращается в 
то, что он будет позже чувствовать как свое это.
   Мы представляем, что это превращение происходит в психике ребенка следующим 
образом. Регулярно повторяющийся опыт удовлетворения учит младенца тому, что 
именно приносит удовольствие. Например, после того как малыша накормили 
несколько раз, следствием этого опыта становится возникновение у него ранее 
отсутствующего образа утоляющей голод пищи. И в дальнейшем, как только 
появляется голод, немедленно возникает образ желаемой пищи. Голодный ребенок 
будет видеть мысленную картинку молока, или мамы, несущей молоко, или 
материнской груди, или бутылочки, наполненной молоком. Голод и эти образы 
утоляющих объектов и процедур останутся неразделимо связанными между собой. 
Воображение такого рода (многими авторами называемое «фантазией») 
рассматривается как первый этап психического функционирования.
   С другой стороны, голодный младенец своеобразно ведет себя по отношению к 
своему воображению. Поскольку он уже много раз обнаруживал, что реальное 
появление матери или ее груди ведет к удовлетворению желудка, он ожидает от 
своего мысленного представления о ней такого же результата. Но, конечно, этого 
не происходит. Воображаемый образ, галлюцинация груди или матери, не приносит 
удовлетворения. Потребность не будет удовлетворена до тех пор, пока не будет 
подан сигнал бедствия и не появится реальная помощь. Часто сталкиваясь с таким 
опытом, младенец учится различать внутренний образ и восприятие реальности 
внешнего мира. Эта новая способность различать восприятие реальности, с одной 
стороны, и внутренние мыслительные образы — с другой, одно из наиболее 
значительных достижений в психическом развитии ребенка. У старших детей и 
взрослых в норме не возникает трудностей в суждениях о том, порождено ли то, 
что они видят, восприятием реальности или же появилось в сознании, под 
воздействием потребности. Они исследуют реальность и распознают творения 
фантазии как нереальные, и без этой способности нормальная жизнь была бы 
невозможна. С другой стороны,
   
238 Раздел IV. Развитие ребенка
это умение может быть утеряно под влиянием серьезной психической болезни. 
Студенту-медику будет полезно в будущем помнить, что галлюцинации психотических 
пациентов имеют ту же структуру, что и галлюцинаторные образы молока или матери 
у младенцев, от которых они ожидают удовлетворения, предоставить которое может 
лишь реальное окружение.
Между тем реакции ребенка на переживания удовольствия-боли претерпевают 
дальнейшие изменения: он теперь помнит то, что происходило ранее. Наблюдатель 
заметит, что в состоянии неудовлетворенной потребности младенец теперь 
действует согласно прошлому опыту. Например, в опыте малыша за появлением 
бутылочки следовало удовлетворение; поэтому он начинает поворачиваться в 
сторону этого приносящего удовлетворение объекта. Он знает, что вызывает боль, 
и отворачивается в сторону. Согласно опыту, крик влечет появление матери и, 
кажется, способен превращать внутренний образ матери в ее реальное присутствие. 
Это придает его крику новый оттенок преднамеренности. Опытный наблюдатель 
заметит соответствующие изменения в плаче младенца. Из простого проявления 
страдания он становится мощным инструментом или оружием, которое ребенок может 
использовать для изменения и управления происходящим в его окружении.
Студенту, ведущему наблюдения, полезно проследить за реакцией ребенка на 
появление и исчезновение матери. Взаимодействие младенца с его окружением не 
должно интерпретироваться по меркам взрослых. Хотя наблюдатель видит младенца 
как самостоятельный организм, он должен понять, что сам младенец все еще не 
имеет четкого представления о своих границах и не вполне понимает, где 
начинается окружающий его мир. Строя первый внутренний образ себя, младенец 
следует единственно важному в его жизни принципу — принципу удовольствия. 
Поэтому он рассматривает как часть себя все, что приятно и удовлетворяет его, и 
отвергает как чуждое ему все болезненное и неприятное. В соответствии с этой 
инфантильной формой разделения (мира на «себя» и окружающую среду. — Пер.) мать,
 будучи «приятной», рассматривается младенцем как важная часть себя. Студент, 
наблюдающий за младенцем на руках у матери, заметит, что малыш не делает 
различий между ее и

Некоторые замечания о наблюдении за младенцами 239
своим собственным телом. Он играет с материнской грудью, ее волосами, глазами, 
носом точно так же, как он играет со своими собственными пальцами, ножками, 
исследует свою ротовую полость. Он настолько удивлен и возмущен тем, что мать 
отошла от него, как будто он потерял часть своего собственного тела. Только 
через болезненный опыт, периодически теряя свою мать, ребенок постепенно в 
течение первого года жизни научается тому, что большая часть доставляющего 
удовольствие выстроенного внутри него образа вовсе не является его собственной. 
Часть этого образа отделится от него и станет его окружением, в то время как 
другие части останутся с ним навсегда. Наблюдатель может видеть нарастающие 
проявления того, что младенец учится распознавать истинные пределы и границы 
своего собственного тела. На самом деле первый внутренний образ, который 
человек получает о себе, есть образ его собственного тела. В то время как 
взрослые думают в терминах «Я» («self»), младенцы думают, или скорее чувствуют, 
в терминах тела.
Наблюдатели должны быть подготовлены к тому, что такие достижения, как 
дифференциация себя и окружения, даются малышу нелегко. Архаизмы будут 
сохраняться, иногда под видом игры, и проявляться впоследствии, уже после того 
как основные понятия о собственном теле крепко укоренятся в сознании ребенка. 
Например, на втором году жизни дети все еще могут иногда вести себя так, будто 
их тело и тело матери суть одно. Ребенок, который любит сосать свой палец, 
вдруг внезапно возьмет палец матери и начнет сосать его либо, наоборот, положит 
свой пальчик в мамин рот. Или в процессе кормления возьмет ложку, накормит маму 
и затем будет по очереди кормить ее и себя. Матери принимают эти знаки как 
первые проявления щедрости, каковыми они на самом деле не являются. Это 
поведение исчезнет, когда малыш перестанет путать свое тело и тело матери. В 
целях наблюдения и понимания будет полезно обнаружить такие инфантильные модели 
поведения сохраняющимися на втором году жизни и даже позднее, когда 
развивающиеся способности ребенка к общению уже не оставляют сомнений 
относительно их значения и намерения.
Но и в то время, пока границы «Я» ребенка все еще расширены и неопределенны, 
наблюдатель не может не поражаться

240 Раздел IV. Развитие ребенка
все улучшающимся порядком, устанавливающимся в сознании ребенка. Диффузные 
ощущения младенца постепенно объединяются и образуют организованный опыт. 
Удовольствие, боль, голод, удовлетворение, комфорт, дискомфорт перестают 
хаотично сменять друг друга, возникая под воздействием непосредственной 
потребности и исчезая с ее удовлетворением. Младенцы подтверждают народную 
мудрость, гласящую, что у малого дитя смех и слезы живут рядом. Младенец может 
во время плача вдруг засмеяться, или улыбнуться, или хихикнуть;
; только что вовсю улыбаясь, внезапно расплакаться из-за пустяка. Предвкушение 
удовольствия и ярость, гнев, сильное волнение могут выражаться почти 
одновременно. У наблюдателя создается впечатление, что каждая эмоция 
подчиняется своим собственным правилам, не взаимодействуя с другими. Что бы ни 
произошло, за этим следует определенная реакция. То, что, казалось бы, пройдет 
незамеченным, складывается в опыт.
   Внутренняя интеграция восприятий, ощущений и реакций с ростом ребенка 
становится все точнее и мощнее. И именно она во второй половине первого года 
жизни младенца превращает то, что было более или менее диффузной рассеянной 
мозговой деятельностью, в первичную организацию зарождающейся личности. 
Центральный момент осознания возникает, когда опыт начинает накапливаться и 
использоваться, когда конфликтующие чувства встречаются и смягчают друг друга. 
Начинают наблюдаться различения не только между удовольствием и неудовольствием,
 но и между «это» и «другие», действительное и воображаемое, знакомое и 
неизвестное, и даже самые начала дифференциации между прошедшим, настоящим и 
ближайшим будущим временем. Теперь можно ожидать от младенца, что он будет 
узнавать наблюдателя, если тот появляется достаточно часто. Также у него 
начинает проявляться познавательный интерес и взаимодействие с окружающей 
средой без принуждения со стороны ищущей удовлетворения потребности.
   Вот примерно к этому приведут студента наблюдения за функционированием 
ребенка первого года жизни.
   Если вследствие вышесказанного у вас возникло ощущение, что студенту в сто 
наблюдениях не нужно уделять внимание матери, то это лишь потому, что я 
описывала деятельность
   
Некоторые замечания о наблюдении за младенцами 241
самого младенца и принимала мать как данность. Ее присутствие столь существенно 
для малыша, что наблюдателю, да и самому ребенку, трудно представить жизнь без 
нее. В отличие от большинства животных, научающихся обеспечивать себя вскоре 
после рождения, человеческий детеныш — полностью зависимое существо. Много 
месяцев пройдет, прежде чем он сможет захватывать в ладошку твердую пищу и 
отправлять ее в рот. Его придется кормить жидкой пищей из соски в течение почти 
всего первого года жизни. Кто-то должен быть рядом с ним и поворачивать его на 
бочок с одной стороны на другую в первые недели и месяцы жизни, затем — сажать 
его и укладывать в постель. Он бы беспомощно лежал в моче и экскрементах, если 
бы никто не заботился о его чистоте и перемене белья. При отсутствии 
материнской или медицршской заботы младенец умирает, поскольку никакая внешняя 
необходимость не может научить его удовлетворять собственные потребности в этом 
возрасте. Таким образом, мать как кормилица и младенец как зависимый от нее 
рассматриваются как неразделимая пара, неразделимая в самом прямом смысле слова.
 За исключением времени сна младенец вряд ли будет спокоен, оставшись в 
одиночестве. С другой стороны, для внешнего наблюдателя это постоянное 
присутствие матери и ее забота в значительной степени искажают картину и 
реальный объем потребностей младенца. Ведь это ее задача — снижать напряжения 
сразу же после их проявления и давать удовлетворение прежде, чем потребность в 
нем достигнет высшей точки. Поэтому малыш, о котором хорошо заботятся, выглядит 
для окружающих «малотребовательным». И наблюдатель не сможет не заметить, что 
такой же ребенок у матери, допускающей невыполнение этих требований, нуждается 
то в одном, то в другом с утра до вечера, давая окружающим передышку только на 
время собственного сна.
   Удовлетворенность матери своим малышом может, далее, заслонить от 
наблюдателя тот факт, что этот младенец на самом деле весьма неблагодарен: он 
питает интерес к своей кормилице, лишь когда ему что-нибудь требуется. Когда он 
полностью удовлетворен, не голоден, у него ничего не болит, ему не холодно и 
вообще его ничто не беспокоит, он, фигурально выражаясь, поворачивается спиной 
к своему окружению и засыпает.
   
244 Раздел IV. Развитие ребенка
нет груди или бутылочки с молоком; это, разумеется, не удовлетворит его голод, 
но вызовет приятные ощущения в ротовых рецепторах. Когда рядом нет матери, 
ласкающей тельце ребенка, его собственная возня, потирание и почесывание кожи, 
ушек, любых частей тела вызывают эротические ощущения кожи и доставляют 
удовольствие. Потирание и надавливание половых органов вызывает эротическое 
удовлетворение (удовлетворение мастурбационного типа\ аутоэротическое 
удовлетворение \ эротическое самоудовлетворение). Когда мама не покачивает 
малыша, раскачивающиеся ритмические движения могут осуществляться и без ее 
помощи. Любой наблюдатель, в течение определенного времени и без предубеждений 
следящий за малышом, обнаружит, что это побуждение доставлять себе своими 
собственными усилиями разнообразные приятные эротические ощущения, 
исключительно при помощи своего собственного тела (даже если иногда и 
используются некоторые предметы, такие, как уголок одеяла, подушка, пустышка и 
пр.), играет значительную роль в жизни каждого младенца.
Как объективные внешние наблюдатели, мы могли бы ожидать, что матери, врачи, 
сиделки будут приветствовать эти малые проявления самостоятельности младенца, 
столь зависимого в других отношениях. Довольно любопытно, что этого никогда не 
происходит. Медики с неодобрением относятся к сосанию пальца, виня его в 
деформации челюстей младенца или же искривлении зубов. Мастурбационная 
активность на коже и гениталиях в доаналитическую эпоху обычно рассматривалась 
как угрожающее проявление раннего полового развития. На ритмические 
раскачивания смотрят с подозрением, как на возможные предвестники аутических 
тенденций. Мы знаем сегодня, что это осуждение обусловлено тем, что вся эта 
деятельность является первыми действительными проявлениями детской 
сексуальности; кроме того, они представляют форму сексуального удовлетворения, 
которую с точки зрения взрослого можно назвать извращением. Но это еще не все. 
Наблюдатели, находящиеся в хорошем контакте с матерями младенцев, заметят, что, 
даже когда преодолен страх перед детской сексуальностью, как это уже произошло 
во многих случаях, все же сохраняются определенные опасения, касающиеся 
стремления младенцев

Некоторые замечания о наблюдении за младенцами 245
к аутоэротическому удовлетворению. Кажется, что бессознательно матери очень 
ценят себя как единственный источник удовольствия для своего ребенка. Ребенок, 
доставляющий сам себе удовольствие, — это независимый ребенок, и независим он в 
той степени, в которой он прибегает к этому. Мать смутно чувствует; что он 
становится менее подвластен ее влиянию и руководству. И несмотря на советы 
врача или психолога-консультанта, матери склонны противоборствовать сосанию 
пальца, раскачиванию, мастурбации и т. д. Войну, которую они, несомненно, 
проиграют, поскольку, буквально говоря, как ни связывай ручки и ножки младенцу, 
воспрепятствовать в поиске этих совершенно законных, природой определенных 
инфантильных удовольствий не удастся.
   Во время наблюдений студентам будет полезно периодически сопоставлять свои 
записи для сравнения темпов развития младенцев. Не все дети проходят через одни 
и те же этапы развития в одно и то же время. Есть определенные пороги, которые 
должны быть достигнуты и пройдены в течение первого года жизни. Когда именно 
это произойдет, зависит в каждом отдельном случае от взаимодействия 
конституциональных факторов и влияний окружающей среды. Все младенцы проходят 
этап, когда их жизнь определяется единственной альтернативой: боль — 
удовольствие. Они должны в течение первого года жизни научиться воспринимать и 
распознавать реальность, развить память и создать внутренний образ своего тела 
как основу будущей личности. Основываясь на опыте физического удовлетворения, 
их чувства должны обратиться к матери и породить привязанность к ней. Если они 
прошли эти основные ступени, их можно назвать успешными младенцами. 
Координированные движения и речь появятся следом.
   
242 Раздел IV. Развитие ребенка
Как только нужда будит его, он становится очень внимателен к матери, как бы 
спрашивая: «Где же моя кормилица? Здесь ли ты, чтобы дать мне то, что я хочу?», 
страдая', если мать отсутствует в этот момент.
   Тщательное наблюдение за младенцем в течение его первого года жизни открие т 
студенту постепенное превращение взаимоотношений матери и ребенка из отношений 
эгоистических, жадных, эгоцентрических со стороны ребенка в более взрослую 
привязанность одного человеческого существа к другому. Это превращение состоит 
из нескольких изменений, которые удобно рассматривать как целое. Ситуация, при 
которой лишь давление потребности вызывает у ребенка внутренний образ матери, 
угасающий, как только удовлетворение было получено, постепенно преображается. 
Теперь образ матери сохраняется постоянно, собирая в себе весь позитивный опыт 
с ее участием, и становится все более точным и значимым. Ребенок строит на 
основе этого собирательного опыта то, что мы называем его первой истинной 
любовной привязанностью. Это новое отношение к матери сохраняется и в 
дальнейшем, надежно фиксируясь в его психике и оставаясь относительно 
стабильным независимо от изменяющихся состояний потребности и удовлетворенности 
его тела. Безукоризненно выполняя роль кормилицы, не допуская несвоевременных 
отлучек и не позволяя себе увлекаться другими людьми, делами, личными 
интересами, мать тем самым дает младенцу возможность установления и сохранения 
в будущем постоянной и крепкой привязанности к матери. Постоянство этой 
привязанности будет служить крепкой основой для формирования и развития в 
дальнейшем подобной привязанности к отцу, братьям и сестрам и, наконец, к 
другим людям, не являющимся членами семьи. Если же мать относится к своей 
обязанности кормилицы равнодушно или часто позволяет другим людям заменять ее, 
переход от эгоистической «любви желудка» к искренней крепкой любовной 
привязанности будет происходить медленнее. Младенец может чувствовать себя 
незащищенным и слишком беспокоиться об удовлетворении своих потребностей, чтобы 
уделять достаточно внимания человеку или людям, которые о нем заботятся.
   
Некоторые замечания о наблюдении за младенцами 243
   Для студента-медика, будущего врача или психиатра, будет полезно 
зафиксировать в своем сознании эти два этапа развития младенческой 
привязанности: эгоцентрические, непостоянные взаимоотношения и превосходящие их,
 но из них же и вырастающие прочные стабильные взаимоотношения. Хотя в
НППМР ялпппкнм
ЕрВЫИ ;
, следы
его могут при определенных обстоятельствах проявиться в дальнейшей жизни. 
Тяжелая физическая болезнь может быть одним из таких обстоятельств. Оказавшись 
«беспомощным, как дитя», больной сосредоточивается на потребностях своего 
страдающего тела точно так же, как и младенец; его отношение к сиделкам, врачам,
 ухаживающим за ним родственникам может стать очень похожим на младенческую 
зависимость от матери, кода настоятельные требования сменяются периодами 
безразличия, как только достигается относительный телесный комфорт. Кроме того, 
встречаются люди, сохраняющие «инфантильность» во взаимоотношениях в течение 
всей своей жизни. Не достигая постоянства в любви, они часто меняют партнеров в 
зависимости от «требований момента». Будучи зависимыми от каждого партнера и от 
получаемого от партнера удовлетворения, они тем не менее концентрируются на 
своих собственных желаниях, практически не уделяя партнеру внимания. Они 
эмоционально глухи, подобно младенцу, не выражая никакой ответной любви. В то 
время как эта примитивная форма детской зависимости ведет к асоциальному 
развитию, второй этап стабильной любовной привязанности к матери представляет 
замечательный фундамент для социальной адаптации.
   Наблюдая за развитием привязанности ребенка к матери, мы встречаемся со 
следующим интересным явлением, которое позволит нам уточнить предыдущее 
утверждение. Обсуждая телесные потребности, мы заключили, что младенец не может 
самостоятельно удовлетворить их. Теперь мы отметим, что из этого правила есть 
исключения. Действительно, младенцу приходится полагаться на мать в вопросах 
чистоты, пищи, регуляции температуры и положения тела, но при этом немаловажно, 
что он может доставлять себе определенное удовольствие самостоятельно, заменяя 
отсутствующую мать какой-либо частью своего тела. Он может сосать свой большой 
палец, если рядом
   
248 Роздел V. Детская психопатология
Обманчивость явной симптоматологии1
Аналитики всегда гордились тем, что занимаются терапией, направленной на 
конфликты и стрессы, лежащие в основе симптомов пациента и скрытые в его 
личности. Этот подход неизбежно вводит их в противоречие со стремлением 
взрослых невротиков, подвергающихся анализу, лишь облегчить страдания, 
вызываемые болезненной тревожностью и уродливыми навязчивыми идеями, и 
считающих только эти цели заслуживающими исследования. То же и с родителями 
маленьких пациентов, которые заинтересованы лишь в ликвидации беспокоящих их 
проблем поведения ребенка и полностью игнорирующих патологические изменения в 
развитии, пока они не проявляются в тревожащих их событиях.
Действительно, ни взрослые невротики, ни родители не обладают знаниями 
аналитиков об обманчивой природе явных симптомов. Они не имеют представления ни 
о быстром перемещении тревожности с одних объектов на другие, не менее значимые,
 ни о легкости замены одного навязчивого стремления другим. Поэтому они не 
могут понять, что симптомы — не более чем символы, показывающие, что в нижних 
слоях психики имеет место определенный беспорядок. Многие симптомы, кажущиеся 
без лечения неприступными и значительными, удивительно легко поддаются 
различным видам терапии. Но если принимаемые меры не достигают основ, место 
этих симптомов может быть почти мгновенно занято другим патологическим 
образованием, хотя и явно отличающимся от исходного, но выражающим то же 
скрытое содержание и, возможно, столь же ухудшающим жизнь человека.
С другой стороны, в аналитическом подходе симптомы не принимаются в расчет лишь 
в рамках терапевтической техники; что касается диагностической классификации, 
то здесь симптомы с точки зрения аналитиков сохраняют все свое значение. 
Определяется ли пациент как истерический или же фобический
Текст дан по изданию: Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа. Т. II. 
М., 1999. С. 201-225.

Обманчивость явной симптоматологии 249
субъект, страдающий неврозом навязчивости или находящийся в параноидальном 
состоянии, — это решается всецело на основании проявленной симптоматики, то 
есть явных признаков телесных изменений, приступов тревожности, механизмов 
избегания, компульсивных действий, проекций и т. д.
Здесь налицо несоответствие между терапевтическим мышлением аналитика, которое 
метапсихологично, то есть ориентировано на динамические, энергетические, 
генетические и структурные аспекты психического функционирования, и его 
диагностическим мышлением, опирающимся на описательные понятия и категории1. 
Разница между этими подходами столь фундаментальна, что многие аналитики 
потеряли всякий интерес к диагностике как несущественной и незначимой для их 
работы дисциплине: Другие же стали рассматривать все аномалии своих пациентов 
как проявления сложного, причудливого, вариатив-ного человеческого поведения2.
Но прежде чем принять такие нигилистские взгляды, представляется заслуживающей 
внимания попытка преодолеть расхождения этих двух подходов, используя для их 
связи сами симптомы во всем их разнообразии. В конце концов, почему 
классификация симптоматологии должна ограничиваться лишь перечислением и 
описанием, почему расследование динамических конфликтов и генетического 
прошлого должно быть исключено из нее и зарезервировано для рассмотрения в 
аналитической процедуре? Конечно, при таком подходе к классификации неизбежно 
придется пожертвовать аккуратностью и последовательностью, присущими любой 
системе, базирующейся на феноменологии. Следует ожидать, что во многих случаях 
между глубинными бессознательными структурами и явными симптомами не будет 
взаимно однозначного соответствия. Первые, как показано в части 1 настоящей 
статьи, могут иметь разнообразные проявления; последние, как видно из части 2, 
являются следствиями ряда причин. Это не должно смутить
' Или в лучшем случае бессознательное содержание, обращенное в сознательные 
символы.
2 Выдающийся пример последнего — Карл Меннингер, известный своим осуждением 
всех психиатрических терминов и классификаций как незаконно нарушающих 
человеческое достоинство пациентов, «обзывающих» их.

250 Раздел V. Детская психопатология
аналитика, но может обострить его диагностическую проницательность.
Описательный подход к симптоматологии еще менее приемлем, когда мы имеем дело с 
психопатологиями детства. Как хорошо известно, для незрелой личности 
изолированные симптомы не могут достоверно указывать на какой бы то ни было тип 
глубинной патологии, а также быть ее мерой. Симптомы могут быть всего лишь 
реакцией ребенка на некоторые напряжения, возникающие в процессе развития, и 
быть таким обра-i30M преходящими, исчезающими вместе с вызвавшей их фазой 
развития. Симптомы могут также представлять постоянное сопротивление каким-то 
угрожающим влечениям и быть препятствием на пути дальнейшего развития. Другие 
симптомы, хотя и патологические по происхождению, но оказавшиеся тем не менее 
созвучными эго, сливаются со структурой личности ребенка до такой степени, что 
становится трудно отличить проявления, ведущие к дальнейшим серьезным 
патологиям, от более или менее нормальных, устойчивых черт индивидуального 
характера. Эти различные классы симптомов будут стоять наравне в любой 
классификации, основанной на феноменологии.
Более того, если мы внимательно рассмотрим, что в детских клиниках перечисляют 
под заголовком «направляющие симптомы», мы засомневаемся, всегда ли эти 
проявления заслуживают отнесения к симптоматологии, или же здесь термин 
«симптом» применяется в его собственном смысле. В таких списках собраны вместе 
реальные знаки или следы прошлых и настоящих патологических процессов, а также 
все, что вызывает жалобы родителей и детское беспокойство, как, например: 
плаксивость; нарушения питания, пищеварения и выделения; проблемы сна, дыхания, 
кожные раздражения; боли и недомогания; двигательные расстройства; необычное 
сексуальное поведение; самоистязания; эмоциональные расстройства, нарушения 
настроения и объектных связей; проблемы обучения и/или слабость других 
эго-функций: нарушения поведения, включая антисоциальные поступки; моральная 
неразборчивость; плохая приспособляемость; неумение подчиняться родительским 
требованиям или удовлетворять родительским ожиданиям и т. д.

Обманчивость явной симптоматологии 251
Хотя перечисления такого рода обещают помочь в первоначальной ориентации в 
вопросе и, по видимости, удовлетворяют непосредственные нужды клиницистов на 
этапе первичного приема пациента, на деле они лишь мешают. Оставаясь на 
описательном уровне, не затрагивая генетических корней, динамических, 
структурных, энергетических совокупностей, такой начальный подход 
обескураживает аналитическое мышление и блокирует пути точной диагностики 
вместо того, чтобы облегчать их. Последнее, но немаловажное замечание: такой 
подход не дает ключа к выбору адекватных терапевтических методов1.
Такие феноменологические списки не содержат предостережения о том, что многие 
из перечисленных пунктов могут генетически принадлежать к двум, трем и более 
аналитическим категориям. Нарушение поведения, например такое, как ложь, может 
происходить из уровня развития эго ребенка, то есть из незрелости личности, 
выражающейся в неспособности различать реальность и фантазию, или обозначать 
задержку в овладении и совершенствовании этой важной эго-функций. Но также ложь 
может выдавать уровень и качество объектных отношений ребенка и выражать его 
страх наказания и потери любви. Как ложь-фантазия, она может быть признаком 
упорного отрицания неприятной действительности, с полностью сохраненной 
функцией различения реальности. Как черта характера ребенка, она может 
обозначать слабость или неуспех функционирования суперэго.
Нарушения выделительных процессов, такие, как сверхпродолжительное удерживание 
кала, может иметь причиной уязвимость пищеварительной системы (то есть быть 
психосоматическим); или может быть символом имитации и идентификации ребенка с 
беременной матерью (истерическое); или может выражать его протест против 
неподходящих методов обучения туалету (поведенческое); может выражать 
фаллические сексуальные потребности и фантазии анального уровня (навязчивые 
идеи).
' Это может быть объяснением того, почему во многих клиниках детям предлагается 
единственный вид лечения, например, еженедельная психотерапия.

252 Раздел V. Детская психопатология
Аналогично энурез может сигнализировать о простом нарушении контроля в 
импульсивной личностной структуре' или представлять сложную комплексную реакцию 
на уровне зависти к пенису и страха кастрации.
Трудности обучения могут указывать на задержку развития или, напротив, на 
сдерживание н блокирование исходно неповрежденной интеллектуальной функции.
Аптисоциальные реакции, такие, как вспышки агрессии, могут обозначать 
недостаточное слияние агрессии и либидо, или' ч недостаточный контроль за 
побуждениями импульсивного характера, пли грубую защитную реакцию против 
глубинных пассивно- фемининных наклонностей в явном стремлении мальчика к 
мужественности.
Короче, явные симптомы могут проявляться одинаково, но сильно отличаться по 
скрытому смыслу и патологическому значению. Соответственно они будут требовать 
терапевтического вмешательства различных типов.
Идеальным решением для клинического аналитика, работающего с детьми, была бы 
классификация симптомов, включающая, с одной стороны, рассмотрение различных 
метапсихоло-гическнх аспектов, а с другой — содержащая связи и указания на 
общепринятые описательные диагностические категории. При этом очевидно, что ни 
одна комплексная система такого типа не приводит к быстрым, почти 
автоматическим выводам, к которым привыкли диагносты, остающиеся в 
феноменологических рамках. Чтобы такая новая симптоматологическая классификация 
была плодотворной, необходимо тщательное изучение личности ребенка уже на 
диагностической стадии, что дает возможность соотнести каждый симптом с уровнем 
развития, структурой, динамикой и т. д.
I. Собственно симптоматология
Как было отмечено выше, для первой попытки упорядочения клинического материала 
кажется полезным отделить симптомы, или признаки в узком смысле слова, от 
знаков тревоги
' Cm.J.J. Michaels (1955).

Обманчивость явной симптоматологии 253
и других причин обращения ребенка за диагностикой и лечением. В этой 
ограниченной области становится возможным обозреть относящиеся к ней 
патологические процессы и связать с ними различные формы психических болезней, 
соответствующие им.
   1. Симптомы, происходящие из первоначальной слитности соматических и 
психологических процессов: психосома-тика. В начале жизни, пока еще 
соматические и психологические процессы не отделились друг от друга, телесные 
ощущения, такие, как голод, холод, боль и т. д., легко выплескиваются через 
психические каналы в форме беспокойства, неудовольствия, гнева, ярости, так же 
как и любые психические недомогания выражаются соматическими расстройствами, 
проблемами питания, пищеварения, выделения, дыхания и т. д. Такие 
психосоматические реакции определены процессом развития в этом периоде жизни. 
Для последующих событий важно, какое именно телесное проявление получит 
индивидуальное предпочтение, поскольку этот выбор вызовет усиление 
чувствительности и уязвимости соответствующего органа или системы, например, 
кожи, респираторной системы, желудочно-кишечного тракта, ритмов сна и т. д.
   В норме легкость доступа психики к телу и наоборот уменьшается с развитием 
эго и открывающимися новыми, чисто психологическими каналами выхода напряжений 
через действия, мысли, речь. С другой стороны, там, где этот доступ остается 
облегченным, он непосредственно отвечает за психосоматическую симптоматологию, 
то есть астму, экзему, язвенные колиты, головные боли, мигрени и т. д.
   Этот механизм также ответствен за формирование так называемой соматической 
податливости, которая в позднейших и более сложных симптомах истероидного 
комплекса облегчает превращение психических процессов в физические проявления 
символического значения.
   2. Симптомы, происходящие из компромиссных образований между ид и эго: 
невротическая симптоматология. С тех пор как базовое психоаналитическое 
обучение происходит в области теории и терапии неврозов, аналитики чувствуют 
себя наиболее компетентными в специфической структуре невротической
   
254 Раздел V. Детская психопатология
симптоматологии. Фактически в отношении неврозов термин «симптом» стал 
синонимом эго, действующего посредником и находящего решения конфликтов между 
производными ид, с одной стороны, и другими, моральными или рациональными, 
требованиями, с другой стороны. Стал общеизвестным сложный путь образования 
симптома по линии опасность — тревожность — регрессия — защита — компромисс.
Получающиеся в результате структуры симптомов могут оказаться неприемлемыми для 
эго и вызывать дискомфорт и 4 душевную боль. Однако они могут быть принятыми, 
оказавшись созвучными эго, и стать частью индивидуального характера. Произойдет 
ли последнее, во многом зависит от структурных факторов, то есть от того, в 
какой степени элементы ид, эго и суперэго воплощены в итоговом симптоматическом 
результате. Это зависит также от готовности эго исказить себя принятием в свою 
структуру патологических проявлений. Последнее упомянутое решение — не иметь 
дела с симптомами как с неким чужеродным телом — часто выбирается детьми.
Поскольку формирование компромисса такого рода зависит от установленных границ 
между ид и эго, бессознательным и сознанием, мы не встретим невротических 
симптомов в неструктурированной личности, то есть в раннем детстве. Образование 
невротических симптомов не происходит, пока эго не отделит себя от ид. Но при 
этом не требуется дожидаться, пока эго и суперэго станут двумя независимыми 
инстанциями. Первые конфликты между ид и эго, а с ними и первые невротические 
симптомы, разрешающие эти конфликты, появляются в эго под давлением окружающей 
среды. Их вызывает не чувство вины перед внутренним суперэго, но угрозы со 
стороны внешнего мира, такие, как потеря любви, отвержение, наказание. 
Невротические проявления этой фазы истеричны по своей природе, если в них 
вовлечены области тела, имеющие оральное или орально-агрессивное значение. 
Симптомы оказываются в этом случае примитивной защитой от таких инстинктивных 
проявлений (двигательные нарушения, боли и недомогания, избирательность и 
причудливость в еде, тошнота). Они являются навязчивыми по характеру, поскольку 
защищают от анально-садистских влечений (первые проявления ком-

Обманчивость явной симптоматологии 255
пульсивной чистоплотности, аккуратности, избегание прикосновений).
   С появлением и разрешением фаллических Эдиповых стремлений, с появлением 
суперэго как независимого источника чувства вины эти изолированные симптомы 
организуются в синдромы, формирующие известные детские неврозы. Это, например, 
фобии (животных, врачей, дантистов, туалета, школы, и т. д.), а также настоящие 
неврозы навязчивости, содержащие повторения, ритуалы, церемонии, назойливые 
размышления, компульсивные действия. Уродливые подавления, эго-ограни-чения и 
тенденции к самоосуждению появляются в это время как характерные защиты против 
агрессивности.
   3. Симптомы, происходящие из проникновения побуждений ид в эго. 
Невротическая симптоматология возникает только там, где не нарушена граница 
между ид и эго. Она может быть непрочной по ряду причин: эго может быть 
констнтуцио-нально слабым; стремления ид — конституционально усиленными; эго 
может быть повреждено и выведено из строя травматическими событиями или 
нарушением внутреннего равновесия на определенных стадиях развития. В любом 
случае результатом будет нарушение контроля за содержанием ид и вхождение 
элементов ид в структуру эго с разрушительными последствиями для последней.
   Проникающие элементы могут являться частью первичных процессов 
функционирования и занимать место рационального вторичного процесса мышления. 
Соответствующие явные симптомы, такие, как нарушения памяти и мышления, бред, 
галлюцинации, имеют большое значение при установлении диагноза и различении 
между неврозом и психозом. Проявляясь лишь частично, они являются критерием 
пограничных состояний между этими двумя диагностическими категориями.
   Когда в эго проникают элементы влечений, итогом будут симптомы 
неконтролируемых (или недостаточно контролируемых) проявлений влечений без 
оглядки на реальность, что характерно для некоторых типов делинквентного и 
преступного поведения.
   Сочетание этих двух видов утечки из ид порождают те угрожающие типы 
аномального поведения, которые, с одной стороны,
   
256 Раздел V. Детская психопатология
выводят человека за пределы допустимого законом, а с другой стороны 
характеризуют его как психически больного и по этой причине освобождают от 
ответственности за его действия.
     4. Симптомы, проистекающие из изменений в экономике либидо или направлении 
катексиса. Хотя формирование любого симптома предполагает патологическое 
расстройство динамических и структурных аспектов личности, это может быть 
вторичным по отношению к деформациям структуры либидо и направления либидозного 
развития.
,    Когда, например, чрезмерно усилен нарциссический катек-сис личности, 
соответствующими симптоматическими проявлениями будет эгоизм, эгоцентричность, 
переоценка себя, вплоть до мании величия. Пренебрежение своим телом, 
самоуничижение, комплекс неполноценности, депрессивные состояния, 
деперсонализация (в детстве) — симптомы при чрезмерно ослабленном 
нарциссическом катексисе.
   Направление катексиса может измениться трояко, с соответствующей 
симптоматикой. Нарциссическое либидо может сместиться на тело, где увеличение 
катексиса специфических частей тела порождает ипохондрические симптомы. 
Объектное либидо может быть перенесено из внешнего мира, трансформировано в 
нарциссическое и полностью катектировано на собственную личность. Или же, 
напротив, все нарциссическое лчбидо добавятся к существующему объектному либидо,
 сконцентрируется на внешнем объекте любви с последующим приданием ему 
сверхзначимости, вплоть до полного эмоционального подчинения.
5. Симптомы, проистекающие из изменения характера и направления агрессии. 
Изменения интенсивности, а также частые смены направления, с тела на психику, с 
себя на объект, и обратно, — то, что важно для симптоматологии в этом отношении.

Первые, количественные, изменения вызываются в основном причудами в организации 
защит, в детстве — изменением качества действующих защитных механизмов, от 
грубо примитивных до крайне изощренных. Эти изменения определяют, доступны или 
недоступны необходимые агрессивные компоненты в эго-функционировании и 
сублимациях. Тип используемых от агрессии защит также ответствен за колебания 
между

Обманчивость явной симптоматологии 257
самоуничижительным поведением, соответствующим агрессии, обращенной на себя, и 
жестокими агрессивно-деструктивными вспышками против живых и неживых окружающих 
объектов.
6. Симптомы, происходящие из неоправданных регрессий. В нашей работе с детьми 
мы обратили внимание на некоторый тип патологических проявлений, схожих с 
начальной стадией образования неврогических симптомов, но осгающих-ся 
недоразвитыми по сравнению с инфантильными неврозами. Они берут начало в 
фаллической фазе и вызываются тревогой и угрозой Эдипова и кастрационного 
комплексов с последующей регрессией к оральным и анальным фиксационным точкам.
В то время как при образовании невротического симптома эго отвергает такие 
регрессии, защищается от них, в этих случаях они воспринимаются созвучными эго, 
принимаются им, то есть они не вызывают дальнейших конфликтов. В результате 
снижаются все аспекты функционирования личности (активность влечений, 
деятельность эго). Соответствующая клиническая картина включает в себя 
инфантилизм и псевдодебиль-ность, сопровождающуюся пассивно-фемининными чертами 
у мальчиков, затянувшейся зависимостью, неэффективностью, плаксивостью и т. д.
7. Симптомы, вызванные органическими причинами. Напоследок остались нарушения 
психических функций, имеющие органическое происхождение, такие, как повреждения 
мозга в пренатальном периоде или при родовой травме, или в результате 
позднейших воспалительных процессов или травм. Широкий спектр симптомов, таких, 
как задержки развития, проблемы передвижения, нарушения речи, слабоумие, 
неподвижность аффекта или аффективная лабильность, нарушения концентрации 
внимания, рассеянность и т. д., вызывается этими причинами. Многие их этих 
симптомов очень похожи на последствия запретов, формирование компромиссов, 
любых других категорий, описанных выше. Если неврологические тесты оказываются 
неубедительными, то очень трудно установить точный диагноз. Несомненно, ошибки 
дифференциального диагноза встречаются здесь в обоих направлениях, то 
психическое, то органическое повреждение неоправданно игнорируются, либо не 
учитывается взаимодействие этих факторов.
9 А. Фрейд
   
258 Раздел V. Детская психопатология
   Необходимо добавить еще те симптоматические проявления или отклонения от 
нормы, которые прямо или косвенно вытекают из физических недостатков, 
врожденных или приобретенных. Хорошо известно в настоящий момент, что при 
потере зрения развитие эго претерпевает изменения, нарушается баланс между 
аутоэротизмом и объектными отношениями, тормозится агрессия, усиливается 
пассивность и т. д. При полной или частичной потере слуха замедляются не только 
речевое развитие, но и связанные с ним вторичные процессы мышления и личнос-; 
тного развития. Утрата конечностей, спазмы имеют собственную психопатологию, 
которая требует дальнейшего изучения.
II. Другие признаки беспокойства и причины обращения за помощью
Как обсуждалось ранее, не все проявления, приводящие к клиническим 
обследованиям ребенка, свидетельствуют об истинной патологии. Существуют другие 
расстройства, нарушения, дисфункции и соответственно другие причины для 
обращения за клинической помощью. То общее, что есть у них, — это то, что они 
представляют нарушения нормальных процессов, адекватного развития и роста, 
разумного поведения, удовольствия и наслаждения жизнью, адаптации к социальным 
условиям и требованиям. Так как причины их неясны и одни и те же явные 
проявления могут относиться к различным глубинным образованиям, кажется 
правомерным попытаться подойти к их классификации под иным углом зрения. Выше 
мы применили метод, при котором от рассмотрения некоторого глубинного 
психического процесса мы переходили к его различным проявлениям на поверхности 
психики. Сейчас мы применим обратную процедуру, а именно начнем с внешних 
беспокоящих явлений и проследим, с какими внутренними сдвигами, повреждениями, 
затруднениями могут быть связаны эти явления.
1. Страхи и тревоги
То огромное количество детей, направляемых в клиники в связи со страхами и 
тревогами, служит оправданием нашей попытке классифицировать эти проявления как 
таковые, отдельно от

Обманчивость явной симптоматологии 259
той активной роли, которую они играют в образовании разно-
• образных клинических синдромов.
Несомненно, аналитикам хорошо известно, что тревога, ис-
• пытываемая это, — постоянная спутница развития в детские годы, проистекающая, 
с одной стороны, из беспомощности незрелого существования и, с другой, из 
процесса структуризации эго, его развития, приводящего к усилению напряжений 
между внутренними структурами. Отсутствие тревог скорее рассматривается как 
угрожающий знак, нежели их отсутствие. Тем не менее даже при том, что тревога 
естественна и беспокойство во многих случаях не более чем количественное 
обострение ожидаемых реакций, тревожные состояния остаются одной из наиболее 
общих и мощных причин детских страданий.
   Надо рассмотреть эти проявления с разных сторон, чтобы прийти к их глубокому 
пониманию. Например, можно попытаться классифицировать их с точки зрения фаз 
развития, создавая хронологическую последовательность, в соответствии с которой 
страхи и тревоги распределяются по различным инстинктивным фазам, в которые они 
возникают, и связанные с ними внешние и внутренние опасности, против которых 
они направлены. Классификация может также быть выполнена в динамическом аспекте,
 то есть с точки зрения защит, которые держат страхи и тревоги под контролем, и 
структурных факторов, определяющих успех или неудачу этих сдерживающих 
механизмов. Несомненно, наиболее часто авторы-аналитики изучали роль, которую 
играют в структурных конфликтах различные виды тревоги, а также то, как эти 
виды тревоги вызывают колебания между психическим здоровьем и болезнью, 
вовлекая своими провокациями в действие защитные механизмы эго и затем 
компромиссные образования между ид и эго.
   Очевидно, задачей диагноста является детальное изучение каждого из этих 
путей.
   а) Хронология страхов и тревог. Клиницист, располагая проявления детских 
страхов и тревог в соответствии со стадиями развития, на которых они возникают, 
и в соответствии с представленными на этих стадиях опасностями, сможет понять, 
что многие количественные изменения обусловлены
   
260 Раздел V. Детская психопатология
нарушениями развития или же неудовлетворенными потребностями развития (Nagera, 
1966).
   Начальные стадии развития эго, с этой точки зрения, оказываются связанными с 
так называемыми архаическими страхами младенца. Они неизбежны, пока у эго 
недостаточно собственных ресурсов, чтобы справиться как с мощными стимулами, 
приходящими из окружающего мира, так и со столь же сильными напряжениями во 
внутреннем мире. Эти страхи усиливаются и становятся более разнообразными, если 
эго ребенка особенно чувствительно или когда мать ребенка оказывается 
неспособной обеспечить комфорт и заботу, необходимые ребенку на этой стадии. 
Если развитие эго замедлено, архаические страхи возникают и за пределами 
младенчества. Их чрезмерная настойчивость может быть рассмотрена как 
диагностический критерий для определения задержки или остановки развития 
эго-фуикции.
   Снмбиотическая стадия, то есть фаза биологического единства младенца и 
матери, ответственна за возникновение тревоги отделения, страха потери любви, 
независимо от того, что угрожает этому единству. Тревога отделения становится 
непреодолимой, если младенец испытал реальное отделение от матери. Чрезмерно 
продолжительная тревога отделения диагностически указывает на остановку или 
фиксацию на симбиотиче-ской (разе'.
   Когда ребенок начинает воспринимать родителей как фигуры, ограничивающие и 
контролирующие его влечения, сложность выполнения их требований вызывает у него 
страх быть отвергнутым и страх потери родительской любви. Сами по себе эти 
страхи говорят о возникающем приспособлении к моральным нормам и характеризуют 
позитивный момент в развитии эго; если они не проявляются, это указывает на 
недостатки развития в этом отношении. Они становятся чрезмерными из-за внешних 
причин, если родители допускают ошибки и их
Существуют страхи потери объекта в позднем детстве, проявляющие себя в 
трудностях отделения от родителей, особенно от матери. Феноменологически 
идентичные, они отличаются динамическим и структурным аспектами, являясь 
обусловленными внутренним запретом на агрессию и желание смерти рОДИТСЛСИ.

Обманчивость явной симптоматологии 261
требования либо несогласованны, либо неоправданно строги. Но даже если к 
окружающему миру нельзя предъявить таких претензий, сверхчувствительность эго 
или же чрезмерная зависимость, потребность быть любимым могут привести к тем же 
результатам по внутренним причинам.
   Мальчик, достигший фаллической фазы, обычно обнаруживает в это же время 
усилившийся страх прикосновения к своему половому органу, то есть кастрационную 
тревогу. Частые обострения указывают непосредственно на устремления Эдипова 
комплекса и зависят от защит и компромиссных образований, применяемых эго 
против этого. Кастрационная тревога представляет особенную угрозу развитию в 
связи с порождаемыми ею регрессиями влечений и их дальнейшей ролью в 
формировании неврозов и характера.
   Первый выход ребенка из семьи в общество и его новая зависимость от мнения 
сверстников дают начало еще одному страху общественного позора, особенно часто 
испытываемого в школе.
   В соответствии с индивидуальным развитием ребенка, а именно с установлением 
независимости суперэго (когда бы это ни случилось) происходит продвижение от 
тревоги к чувству вины, как завершающей фазе нашей хронологии инфантильных 
неврозов.
   Очевидно, такая хронология страхов и тревог — полезный диагностический 
инструмент, поскольку наблюдение имеющегося нарушения прямо указывает на 
соответствующую фазу развития, в которой коренится психическая проблема ребенка.
 Тем не менее она не охватывает все необходимые аспекты. Она не включает такой 
формы тревоги, которая не связана ни с одной конкретной фазой и не несет 
типичных признаков, но существует в течение всего процесса развития и возникает 
в любой момент дальнейшей жизни не по причине фиксации или регрессии, но в 
любом случае нарушения внутреннего структурного баланса. Эта тревога относится 
к беспокойству эго за целостность своей внутренней организации на любом уровне. 
Она вызывается энергетическими причинами, то есть неравномерным распределением 
энергии между ид и эго. Ее интенсивность увеличивается при любом усилении 
инстинктивных
   
262 Роздел V. Детскоя психопотология
производных либо при уменьшении по какой-либо причине
силы эго.
   В отличие от других тревог этот страх влечений не может быть облегчен даже 
благоприятным снижением внешнего давления. К разочарованию родителей, он скорее 
увеличивается, нежели уменьшается от проявленной ими чрезмерной 
снисходительности в процессе обучения или даже в случае его отмены.
   Когда страх влечений заметно усилен, возникает подозрение о пограничном, или 
предпсихотическом, состоянии.
j   б) Явное и скрытое содержание страхов и тревог. При описании детских 
случаев, когда проявления тревоги явны и прямо присутствуют в записях 
клинициста, ее скрытое значение остается неясным в связи с тем, что почти любой 
вид тревожности может найти символическое выражение практически в любом 
психическом образе, а также остаться свободным, не прикрепленным. Тем не менее 
в большинстве случаев можно связать страхи и их символическое выражение 
следующим образом:
Архаические страхи     Боязнь темноты, шумов, посторонних, оказаться забытым в 
незнакомом месте и т. д.
Тревога отделения      Страх исчезновения, голода, беспомощности, одиночества и 
т. д.
Страх потери любви     Боязнь наказания, отвержения, заброшенности, смерти, 
землетрясения, грозы и грома и т. д.
Кастрационная тревога  Боязнь операций, увечий, врачей, зубных врачей,болезней, 
бедности, грабителей, колдуний, привидений и пр.
   В целом эти символы также взаимозаменяемы и сами по себе не являются 
достаточными для постановки диагноза. .
   в) Защита от тревоги, отсутствие защиты. В том, что касается изучения причин,
 предопределяющих тревоги, детские случаи более продуктивны, нежели взрослые, в 
силу того, что защитные действия, как правило, еще не полностью сформированы. 
Это дает возможность увидеть на поверхности сознания, с одной стороны, явное 
выражение переживания тревоги,
   
Обманчивость явной симптоматологии 263
с другой — попытки это справиться с опасной ситуацией и ее эмоциональными 
последствиями с помощью отрицания, избегания, смещения, проекции, подавления, 
реактивных образований или других механизмов защиты или защитных действий, или 
сочетания нескольких из них.
   Защиты могут не сработать или оказаться совершенно неэффективными, и тогда 
аффект полностью властвует в форме панических состояний или приступов тревоги*. 
Это показывает, что эго ребенка не смогло овладеть важным навыком сводить 
губительную паническую тревогу до структурно полезной сигнальной тревоги, 
значительно меньшей интенсивности, необходимой для того, чтобы привести в 
действие защитные механизмы. Приступы паники и тревоги не только крайне 
болезненны для личности ребенка. Они по-настоящему губительны для эго. Подобно 
реальным травматическим событиям они временно выводят это из строя и, таким 
образом, представляют угрозу стабильности организации эго.
   Классификация тревог в соответствии с защитной деятельностью дает ключ к 
предсказанию направления дальнейшего развития ребенка: к более или менее 
нормальному приспособлению; к социальной или асоциальной направленности; к 
образованию истерических или фобических, навязчивых или па-раноидальных 
симптомов, к соответствующему развитию характера и т. д.
2. Задержки или отставания в развитии
Сейчас всем известно, что уровень развития ребенка (его психологический 
возраст) не обязательно совпадает с его хронологическим возрастом и что норма 
находится в достаточно широких границах. Одни дети развиваются быстрее, другие 
— медленнее. Часто можно видеть, как темп роста меняется при переходе от одной 
фазы развития к другой.
Тем не менее большое количество детей поступают в клинику с «симптомом» 
неудовлетворительного развития, который, при клинической проверке, варьируется 
от легкой задер-
' Клиницисту важно отличать эти состояния от проявляющихся аналогично, но 
отличающихся по происхождению вспышек раздражения, обычных для детства.

264 Раздел V. Детская психопатология
жки развития до полной остановки и отсутствия всякого прогресса в развитии.
   Ребенок может отставать в развитии в тех или иных аспектах. Это могут быть 
так называемые краеугольные камни первого года жизни, то есть развитие моторной 
сферы, развитие речи и т. д. В сфере инстинктов может произойти задержка на 
дофаллнческой либидозной и агрессивной фазах, в критических ситуациях ребенок 
может вовсе не достичь фаллически-Эднпова уровня.
а   Что касается эго, задержка развития может проявить себя качеством объектных 
связей, например, инерцией эмоционально зависимых отношений в то время, когда 
следует ожидать объектного постоянства. Или же — несформированностыо таких 
функций, как контроль подвижности, память, тестирование реальности, снижение 
способности к обучению. Остановка развития это может в примитивном уровне 
организации защит, — применение отрицания, проекций, избегания и т. д. вместо 
продвижения к формированию реакции, вытеснению и сублимации.
   Задержка развития супсрэго может касаться его автономии, или э(рфсктивности, 
или в отношении качества его содержания, а именно незрелости интервализованных 
требований и запретов.
   Неравномерности и задержки развития такого типа ставят перед клиницистом 
много проблем, первая из которых — необходимость различать их причины. Задержки 
первого года жизни вызывают подозрение о наличии органических нарушений. 
Задержка инстинктивного развития может быть вызвана кон-ституциональными 
факторами или задана окружением, неадекватными реакциями со стороны родителей. 
Отставание в развитии эго часто вызвано низкими умственными способностями, но, 
как показали исследования детей из непривилегированных семей, такие отставания 
также могут являться следствием низкого уровня жизни и недостатком стимуляции. 
Остановка развития суперэго может быть частью общей задержки развития эго (и 
вызываться теми же причинами), либо происходить из-за отсутствия подходящих 
объектов в окружении ребенка, либо из-за отделснности от них, либо из-за неудач 
в формировании взаимоотношений с объектами, либо из-за характеристик роди-
   
Обманчивость явной симптоматологии 265
тельских фигур, с которыми отождествляется ребенок. Травматический опыт в любое 
время может подвергнуть опасности прогресс в любом направлении или в худшем 
случае привести развитие к полному застою.
Затем остается задача отделения этих задержек развития от других нарушении; 
котопые, хотя и похожи на них поверхностно, по сути различны. В то время как 
первые относятся к непройденным шагам развития, последние представляют 
уничтожение ранее достигнутого в развитии и вызываются регрессиями и запретами, 
то есть базируются на конфликтах. Хотя дифференциальный диагноз здесь очевидно 
важен и становится крайне существенным при выборе способа лечения, часто имеет 
место путаница, в особенности между остановкой и регрессией.
Клиницист может руководствоваться несколькими критериями, когда, например, ему 
нужно решить, отступил ли ребенок с фаллического на анальный уровень (из-за 
кастрационной тревоги), или он никогда не достигал фаллической стадии. 
Беспокойство, вина, конфликт — наиболее достоверные критерии неврозов, в то 
время как противоположные им различные виды задержки развития могут и не 
вызывать состояний внутреннего сомнения, особенно в тех случаях, когда задержка 
охватила существенную часть личности. Но все же и этому критерию нельзя 
полностью доверять. Дети с задержкой развития часто отвечают тревожностью и 
подобием чувства вины по отношению к осуждению со стороны разочарованных 
родителей, в то время как невротические дети вполне способны отвергнуть 
конфликт и вину и тем самым удалить их из поля зрения.
3. Школьные проблемы
Хотя любые проблемы развития обычно вызывают беспокойство родителей, все же 
наиболее настойчиво они ищут совета клинициста тогда, когда ребенок отстает 
интеллектуально и становится двоечником. Поскольку беспокойство родителей 
ничего не говорит о происхождении проблемы, в клиническом обследовании 
оказывается крайне важным выяснить причины ее возникновения. Причина может 
принадлежать практически любой из диагностических категорий, перечисленных выше.


266 Раздел V. Детская психопатология
   Так, проблемы обучения, хотя и могут быть одинаковы по своим внешним 
проявлениям, по происхождению могут оказаться в любой из следующих категорий:
• остановка развития, касающаяся личности в целом, или эго, или только 
интеллектуальной функции эго;
• неоправданные регрессии эго, как глобальные, так и специфически 
интеллектуальные;
• наполнение сексуальным содержанием или агрессивной символикой процесса 
обучения как такового, или отдельного предмета, с которым связаны проблемы 
обучения;
• защита от предполагаемых символических опасностей, особенно посредством 
запретов и ограничений эго;
• образование симптомов невротического типа и их угрожающее влияние на 
деятельность эго в целом и сублимацию •в частности.
4. Проблемы социальной адаптации
В этой ситуации, так же как и в предыдущей, существует заметное различие между 
беспокойством родителей, поднимающих тревогу, как только поведение ребенка 
перестает отвечать моральным стандартам, и их равнодушным отношением к причинам,
 приводящим к асоциальному, делинквентному и даже криминальному поведению.
   Так же, как это было сделано выше, проблемы социальной адаптации можно 
рассматривать как:
• логическое следствие неблагоприятных окружающих обстоятельств, таких, как 
недостаточная забота, отсутствие стабильности в объектных отношениях, 
разлучение и другие травматические события, чрезмерное давление со стороны 
родителей, отсутствие родительского руководства и т.д.;
• результат повреждения эго-функций и защитной организации в связи с 
остановками развития и невротическими регрессиями;
о результат экономических изменений баланса между ид и эго;
ф результат повреждений суперэго, вызванных отсутствием объектных связей, 
отождествлений, интернализаций, либо

Обманчивость явной симптоматологии 267
вызванных агрессией, обращенной во всей своей полноте против внешнего мира, 
вместо того чтобы частично находиться в распоряжении суперэго;
• результат ошибочных идеалов эго, в связи с девиантны-ми родительскими 
моделями, выбранными для отождествления.
На деле причины социальных проблем весьма различны по характеру и варьируются 
от чисто внешних до психотическнх. Это ведет к сомнениям среди клиницистов и 
некоторых правоведов, допустимо ли вообще использовать термины 
«дпсоци-альность» или «делинквентность» как диагностические ярлыки, вместо того,
 чтобы говорить об асоциальных или делинквент-ных действиях, совершенных лицами,
 возможно, принадлежащими к различным диагностическим категориям*.
5. Боли и недомогания
Остаются многочисленные боли и недомогания, которые не обнаруживают при 
клиническом исследовании никаких органических причин. Они тревожат родителей и 
причиняют страдания детям. Заодно они приводят к пропускам уроков в школе, и 
если становятся достаточно частыми, то представляют серьезную угрозу 
формальному обучению. Это наиболее частая причина для медицинских рекомендаций 
ребенку обратиться в клинику по социальной адаптации детей, а также повод, 
пробуждающий интерес педиатра к тонкостям детской психологии.
В соответствии с метапсихологической классификацией симптомов настоящей статьи 
различные боли и недомогания, не имеющие неорганических причин, могут 
происходить от трех или четырех перечисленных ниже категорий:
• категория 1, когда они являются прямым соматическим выражением психических 
процессов;
• категория 2, когда болезненные части тела символически выражают психическое 
содержание и таким образом вовлекаются в психический конфликт;
' Так, например, Джозеф Гольдштейн из Йельской школы права выступает жестко 
против использования слова «делинквентность» как значимого диагностического 
термина.

268 Раздел V. Детская психопатология
• категории 3 и 4, когда телесные страдания вызываются изменениями катексиса, 
количественными (3) и качественными (4).
   Распространенные боли и недомогания детского периода соответственно 
характеризуются как психосоматические, истерические и ипохондрические, л^двали 
нужно подчеркивать, что эти различные причины влияют на оценку существующего 
симптома, на тип терапевтического вмешательства, а также и на дальнейший 
прогноз об их долговременности. ^
Заключение
Диагностический профиль, используемый в детской психотерапевтической клинике в 
Хэмпстеде, уводит внимание диагноста от детских патологий к оценке общей 
картины развития личности. Настоящая попытка классификации симптомов может 
послужить исправлению и улучшению этой ситуации, возвращая действительным 
симптомам меру их диагностической значимости. Если симптомы рассматриваются 
исключительно в их явных проявлениях, с точки зрения аналитического интереса 
иметь с ними дело становится просто скучно. Если клиницист готбв увидеть 
открывающийся за ними целый спектр возможных влечений, побуждений, связанных с 
развитием ребенка, то обнаруживается завораживающее поле деятельности, и 
тщательное исследование симптоматологии становится настоящей аналитической 
задачей.
   Кроме того, в том, что касается работы с детьми, диагностическая оценка 
перестает быть всего лишь интеллектуальным упражнением для клинициста. На деле 
лишь она дает ключ к выбору терапевтического метода.
   При сегодняшнем положении дел форма лечения, предоставляемого ребенку, 
определяется чаще всего не спецификой его проблем, но имеющимися в отделении 
средствами или возможностями клиники, в которую его направили. Это может. быть 
помещение в специальное учреждение, стационарное лечение, еженедельная 
психотерапия, семейная психиатрия, полномасштабный детский анализ. Слишком 
часто бывает, что предоставляемое лечение плохо соответствует особенностям 
проблем
   
Обманчивость явной симптоматологии 269
ребенка, которые должны были бы быть тщательно выяснены. Там, где это случается,
 дети оказываются в специальных учреждениях, в то время как им чрезвычайно 
необходимы личные взаимоотношения, общение один на один для развития 
либи-дозного потенциала. Или же они проходят анализ, когда необходимо обучение 
и воспитание, или, наоборот, воспитательными методами пытаются разрешить 
внутренние конфликты, доступные только анализу.
Также тщетно ожидать, что любой отдельно взятый метод, будь он поверхностным 
или глубоким, обучающим или терапевтическим, будет равно эффективен в решении 
проблем, столь отличающихся друг от друга, как, например, невротические 
компромиссные образования и задержки развития, или проблемы обучения, вызванные 
замедленным развитием, неоправданными регрессиями и запретами. Дети с 
замедленным развитием должны получать соответствующее их психическому уровню 
обучение, что не может быть успешным в тех случаях, когда есть необходимость в 
терапевтическом вмешательстве для снятия регрессии или выведения на поверхность 
скрытых конфликтов, то есть для освобождения существующего в ребенке 
интеллектуального потенциала. Если диагност продолжает работать на 
феноменологическом уровне и не обращает внимания на фундаментальные глубинные 
различия, становятся неизбежными терапевтические ошибки такого рода.
Тот же призыв к дифференциальному терапевтическому воздействию (следом за 
дифференциальной диагностикой) справедлив по отношению к детским страхам и 
тревогам. С терапевтической точки зрения утешать ребенка, охваченного муками 
кастрационной тревоги и вины, столь же бесполезно, как is аналитически 
подходить к возникающей на симбиотической фазе тревоге отделения. Страх потери 
любви может быть уменьшен удалением избыточного давления, но только в тех 
случаях, когда он был вызван внешними причинами. Как уже было сказано раньше, 
родительская терпимость оказывается усугубляющим, а не расслабляющим фактором в 
присутствии страха влечений.
Возможно, наиболее очевидна необходимость избирательного подхода к терапии 
детей с делинквентным поведением, в соответствии с тем, что вызывает эти 
действия — окружение

270 Раздел V. Детская психопатология
ли, проблемы в развитии, невротические или психотические причины. Ни один вид 
терапии, сколь бы тщательно он ни был разработан, как бы ни был дорог или же, 
наоборот, доступен, не может быть приемлем во всем спектре различных 
обстоятельств.
   Стоит ожидать, что любой шаг в уточнении диагностических оценок приведет в 
перспективе к лучшему соответствию между детскими проблемами и терапией. Эта 
статья представляет один из первых шагов в этом направлении.
^Приложение Симптоматология детства
А. Собственно симптоматология
1. Симптомы, происходящие из первоначальной недифферен-цированпости 
соматических и психологических процессов = психосоматические проявления.
2. Симптомы, происходящие из компромиссных образований между ид и это = 
невротические проявления.
3. Симптомы, происходящие из проникновения производных ид в эго = инфантильные 
психозы, пограничные состояния, делинквеитпые состояния.
4. Симптомы, проистекающие из изменений в экономике либидо или направленности 
катскснса = недооценка себя и/ или объекта, депрессивные состояния, аутизм.
5. Симптомы, проистекающие из изменения качества и направления агрессии = 
склонность к травмам, самоуничижение, агрессивные вспышки.
6. Симптомы, происходящие из неоправданных регрессий °= = инфантилизм, 
псевдодебильность.
7. Симптомы, вызванные органическими причинами:
а) поражениями мозга = задержки развития, сниженный уровень функционирования 
эго, эмоциональная нестабильность и т. д.;
б) сенсорными или анатомическими проблемами = отклонения в развитии это и 
инстинктов, множественные расстройства внутреннего равновесия.

Обмончивость явной симптоматологии 271
Б. Другие признаки беспокойства
1. Страхи и тревоги (происхождение, содержание, защиты, отношение к патологии).
2. Задержки и недостатки развития (органические, конститу-циональные, 
травматические, вызванные окружением).
3. Школьные проблемы (задержки развития, неоправданные регрессии эго, 
наполнение сексуальным содержанием или агрессивной символикой и защиты от них, 
невротическое подавление, ограничения это, невротические образования).

272 Раздел V. Детская психопатология
Истоки детской психопатологии1
Понимание того, что истерики страдают прежде всего от своих воспоминании, стало 
началом психоаналитического учения и направляло затем аналитические 
исследования. Когда стало ясно, что анализ ничего не может прояснить без 
объяснения ранних психических процессов, аналитическая терапия переключилась с 
настоящего пациентов на их прошлое и с проблем взрослого на проблемы первых лет 
жизни. Таким образом рука об руку с постижением зрелой половой жизни идет 
постепенное понимание ее начального этапа, т. е. картины фаз инфантильной 
сексуальности и первых конфликтов влечений и Я. На основе психоаналитического 
учения о неврозах возникли идущие с ним в ногу учения об инфантильной 
сексуальности и построенные на нем едва намечающиеся очертания 
психоаналитической психологии и психопатологии детства.
   В начале психоаналитического движения эта новая теория была еще далека от 
практического использования. В то время анализ занимался совсем другими 
задачами. В технике терапии было важно закрепить переход от гипноза и внушения 
к свободной ассоциации и толкованию сопротивления и переноса. В научной работе 
существенным было систематизировать новый материал. Все без исключения 
результаты анализа взрослых указывали на последовательность либидоносных фаз 
развития (оральная, анальная, фаллическая), на детали Эдипова и кастрационного 
комплексов, на закономерность амнезии крайнему детству. В центре аналитических 
интересов стояла не непосредственная работа с детьми, а выводы о детских 
переживаниях, которые выявляются при анализе взрослых. Заполнение пробелов в 
памяти и обнаружение все новых подробностей процесса развития при помощи метода 
реконструкции было тогда особой гордостью аналитика.
   После первых двух десятилетни аналитической работы настала эра применения 
знаний, полученных из анализа взрослых, в практической педагогике. Анализ 
взрослых невротиков
' Часть работы «Норма и патология детского развития» (1965). Текст дан по 
изданию: Фрейд 3. Детская сексуальность и психоанализ детских неврозов. СПб., 
1997. С. 219-232.

Истоки детской психопатологии 273
вскрыл возрастающее число важных ошибок в воспитании. Не оставалось сомнений в 
их роли в образовании неврозов. Неискренность родителей в сексуальных вопросах: 
нереально высокие моральные требования, чрезмерная строгость и чрезмерная 
снисходительность, ненужные запреты, наказания, ранние совращения — оказались 
патогенными воздействиями, которым подвергается ребенок со стороны незнакомого 
мира. Казалось, не было возможности путем изучения мира взрослых решительно 
изменить положение и воспитывать следующее поколение детей в более 
благоприятных условиях. В этом отношении задачи будущего для аналитиков 
заключались в «психоаналитическом воспитании», основанном на полученных в 
последнее время знаниях.
На практике подобные задачи легче поставить, чем выполнить. Родители, учителя и 
воспитатели ожидали от психоанализа законченной системы правил и предписаний. 
Аналитики же могли предложить лишь напоминания, предостережения, в лучшем 
случае — советы. Аналитические знания о процессе развития росли в то время 
медленно от фазы инстинктивного развития к этапу связи с объектом, от любви к 
объекту к идентификации и идеал-образованию, от Я-функции к Я-аппара-там, от 
страха и враждебности к образованию компромиссов и симптомов, от симптомов 
обратно к фиксационным пунктам и к патогенной регрессии, от неврозов к 
нарушениям в развитии и отклонениям в характере. Для аналитика каждая находка 
раскрывала в плане педагогического мышления и действия новую надежду на 
предотвращение неврозов. В педагогическом мире сохранялось разочарование, что 
новое психоаналитическое учение о воспитании было не совершеннее, чем лежащая в 
его основе теория, т. е. оно было неполное, несистематическое, постоянно 
изменяющееся.
Шаг за шагом происходил перенос психоаналитических открытий на педагогические 
предписания и действия, и примеры этому нетрудно найти. Многие анализы давали 
убедительные доказательства травматического влияния так называемых 
пра-происшествий, т. е. наблюдения полового акта родителей и сексуально 
стимулированного сна с отцом или матерью; педагогическим выводом из этого было 
предостережение родителей

276 Раздел V. Детская психопатология
играла борьба за отучение от онанизма как ранний внутренний конфликт между Я и 
влечениями. Еще безнадежнее с предоставлением детям запланированной свободы от 
страхов. Где пропадает страх перед строгостью родителей, усиливается страх 
совести; где смягчается строгость сверх-Я, дети преимущественно находятся в 
страхе перед собственной силой влечения, которому очи! беспомощно остаются 
подвержены без вмешательства внешней или внутренней инстанции.
    В итоге психоаналитическая педагогика так и остается пе-' рсд целью, 
поставленной с самого начала. Дети, выросшие в новых условиях, могли бы в 
некоторых отношениях отличаться от прежних поколений. Но они не свободнее от 
страха и от конфликтов, и они не менее подвержены невротическим и другим 
психическим нарушениям. Ошибка заключается здесь не в от-вержении 
воспитательного воздействия, а в наших неправильных ожиданиях. Строго 
аналитическое мышление должно подготовить нас к тому, что поиски определенного 
«корня неврозов» так же нереальны, как и надежды на профилактику неврозов, 
основанную на воспитании. Психоаналитический опыт показывает, что неврозы есть 
цена, которую человечество платит за культурное развитие. ОНО, Я, сверх-Я как 
психические инстанции имеют каждая свое собственное назначение и свои 
собственные методы работы. То, что они находятся в противоречии друг с другом, 
естественно и неизбежно, как и последствия, которые осознаются индивидом в 
форме внутренних конфликтов. Свобода от конфликтов и единство личности являются,
 таким образом, невыполнимыми идеалами человеческой культуры. Максимально, чего 
может добиться разумное воспитание, это помочь конкретному ребенку избежать 
конфликта, что согласуется с условиями психического здоровья. Там, где 
внутреннее раздвоение слишком велико, патологические компромиссные образования 
между влечениями, Я и Сверх-Я остаются, несмотря на все внешние условия, 
неизбежными.
Введение детского анализа и его последствия
Когда усилия по предотвращению неврозов воспитательными воздействиями исчерпали 
себя, возник новый и эффективный

Истоки детской психопатологии 277
инструмент: детский анализ, т. е. использование аналитической техники и терапии 
в борьбе с ранними детскими конфликтами во время их возникновения.
   Для психоаналитической детской психологии, которая до этого базировалась 
исключительно на реконструкции анализа взрослых, таким образом, открывался 
второй обильный источник. Для аналитиков стало важной теоретической задачей 
сравнение и противопоставление экспериментальных данных того и другого вида. 
Начали появляться и взаимно коррегирозать-ся выводы из анализа взрослых, из 
анализа старших детей, данные из анализа младших.
Постепенно растет осведомленность в вопросах детства, основанная на 
психоаналитической специализации, которую общество ожидало с возникновением 
психоанализа. Детский анализ объяснил «взаимодействие между внешним миром 
ребенка и развитием его внутреннего мира», открыл глаза на «бесчисленные 
подробности детской жизни»; он открыл подход к «реальным каждодневным 
переживаниям и фантазиям детей»;
«только в условиях детского анализа для взрослого наблюдателя могут быть 
доступны дневные фантазии и ночные страхи, игры и творчество детей»1. Для 
аналитических терапевтов важно, что в раннем анализе для сознания пациента и 
наблюдения аналитика еще доступны инфантильные комплексы и их патологические 
последствия, т. е. аналитик работает с возрастом, в котором пока еще не 
достигли своей полной силы инфантильная амнезия и покровные воспоминания.
   Кто в качестве детского аналитика непосредственно и годами прослеживал такое 
раннее развитие, приходит к выводам, которые не всегда совпадают с выводами, 
извлеченными из анализа взрослых. В этом плане детский анализ добился большего, 
чем ожидаемое от него подтверждение реконструированных данных. Детский анализ 
способствует теоретическому решению там, где методы, реконструкции оставляют 
открытые вопросы, т. е. они ведут к «выбору между альтернативными гипотезами^2. 
Они выдвигают в центр внимания ранее не
* См. Эрнст Криз, 1950 и 1951 годы. 1 См. Эрнст Криз я Роберт Вальдер, 1936 год.


278 Раздел V. Детская психопатология
принимавшиеся в расчет данные, они коррегируют перспективы. Как я в дальнейшем 
попытаюсь показать, они могут также внести некоторый вклад в теорию 
психоаналитической терапии и психоаналитическую метапсихолопио.
Непосредственное наблюдение детей на службе психоаналитической детской 
психологии
* Ханс Хартманн первым из теоретиков психоанализа пришел к тому, что для 
психоаналитической психологии в целом и для психоаналитической детской 
психологии в особенности не нужно «ограничиваться данными, полученными 
психоаналитическими методами» (1950). В практическом анализе эта точка зрения 
была принята уже давно. Уже после появления работы 3. Фрейда «Три статьи о 
сексуальной теории» (1905) многие аналитики стали наблюдать своих собственных 
детей и находить подтверждение существования инфантильной сексуальности, 
Эдипова и кастрационного комплексов. В этом направлении в 20-е и 30-е годы 
педагогический факультет Венского психоаналитического института готовил 
воспитательниц детских садов и учителей. Айхорн, Бернфельд и их ученики 
поставляли материал наблюдений за беспризорными детьми, юными преступниками и 
подростками, вступившими в пубертат-ный возраст. Во время и после второй 
мировой войны этому последовало гораздо больше специализированных учреждений и 
проектов, в которых в центре внимания становилось наблюдение за младенцами, 
маленькими детьми и подростками.
   Хотя эти начинания были разветвленными и многоязычными, для многих 
аналитиков трудно было переключиться с рассмотрения глубины, т. е. 
бессознательных вытеснений, на поверхность, т. е. на проявляющееся поведение. 
Имеет ли внешне-аналитическое наблюдение значение для аналитической теории, и 
что оно вообще может быть, оставалось в течение десятилетий открытым и спорным 
вопросом. И только постепенно изменялось широкое аналитическое мнение от 
отрицательного к положительному. В том, что в конце концов они переубедились, 
мы благодарны прежде всего наблюдениям Рене Спитца,
   
Истоки детской психопатологии 279
Джона Боулби, Маргарет Риббл, Маргарет Малер, Солли Про-венц и др., а также в 
теоретическом отношении различным работам Эрнста Криза и Хайна Хартмана.
В целом история отношений между наблюдением внутри и вне анализа поучительна и 
изменчива. Она заслуживает рассмотрения в ее исторической последовательности.
Аналитик как глубинный психолог
Эта история начинается с неприятия и враждебного отношения со стороны анализа. 
В то давнее время, задолго до возникновения детско-аналитической специализации, 
имелось только два узаконенных направления: выработка аналитической техники и с 
ее помощью дальнейшее продвижение в область бессознательного. Оба проводились в 
направлении, обратном поверхности сознания. Тогда было особенно важно выделить 
различие между поверхностью и глубиной, т. е. между поведением и мотивацией, а 
не их тождественность. То, что мотивы скрыты за сознанием, т. е. могут быть 
бессознательными, было новым понятием, заслуживающим детального рассмотрения. 
Далекий от анализа мир не мог поверить в существование бессознательного, 
недоступного для сознания, или серьезно отнестись к эффективности сил, о 
которых ничего не говорит их самонаблюдение. Сегодня, когда многие 
аналитические аксиомы получили всеобщее интеллектуальное признание, трудно не 
верить, не знать и думать иначе, как при господствующем тогда отношении публики 
к анализу и аналитикам. Некоторые наделяют каждого аналитического работника 
жуткой способностью угадывать с первого взгляда все тайны своего партнера; то, 
что в этом нет ничего особенного и что аналитические методы дают эффект только 
постепенно при строго определенных условиях, они могут игнорировать как не 
имеющий значения факт. Другие — среди них и известные психиатры — не делают 
никакого различия между сознательным и бессознательным. Фактический инцест 
психопатического отца со своей дочерью значит для них то же, что и вытеснение 
Эдипова комплекса. В знаменитом тогда уголовном деле Хальсманна судья даже 
ссылался на желание смерти своему отцу у всех сыновей, не обращая вни-

280 Роэдел V. Детская психопатология
мания на различие между латентными и манифестными, вытес-ненными, сдерживаемыми 
и допущенными к действию побуждениями. Со стороны академической психологии были 
повторены попытки найти при помощи анкетирования доказательства или 
опровержения существования Эдипова комплекса, т. е. приникнуть при помощи 
различных по своей природе методов заграницы бессознательного и показать в 
сознательной памяти взрослых вытесненные остатки его инфантильных любовных 
порывов.
<    Не редка была путаница между содержанием бессознательного и его 
сознательной производной даже среди молодого поколения аналитиков. В учебных 
институтах, например, годами составляло труднейшую задачу убедить молодых 
психоаналитиков в различии между манифестным и латентным содержанием сновидений 
и удержать их от использования для толкования отдельно сознательного текста 
сновидений. Не менее редким было чрезмерное рвение, которое побуждало даже 
опытных судить по малейшим внешним признакам о бессознательных комплексах, 
инцсстных или мазохистических фантазиях, страхах кастрации или разрушительных 
желаниях смерти, не обращаясь к свободным ассоциациям и вне аналитической 
ситуации. Толкования такого рода, проводимые на базе недостаточного материала, 
могли привести при тогдашнем уровне знаний лишь к ошибочным выводам и еще более 
понизить авторитет психоанализа. Поэтому не случайно, что каждый серьезный 
аналитик сделал для себя правилом отказаться от внешних проявлений, 
продвигаться к вытесненному бессознательному только постепенно, при соблюдении 
всех правил толкований, т. е. оставаясь строго в пределах конкретной рабочей 
методики.
Производные бессознательного как материал наблюдений
Даже радикальные глубинные психологи не могли утверждать что-либо другое, чем 
то, что обстоятельства аналитической ситуации оказывают большее влияние, чем 
эротическая направленное! ь производных бессознательного. Это достигается 
благодаря спокойствию пациента, снижению или прекращению

Истоки детской психопатологии 281
его критической функции, использованию личности аналитика как объекта переноса, 
исключения действия и тем самым поступка. Само собой очевидно, что эти 
производные можно найти везде в повседневной жизни людей и что они заслуживают 
серьезного рассмотрения. Такие прорывы из бессознательного появляются у 
взрослых в форме известных неловких и типичных действий, которые выдают скрытую 
причину; в форме типичных сновидений и символов сновидений, которые можно 
переводить без ассоциаций сновидящего. В детстве они появляются помимо этого и 
в форме неискаженных мечтаний, которые можно легко понять; в форме сознательных 
дневных фантазий, которые содержат лишь минимальные искажения либидных 
побуждений. Примером, последних служат героические и спасательные фантазии 
мальчиков на вершине развития, позитивного Эдипова комплекса; семейный роман и 
фантазии близнецов латентного периода, в котором становится очевидным 
разочарование в родителях; ударные фантазии, существование которых указывает на 
фиксацию на анальном садомазохизме. Не все аналитики одинаково заинтересованы в 
этих спонтанных проявлениях и готовы применить их в терапевтической работе с 
пациентами. Некоторые — более, чем другие — склонны выискивать их и делать из 
них общие заключения. Некоторые идут дальше, чем разрешено ортодоксальному 
аналитику, поддаются на соблазны делать скороспелые выводы, предпочитают 
сокращать путь в бессознательное, в дальнейшем отказываются от совместной 
работы с пациентом и тем самым уходят с правильного пути анализа толкования 
сопротивления и переноса. Из-за такого поведения их называют «дикими» 
аналитиками. Однако это же умение угадывать, которое было опасно при лечении, 
особенно нужно аналитическому наблюдателю, который те?,; самым имеет 
возможность превращать различные виды поверхностных проявлений в значительное 
аналитическое содержание.
Защитные механизмы Я как. материал наблюдения
Следующий шаг в понятии значения поверхностных процессов связан с началами 
психоаналитической эго-психологии.

282 Раздел V. Детская психопатология
Внимание аналитика равномерно распределяется, с одной стороны, па содержание 
бессознательного и его производных, т. е. инстинктивных побуждений, желаний, 
фантазий и представлений, а с другой стороны, на принадлежащие Я методы, 
которые служат сдерживанию их от проникновения в сознание. Если даже 
самозащитные механизмы автоматизированы, т. е. действуют сами по себе, без 
вмешательства сознания, все равно их результаты проявляются и как таковые, если 
они сами по себе доступны вниманию наблюдателя.
ч   Единственный защитный механизм, которому прежнее утверждение полностью не 
соответствует, является самым важным. Это вытеснение. Где удается вытеснение, 
на поверхности сознания нельзя увидеть ничего, кроме пробела, т. е. отсутствия 
побуждений или представлений, которые, согласно нашему ожиданию, должны, в 
норме, существовать. Например, где родители считают свою маленькую девочку 
«славной, нежной, послушной, скромной», аналитик судит о не соответствующих 
детству побуждений агрессии, жадности, упрямства и т. д. Где родители убеждены, 
что старший ребенок любит всех младших братьев и сестер, аналитик ищет 
вытесненную зависть и ревность. Где ребенок не проявляет любопытства и не 
желает ничего знать о появлении детей, половых различиях и связи родителей, мы 
по праву судим о защитных процессах, жертвой которых стало каждое сознательное 
проявление нормального сексуального любопытства.
   Другие защитные механизмы Я облегчают работу аналитического наблюдателя. 
Например, реактивные образования без труда переводятся в им противоположное 
вытеснение ОНО-со-держания. Маленький мальчик, впадающий в состояние страха 
«всякий раз, когда родители вечером или при плохой погоде уходят», выдает тем 
самым свое вытесненное желание их смерти; то же самое справедливо для ребенка, 
который прислушивается ночью к дыханию спящего брата или сестры, чтобы 
убедиться, «что он живой». О стыде, отвращении и жалости мы знаем, что как 
состояния они являются результатами длительной защитной борьбы против 
неприличного желания и жестокости; пт, где на поверхности они слишком явно 
представлены, мы автоматически заключаем о силе отвергнутых побуж-
   
Истоки детской психопатологии 283
дений. Также и сублимации без труда можно перевести в примитивные импульсы, от 
которых они произошли. Проекции у маленьких детей соответствуют защите от 
множества нежелательных для них побуждений и тому подобных свойств.
Аналитический опыт работы с пациентами ведет от понимания отдельных механизмов 
к их комбинациям в типах характеров и личности, которые становятся видимыми и 
доступными прямому наблюдению даже вне анализа. В качестве первого примера 
этого рода мы находим в аналитической литературе описание навязчивого характера,
 специфические свойства и наклонности которого — аккуратность, опрятность, 
экономность, нерешительность, накопительство и т. д. По происхождению они 
возникают из вытесненных побуждений анальной стадии. Неясно, почему этот ранний 
опыт не согласуется со многими другими подобного рода и почему психическая 
поверхность в этом случае не может быть четкой. Здесь мы разделяем высказанное 
3. Фрейдом предположение, «что и другие свойства характера сходным образом 
являются конденсатами или реактивными образованиями определенных прегенитальных 
либидоформаций...» (1932, «Новая редакция лекции по введению в психоанализ»).
С момента написания этих строк в 1932 году уже подтвердилось множество таких 
гипотез. Кроме анального характера сегодня мы уже знаем оральный и уретральный 
типы характера. Множество примеров индивидуального развития детей прямо 
указывают на специфические генетические фазы, которые лежат в их основе. Где 
дети по отношению к объекту или в других случаях проявляют жадность, 
ненасытность, требовательность, зависимость, где у них развит страх отравления 
или имеются другие осложнения с питанием, мы не сомневаемся в том, что они 
зафиксировались на оральной стадии и что регрессия к этой точке фиксации 
представляет постоянную опасность для их дальнейшего развития. Где на 
поверхность выступает жгучее тщеславие и импульсивное поведение, мы. делаем 
заключение о фиксационной точке в уретральной фазе. Для наблюдателя (или 
диагноста) важно знать, что в случаях первого рода эквивалентность между 
вытесненным ОНО-содержаннем и проявляющимися Я-образованиями не случайна и не 
преходяща, а генетически обусловлена и закономерна. Достаточно

284 Раздел V. Детская психопатология
взглянуть на психическую поверхность, чтобы понять, что происходит в обычно 
недоступных слоях психического аппарата.
Другие детские формы поведения как материал наблюдения
То, что справедливо для защитных механизмов, мало-помалу распространяется также 
и на другие детские формы поведения, действия, установки, которые 
«сигнализируют» наблюдателю i происходящее в глубине, за ними. Даже здесь есть 
исходные точки, навязанные положениями анального происхождения, к которым затем 
детские аналитики пытаются присоединить формы поведения другого происхождения.
   Одна из плодотворных фаз в этом отношении — фаллическая. Стыдливость и 
скромность, упоминавшиеся уже при реактивных образованиях, соответствуют 
инверсии желания выделиться. Частое у детей и особенно мешающее школьной жизни 
навязчивое состояние игры в дурачка теперь нам хорошо знакомо как случай 
извращения и искажения стремления отличиться, выделиться, при котором 
фаллическое показное желание сдвинуто от позитивного к негативному. Утрирование 
мужского поведения с буйной агрессивностью является сверхкомпенсацией и выдает 
лежащий за ним страх кастрации. Дети, которые жалуются на пренебрежение со 
стороны учителей в школе и плохое обращение со стороны товарищей, в 
действительности пассивны и должны бороться с пассивномазохиче-скими 
побуждениями. Важны здесь и частые жалобы детей на скуку, которые почти всегда 
исходят из подавления мастурба-ционных фантазий и занятий.
   Наблюдение детей во время соматического заболевания также характеризует их 
психическое состояние. Некоторые в это время ненасытны в своем желании к 
вниманию, утешению, заботе, другие отворачиваются от внешнего мира, хотят 
только спать и уединиться. Обе формы поведения соответствуют двум типам 
распределения либидо: первая — на объекты внешнего мира, последняя — на себя 
самого и на собственное тело. Послушание детей по отношению к врачу, диете и 
другим необходимым ограничениям свободы не является всегда результатом
   
Истоки детской психопатологии 285
благоразумного, как охотно думают родители. Обычный, нормальный ребенок, 
который во время болезни неожиданно становится «послушным», вероятно, 
удовлетворяет таким образом регрессивные пассивные побуждения; либо он 
находится под впечатлением страха и чувства вины, которое каждое заболевание 
взимает в качестве засл^женн^т^ щт^^^а "^'^ з^г^^7^"-
"^"'^"""'  ——' "-**""-      "^-4^.^J^*^.*"t^^v/ ^-^1 ^^/1.1^-^t 1JU ^ 1-<-4-J^ 
ь- ^l^^.J^
ные действия. Ипохондрические дети, озабоченные своим собственным здоровьем, 
тем самым выдают, что недостаточна материнская забота, или что дети ей 
справедливо или несправедливо не доверяют.
Еще один плодотворный источник наблюдения — детские игры. Рисование, поделки, 
игры на воде и на песке являются известными сублимациями анальных и уретральных 
желаний. Сексуально любопытный ребенок занимается разбором игрушек. Железная 
минидорога, смотря по тому, как в нее играет ребенок, бессознательно характерна 
для целого ряда бессознательных фантазий: нескончаемая последовательность 
столкновений выдает, что играющий ребенок бессознательно озабочен загадкой 
родительских половых отношений; пристрастие к туннелям и подземным дорогам 
соответствует любопытству к внутренностям тела; тяжело груженые вагоны 
символизируют мысли о беременности; концентрация на хорошей исправности и 
скорости игрушки происходит из радости мальчиков по поводу функции пениса. Во 
время игры в футбол игроки имеют широкую возможность открыто проявлять свое 
тайное отношение к своим старшим товарищам. Смотря по предпочитаемой каждым 
футболистом позиции на поле, детали его поведения символизируют его отношение к 
атаке, обороне, столкновению, успеху, поражению и в итоге — к мужественности. 
Конный спорт открывает соответствующие возможности для наблюдения девочек. Кто 
заинтересован только в ритмическом раскачивании при верховой езде, проявляет 
склонность к аутоэротике; усердие в кормлении, чистке лошади и т. п. указывает 
на идентифика.цию с ролью ухаживающей матери; всадница, которая чувствует себя 
единой с большим животным и расценивает лошадь как часть собственного тела, 
раскрывает, тем самым и не подозревая об этом, свою пенисовую зависть; радость 
абсолютного господства над лошадью соответствует фаллическому тщеславию.

286 Раздел V. Детская психопатология
   Следующий материал для наблюдений находится в детских привычках питания. 
Специалисту не нужно ограничиваться здесь исследованием детской Ненасытности 
или ее противоположности — отсутствия аппетита, которые происходят из нарушения 
нормального функционирования питания в оральной фазе. Каждое конкретное 
предпочтение или антипатия в этой области соответствует тому или иному скрытому 
стремлению из оральной, анальной или агрессивной сексуальности. Отсюда следует, 
что различные привычки и сложности питания ге-< нетнчески обусловлены и сами по 
себе благодаря своему возникновению или исчезновению являются для наблюдателя 
(и для диагноста) важными отправными точками для определения, на какой из 
сменяющихся фаз развития фиксирован ребенок или на какой он в данной время 
находится.
   Еще одним полем наблюдения является отношения ребенка к одежде. Уже давно 
аналитически установлено, что желание самим телом может распространиться на 
покров (одежду) и что проявляющееся желание одинаково относится к обоим. 
Вытесненное желание, кроме того, возникает в поведении как пренебрежение или 
равнодушие к одежде. Вытеснения кожной эротики возникают здесь в форме 
сверхчувствительности к жестким или ^царапающим» материалам. Пенисовая зависть 
девочек, т. е. их негативное отношение к женскому телу, проявляется. либо в 
антипатии ко всем традиционным деталям жен- _ ской одежды (кружева, петли и т. 
п.), либо в сверхсильном желании дорогих и бросающихся в глаза нарядов и т. д.
   Итак, разнообразные формы поведения детей, в том числе и вне анализа, дома, 
в школе, в компании сверстников или взрослых, являются, как было показано, 
почти неисчерпаемыми источниками наблюдения. Для специалистов каждое названное 
поведение генетически связано со специфическим инстинктивным побуждением, из 
которого оно происходит, и информирует тем самым о латентном конфликте, который 
занимает центральное место в бессознательном.
   С другой стороны, для детского аналитика важно не забывать, что и энтузиазм 
непосредственного наблюдения, и извлекаемые из него выводы также представляют 
опасность. То, что аналитик сам научился видеть за сознанием бессознательное,
   
Истокк детской психопатологии 287
еще не значит, что он может также при лечении сделать его доступным маленькому 
пациенту. Типичные эквиваленты между ОЯО-содержанием и ^-позицией не являются 
хорошей основой для толковательной работы в анализе. Символическое толкование 
пропускает и пренебрегает мерами Я против отстраненных содержаний и повышает в 
итоге страхи и сопротивление пациента, вместо того чтобы их постепенно и 
терпеливо сокращать.
Для аналитика также важно не обмануться мнимым изобилием новых результатов. 
Наряду с проявляющимися симптомами поведения, которые для нас стали очевидными, 
существует несметное количество других, которые не имеют определенного 
происхождения, или их происхождение пока неизвестно. Поэтому большая часть 
поведения детей еще загадочна и дожидается объяснения путем исследования, и в 
том числе анализа.
«Я» в непосредственном наблюдении
Когда речь заходит о глубоких слоях психического аппарата, практический 
аналитик имеет преимущество перед далеким от анализа наблюдателем, лишь с 
включением исследования Я в глубинную психологию последний вступает в свои 
права. На основе факта, что большая часть Я и сверх-Я является манифе-стной и 
сознательной, были оставлены даже методы психологии сознания как законные 
вспомогательные средства в научной работе аналитика.
Внеаналитическое наблюдение относится в первую очередь к «бесконфликтной» сфере 
«Я», т. е. к различным аппаратам сознания, которые служат восприятию внутренних 
и внешних раздражений. Даже если основанные на них идентификации, ценности и 
сверх-Я-образования большей частью принадлежат к конфликтной сфере и тем самым 
являются материалом анализа, сами аппараты и процесс их созревания доступны все 
же оценке и измерению методами психологии сознания.
При изучении Я-фунщии одинаково применяются аналитические и внеаналитические 
методы наблюдения. Освоение моторики и развития языка — двух важнейших 
Я-функций —

288 Раздел V. Детская психопатология
может быть исследовано при помощи непосредственного наблюдения извне. Функция 
памяти может быть протестирована, когда речь идет о качественной оценке, ее 
зависимость или независимость от принципа удовольствия может установить только 
анализ. Успех и неудача реальной проверки открывается непосредственно в 
поведении ребенка. Синтетическая функция работает незаметно и выдает свою 
неисправность, помимо случаев сильнейших нарушений, только при применении 
микроскопа аналитической техники.
   Сочетание обоих рабочих методов мы используем также и там, где речь идет о 
жизненно важных первичных и вторичных процессах. То, что различие между этими 
двумя типами заключается в мыслительных процессах, и что первые отвечают за 
образование образов и символов, а последние — за рациональное мышление, 
является, как мы знаем, исключительно аналитическим достижением. Но как 
опознанные и описанные процессы оба они доступны и непосредственному наблюдению,
 особенно там, где они быстро сменяют друг друга, например, у маленьких детей 
или беспризорных подростков. В этих случаях вторичные процессы сохраняются, 
пока индивид находится в психическом равновесии, когда же возрастают 
инстинктивные потребности (по сексуальному, агрессивному удовлетворению и др.), 
господство переходит к первичным процессам. Переход от одного способа 
функционирования к другому проявляется затем в наблюдаемом изменении поведения.
   Наконец, в психоаналитической детской психологии существует еш,е область, 
где многие аналитики предпочитают методы непосредственного наблюдения. Как мы 
знаем, аналитическая техника имеет свои ограничения. У детей — в результате 
способов выражения, которыми пользуется пациент. У взрослых — из-за границ 
перенесенного архаического материала, который ;ie может быть использован для 
реконструкции ран-неипфантильных переживаний. Несмотря на все усилия 
терапевтического анализа продвинуться в изучении периода j доязыкового развития 
и начала психической жизни младенца, многое в этой сфере остается неизвестным и 
непонятным. Здесь решающую роль играет непосредственное наблюдение за матерью, 
маленьким ребенком и ранними взаимоотношениями
   
Истоки детской психопатологии 289
между ними. В результате наблюдения данные и гипотезы анализа пополняются, 
проверяются, корректируются.
   В пользу непосредственного внеаналитического метода говорит также и то, что 
обнаружение имеющего тяжелые последствия страха разъединения у маленьких детей 
обязано наблюдениям в учреждениях, детских домах, госпиталях и т. д., а не 
реконструкции из взрослого анализа или открытиям детского анализа. Несмотря на 
это, было бы ошибкой переоценивать методы психологии сознания не в пользу 
аналитических методов. Убедительным аргументом в этом вопросе является то, что 
доаналитические детские психологи слепо проходили мимо фактов инфантильной 
сексуальности, либидоносных фаз развития и инфантильных комплексов за 
исключением их проявляющихся результатов. Впервые они открылись взору 
аналитического наблюдателя.
   На многие вопросы психоаналитической детской психологии может ответить 
только комбинация непосредственного наблюдения, лонгитюдинального исследования 
и детского анализа. Детализированные записи о процессах развития на ранней 
стадии имеют особенное значение, когда их можно сравнить с результатами анализа 
в более позднем детском возрасте. Анализ маленьких детей является важной 
основой для дальнейшего прослеживания проявляющегося индивидуального характера. 
Эксперименты этого рода взаимно пополняются и одновременно позволяют сделать 
критические выводы о надежности и точности применяемых в них рабочих методов.
   
290 Раздел V. Детская психопатология
Инстинктивная тревога в пубертатном периоде1
Мы уже отмечали, что фазы человеческой жизни, характеризующиеся возрастанием 
либидо, чрезвычайно важны для аналитического исследования Оно. Благодаря 
повышенному катекси-су желания фантазии и инстинктивные процессы, которые в 
другие периоды остаются незамеченными или заключеными в бессознательное, 
всплывают в сознании, преодолевая при не-'* обходимости препятствия, 
поставленные на их пути вытеснением, и становятся доступными для наблюдения, 
когда они прокладывают себе путь к выходу.
   Важно сосредоточить внимание на периодах возросшего либидо и па исследовании 
Я. Как мы видели, косвенным следствием усиления инстинктивных импульсов 
является удвоение усилий индивида по овладению инстинктами. Общие тенденции в Я,
 которые в периоды спокойствия инстинктивной жизни едва заметны, становятся 
яснее очерченными, и выраженные механизмы Я латентного периода или взрослой 
жизни могут оказаться настолько преувеличенными, что приводят к патологическим 
искажениям характера. Из различных установок, которые Я может принять по 
отношению к инстинктивной жизни, выделяются две. Акцентуируясь в пубертате, они 
поражают наблюдателя своей силой и объясняют некоторые из характерных 
особенностей этого периода. Я имею в виду аскетизм и интеллектуальность в 
подростковом возрасте.
   Аскетизм в подростковом возрасте. Чередуясь с инстинктивными крайностями и 
вторжениями из Оно, а также с другими явно противоречивыми установками, в 
подростковом возрасте иногда проявляется антагонизм по отношению к инстинктам. 
По интенсивности этот антагонизм далеко превосходит любое вытеснение, обычное 
для нормальных условий или для более или менее тяжелых неврозов. По способу 
своего проявления и широте охвата он меньше сродни симптомам выраженного 
невротического расстройства, чем аскетизму религиозно-
' Часть работы «Я и механизмы защиты» (1936). Текст дан по изданию: Фрейд Л. 
Психология «Я* и защитные механизмы. М., 1993. С. 120-136.

Инстинктивная тревога в пубертатном периоде 291
то фанатика. При неврозе всегда существует связь между вытеснением инстинкта и 
природой или качеством вытесненного инстинкта. Так, истерики вытесняют 
генитальные импульсы, связанные с объектными желаниями Эдипова комплекса, но 
более или менее индифферентны или толерантны в своей установке по отношению к 
другим инстинктивным желаниям, например анальным или агрессивным импульсам. 
Навязчивые невротики вытесняют анально-садистские желания, которые вследствие 
вытеснения становятся носителями их сексуальности, но терпимо относятся к 
оральному удовлетворению и к эксгибиционистским импульсам, которые у них могут 
возникнуть, до тех пор, пока они не связаны непосредственно с ядром их невроза. 
При меланхолии вытесняются в основном оральные тенденции, а пациенты с фобией 
вытесняют импульсы, связанные с комплексом кастрации.
Ни в одном из этих случаев нет неразличающего отверже-ния инстинктов, и, 
анализируя их, мы всегда обнаруживаем определенную связь между содержанием 
вытесненного инстинкта и причинами, по которым человек изгоняет его из сознания.

Другая картина предстает перед нами, когда, анализируя подростков, мы исследуем 
отвержение ими инстинкта. Верно, что и здесь также исходная точка процесса 
отвержения может быть найдена в инстинктивных образованиях, подверженных 
особому торможению, например, в фантазиях об инцесте пред-пубертатного периода 
или возросшей тенденции к онанизму, в которых эти желания находят свою разрядку.
 Но из этой точки процесс распространяется на всю жизнь.
Как я уже отмечала, подростки озабочены не столько удовлетворением или 
фрустрацией конкретных инстинктивных желаний, сколько удовлетворением 
инстинктов или фрустрацией как таковой. Молодые люди, проходящие через ту 
аскетическую фазу, которую я имею в виду, бегут словно бы от количества, а не 
от качества своих инстинктов. Они остерегаются наслаждения вообще, и поэтому 
самой безопасной стратегией для них является встреча наиболее настоятельных 
желаний максимальным торможением. Каждый раз, когда инстинкт говорит: «Я хочу», 
Яотвечает: «Ты не должен», во многом на манер строгих родителей при раннем 
обучении ребенка. Это под-

292 Раздел V. Детская психопатология
ростковое недоверие к инстинктам имеет опасную тенденцию к распространению; оно 
может начаться с собственно инстинктивных желаний и распространиться на самые 
обычные физические потребности. Все мы встречали молодых людей, сурово 
отвергающих любые импульсы с привкусом сексуальности, избегающих общества 
сверстников, отказывающихся принимать участие в увеселениях и, как истинные 
пуритане, не желающих иметь ничего общего с театром, музыкой и танцами. Мы 
можем понять, что есть связь между отказом от красивой и , привлекательной 
одежды и торможением сексуальности. Но мы начинаем тревожиться, если отказ 
начинает распространяться на безвредные и необходимые вещи, как в случае, когда 
молодой человек отказывает себе в самой обычной защите от холода, умерщвляет 
свою плоть всеми возможными способами и подвергает свое здоровье ненужному 
риску, не только отвергая конкретные виды орального наслаждения, но «из 
принципа» сокращая свой дневной рацион до минимума. Мы беспокоимся, когда 
вместо того, чтобы насладиться долгим ночным сном, этот юноша принуждает себя 
рано вставать, когда он неохотно смеется или улыбается или когда в крайних 
случаях он сдерживает дефекацию и мочеиспускание до последней возможности на 
том лишь основании, что нельзя немедленно уступать всем своим физическим 
потребностям.
   Этот тип отвсржсиия инстинктов отличается от обычного вытеснения еще в одном 
отношении. При неврозе мы привыкли видеть, что, когда удовлетворение 
конкретного инстинкта вытесняется, для пего находится некоторое замещение. При 
истерии это достигается обращением, т. е. разрядкой сексуального возбуждения в 
других телесных зонах или процессах, которые становятся ссксуалпзированными. 
При неврозах навязчивости имеется замещающее удовольствие на том уровне, на 
котором осуществилось вытеснение, а при фобиях есть по крайней мере некоторый 
эпиноспческий' выигрыш. Или же заторможенные формы удовлетворения заменяются на 
другие способы наслаждения при помощи процесса смещения и формирования
' Epinosic (синоним — advantage by illness) — использование болезни как 
средства достижения тех или иных собственных целей. — Примеч. ред.

Инстинктивная тревога в пубертатном периоде 293
реакции, поскольку мы знаем, что истинные невротические симптомы, такие, как 
истерические приступы, тики, навязчивые действия, привычка к мрачным 
размышлениям и т. д., представляют собой компромиссы, в которых инстинктивные 
требования Оно удовлетворяются не менее эффективно, чем требования Я и сверх-Я. 
Но в отвержении инстинкта, характерного для подросткового возраста, не остается 
лазейки для такого замещающего удовлетворения: механизм в этом случае, по всей 
видимости, иной. Вместо образования компромисса (соответствующего невротическим 
симптомам) и обычных процессов смещения, регрессии и обращения против себя мы 
почти неизменно обнаруживаем поворот от аскетизма к излишествам;
невзирая на любые внешние ограничения, подросток внезапно погружается во все то,
 что он ранее тормозил. По причине своего антисоциального характера такие 
подростковые эксцессы сами по себе являются нежелательными; тем не менее с 
аналитической точки зрения они представляют собой временное выздоровление от 
аскетизма. Когда такого выздоровления не происходит и Я каким-то необъяснимым 
образом оказывается достаточно сильным для того, чтобы без всяких отклонений 
удержаться в своем отвержении инстинктов, в результате парализуется витальная 
активность человека — возникают своеобразные условия, которые следует 
рассматривать уже не как нормальное явление пубертата, а как психотическое 
расстройство.
Возникает вопрос: действительно ли оправдано различение между отвержением 
инстинктов в пубертате и обычными процессами вытеснения? Основой такого 
теоретического различения является то, что у подростков процесс вытеснения 
начинается со страха перед количеством инстинктов, а не перед качеством 
какого-то конкретного импульса и заканчивается не замещающим удовлетворением и 
образованием компромиссов, а резким наложением или последовательной сменой 
отказа в удовлетворении инстинктов и инстинктивных эксцессов или, точнее говоря,
 их чередованием. При этом мы знаем, что при обычном невротическом вытеснении 
качественный катексис вытесняемого инстинкта является важным фактором и что при 
неврозе навязчивости обычно возникает чередование торможения и послабления. Тем 
не менее у нас все еще сохраняется впечатление,

294 Раздел V. Детская психопатология
что в случае подросткового аскетизма действует более примитивный и менее 
сложный механизм, чем при собственно вытеснении возможно, что первый из них 
представляет собой особый случай пли скорее предварительную фазу вытеснения.
   В аналитических исследованиях неврозов уже давно показано, что человеческой 
природе свойственно отвержение некоторых инстинктов, в частности сексуальных, 
независимо от индивидуального опыта. Эта предрасположенность, по-видимому, 
обусловлена филогенетической наследственностью, свое-^   образным накоплением, 
аккумулированным в результате актов вытеснения, практиковавшихся многими 
поколениями и лишь продолжаемых, а не заново инициируемых индивидами. Для 
описания этого двойственного отношения человечества к сексуальной жизни — 
конституционного отвращения вкупе со страстным желанием — Блейлер ввел термин 
амбивалентность.
   Во время спокойных жизненных периодов исходная враждебность Я по отношению к 
инстинкту — его страх перед силой инстинктов, как мы его назвали, — есть не 
более чем теоретическое понятие. Мы предполагаем, что основой неизменно 
остается инстинктивная тревога, но для наблюдателя она маскируется гораздо 
более заметными и выступающими явлениями, возникающими из объективной тревоги и 
тревоги сознания и являющимися результатом ударов, которым подвергался индивид.
   По-видимому, внезапное возрастание инстинктивной энергии в нубертате и в 
других жизненных периодах усиливает исходный антагонизм между Я и инстинктами 
до такой степени, что он становится активным защитным механизмом. Если это так, 
то аскетизм пубертатного периода можно рассматривать не как ряд качественно 
обусловленных деятельностей вытеснения, а просто как проявление врожденной 
враждебности между Я и инстинктами, которая неразборчива, первична и примитивна.

   Интеллектуализации в пубертате. Мы пришли к выводу о том, что в периоды, 
характеризуемые возрастанием либидо, общие установки Я могут развиваться в 
определенные способы защиты. Если это так, то этим можно объяснить и другие 
изменения, происходящие в Я в пубертате.
   Мы знаем, что большинство изменений этого периода происходит в инстинктивной 
и аффективной жизни и что Я пре-
   
Инстинктивноя тревога в пубертатном периоде 295
терпевает вторичные изменения, когда оно непосредственно участвует в попытке 
овладеть инстинктами и аффектами. Но это ни в коем случае не исчерпывает 
возможностей изменения подростка. С возрастанием инстинктивной энергии он в 
большей мере оказывается в их власти; это естественно и не требует дальнейшего 
объяснения. Подросток также становится более моральным и аскетичным, что 
объясняется конфликтом между Я и Оно. Но кроме того, он становится более 
интеллектуальным, и его интеллектуальные интересы углубляются. Вначале мы не 
видим, каким образом это продвижение в интеллектуальном развитии связано с 
продвижением в развитии инстинктов и с усилением образований Я в их 
сопротивлении неистовым атакам, направленным против него.
В целом можно было бы ожидать, что натиск инстинкта или аффекта будет снижать 
интеллектуальную активность человека. Даже при нормальном состоянии 
влюбленности интеллектуальные возможности человека снижаются и его рассудок 
становится менее надежным, чем обычно. Чем более страстно его желание 
удовлетворить свои инстинктивные импульсы, тем меньше, как правило, он склонен 
использовать интеллект для их рассудочного исследования и подавления.
На первый взгляд кажется, что в подростковом возрасте все происходит наоборот. 
Резкий скачок в интеллектуальном развитии молодого человека не менее заметен и 
неожидан, чем его быстрое развитие в других направлениях. Мы знаем, как часто 
все интересы мальчиков в латентном периоде сосредоточены на реальных вещах. 
Некоторые мальчики любят читать об открытиях и приключениях, изучать числа и 
пропорции или «проглатывать» описания странных животных и предметов, тогда как 
другие посвящают время механике, от ее простейших до наиболее сложных форм. 
Общим у этих двух типов является то, что объект, которым они интересуются, 
должен быть не продуктом фантазии наподобие сказок и басен, доставлявших 
удовольствие в раннем детстве, а чем-то конкретным, что имеет реальное 
физическое существование. Когда начинается пред-пубертатный период, тенденция 
смены конкретных интересов латентного периода абстрактными становится все более 
выраженной. В частности, подростки того типа, который Бернфельд

296 Раздел V. Детская психопатология
описывает как «затянувшийся пубертат», обладают ненасытным желанием думать об 
абстрактных предметах, размышлять и говорить о них. Часто дружба в этом 
возрасте основана на желании вместе размышлять и обсуждать эти предметы. 
Диапазон таких абстрактных интересов и проблем, которые эти молодые люди 
пытаются разрешить, очень широк. Они обсуждают свободную любовь или замужество 
и семейную жизнь, свободное существование или приобретение профессии, скитания 
или оседлую жизнь, анализируют философские проблемы, такие, как религия или 
свободомыслие, различные политические теории, 1 такие, как революция или 
подчинение власти, или саму дружбу во всех ее формах. Если, как это иногда 
бывает при анализе, мы получаем достоверное сообщение о беседах молодых людей 
или если — что делалось многими исследователями пубертатно-го периода — мы 
изучаем дневники и наброски подростков, нас поражают не только широта и 
свободный размах их мысли, но также степень эмпатии и понимания, их явное 
превосходство над многими зрелыми мыслителями, а иногда даже мудрость, которую 
они обнаруживают при рассмотрении самых сложных проблем.
   Мы пересматриваем наше отношение, когда обращаемся от рассмотрения самих по 
себе интеллектуальных процессов подростка к рассмотрению того, как они 
вписываются в общую картину его жизни. Мы с удивлением обнаруживаем, что эти 
утонченные интеллектуальные достижения оказывают очень малое — или никакое — 
влияние на его реальное поведение. Эмпатня подростка, приводящая к пониманию 
мыслительных процессов других людей, не мешает ему проявлять самое 
возмутительное безразличие к близким. Его возвышенный взгляд на любовь и 
обязательства любящего соседствуют с неверностью и черствостью в многочисленных 
любовных историях. Тот факт, что его понимание и интерес к структуре общества в 
подростковом возрасте далеко превосходят его же понимание и интерес в 
последующие годы, не помогает ему найти свое истинное место в социальной жизни, 
а многосторонность интересов не предохраняет его от сосредоточенности на 
одном-единственном предмете — собственной персоне.
   
Инстинктивная тревога в пубертатном периоде 297
Мы понимаем, особенно когда исследуем эти интеллектуальные интересы с помощью 
анализа, что в данном случае мы имеем дело с чем-то весьма отличным от 
интеллектуальности в обычном смысле слова. Неверно было бы предполагать, что 
подросток размышляет, о различных ситуациях в любви или о выборе профессии для 
того, чтобы выработать правильную линию поведения, как это мог бы сделать 
взрослый, или как мальчик в латентном периоде исследует устройство аппарата для 
того, чтобы суметь разобрать и снова собрать его. Подростковая 
интеллектуальность больше способствует мечтам. Даже честолюбивые фантазии 
предпубертатного периода не предназначены для перевода в реальность. Когда 
мальчик фантазирует о том, что он великий завоеватель, он не чувствует никакой 
необходимости доказывать свою храбрость и выносливость в реальной жизни. Точно 
так же он явно получает удовлетворение от самого процесса мышления в ходе 
рассуждений или обсуждений. Его поведение определяется другими факторами, и на 
него необязательно оказывают влияние результаты подобной интеллектуальной 
гимнастики.
Есть и еще один момент, поражающий нас, когда мы исследуем интеллектуальные 
процессы у подростков. Более пристальное рассмотрение показывает, что 
интересующие их предметы усиливают конфликты между разными психическими 
образованиями. И опять проблема заключается в том, как связать инстинктивную 
сторону человеческой природы с остальной жизнью, как выбрать между практической 
реализацией сексуальных импульсов и их отвержением, между свободой и 
ограничением, между восстанием и подчинением власти. Как мы видели, аскетизм с 
его запретом инстинктов в целом не оправдывает надежд подростка. Поскольку 
опасность вездесуща, он должен выработать много способов для того, чтобы 
преодолеть ее. Обдумывание инстинктивного конфликта — его интеллектуализация — 
кажется подходящим способом. При этом аскетическое бегство от инстинкта 
сменяется поворотом к нему. Но это осуществляется в основном в мышлении и 
является интеллектуальным процессом. Абстрактные интеллектуальные обсуждения и 
размышления, которым предаются подростки, — это вовсе не попытки разрешить 
задачи, поставленные

298 Раздел V. Детская психопатология
реальностью. Их мыслительная активность есть, скорее, показатель напряженной 
настороженности по отношению к инстинктивным процессам и перевод того, что они 
воспринимают, в абстрактное мышление. Философия жизни, которую подростки 
создают, — а она может заключаться в их требовании произвести революцию во 
внешнем мире — является на самом деле их реакцией на восприятие новых 
инстинктивных требований их собственного Оно, грозящих революционизировать всю 
их жизнь. Идеалы дружбы и вечной преданности — это все-^ го лишь отражение 
беспокойства Я, обнаружившего исчезновение всех своих новых эмоциональных 
связей с объектами*. Стремление к руководству и поддержке в часто безнадежной 
борьбе против своих собственных инстинктов может быть трансформировано в 
бесхитростную аргументацию относительно неспособности человека к принятию 
независимых политических решений. Мы видим, таким образом, что инстинктивные 
процессы переводятся на язык интеллекта. Но причина столь сильной 
сосредоточенности внимания на инстинктах заключается в том, что осуществляется 
попытка овладеть ими на ином психическом уровне.
   Вспомним, что в аналитической метапсихологии связь аффектов и инстинктивных 
процессов с вербальными представлениями считается первым и наиболее важным 
шагом по направлению к овладению инстинктами, который должен быть осуществлен в 
развитии индивида. Мышление описывается в этих работах как «практическое 
действие, сопровождающееся перемещением относительно небольших количеств 
катексиса при меньшей их разрядке» (S. Freud, 1911, s. 221). Эта 
интеллектуализация инстинктивной жизни, попытка овладеть инстинктивными 
процессами, связывая их с мыслями в сознании, представляет собой одно из 
наиболее общих, ранних и наиболее необходимых приобретений человеческого Я. Мы 
рассматриваем ее не как деятельность Я, а как его составную часть.
Может возникнуть впечатление, что явления, включенные нами в понятие 
«интеллектуализация в пубертате», попросту
' Я благодарна Маргит Дубовиц из Будапешта за указание на то, что тенденция 
подростков размышлять о смысле жизни и смерти отражает деструктивную активность 
в их собственных душах.

Инстинктивноя тревога в пубертатном периоде 299
представляют собой преувеличение общей установки Я в особых условиях внезапного 
подъема либидо. Лишь возрастание количества либидо привлекает внимание к 
функции Я, которая в другое время выполняется незаметно и как бы походя. Если 
это так, то это означает, что усиление интеллектуальности в подростковом 
возрасте — а возможно также и резкое возрастание интеллектуального понимания 
психических процессов, которое обычно характерно для приступов психического 
расстройства, — является просто частью привычного стремления Я к овладению 
инстинктами при помощи мышления.
   Я полагаю, что теперь мы можем сделать вторичное открытие, к которому нас 
привели рассуждения в этом направлении. Если верно, что неизменным следствием 
возрастания либидоз-ной заряженности является удвоение усилий Я по 
интеллектуальной проработке инстинктивных процессов, то это объясняет тот факт, 
что инстинктивная опасность делает человека умнее. В периоды спокойствия в 
инстинктивной жизни, когда опасности нет, индивид может позволить себе 
определенную степень глупости. В этом отношении инстинктивная тревога оказывает 
знакомое влияние объективной тревоги. Объективная опасность и депривация 
побуждают человека к интеллектуальным подвигам и изобретательным попыткам 
разрешить свои трудности, тогда как объективная безопасность и изобилие делают 
его довольно глупым. Сосредоточение интеллекта на инстинктивных процессах 
представляет собой аналог бдительности человеческого Яперед лицом окружающих 
его объективных опасностей.
   До сих пор спад интеллекта у маленького ребенка в начале латентного периода 
объяснялся иначе. В раннем детстве блестящие интеллектуальные достижения детей 
связаны с исследованием ими тайн пола, а когда этот предмет становится табу, 
запрет и торможение распространяются на другие области мышления. Неудивительно, 
что с возобновлением сексуальности в предпубертатном периоде, т. е. с распадом 
сексуального вытеснения раннего детства, интеллектуальные способности оживают с 
прежней силой.
   Это обычное объяснение, к которому мы можем теперь добавить еще одно. 
Возможно, в латентном периоде дети не только
   
300 Раздел V. Детская психопатология
не осмеливаются погружаться в абстрактное мышление, но и просто не имеют в этом 
нужды. Детство и пубертатный период — это периоды инстинктивной опасности, и 
характеризующий их «интеллект» по меньшей мере частично помогает человеку 
преодолевать эту опасность. При этом в латентном периоде и во взрослой жизни Я 
относительно сильно и может без ущерба для индивида ослабить его усилия по 
интеллектуализации инстинктивных процессов. В то же время не следует забывать, 
что эти умственные достижения, особенно в пубертат-4 ном периоде, при всей их 
замечательности и блеске остаются бесплодными. В одном отношении это верно даже 
для интеллектуальных достижений раннего детства, которыми мы так восхищаемся и 
которые так высоко ценим. Не надо лишь забывать о том, что детские исследования 
сексуальности, которые психоанализ считает ярчайшим проявлением 
интеллектуальной активности ребенка, не приводят к знанию истинных явлений 
взрослой сексуальной жизни. Как правило, их результатом является создание 
детских сексуальных теорий, которые отражают не реальность, а инстинктивные 
процессы, протекающие в психике ребенка.
   Интеллектуальная работа, совершаемая Я в латентном периоде и во взрослой 
жизни, несопоставимо более серьезна, надежна и прежде всего намного теснее 
связана с действием.
   Любовь к объекту и идентификация в пубертатном периоде. Рассмотрим теперь, 
насколько аскетизм и интеллектуализация, характерные для пубертатного периода, 
соответствуют нашей схеме классификации защитных процессов в зависимости от 
тревоги и опасности. Сразу видно, что аскетизм и интеллектуализация попадают в 
третий тип защиты. Опасность, угрожающая Я, заключается в том, что оно может 
быть затоплено инстинктами; более всего оно опасается количества инстинктов. Мы 
полагаем, что эта тревога возникает в ходе развития индивида очень рано. 
Хронологически она принадлежит к тому периоду, в котором Я постепенно 
отделяется от недифференцированного Оно. Защитные меры, к которым его 
заставляет прибегать страх перед силой инстинктов, направлены на поддержание 
этой дифференциации между Я и Оно и на обеспечение стабильности вновь 
установившейся организации Я.
   
Инстинктивная тревога в пубертатном периоде 301
Задача, которую ставит перед собой аскетизм, заключается в том, чтобы 
удерживать Оно в определенных границах, попросту налагая запреты; цель 
интеллектуализации — теснее связать инстинктивные процессы с мыслительным 
содержанием и тем самым сделать их доступными для сознания и подверженными 
контролю.
Когда при внезапном возрастании либидо индивид отступает на этот примитивный 
уровень страха перед силой инстинктов, покой инстинктивных процессов и 
процессов Я должен быть потревожен. Ниже я опишу две из наиболее важных 
особенностей пубертатного периода и покажу их связь с этим процессом регрессии 
Я.
Наиболее примечательные явления в жизни подростков в конечном счете связаны с 
их отношениями с объектом. Здесь особенно заметен конфликт между двумя 
противоположными тенденциями. Мы уже видели, что вытеснение, вызванное общей 
враждебностью по отношению к инстинктам, обычно выбирает для своих первых атак 
фантазии предпубертатного периода на тему инцеста. Подозрительность и аскетизм 
Я исходно направлены против фиксации субъекта на всех объектах любви его 
детства. Результатом этого, с одной стороны, является стремление молодого 
человека к изоляции; начиная с этого времени он живет с членами своей семьи как 
с чужими людьми. Но врожденная враждебность Я по отношению к инстинктам 
направлена не только на его отношение к внешним объектам любвп; она направлена 
также и на его отношения со сверх-Я. В той мере, в какой сверх-Я в этом периоде 
все еще насыщено исходящим от отношений с родителями либидо, оно само 
рассматривается как подозрительный инцестный объект и становится жертвой 
последствий аскетизма. Я отчуждается также и от сверх-Я. Для молодых людей это 
частичное вытеснение сверх-Я, отчужденность от части его содержания является 
одной из величайших неприятностей подросткового периода. Основным следствием 
разрыва отношений между Яи сверх-Я становится возрастание опасности, грозящей 
со стороны инстинктов. Индивид становится асоциальным. До возникновения этого 
нарушения тревога сознания и чувство вины, возникающие вследствие отношения Я к 
сверх-Я, были наиболее сильными союзниками

302 Раздел V. Детская психопатология
Я в его борьбе против инстинктов. В начале пубертатного периода часто заметны 
преходящие попытки осуществить сверхнасы-щеиность всех содержании сверх-Я. 
Возможно, этим объясняется так i тзываемый идеализм подростков. Возникает 
следующая ситуация: аскетизм, сам являющийся следствием возрастания опасности 
со стороны инстинктов, ведет к разрыву связи со сверх-Я и тем самым делает 
неэффективными защитные меры, осуществляемые тревогой сверх-Я. В результате 
этого Я еще сильнее отбрасывается на уровень чистой инстинктивной тревоги и 
характерных для этого уровня примитивных защитных механизмов.
   Самоизоляция и разрыв с объектами любви, однако, не являются единственными 
тенденциями, возникающими в отношении подростков к объектам. Разнообразные 
новые привязанности занимают место вытесненных фиксаций на детских объектах 
любви. Иногда индивиды привязываются к молодым людям своего возраста, и в этом 
случае связь приобретает форму страстной дружбы или влюбленности; иногда они 
привязываются к старшим, которых признают лидерами и которые явно являются 
замещением покинутых родительских объектов. Эти отношения любви страстны и 
исключительны, но кратковре-менны. Людей выбирают как объекты и покидают 
безотносительно к их чувствам, а на их место выбирают новых. Покинутые объекты 
быстро и прочно забываются, но форма привязанности к ним сохраняется в 
мельчайших деталях и обычно воспроизводится в отношении к новому объекту с 
точностью, похожей на навязчивость.
   Помимо этой поразительной верности объекту любви имеется еще одна 
особенность отношений с объектом в подростковом возрасте. Подросток стремится 
не столько обладать объектом в обычном физическом смысле слова, сколько 
максимально уподобиться человеку, который в данный момент занимает в его 
прнвязанпостях центральное место.
   Непостоянство молодежи общеизвестно. Почерк, речь, прическу, одежду и самые 
разные привычки она меняет намного легче, чем в любой другой период жизни. 
Часто одного взгляда на подростка достаточно, чтобы сказать, кто его старший 
друг, которым он восхищается. Но способность к изменению идет
   
Инстинктивная тревога в пубертатном периоде 303
еще дальше. Со сменой одного образца на другой меняются жизненная философия, 
религиозные и политические взгляды, и, сколь бы часто они ни менялись, 
подростки всегда в равной мере твердо и страстно убеждены в правоте столь легко 
принятых ими взглядов. В этом отношении они напоминают тип пациентов, описанный 
Хелен Дойч в клинической работе по психологии взрослых как пограничный между 
неврозом и психозом. Она называет их людьми типа «как если бы» (<> 
Typus), потому что в каждом новом отношении с объектом они живут так, как если 
бы они действительно проживали свою собственную жизнь и выражали свои 
собственные чувства, мнения и взгляды.
У девочки, которую я анализировала, механизм, лежащий в основе этих процессов 
трансформации, был особенно ясен. Несколько раз за один лишь год она переходила 
от одной дружбы к другой, от девочек к мальчикам и от мальчиков к пожилой 
женщине. В каждом случае она не просто становилась безразличной к покинутому 
объекту любви, но испытывала к нему выраженную и сильную неприязнь, граничащую 
с презрением, и чувствовала, что любая случайная или неизбежная встреча с ним 
почти невыносима. После большой аналитической работы мы обнаружили, что эти 
чувства по отношению к бывшим друзьям вовсе не были ее собственными. Каждый раз,
 когда девочка меняла объект любви, она считала себя обязанной подстраивать 
свое поведение и взгляды под поведение и взгляды своего нового друга, во всем 
связанном с ее внутренней и внешней жизнью. Она начинала переживать не свои 
собственные эмоции, а эмоции своего нынешнего друга. Неприязнь к людям, которых 
она раньше любила, в действительности не была ее собственной. При помощи 
процесса эмпатии она разделяла чувства своего нового друга. Таким образом, она 
выражала ревность, которую, как она воображала, он чувствовал ко всем, кого она 
раньше любила, или его (а не ее собственное) презрение к возможным соперникам.
Психологическая ситуация в подобных фазах пубертата может быть описана очень 
просто. Эта страстная и мимолетная фиксация любви вообще не является отношением 
к объекту в том смысле, в котором мы используем этот термин, говоря

304 Раздел V. Детская психопатология
о взрослых. Это — идентификация самого примитивного типа, такая, с какой мы 
встречаемся при исследовании развития в раннем детстве, еще до существования 
всякой объектной любви. Таким образом, непостоянство в пубертатном периоде 
означает не внутренние изменения в любви или убеждениях индивида, а скорее 
утрату личности вследствие изменений в идентификации.
   Процесс, выявленный при анализе поведения пятнадцатилетней девочки, возможно,
 прольет некоторый свет на ту роль, которую играет эта склонность к 
идентификации. Моя пациентка была очень красивой, очаровательной девочкой и 
всегда играла заметную роль в своем окружении, но, несмотря на это, ее терзала 
неистовая ревность к сестре, которая была еще ребенком. В пубертатном периоде 
пациентка утратила все свои прежние интересы и была охвачена единственным 
желанием -^ вызывать любовь и восхищение мальчиков и мужчин, бывших ее друзьями.
 Она безумно влюбилась — на расстоянии — в мальчика, который был намного старше 
ее и которого она иногда встречала на вечеринках и на танцах. В это время она 
написала мне ппсьмо, в котором выражала сомнения и тревоги в связи со своей 
влюбленностью.
   «Пожалуйста, скажите мне, — написала она, —как мне вести себя, когда я 
встречаю его. Быть ли мне серьезной или веселой? Как я ему больше понравлюсь — 
если покажу, что умна, или если прикинусь глупой? Что Вы мне посоветуете — 
говорить все время о нем или говорить и о себе тоже?..» Когда пациентка в 
следующий раз встретилась со мной, я устно ответила на ее вопросы. Я сказала, 
что, по-видимому, нет необходимости планировать свое поведение заранее. Разве 
она не сможет в нужный момент быть самой собой и вести себя в соответствии с 
тем, что она чувствует? Она ответила, что такой способ никогда не сработает, и 
произнесла длинную речь на тему о необходимости приспосабливаться к 
предпочтениям и желаниям других людей. Она сказала, что только так можно быть 
уверенной в том, что тебя полюбят, и, несмотря на то что этот мальчик любил ее, 
она просто не могла вести себя естественно.
   Вскоре после этого пациентка описала фантазию, в которой нарисовала что-то 
вроде конца света. «Что будет, — спросила
   
Инстинктивная тревога в пубертатном периоде 305
она, — если все умрут?» Она прошлась по всем своим друзьям и отношениям и 
наконец вообразила, что осталась одна на всей Земле. Ее голос, выразительность 
интонаций и детали описания говорили о том, что эта фантазия была выполнением 
ее желания. Она рассказывала с наслаждением, и фантазия не вызывала у нее 
никакого беспокойства.
Однако я напомнила девочке о ее страстном желании быть любимой. Днем раньше 
одной лишь мысли о том, что один из друзей не любит ее, что она теряет его 
любовь, было достаточно, чтобы погрузить ее в отчаяние. Но кто же будет любить 
ее, если она будет единственной уцелевшей из всего рода человеческого? Она 
спокойно отбросила мое напоминание о ее давешних печалях. «В этом случае я буду 
любить себя сама», — сказала она, словно освободившись наконец от всех своих 
тревог, и испустила глубокий вздох облегчения.
Это маленькое, сделанное на одной пациентке аналитическое наблюдение указывает, 
как мне кажется, на нечто весьма характерное для некоторых связей с объектом в 
пубертатном периоде. Разрыв старых отношений, враждебность к инстинктам и 
аскетизм — все это отвлекает либидо от внешнего мира. Подростку грозит 
опасность сместить свое объектное либидо с окружающих людей на себя. Так же как 
он регрессировал в своем Я, он может регрессировать и в своей либидозной жизни 
от объектной любви к нарциссизму. Он избегает этой опасности судорожными 
усилиями, направленными на установление нового контакта с внешними объектами, 
даже если это может быть сделано только через его нарциссизм, т. е. при помощи 
ряда идентификаций. В соответствии с таким представлением эмоциональные связи с 
объектом в подростковом возрасте представляют собой стремление к выздоровлению 
— и в этом отношении подростки также напоминают психотических больных в тот 
момент, когда их состояние в очередной раз начинает меняться к худшему.
При описании пубертатного периода я столько раз сравнивала его характеристики с 
серьезным заболеванием, что (хотя это исследование и не претендует на полноту) 
мне, видимо, следует сказать несколько слов о нормальности и анормальности 
происходящих в этот период процессов.

306 Раздел V. Детская психопатология
   Мы видели, что основой сравнения пубертатного перио, началом обострения 
психического заболевания является ф( мен, приписываемый нами количественным 
изменениям тексиса. В обоих случаях повышенный либидозный катек Оно 
прибавляется к инстинктивной опасности, эаставля удваивать свои усилия для 
защиты любым возможным спс бом. В психоанализе всегда понимали, что в 
человеческой я ни из-за этих количественных процессов каждый период i растаиия 
либидо может стать началом невротического или г хотического заболевания.
Кроме того, пубертат и обострение психоза напомин;
друг друга возникновением примитивных защитных уста вок, которые мы связываем 
со страхом Я перед, силой инсти тов — тревогой, которая отбрасывает назад 
больше, чем лю объективная тревога или тревога сознания.
   Впечатление о нормальности или анормальности npoi сов, происходящих в 
пубертате у каждого отдельного инди да, будет, по-видимому, зависеть от 
доминирования какой-будь из перечисленных мною тенденций или нескольким них. 
Аскетический подросток выглядит для нас нормальньга тех пор, пока его 
интеллектуальные функции свободны иуд есть ряд здоровых связей с объектами. Это 
же относится подросткам, интеллектуализирующим инстинктивные npoi сы, к 
подросткам идеалистического типа и к тем, кто безул жно мчится от одной 
пламенной дружбы к другой. Но если кетическая установка упорно поддерживается, 
если проц интеллектуализации преобладает во всей психической жи;
и если отношения к другим людям основаны исключительно сменяющихся 
идентификациях, учителю или аналитику бу трудно определить из наблюдения, в 
какой мере это след рассматривать как переходную фазу нормального развит а в 
какой —уже как патологическую.

|          Некоторые типы и этапы социальной дезадаптсщии 307
307
^Некоторые типы и этапы социальной дезадаптации'
^Социальная дезадаптация, обусловленная Прежними нарушениями объектной любви
,;Август Айхорн во введении к книге «Своенравная юность» I (1925) подчеркивает 
патогенное значение нарушений развития |эго и суперэго для социальной 
дезадаптации. Внутренние и ^внешние факторы, препятствующие нормальному 
развитию (разнообразных эго-функций, воздействуют на процесс «пер-;вичной 
адаптации к реальности», который Айхорн рассматривает как необходимую основу и 
предпосылку социального раз-[вития. С другой стороны, внешние и внутренние 
факторы, на-фушающие эмоциональное развитие ребенка и не допускающие 
'•формирования привязанности к постоянному объекту (родителям или заменяющим их 
лицам), препятствуют, как показывает Айхорн,-второму этапу социального развития,
 а именно — адаптации к культурным традициям общества, членом которо-Jro 
предстоит стать ребенку. Там, где отсутствуют нормальные ^эмоциональные связи, 
у ребенка нет достаточно сильного стимула соответствовать образцам окружающего 
его взрослого мира. Ему не удается усвоить те идентификации, которые должны 
были бы стать ядром сильного и эффективного суперэго, противостоящего 
инстинктам и руководящего его поведением (в соответствии с общественными 
правилами и стандартами. i Co времени первых наблюдений, приведших к этим 
экспериментальным объяснениям асоциального поведения, многие ^исследователи и 
авторы с разных концов света подтвердили и (углубили предположения Айхорна. 
Ранняя изоляция, потеря любви или доверия к родителям, их продолжительное 
отсутствие или смерть, частая смена опекунов, жизнь в детских учреждениях, не 
обеспечивающих условий для развития личных привязанностей, — все это, в 
соответствии с открытиями Айхорна,
' Текст дан по изданию: Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа. Т. II.
 М., 1999. С. 244-259.

308 Раздел V. Детская психопатология
было выделено как наиболее часто встречающиеся при исследовании детей с 
асоциальным и делинквентным поведением факторы. Среди этих данных особое 
признание получили факты, связанные со взаимоотношениями матери и младенца. 
Первый год жизни — критический период, когда должен произойти наиважнейший 
переход от первичного нарциссизма к объектной любви, произойти постепенно, 
маленькими шагами. Постоянно повторяющийся опыт удовлетворения первых телесных 
потребностей помогает лнбидозному интересу ребенка переключиться с 
исключительной концентрации на том, что происходит в его собственном теле, и 
направиться во внешний мир, к тем людям (мать или заменяющие ее лица), которые 
обеспечивают удовлетворение его потребностей. В тех случаях, когда мать либо 
часто отсутствует, либо невнимательна, либо эмоционально нестабильна и 
амбивалентна и поэтому не может служить постоянным источником удовлетворения, а 
также в тех случаях, когда уход за младенцем недостаточен, безличен или 
осуществляется разными людьми, трансформация нарцисси-ческого либидо в 
объектное происходит неадекватно. На всю дальнейшую жизнь сохраняется сильная 
тенденция к возвращению либидо от внешнего объекта любви к самому себе, как 
только внешний мяр не оправдывает каких-либо надежд. Тело и его потребности 
остаются более важными, что проявляется в усиленном акценте на аутоэротических 
удовольствиях (раскачивании, сосании, мастурбации и т. д.). Ослабленное 
развитие либидо, проистекающее из такой ранней депривации, ведет в дальнейшем к 
неадекватным фиксациям у ребенка деструктивных побуждений'. В норме, 
деструктивные импульсы объединяются с проявлениями объектной любви на 
прегенитальном уровне инфантильного сексуального развития и таким образом 
придают силу и энергию преЭдиповой привязанности к матери и проявлениям Эдинова 
комплекса. Если в любовной жизни ребенка существует дефицит, деструктивные 
побуждения оказываются изолированными и проявляются более независимо, 
различными способами, от чрезмерно выраженной агрессив-
См. работу «Связь агрессии и эмоционального развития. Норма и патология» 
(«Aggression in Relation to Emotional Development: Normal and Pathological»).

Некоторые типы и этопы социальной дезадаптации 309
ности до бессмысленной разрушительности. Последние являются наиболее частыми 
источниками делинквентного и криминального поведения.
Существует, таким образом, большое разнообразие видов социальной дезадаптации, 
базирующихся на очень ранних нарушениях развития объектной любви и являющихся 
результатом ослабленных функций эго и суперэго. Дезадаптации такого рода обычно 
проявляются в начале латентного периода, то есть в то время, когда поведение 
все в большей степени становится зависимым от внутренних связей между 
различными частями психики ребенка и когда его агрессивные действия начинают 
выходить непосредственно за семейный круг и обращаться к более широкому 
окружению.
Другие типы социальной дезадаптации
Построенное на этом образце теоретическое и практическое изучение проблем 
поведения, проводимое в последние годы, отвлекло внимание от других важных форм 
социальной дезадаптации, имеющих иное происхождение, хотя и возникающих 
примерно в то же время (первая половина латентного периода) и проявляющихся в 
аналогичных симптомах. Эти иные нарушения социального функционирования, 
являющиеся предметом данной статьи, базируются не на ранних задержках развития 
объектной любви, но на конфликтах, принадлежащих нормальной области детской 
эмоциональной привязанности, особенно проявлениям Эдипова комплекса, являясь их 
следствиями и искажениями. Они происходят не из слабости функций эго и 
идентификаций, но в дальнейшем могут повредить целостности эго. Эти типы 
социальной дезадаптации ближе по своему содержанию к невротическим, нежели чем 
к обычным аномалиям. Но, с другой стороны, они не могут быть поставлены в один 
ряд с неврозами: в отличие от невротических симптомов их проявления не 
представляют собой образования, предназначенные поддерживать баланс сил между 
ид и эго. Скорее это вмешательство более или менее не искаженных либидоз-ных и 
агрессивных составляющих в сферу взаимодействия индивида с его реальным 
окружением. Наилучшим подходом

310 Раздел V. Детская психопатология
к пониманию разнообразия этих типов социальной дезадапта-ции будет рассмотрение 
возникающих в процессе развития ребенка несовершенств и неудач (в социальной 
деятельности. — прим. перев.), как нормальных переходных моментов.
Период нормальной социальной дезадаптации
Обычно Miii не применяем термин «асоциальный» к эмоциональным проблемам, 
которые возникают между маленьким ре-1 бенком и его окружением, даже если они 
состоят из беспорядочного и разрушительного поведения, сильно беспокоящего 
семью, — первое социальное сообщество, которому принадлежит ребенок. О ребенке 
нельзя сказать, «социально» или же «асоциально» он реагирует, прежде чем он 
обретет определенную способность объективно воспринимать и понимать окружающий 
его мир. В то время, когда его чувство реальности (Ferenczi, 1913) находится в 
процессе развития, его восприятие внешнего мира естественно и неизбежно будет 
спутанным и искаженным. Ребенок проходит через стадии идентификации элементов 
окружающего мира с собой и своим телом, проецирования нежелательных внутренних 
побуждений во внешний мир, фазу, когда его восприятие и мышление зависят от его 
желаний, а не от объективной реальности. Пока идентификации и проекции, 
магическое всемогущество и принятие желаемого за действительное доминируют в 
его мышлении, он может воспринимать окружающий мир лишь субъективно, а не 
объективно. Таким образом, ребенок реагирует не на актуальную реальность, а 
скорее на то, что он полагает существующим в окружающем его мире. Его 
последовательное нежелание принимать ограничения, отказываться или откладывать 
исполнение желаемого, его пере-или недооценка своих сил (чувство величия или 
неполноценности) — все это составляет присущую ребенку социальную дез-адаптац] 
но, постепенно, с разв! ITHCM чувства реальности, уступающую все возрастающей 
социальной приспособленности.
   Если эти инфантильные модели психического функционирования (пережитки 
первичных процессов?) сохраняются дольше обычного, связанное с ними поведение 
классифицируется как асоциальное.
   
Некоторые типы и этапы социальной дезодаптации 311
Один из таких случаев, а именно, искажение реальности вследствие проецирования 
внутренних побуждений индивида на внешний мир и как результат, враждебное, 
агрессивное или тревожное поведение по отношению к внешнему миру, был изучен и 
детально описан Мелани Кляйн (Melanie Klein) и ее последователями.
Перенос семейной ситуации как источник социальной дезадаптации
Временная социальная дезадаптация возникает далее из присущей ребенку тенденции 
смещать либидозное и агрессивное отношение с эмоционально значимых людей, к 
которым они возникли, на менее значимых и даже посторонних людей. Вполне 
нормально для ребенка второго или третьего года жизни рассматривать весь мир, с 
которым он соприкасается, как расширение своей семьи. Первоначально в своем 
воображении маленькие дети наделяют всех взрослых качествами, которыми обладают 
их родители, и ожидают от них той же заботы, которую они получают дома. С 
увеличением контактов ребенка с людьми вне семьи образуется постоянное 
перетекание эмоций с напряженных преЭдиповых и Эдиповых отношений (с близкими 
родственниками) на отношения ребенка к относительно посторонним (людям). С 
точки зрения семьи, особенно маленькой, это снижает напряжения, которые иначе 
могут стать невыносимыми. С точки зрения окружающих, смещение эмоций (перенос) 
порождает нереалистичное отношение ребенка к окружающим, оказывающееся 
препятствием в его адаптации. В норме, ребенок, опираясь на опыт, учится 
различать взрослых, относящихся к нему позитивно или безразлично, и понимание 
этого постепенно снижает склонность к неразборчивому переносу эмоций. Вместо 
простого смещения чувств и конфликтов, вызывающих у окружающих протест и 
разногласия, ребенок становится способным устанавливать различные контакты. Он 
перестает видеть в других подобие своих родителей, но оценивает людей по их 
индивидуальным достоинствам и извлекает пользу из этого расширения своей 
эмоциональной жизни.

312 Раздел V. Детская психопатология
   Этот шаг развития из семейного круга в более широкое общество не происходит, 
если преЭдиповы и Эдиповы отношения слишком интенсивны и остаются 
неразрешенными. В таких случаях окружающая среда становится — в течение всего 
латентного периода, а иногда и далее — расширением поля битвы семейных 
конфликтов.
   В этой сложной задаче выхода за пределы семейных взаимоотношений ребенок 
получает разнообразную, часто недостающую помощь от взрослых, ответственных за 
его воспитание.
   Многие родители, особенно из среднего класса, имеют привычку обучать своего 
маленького ребенка тому, что взрослые, сколь бы посторонними они ни были, это 
«дяди» и «тети». Они сами с трудом принимают то, что ребенок, который так дорог 
для них, всего лишь терпим другими и часто воспринимается как помеха. В этих 
случаях родители и ребенок движимы одинаковым стремлением рассматривать 
окружающий мир как расширенную семью.
   Старорежимные детские сады и ясли были построены на этом же принципе 
простого расширения семейного круга. Наивысшей похвалой воспитательнице было 
сказать, что она преуспела в создании теплой семейной атмосферы в группе и 
хорошо справляется с материнской ролью. В некоторых странах воспитательницу 
официально представляли детям как «тетю» (Kjndergarten-Tante). Недостатки 
системы, предлагавшей смещать семейные реакции в новое окружение, были бы более 
очевидными, если бы не формальные методы дисциплины и проведения запя! ий, 
распространенные в то время, которые подавляли спонтанные эмоциональные 
проявления ребенка и тем затушевывали ситуацию.
   Современные детские сады устроены совершенно иначе. Взрослый ведет себя как 
учитель и намеренно воздерживается от принятия на себя родительской роли. 
Ограничивается телесный контакт с учащимися, избегается излишняя помощь ребенку 
в его телесном функционировании. Ребенка не берут на руки, не ласкают, не 
сажают на колени и т. д. Если раньше отношения строились только па доброте и 
привязанности, сейчас ребенку предлагаются интересные и увлекательные занятия 
иных, более тонких, косвенных (сублимированных) типов.
   
Некоторые типы и этапы социальной дезадаптации 313
Когда детский сад организован таким образом, поведение детей в нем заметно 
отличается от их поведения дома. Они реагируют по-новому в ответ на новую 
атмосферу и новый подход к их способностям. Воспитатель занимает в жизни 
ребенка отдельное место, не становясь заменителем матери для разрешения 
неудовлетворенных эмоциональных проблем, но представляя как бы идеальную фигуру,
 отстраненную от инстинктивной жизни, с сублимированными интересами и 
требованиями которой ребенок может отождествлять себя*.
Начальная школа в этом отношении развивалась в прямо противоположном 
направлении. Школы конвенционального типа обычно обращали так мало внимания на 
эмоциональную жизнь и конфликты ребенка, что внезапный переход из семейной 
атмосферы в абсолютно новую и более безличную групповую жизнь, особенно в 
школах-интернатах, становился шоком для ребенка и затруднял и замедлял 
внутреннюю адаптацию к окружающему. Там не было ни выхода, ни возможности для 
переноса чувств любовной привязанности к взрослому. Такая обстановка включала в 
себя риск обращения либидо, прежде участвовавшего в отношениях с родителями, 
внутрь, где оно могло чрезмерно усиливать аутоэротическую активность, либо 
жестоко обрушиваться на сверстников. Современные прогрессивные школы пытаются 
исправить эти ошибки, но, кажется, заходят слишком далеко в противоположном 
направлении. Вместо того чтобы заставлять ребенка приспосабливаться к окружению,
 они ставят задачу подгонки гибкого окружения к нуждам конкретного ребенка, так,
 чтобы обеспечить возможно
' Работа во время войны с бездомными детьми (Hampstead Nurseries, 1940— 1945) 
предоставила экспериментальное доказательство этого утверждения. В работе «Дети 
без семей» (Infants without Families, A. Freud and Burlingham, 1943) авторы 
пишут: «Крайне интересно наблюдать различие повеления детей в их интимных 
взаимоотношениях с их приемными родителями, с одной стороны, и с воспитателем 
группы — с другой. Мы в этой связи часто вспоминали различия в поведении детей, 
живущих в семьях, которое они демонстрируют в детском саду. Часто они очень 
хорошо и приемлемо ведут себя в группе, но очень сложно — дома. Это не связано 
с тем — как, кажется, думают многие воспитатели, — что матери не знают, как 
справиться с ребенком, а специалист знает. Это происходит из-за разного 
эмоционального отклика на мать и учителя соответственно».

314 Раздел V. Детская психопатология
более широкое пространство для проявления способностей ученика. Во многих 
случаях дети используют это пространство не для развития своего потенциала, но 
для смещения и переноса любви, ненависти, ревности, тревоги, конфликтов, 
оставшихся от нерешенных семейных взаимоотношений. Там, где это происходит, 
результатом становится плохая адаптация к действительности. Ребенок в итоге не 
может использовать те возможности, которые предлагает ему современная школа. 
Его развитие идет по кругу вместо движения вперед и вырождается в серию 
повторений его прежнего эмоционального опыта.
Перенос фантазий как источник социальной дезадаптации
С помощью психологического механизма смещения эмоций учителя теперь могут лучше 
понимать своих учеников, обращая внимание на перенос ранних материнско-детских 
отношений и проблем Эдипова комплекса в школьную жизнь. Поведение, которое 
кажется бессмысленным и необъяснимым, как реакция на реальное школьное 
окружение и актуальные педагогические воздействия учителя, обретает смысл, 
будучи рассмотренным в контексте домашнего окружения ребенка. Наблюдая ребенка 
в школе, учителя учатся делать заключения об их домашней ситуации, и затем 
подтверждать свои предположения в общении с родителями. Знания, собранные таким 
образом, могут во многих случаях объяснить дезадаптацию ученика в классе, его 
гинерактпвное или же сверхпассивное поведение, задержку умственного развития, 
агрессивное или чрезмерно покорное отношение к учителям и одноклассникам*.
   С другой стороны, учителя не должны слишком уверенно полагаться на эти 
интерпретации поведения учеников. Заключения о домашней жизни ребенка в 
некоторых случаях вводят в заблуждение так же, как оказываются точны — в других.

' Многие дошкольники после рождения младшего ребенка в семье полностью меняют 
свое отношение к другим детям, становятся ревнивыми, обидчивыми, недружелюбными.
 Страх перед очень строгим отцом выражается в страхе перед учителем. Ссоры, 
развод родителей почти неизбежно оборачивают учителя и родителей друг против 
друга.

Некоторые типы и этапы социальной дезадаптации 315
Многие дети выглядят запуганными и несчастными в школе, хотя дома с ними 
обращаются хорошо. Многие сверхтревожны во взаимоотношениях с учителем, 
заторможены, боятся плохих оценок или критики, хотя родители не оказывают на 
них какого-либо давления. Другие внезапно чувствуют себя отвергнутыми 
одноклассниками и педагогами, при том, что дома не происходило ничего, что 
могло бы объяснить такое изменение их состояния. В этих случаях эмоции, которые 
ребенок приносит в общество, переносятся не из реальной семейной жизни, но из 
сознательных и бессознательных фантазий, сопровождающих развитие его объектных 
взаимоотношений. Агрессивные и деструктивные образы оральной фазы, 
садомазохистскпе фантазии анального уровня, эксгибиционистские фантазии и 
защиты от них, придуманный страх кастрации, семейные небылицы, сопровождаемые 
чувством одиночества и отверженности, — все это искажает у ребенка образ 
учителя так же, как раньше искажало образ родителей. Перенос этих фантазий на 
школу действует как помеха социальной адаптации. Вместо того чтобы реагировать 
на реальное окружение и использовать предлагаемые им возможности, многие дети 
долгое время живут в болезненном и с точки зрения нормального развития 
невыгодном, придуманном мире фантазии.
Может быть рассмотрено как знак опасности, когда дети без явных причин 
постоянно жалуются на плохое обращение со стороны учителя, на то, что их не 
любят или высмеивают другие дети. В таких случаях перемена школы, как правило, 
не приносит результатов. После короткого промежутка относительной адаптации 
фантазии снова заявляют о себе и, как и раньше, нарушают отношения ребенка с 
новым окружением.
Нарушения социальной адаптации, основанные на этом переносе преЭдиповых и 
Эдиповых фантазий, глубоки и всепрони-кающи, но, как правило, не приводят к 
серьезным асоциальным возмущениям. Они влияют на отношение ребенка к его 
окружению, делают его угрюмым, тревожным, обидчивым, подавленным и, вероятно, 
невосприимчивым. Но эти воздействия в первую очередь затрагивают внутреннюю 
эмоциональную жизнь ребенка и лишь во вторую отражаются на его взаимодействии с 
внешним миром.

316 Раздел V. Детская психопатология
Отыгрыванме фантазии как источник социальной дезадаптации: психопатическое
поведение
Когда фантазии, смещенные на окружающий мир, не остаются в области мыслей и 
чувств, а приводят к непосредственным действиям, это является следующим этапом 
социальной деза-даптацпн. Окружающее не просто истолковывается исходя из 
фантазий, но фантазия становится основой для взаимодействия с ним. В этих 
условиях жизнь превращается в разновидность психодрамы, в которой ребенок 
исполняет роль режиссера и главного действующего лица. Другие члены сообщества, 
будь то взрослые или дети, используются им как актеры на сцене, обязанные 
играть предписанные роли по его указанию.
   Детям, реализующим таким образом пассивно -фемининные или мазохистскив 
фантазии, в школе удается быть наказываемыми чаще и/или строже, чем другим. Они 
провоцируют учителей своим дерзким или агрессивным поведением, или явно не 
справляясь со своим заданием, или же устраивая так, что все их маленькие 
оплошности, обычно не замечаемые, оказываются обнаруженными. Они навлекают на 
себя нелюбовь одноклассников до такой степени, что становятся мишенью для их 
нападок и даже преследований. В школах нередко можно видеть, как такой ребенок, 
задыхаясь, бежит домой, а за ним несется толпа преследователей. В 
школах-интернатах такого ребенка могут тайно запугивать или терроризировать в 
ночное время. Дурное обращение может исходить от одного учителя или особенно 
сильного и активного сверстника, или же быть более диффузно распределено среди 
преподавателей и группы детей.
   В отсутствие персональных гонителей преследователями могут становиться и 
безличные факторы. Такие дети, задыхаясь, мчатся в школу, подгоняемые страхом 
опоздания; постоянно боятся не успеть закончить работу в срок; чувствуют свою 
неспособность и неполноценность; подавлены необходимостью выполнять работу как 
таковую и т. д. Они живут дома, в школе, в более широком окружении как в мире, 
наполненном угнетателями, и в действительности добиваются того, что
   
Некоторые типы и этапы социальной дезадаптации 317
к ним относятся с недоброжелательностью, жестокостью, подозрительностью, 
враждебностью.
Соответствующие садистские фантазии обычно реализуются над животными или 
младшими детьми. Издевательство над животными всегда наблюдалось у мальчиков в 
латентном периоде. Когда это побуждение направлено на насекомых, например мух, 
оно может принимать форму преднамеренных и изощренных пыток (например: 
перевернуть жука на спину и наслаждаться его тщетными попытками принять 
нормальное положение; оторвать крылышки у мухи и наблюдать ее беспомощность; 
позволить насекомому сбежать, но в последний момент вытащить его обратно для 
продолжения пыток). Садистские действия над большими животными, такими, как 
собаки, кошки и т. д., обычно сопровождаются страхом возмездия. Жертва, будучи 
менее беспомощной, в любой момент может начать царапаться, кусаться и т. д., 
защищая себя. Этот страх контратаки, кажется, лишь усиливает удовольствие, 
испытываемое ребенком, обижающим животное. Некоторые дети получают особенное 
удовольствие, пугая животных (например, цыплят), некоторые заворожены идеей 
утопления (котят) и с удовольствием наблюдают их барахтанье в воде. Многие 
мальчики увлечены идеей или зрелищем закапывания свиней. По отношению к более 
слабым детям садистские действия реализуются в форме запугивания, затравливания.

Садистские фантазии также могут оживать в картинах наказания или отчитывания 
других детей. Некоторые педагоги верят, что такие сцены взывают к чувству 
справедливости у детей и служат утверждению моральных норм, учат различать 
хорошее и плохое. Они действуют таким образом, игнорируя то, что наказание 
перед классом стимулирует определенные скоптофилические отношения в 
осуществлении фантазии, в которой ребенок является свидетелем садистской сцены, 
происходящей перед его глазами. Там, где эти фантазии играют важную роль в 
эмоциональной жизни ребенка, сцены «преступления и наказания» могут оказаться 
наиболее привлекательными для него в школьном опыте.
Общественная жизнь в классе создает особые условия для реализации 
эксгибицнонистских фантазий. Некоторые дети

318 Раздел V. Детская психопатология
успешно привлекают к себе внимание всего класса отличным исполнением заданий, 
успешностью в играх, героическим поведением разного рода, таким, как 
противостояние учителю, борьба с преследователями, защита слабых, демонстрацией 
безразличия к опасности, боли, наказанию. Там, где невозможно прямое проявление 
эксгибиннонистских фантазий, та же цель преследуется скрытым образом. Вместо 
того чтобы быть в классе героем, ребенок играет роль дурачка, вызывает насмешки 
вместо восхищения и таким образом привлекает к себе внимание столь же 
эффективно, хотя и в отрицательной форме.
   Реализация позитивных эксгибиционистских фантазий может идти по социальным 
каналам и служить целям адаптации в обществе (героическое, бескорыстное 
поведение, хорошее выполнение трудных заданий и т. д.). Однако и здесь 
присутствует элемент социальной деструктивности, выражающийся в компульсивности 
этих проявлений. Под давлением этих фантазий, при любых обстоятельствах ребенок 
должен отличиться любой ценой. Его интерес в первую очередь состоит в том, 
чтобы быть заметным, а деятельность, помогающая ему достичь этой цели, лишь 
вторична для него,
   Подобным образом дети оказываются вовлеченными в непрекращающиеся сражения с 
окружающей средой в том случае, если их сексуальное развитие было травмировано 
наблюдением полового акта или же фантазиями относительно половых сношений 
родителей. Под влиянием своих собственных незрелых прегеиитальных побуждений 
маленький ребенок представляет себе половое сношение как жестокий, агрессивный 
садистский акт, продолжающийся до того момента, пока один из партнеров или же 
оба не пострадают. Фантазии, представляющие эти идеи, затем смещаются в 
окружающий мир и реализуются там. Такие дети производят в обществе впечатление 
грубых, агрессивных, драчливых, постоянно воюющих с кем-либо или чем-либо. Они 
готовы повздорить по любому, самому незначительному поводу, и неустанно ищут 
поводов для ссор и раздоров. Они всегда готовы подраться с другими детьми и 
вовлекаются в бесконечные словесные баталии со взрослыми. Важно, что они не 
избегают своих врагов и не пытаются избавить себя от них каким-либо иным 
образом. Их отношения
   
Некоторые типы и этопы социальной дезадаптации 319
ненависти так же значимы для них, как отношения любви для нормальных детей. Для 
их подсознания ненавистный враг представляет сексуального партнера.
Рассматривая весь спектр фантазий, реализующихся таким образом в окружающем 
мире (мазохистские, садистские, скоп-тофилические, эксгибиционистские, фантазии 
агрессивных половых сношений), мы находим, что их содержание такое же, как у 
хорошо известных, вездесущих мастурбационных фантазий прегенитальной фазы.
Проходя через оральную, анальную, фаллическую фазы, ребенок развивает эти 
образы и фантазии, представляющие основные тенденции инстинктивной жизни на 
каждом уровне. В норме, эго ребенка отвергает эти фантазии, и в результате они 
вытесняются из сознания, проецируются во внешний мир, заменяются своими 
противоположностями, смещаются, сублимируются и т. д. Все, что остается от них 
к моменту, когда ребенок преодолел пик Эдипова комплекса и перешел в латентную 
фазу, — один-единственный образ или фантазия, в котором спрессована вся 
предыдущая эра инфантильной сексуальности и агрессии. Характер этой фантазии 
связан с основными точками фиксации инстинктивной жизни ребенка, то есть с тем, 
какие фрустрации, удовольствия, травматический опыт имели наибольшее влияние на 
его развитие. Таким образом эта остаточная прегенитальная фантазия переживает 
первую фазу детства и становится ее воплощением и тайным представителем. С 
этого момента она является единственным представителем детской сексуальности и 
находит телесный выход в фаллической мастурбации. На данной стадии это не ведет 
к внешним проявлениям и никоим образом не мешает приспособлению к реальности. В 
самом деле, она столь мало проявляет себя в повседневной деятельности это, что 
невозможно угадать содержание этой фантазии на основе наблюдений за поведением 
ребенка.
Но это положение дел меняется в связи с отношением ребенка к фаллической 
мастурбации. Борьба против этой потребности начинается раньше, но обычно 
достигает своей кульминационной точки в начале латентного периода. Как мы знаем,
 она основывается не только на внешних запретах, но и на

320 Раздел V. Детская психопатология
внутренних конфликтах. Инстинктивные желания, находящие выход в мастурбации, во 
многом несовместимы друг с другом. Разрушительные образы, желание смерти 
родителям сталкиваются со стремлением к сексуальному обладанию и т. д. Вся 
преисподняя фантазии, в ее незрелой и примитивной манере, неприемлема на 
достигнутом ребенком уровне развития эго и суперэго. Поэтому эго ребенка 
принимает защитную позицию против мастурбационных фантазий и связанной с ними 
телесной деятельностью.
^   Психоанализ всегда подчеркивал роль мастурбационного конфликта в 
невротическом развитии. Элементы, стадии, особенности этого конфликта в 
нормальном развитии являются мощными факторами, определяющими формирование 
характера в латентном периоде. Ряд аспектов мастурбационного конфликта играют 
специфическую роль в процессе социальной адаптации.
   Борьба ребенка против мастурбации — сражение, исследованное и описанное в 
многочисленных анализах взрослых и детей, — направлена, с одной стороны, против 
содержания фантазии, которая в результате может исчезнуть из сознания, с другой 
— против телесного акта как такового. Внутренний запрет может касаться 
использования рук при стимуляции гениталий (это приводит к множественным 
запретам в использовании рук, к невротической неуклюжести, навязчивым идеям о 
прикосновении руками, одержимом стремлении не запачкать рук и т. д.). Или же 
запрет может быть направлен против места стимуляции (пениса, клитора), и тогда 
мастур-бационная активность оказывается смещенной к другим частям тела. (Отсюда 
происходят ковыряние в носу, теребление уха, обкусывание ногтей, ритмические 
потирания и т. д. как мастурбацнонныс эквиваленты.) Но обычно эта борьба против 
мастурбации, какие бы направления и формы она ни принимала, не может быть 
абсолютно успешной. В течение латентного периода потребность в мастурбации 
периодически заявляет о себе как мощная необходимость. В такие моменты 
прорываются защиты эго, и, сопровождаемые сознательными или бессознательными 
фантазиями, через произвольную или непроизвольную фаллическую стимуляцию, 
достигается телес-
   
Некоторые типы и этапы социальной дезадаптации 32 1
ное расслабление (реакции детей на эти непроизвольные прорывы, такие, как 
чувство вины, самонаказание, депрессии, хорошо известны).
С другой стороны, в ряде случаев эта борьба против мастурбации ненормально 
успешна. Эго, обычно под влиянием страха кастрации, подавляет даже случайные, 
облегчающие мастурбационные вспышки. В результате мастурбациопные фантазии 
вовсе лишены телесного выхода, либидозная и агрессивная энергии, связанные с 
ними, полностью блокированы и в конце концов смещены из сферы сексуальной в 
область деятельности эго. Мастурбационные фантазии далее реализуются во 
взаимодействии с внешним миром, которое оказывается таким образом 
сексуализированным, искаженным и дез-адаптирующим.
Реализация фантазий (пассивных или активных, садистских или мазохистских, 
эксгибиционистских или скоптофили-ческих), следовательно, является производной 
фаллической мастурбации, ее заменителем и представителем. Это происхождение 
объясняет некоторые характеристики этих особых форм социальной адаптации. 
Движущая сила, стоящая за ними, заставляющая взрослых и детей вокруг 
объединяться в отыгрыва-нии, — это мощная сила детской сексуальности. 
Монотонность и повторяемость детского поведения соответствует бесконечной 
монотонности незрелых фантазий, сопровождающих мастурбационные действия; 
компульсивный и периодический характер их реализации соответствует 
периодической потребности в мастурбации, возникающей в ид и появляющейся в эго 
в качестве неприкаянного чужеродного тела.
Заключение
Определенные типы социальной дезадаптации должны быть поняты не как следствие 
ранних нарушений и ослабления объектной любви, но происходящими в области 
нормальной эмоциональной привязанности ребенка. Первая фаза нормальной 
социальной дезадаптации вызывается такими базовыми механизмами, как проекцией, 
интроекцией, магическим мышлением в отношении предметного мира.
11 А. Фрейд

322 Раздел V. Детская психопатология
   Вторая регулярная фаза социальной дезадаптации восходит к тенденции ребенка 
к смещению (переносу) объектных отношений.
   Серьезные нарушения социальной адаптации являются следствием полного 
подавления фаллической мастурбации и последующего затопления деятельности это 
сексуальным содержанием. Эта сексуализация деятельности это порождает некоторые 
известные формы психопатического поведения.
   
Подростковый возраст кок нарушение развития 323
        юстковыи возраст как нарушение развития1
Психоаналитический взгляд на психическое здоровье и болезнь
Наши психоаналитические исследования личности убедили нас, что граница между 
психическим здоровьем и болезнью не может быть проведена так четко, как 
казалось раньше. Особенно в той области, где мы имеем дело с неврозами; ядро 
невроза может быть обнаружено в психике нормального человека, с другой стороны, 
огромные нормально функционирующие области оказываются частью невроза. Скажем 
больше, люди в течение жизни неоднократно пересекают грань между психическим 
здоровьем и болезнью.
Наша основная идея — что концепцию здоровья в том виде, в котором она была 
разработана медиками, нельзя переносить на психику без изменений. С медицинской 
точки зрения мы здоровы до тех пор, пока различные органы тела функционируют 
нормально и через свои специфические функции содействуют сохранению хорошего 
самочувствия. На психическом уровне нужно не только это. Здесь недостаточно, 
чтобы все составляющие психики оставались неповрежденными, так как различные 
фрагменты нашей личности могут преследовать различные цели, и эти цели очень 
часто противоречат друг другу. Таким образом, мы здоровы, пока нет 
рассогласования с инстинктивными влечениями или пока сохраняем чувство 
реальности и способность адаптации к окружающей среде; или пока наши идеалы 
оцениваются как приемлемые другими людьми. Однако эти составляющие части не 
просто дополнение к психическому здоровью. Последнее существует только тогда, 
когда все действующие в нашей психике силы: инстинкты, разумное эго и идеалы, в 
значительной степени совпадают и, адаптируясь к внешнему миру, разрешают 
конфликты, присущие
' Текст дан по изданию: Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа. Т. II.
 М„ 1999. С. 319-325.

324 Раздел V. Детская психопатология
ситуации в целом. Другими словами: психическое здоровье зависит от наличия 
разумных компромиссов и полученного в результате действия этих компромиссов 
равновесия между действующими в нашей психике силами и различными потребностями.

Концепция нарушений развития
Сказанное выше подразумевает, что это равновесие и эти компромиссы ненадежны и 
могут быть нарушены под влиянием внутренних или внешних условий. Также очевидно,
 что подобные изменения неизбежны и постоянны и что они особенно часто 
происходят во время интенсивного развития. В развитии и созревании каждый шаг 
вперед приносит не только новые успехи, но и новые проблемы. Для психоаналитика 
это означает, что изменения в любой области психической жизни нарушают ранее 
достигнутое равновесие и что должны создаваться новые компромиссы. Подобные 
изменения могут быть вызваны инстинктивными влечениями, как это и происходит в 
подростковом возрасте; или они могут возникнуть в эго-структу-ре, которая 
отвечает за управление и контроль инстинктов. Изменениям могут подвергаться и 
индивидуальные требования к самому себе, свои цели и идеалы; или объекты любви, 
да и любые другие обстоятельства, относящиеся к внешнему миру. Изменения могут 
быть качественными и количественными, но каковы бы они ни были, они нарушают 
внутреннее равновесие.
   К нарушениям развития подобного типа могут быть отнесены, например, 
нарушения сна и питания в раннем детстве. В начале жизни дети спят замечательно,
 они засыпают, когда устают, и нет такого раздражителя вовне или внутри, 
который мог бы нарушить их сон. Подобное положение вещей меняется при 
дальнейшем нормальном развитии, когда ребенок привязывается к людям и событиям 
в окружающем мире и ему становится трудно отключится от них. Вот тогда 
засыпание становится противоречивым процессом. Нарушения питания у детей также 
являются не чем иным, как следствием влияния на процесс принятия пищи 
инфантильных фантазий загрязнения, отравления, убийства. Эти фантазии связаны с 
опре-
   
Подростковый возраст как нарушение развития 325
деленными фазами развития, и поэтому проходят вместе с пищевыми нарушениями, 
основанными на них. И действительно, в детской клинической практике понятие 
преходящих возрастных нарушений является необходимой диагностической категорией.

В этой работе мы хотя бы вскользь хотим обратить ваше внимание на то, что 
возрастные изменения не только вызывают расстройства, но могут также приносить 
и исцеление. В случае, описанном здесь, вспышки гнева служили детям в качестве 
эффективных моторных отдушин, тогда как другие способы разрядки были им 
недоступны. Эта картина меняется в связи с развитием речи, открывающей ребенку 
новые возможности, при которых дальнейшие бурные и хаотические поведенческие 
реакции становятся излишними.
Подростковые реакции как прототип нарушений развития
Вернемся к проблемам подросткового возраста, которые, на наш взгляд, являются 
прототипом нарушений развития.
Если в детских заболеваниях мы обычно сталкиваемся с изменениями в той или иной 
области личности ребенка, у подростков мы имеем дело с изменениями личности в 
целом. Физиологическая основа этого — изменения физического размера, роста и 
внешнего вида. Они предполагают также эндокринные изменения, которые должны 
полностью трансформировать сексуальную сферу. Эти изменения наблюдаются в 
агрессивных проявлениях, прогрессе интеллектуальных функций, переориентации по 
отношению к объектам любви и социальным связям. Коротко говоря, переворот в 
характере и личности в целом часто оказывается таким радикальным, что вчерашний 
ребенок целиком замещается новым зарождающимся образом подростка.
Изменения, касающиеся инстинктивных влечений
Говоря о сексуальных инстинктивных влечениях у подростков, я считаю полезным 
разделить количественные и качественные изменения. Первое, что мы наблюдаем в 
предподростковый период, — это беспорядочное усиление активности влечений,
   
326 Раздел V. Детская психопатология
воздействующее на все аспекты, характеризующие детскую сексуальность. Мы 
отмечаем сексуально-агрессивные реакции, свойственные первым пяти годам жизни. 
В это время достигший предподросткового возраста индивид становится, как на 
ранней стадии, более ненасытным, более жадным, более жестоким., более грубым, 
более навязчивым и любопытным, более хвастливым, более эгоцентричным, более 
невнимательным к другим, чем он был раньше. За увеличением инфантильных 
элементов практически сразу же следует изменение качества влечений, а именно: 
смена нрегенитальных сексуальных импульсов генитальными. Этот новый элемент 
ставит подростка перед опасностью, с которой он не привык бороться. Так как на 
этой стадии он все еще живет и функционирует как член семейного союза, он 
оказывается перед возможностью позволить новым генитальным побуждениям 
связаться со старыми объектами любви, то есть родителями и сиблингами.
Изменения в структуре эго
Наблюдатель может запутаться сперва в сексуально-агрессивном прегеннтальном 
поведении, а затем в инцестуозных фантазиях, которые и вызывают изменения в 
структуре эго, что производит на наблюдателя впечатление полного переворота в 
личности подростка, а также его полной непредсказуемости. Подростком 
предпринимаются серьезные попытки удержать под контролем возрастающее 
количество влечений, так же как это происходило в недавнем прошлом. Это удается 
за счет большого напряжения со стороны защиты. Это означает, что Е дело 
вступает больше подавления, больше реактивных образовании, больше идентификаций 
и проекций, в некоторых индивидуальных случаях наблюдаются даже более 
решительные попытки рационализации и сублимации. Это также означает, что 
цслосгная защитная система эго перенапряжена, что чревато срывами в ситуациях 
неистовой активности инстинктов. Когда мы подходим к подростку, мы никогда не 
знаем, с чем столкнемся: с его перенапряженной, заторможенной, глубоко 
защищенной личностью или инфантильной, открыто агрессивной, открыто сексуальной 
несдержанной сущностью.

Подростковый возрост как нарушение развития 327
Изменение отношения к объектам
То, что в какой-то степени защищало подростка от давления большого количества 
инстинктов, оказывается совершенно неэффективным против получивших пальму 
первенства гени-тальных стремлений, присущих взрослой сексуальности. Ничто не 
поможет подростку избежать полного отказа от людей, которые были важны для него 
как объекты привязанности в прошлом, мы говорим о родителях. Борьба с 
родителями проявляется в различных формах: открытое проявление безразличия к 
ним, то есть отрицание их значимости; пренебрежение ими, так как, считая их 
глупыми, бесполезными и ни па что не способными, подростку оказывается легче 
жить без них; что подтверждают открытая дерзость и бунт против убеждений и 
соглашений, которые они раньше разделяли. От того, что все это перемежается 
возвратами к беспомощности и зависимости, родителям не становится легче. 
Очевидно, что задача, стоящая перед ними, двояка: держаться в тени, быть 
невосприимчивыми и в то же время полностью измениться, как только понадобится 
быть заботливыми, бдительными и полезными, как раньше.
   Чем крепче была связь между ребенком и родителем, тем более жестокой будет 
борьба с ним в подростковый период.
Изменения в идеалах и социальных отношениях
Возрастные изменения в социальных отношениях подростка являются прямым 
следствием его выхода из семьи. Он не только остается без своих старых 
привязанностей; вместе с привязанностью к родителям он перечеркивает идеалы, 
которые раньше разделял с ними, и ему необходимо найти замену этим идеалам.
   Вот два пути, которые, как я предполагаю, ведут к разным образцам 
подростковой культуры. Некоторые подростки помещают на место родителей лидера, 
выбранного ими самостоятельно, но который является представителем старшего 
поколения. Этим человеком может быть университетский преподаватель, поэт, 
философ, политик, который наделяется богоподобными качествами и за которым 
следуют радостно и без оглядки. В наше время подобные решения относительно 
редки. Более часто
   
328 Раздел V. Детская психопатология
осуществляется вторая возможность, когда группа ровесников в целом или ее 
представитель возводится в роль лидера и становится непререкаемым судьей в 
вопросах морали и эстетических ценностей.
   Отличительным признаком новых идеалов, так же как и новых эмоционально 
значимых объектов, является их противоположность предыдущим. В далеком прошлом, 
когда я сама была подростком, я участвовала в так называемом Молодежном 
движении, первой попытке организации независимой подростковой культуры. Оно 
было направлено против буржуазного само-* довольства и капитализма и 
проповедовало идеи социализма, интеллектуальной свободы, эстетизма и т. д. 
Поэзия и классическая музыка — то, во что не верили взрослые, объединяло 
подростков. Мы знаем, насколько изменились времена за два поколения. Теперь 
подросткам все труднее открывать новые идеи — неважно, конструктивные или 
гибельные, но способные провести разграничительную линию между их собственными 
жизнями и жизнями их родителей.
Заключительные замечания
К краткому изложению нашей главной темы я добавлю несколько заключительных 
замечаний, касающихся более общих исследований.
   Во-первых, мне представляется чрезвычайно неудачным, что период 
подросткового кризиса совпадает с возложением на индивида таких требований, как 
академические достижения в школе и университете, выбор профессии, увеличение 
социальной и финансовой ответственности в целом. Многих людей постигали неудачи,
 даже с трагическими развязками, не в связи с их неспособностью как таковой, а 
потому что требования предъявлялись в такое время жизни, когда вся энергия 
занята решением других важных проблем, созданных сексуальным ростом и развитием.

   Во-вторых, я считаю, что преобладание сексуальных проблем у подростков не 
должно затемнять роли агрессии, которая, возможно, имеет большое значение. 
Интересно, что в странах, которые вовлечены в борьбу за существование — таких,
   
Подростковый возрост как нарушение развития J29
,жак Израиль, ничего не сообщается о проблемах, связанных с подростками. 
Основное отличие заключается в следующем:
агрессия поколения подростков не выплескивается на семью и сообщество, а 
направляется против внешнего врага и проявляется в виде социально одобряемой 
воинственной активности. Так как этот фактор находится вне сферы сексуального 
развития, то это должно вывести нашу мысль на новый уровень.
   И последнее, мне кажется необходимым рассматривать детали подросткового 
бунта как возможные причины нарушений в будущем. Если мы придерживаемся 
принципа развития, то не так уж важно, как именно подросток ведет себя дома, в 
школе, в колледже или обществе в целом. Более важно знать, какая форма 
подросткового кризиса с наибольшей вероятностью приведет к формированию 
наиболее удовлетворительного типа личности взрослого.
   
330 Раздел V. Детская психопатология
О некоторых проблемах в отношении подростков с родителями1
Применение методов и принципов психоанализа к изучению поведения детей не 
оставило никаких сомнений в безусловной значимости переживаний раннего возраста 
и особенностей развития личности ребенка на этом этапе. Следуя новым открытиям 
в этой области, многие родители и работники сферы воспитания и образования 
переключились с изучения старших детей на сочувственное и вдумчивое участие в 
решении проблем детей младшего и дошкольного возраста.
   Сознавая пользу подобной переориентации, мы тем не менее не должны 
заблуждаться относительно важности более позднего периода в жизни ребенка и его 
значения в окончательном формировании личности и возникновении нарушений 
развития.
   В то время как события первых пяти лет дают начало невротическому развитию, 
именно вторая декада жизни определяет, какая часть детских страхов 
реактивируется, какие неврозы сохранятся и станут (или останутся) постоянной 
угрозой психическому здоровью личности.
   Поэтому поддержка ребенка при прохождении через тревоги и конфликты 
отрочества и юности остается ответственной и благодарной миссией педагогов и 
психологов — задачей едва ли менее важной, чем помощь малышу в столкновениях с 
первыми трудностями развития его сферы инстинктов и его эго.
Подростковые нарушения нравственного поведения ребенка
Переход от латентного состояния к отрочеству отмечен серией расстройств в 
детской жизни. Родители и учителя, привыкшие определять состояние ребенка по 
его поведению, считают эти
' Текст дан но изданию: Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа. T.II.
M., 1999. С. 326-335.

О некоторых проблемах в отношении подростков с родителями 33 1
эпизоды в развитии скорее регрессивными, нежели прогрессивными. Они тревожатся, 
когда результаты кропотливой воспитательной работы, с таким трудом достигнутые 
в предыдущие годы, один за другим подвергаются угрозе. Тогда как в латентном 
возрасте (от 5 до 11 -12 лет) ребенок начинает проявлять определенный и ясно 
обозначенный характер с индивидуальными чертами, вступая в подростковый период 
(примерно с 11-12 до 14 лет), он опять становится непредсказуемым. Если в 
течение латентного периода ребенок умерен, разумен и умеет вести себя за столом 
(лучше сказать — приличен), то подросток жаден и требователен.
   Ненасытность, проявляющаяся в этом возрасте, часто толкает подростка на 
воровство. Похожие изменения происходят почти во всех сферах детской жизни. 
Мальчики — подростки в особенности — отличаются неопрятностью в физиологических 
отправлениях и неряшливостью в одежде. Жестокость и асоциальное поведение 
становятся обычным явлением, так же как и совместная мастурбация, совращение 
младших детей и сексуальная уступчивость. В отношениях со старшими товарищами 
этот список дополняют деструктивные действия, воровство, грабежи, совершаемые в 
одиночку или в компании. В семье подросток создает дисгармонию своим эгоизмом и 
невнимательностью к окружающим; в школе он часто попадает в затруднительные 
ситуации из-за недостатка интереса к школьным предметам, неспособности 
сосредоточиться, безответственности и нарушения субординация. РСороче говоря, 
весь многообещающий процесс адаптации к окружающему миру кажется 
приостановленным, и родители и учителя снова сталкиваются с неограниченным 
влиянием инстинктивных сил на ребенка.
Реактивация ранее подавленных инстинктов в подростковом возрасте
Работы Фрейда (Freud, 1905), Джонса (/ONES, 1922), Айхорна (Aichhom, 1925), 
Менга (Meng, 1934, 1943), Фистера (Pfister, 1920, 1922), Заллигера (Zu/liger, 
1935, 1950, 1951) г. ознакомили нас с психоаналитической концепцией, согласно 
которой это моральное падение по мере приближения ребенка к пубертатаому

332 Раздел V. Детская психопатология
периоду есть неизбежное явление, обусловленное процессами развития личности.
На протяжении латентного периода инстинктивная сторона детской личности была 
относительно слабо проявлена благодаря обычному снижению либидозпых и 
агрессивных мотивов в это время. Данное положение вещей изменяется в 
подростковом периоде, когда увеличивается количество инстинктов, что приводит к 
реактивации каждого отдельного компонента инстинктивной сферы ребенка, в 
частности, детской сексуальности и агрессивности. Возникает безудержная жажда 
реализации этих желаний. Эго подростка уже не может справиться с этим 
увеличивающимся внутренним напором и под их давлением теряет способность 
поддерживать ранее установленный баланс личности. Результатом являются вспышки 
тревоги с усиливающимися попытками защитить эго, которые ведут к невротическим 
реакциям и образованию симптомов, или в случае безуспешной защиты к прорывам 
подавленной инстинктивной жизни в форме или перверсивных сексуальных проявлений,
 или асоциальных действий.
Итак, подросток испытывает глубокую внутреннюю дисгармонию. Это состояние души 
не только болезненно и нежелательно само по себе, но также предвещает 
возможность нарушения гармоничного хода развития при прохождении юношеского 
периода. Последнее происходит через установление отношений, которые могут 
сформировать тенденцию к асоциальному поведению, гомосексуальную ориентацию и 
прочее.
Беспомощность педагогического руководства
Нет другого такого этапа в жизни, когда бы растущий ребенок так нуждался в 
помощи и руководстве, как в этот промежуточный период с его почти 
захлестывающими внешними и внутренними страстями.
И в то же время нет другого такого момента, когда бы родители и учителя 
оказывались в той же степени бессильными помочь подростку. Методы воспитания, 
которые были достаточно эффективными по отношению к ребенку младшего возраста, 
геряют к этому времени свою действенность. Подростка

О некоторых проблемах в отношении подростков с родителями 333
, мало трогают похвала и критика, награды или наказания. Он больше не зависит 
от взрослых в удовлетворении своих жизненных потребностей, его мнение о себе не 
зависит более ни от учителей, ни от родителей. Его самооценка, понимание или 
неприятие со стороны сверстников более важны для него, чем одобрение или 
недовольство, выказываемые взрослыми.
   Как известно, родительская власть над ребенком основана на детской 
эмоциональной привязанности к ним и варьирует в зависимости от нее. В 
отрочестве ребенок начинает терять эту ориентацию. Но, с другой стороны, он еще 
не создал новые связи, которые будут характеризовать в дальнейшем и 
гармонизировать юношеский период: привязанность к героям и лидерам по 
собственному выбору, близким по духу друзьям, приверженность абстрактным 
идеалам и т. д. В отрочестве ребенок может быть слабовольным, испытывать 
колебания в своих предпочтениях. Он одинок и сосредоточен на себе. И именно это 
обеднение связей делает подростка менее доступным для помощи и влияний извне.
Неприятие родителей как следствие возвращения подавленных Эдиповых фантазий
Возвращение в подростковом возрасте вытесненных ранее сложных инстинктов 
детской сексуальности приносит с собой фантазии преЭдипова и Эдипова периода, 
направленные на отца и мать — первые объекты любви младенца. Фантазии содержат 
оральный, анальный и фаллический элементы, агрессивные желания, память об 
удовлетворении, разочарованиях, фрустра-цин, соперничестве, желания, связанные 
с персонами родителей. Эта смесь эмоциональных, инстинктивных импульсов и 
аффектов заполняла сознание маленького ребенка, который реагировал на нее с 
тревогой и виной и проецировал эти импульсы и аффекты на окружение, подавлял их,
 обращал их в противоположные — короче, делал все, что было в его силах, для 
отрицания их существования в его собственном сознании.
И естественно, подросток не может невозмутимо воспринимать возрождение 
подавленных фантазий. Их содержание

334 Раздел V. Детская психопатология
наполняет его теми же, что и в раннем детстве, и даже большими ужасом и 
тревогой, так как его это с возросшей нетерпимостью относится к инфантильным 
стремлениям в этот переходный период. Подросток не способен предотвратить 
подъем этих устрашающих ранних желаний. Все, что он может сделать, — это 
предупредить их связывание с фигурами родителей, которые были их объектами в 
прошлом. Характерно, что яркие сновидения этого периода часто содержат интимные 
сексуальные сцены с участием родителей, едва завуалированные или измененные 
сном. По контрасту с этим в реальной жизни ребенка доминирует противоположная 
тенденция: он избегает родителей, уходит из их компании, не доверяет их мнению, 
нивелирует их достижения и интересы, восстает против их власти, чувствует 
отвращение к их внешнему виду и особенностям телосложения — короче, всем своим 
поведением он демонстрирует страстное желание вырваться из эмоциональной 
зависимости, которая проявляет себя в виде инфантильных фантазий. Эти страхи 
рассеиваются значительно позже, когда молодому человеку удастся перенести свои 
уже вполне зрелые гениталь-ные стремления на объекты вне семьи. Отношения в 
семье восстановятся, и родителям, возможно, даже удастся частично вернуть былые 
нрава и снова стать значимыми фигурами в жизни юноши. Но на стадии отрочества 
ребенок не может предполагать или предчувствовать этот возможный ход событий.
Родители заблуждаются, когда полагают себя естественными помощниками и 
советчиками растущего ребенка. Их фигуры находятся в эпицентре детского 
конфликта, символизируя саму опасность, от которой детское эго пытается 
защитить себя. Любой, даже вполне обоснованный подход со стороны родителей 
однозначно вызывает у ребенка инстинктивное ощущение увеличения опасности и, 
следовательно, беспокойство и негативную реакцию ребенка. Любой посторонний 
человек имеет больше шансов оказать помощь, если только не произойдет быстрый 
перенос аффекта на его персону и отношения с ним не станут такими же внушающими 
опасность, как и отношения с родителями.
Детское поведение но отношению к родителям есть не что иное, как реакция на 
глубокую и страстную привязанность к ним,

О некоторых проблемах в отношении подростков с родителями 335
что, впрочем, служит им слабым утешением, не избавляет от чувства беспомощности 
и не восстанавливает мир в потревоженной семье.
Другие мотивы для отдаления от родителей, семейный роман
Открытое противостояние родителям и враждебные реакции на их попытку сблизиться 
— не единственные факторы, влияющие на детско-родительские отношения в этот 
период. Хотя они могут доминировать во внешних проявлениях, одновременно 
протекают другие, более утонченные процессы. На протяжении всего латентного 
периода рост критической функции детского интеллекта сопровождается попытками 
по-новому, более реалистически оценить родителей, основываясь не на детской 
эмоциональной привязанности к ним, а опираясь на более объективное сравнение их 
персон с другими взрослыми.
   Увиденные в новом свете родители так отличаются от образов, созревавших в 
детском воображении в ранние годы, что сознанием ребенка постепенно овладевает 
некое подобие сна наяву, сна о существовании двух пар родителей: одна богата, 
благородна, всесильна и напоминает фигуры короля и королевы из волшебной сказки 
(это родители прошлого), а вторая — скромна, ординарна, подчинена всем 
обыденным затруднениям, депривациям и ограничениям (родители глазами ребенка 
сейчас). Детская фантазия утверждает, что ребенок на самом деле благородного 
происхождения, оставленный высокородными родителями по каким-то веским причинам 
и отданный на попечение простым людям. Позднее он будет освобожден и 
восстановлен в правах и привилегиях.
   Этот так называемый семейный роман зарождается вскоре после прохождения или 
крушения Эдипова комплекса и отражает прогрессивный процесс «перерастания 
родителей». Однако ребенок испытывает противоположное стремление к безопасным 
отношениям раннего детства, когда родители представлялись ему всесильными, 
всеведущими, совершенными существами и были мерилом всех вещей.
   
336 Раздел V. Детская психопатология
Семейный роман предвещает более сложное явление, сопряженное с безжалостным 
крахом иллюзий относительно родителей, и это разочарование весьма характерно 
для подросткового периода. Подросток не только видит социальное положение и 
профессиональные достижения своего отца в реальном свете, что уменьшает ранее 
преувеличенную фигуру до обычных человеческих размеров. Он также мстит отцу за 
свое разочарование и потерю иллюзий, вызванные трансформацией, и его избыточно 
критическое отношение, презрительные болезненные замечания, да и вся манера 
поведения, несут на себе 'отпечаток глубины этого разочарования.
Перерастание инфантильной зависимости от родителей и их переоценки неотделимо 
от нормального развития эго и суперэго и в этом смысле является чисто 
прогрессивным этапом. Однако процесс носит болезненный характер, углубляя 
горечь разочарования внесением некоторых вполне реалистических элементов в 
фантазийную критичность и обвинения, выдвигаемые ребенком против своих 
родителей (что, впрочем, является всего лишь «побочным эффектом» ситуации). 
Легко понять, почему родители, дважды обесцененные, теперь уже практически не 
обладают или не имеют вообще никакой власти, которую можно было бы употребить 
на благо ребенка.
Дополнительные причины проблем в детско-родительских отношениях: фантазия о 
смене ролей
В настоящее время существует множество родительских пар, готовых разумно 
подойти к решению этих неизбежных и болезненных проблем. Они готовы пойти 
навстречу ребенку, приспосабливая свое собственное поведение к потребностям 
растущей личности. С самых ранних лет они избегают поддерживать детскую веру в 
свое всесилие и совершенство, они свободно признают свои слабости и просчеты и 
приветствуют любые признаки независимости и опоры на свои силы у растущего 
ребенка. Не дожидаясь, когда ребенок сам потребует этого, они ослабляют свою 
власть, создавая отношения равноправия с ним, и относятся с пониманием к 
проявлению характера и нуждам молодого человека.

О некоторых проблемах в отношении подростков с родителями 337
   К сожалению, подобная толерантность родителей малоэффективна в деле 
уменьшения трудностей подросткового периода, хотя она и может свести на нет 
некоторые их проявления. Становится очевидным, что требования подростка 
постепенно становятся чрезмерными даже для самых терпимых родителей. Стремление 
ребенка к будущей независимости, вполне реалистичное на первый взгляд, 
одновременно призвано скрывать фантастические мотивы, которые поднимаются из 
прошлого и представляют собой подавленные, бессознательные тенденции.
   Наше аналитическое исследование взрослых и детей открыло нам, что желание 
«быть большим» возникает в ранние годы и проистекает из либидозного отношения к 
родителям и идентификации себя с матерью и отцом. В своей фантазийной 
активности ребенок занимает места то одного, то другого, узурпирует их права и 
играет их роли.
   Непосредственное наблюдение детей двух-трехлетнего возраста выявляет 
дополнительные детали этой фантазии замещения или отождествления себя с 
родителями. В процессе взаимоотношений с матерью в раннем детстве, которые 
предшествуют возникновению Эдипова комплекса, дети часто играют в следующую 
игру: они меняются ролями с матерью (ребенок в роли матери, мать в роли 
ребенка). Затем они переносят на мать все те виды активности, которым они 
пассивно подчиняются в реальной жизни: умывание, кормление, раздевание, 
укладывание в постель и прочее. В подобной игре с отцом малыш снимает с него те 
предметы, которые символизируют его силу и власть, такие, как шляпа, часы, 
трость. Ребенок присваивает эти вещи себе и оставляет отцу роль ребенка, 
символически ослабленную и обедненную. Высказывания н действия ре-бешса в этой 
стадии развития показывают, что быть «большим» для него означает поменяться 
местами со взрослыми. Согласно рассуждениям ребенка, он будет вынужден 
оставаться маленьким до тех пор, пока родители большие. Когда он вырастет, 
родители должны стать маленькими п, по сути дела, его детькл.
   ГТ sirs еденные ниже примеры иллюстрируют сказанное (они получены прямым 
наблюдением за детьми в Хэмпстедском приюте).
   
338 Раздел V. Детская психопатология
   Мальчик трех лет говорит своей няне: «Когда я вырасту большой, я запихну 
тебя в коляску».
   Мальчик трех с половиной лет говорил своей любимой няне, когда та желала ему 
спокойной ночи: «Когда я буду твоей няней, я буду долго сидеть с тобой по 
вечерам... Я буду таким большим, что моя голова будет касаться потолка, а ты 
будешь маленькой... Когда я буду большим, я всегда буду разрешать тебе мыться в 
большой ванне».
   Другой мальчик того же возраста сказал: «Ты помнишь, когда ты был маленьким, 
а я был большим? Ты был хорошим мальчиком и никогда не разливал свое молоко».
   Мальчик четырех лет в ярости кричит своей няне: «Ты будешь становиться 
меньше до тех пор, пока не будешь чуть-чуть выше пола!?>
   Детские желания такого рода реактивируются в подростковом возрасте и 
добавляют особенную агрессивность во взаимоотношения, что для родителей всегда 
невыносимо и лишено каких-либо оснований. Захваченный этими инфантильными 
устремлениями, растущий ребенок требует от родителей нечто большего, чем 
простое равноправие. Собственные прирост в силе, возмужание, интеллектуальное 
развитие для подростка означают закат и угасание родителей. Чем взрослее он 
чувствует себя, тем больше отец и мать кажутся похожими на детей, чем больше он 
узнает, чем больше он гордится своими знаниями, тем глупее родители в его 
глазах. Мальчишеская мужественность выступает для него синонимом отцовской 
импотенции, а его собственные социальные успехи видятся ему как поражения отца.
   Согласно образам, которые управляют отношениями между ребенком и взрослым в 
этот период, только один из них может быть болыпим,"всемогущим и умным: или 
родитель, или ребенок. На основании этой фантазии растущий ребенок ожидает, что 
его родители откажутся от своего статуса взрослых, сильных и рассудительных, 
так что он сможет вместо них использовать эти атрибуты. И тогда вполне понятно, 
что даже самые гибкие и не склонные к проявлению своей власти родители 
испытывают серьезные трудности в попытке пойти навстречу ребенку.
   
О некоторых проблемах в отношении подростков с родителями 339
Заключение
Родители и учителя будут подходить к конфликтам подросткового возраста иначе, 
когда они проникнут в сущность его бессознательных детерминант. Ребенок 
непроизволен в падении своих моральных качеств, в низкой школьной успеваемости 
и трудностях адаптации к жизни в семье и в окружении. Он страдает от 
реактивации своих подавленных инстинктивных импульсов в гораздо большей степени,
 чем окружение. Если он в чем-то и нуждается в этот полный конфликтов период, 
так это в помощи и понимании его внутреннего мира и, конечно уж, никак не в 
одергивании, ограничениях и наказаниях, которые только увеличивают его 
изолированность и горечь. По причинам, приведенным выше, такая помощь должна 
исходить от специально подготовленных педагогов, а не от родителей, чьи фигуры 
являются ядром конфликта.

342 Раздел VI. Техника детского психоанализа
жие в детский анализ1
Трудно сказать что-нибудь об анализе в детском возрасте, если предварительно не 
уяснить себе вопроса о том, в каких случаях вообще имеются показания к анализу 
у ребенка и в каких — лучше отказаться от него. Как известно, Мелания Кляйн 
(Берлин) подробно занималась этим вопросом. Она придерживается того взгляда, 
что с помощью анализа можно устранить или по крайнем мере оказать благотворное 
влияние на нарушение психического развития ребенка. При этом анализ может 
оказаться весьма полезным и для развития нормального ребенка, а с течением 
времени станет необходимым дополнением воспитания. Однако большинство венских 
психоаналитиков защищают другую точку зрения: анапиз ребенка уместен лишь в 
случае действительного инфантильного невроза.
Боюсь, что на протяжении моего курса я немногим смогу содействовать выяснению 
этого вопроса. Я смогу сообщить вам только, в каких случаях решение предпринять 
анализ оказывалось правильным и когда проведение его терпело неудачу. Понятно, 
что успехи побуждали нас к проведению новых анализов, а неудачи отпугивали от 
такого намерения. Таким образом, мы приходим к выводу, что в тех случая, когда 
речь идет о ребенке, анализ нуждается в некоторых модификациях и изменениях или 
же может применяться лишь при соблюдении определенных предосторожностей. Тогда 
же, когда нет технической возможности для соблюдения этих предосторожностей, 
следует, может быть, даже отказаться от проведения анализа. Па протяжения этого 
курса из многочисленных примеров вы узнаете, на чем основаны указанные выше 
сомнения. А пока я умышленно оставляю в стороне всякую попытку ответить на эти 
вопросы.
   Начиная с прошлого года я неоднократно получала предложения изложить на 
техническом семинаре Ферейна течение детского случая и обсудить технику 
детского анализа. До сих
' Периая лекция, прочитанная в Венском университете и включенная s работу 
«Г3ведс!1[!с и технику детского психоанализа» (1927). Текст дан по изданию:
Фреи^ Л., ФреЁ/) 3. Детская сексуальность и психоанализ детских неорозов. СПб., 
!597.С. 175-1?»:!.

Введение в детский анализ 343
пор я отклоняла эти предложения, боясь, что все, что можно сказать на эту тему, 
будет казаться чрезвычайно банальным и само собою понятным. Специальная техника 
детского анализа, поскольку она вообще является специальной, вытекает из одного 
очень простого положения: в подавляющем большинстве случаев взрослый — зрелое и 
независимое существо, а ребенок — незрелое и несамостоятельное. Само собою 
разумеется, что при столь отличном объекте метод также не может оставаться тем 
же самым. То, что в одном случае было необходимым и безобидным действием, 
становится в другом случае скорее сомнительным мероприятием. Однако эти 
изменения вытекают из существующей ситуации и вряд ли нуждаются в особом 
теоретическом обосновании.
   На протяжении последних двух с половиной лет я имела возможность подвергнуть 
длительному анализу около десяти детских случаев. Постараюсь представить 
сделанные мною при этом наблюдения в том виде, в каком они, вероятно, бросились 
бы в глаза каждому из вас.
Начнем с установки ребенка к началу аналитической работы. Рассмотрим 
аналогичную ситуацию у взрослого пациента. Человек чувствует себя больным 
вследствие каких-либо трудностей в своем собственном Я, в своей работе, в 
наслаждении жизнью. Из каких-либо соображений он доверяет терапевтической силе 
анализа или решается обратиться к определенному аналитику, видя в этом путь к 
исцелению. Конечно, дело не всегда обстоит так просто. Не всегда одни только 
внутренние трудности являются поводом к анализу, часто таким поводом является 
лишь столкновение с внешним миром, которое порождается этими трудностями. В 
действительности решение на анализ не всегда принимается самостоятельно: 
нередко большую роль играют настойчивые просьбы родственников или близких людей,
 становясь иногда потом неблагоприятным фактором для работы. Желательная и 
идеальная для лечения ситуация заключается в том, что пациент по собственному 
желанию заключает с аналитиком союз против некоторой части своей душевной жизни.

   Этого, разумеется, нельзя встретить у ребенка. Решение па анализ никогда не 
исходит от маленького пациента, оно всегда
   
344 Роздел VI. Техника детского психоанализа
исходит от его родителей или от окружающих его лиц. Ребенка не спрашивают о его 
согласии. Даже если ему и поставили бы такой вопрос, он не смог бы вынести 
своего суждения. Аналитик является чужим для него, а анализ — чем-то 
неизвестным. Но самое трудное заключается в том, что лишь окружающие ребенка 
люди страдают от симптомов болезни или его дурного поведения, а для самого 
ребенка и болезнь во многих случаях вовсе не является болезнью. Он часто не 
чувствует даже никакого нарушения. Таким образом, в ситуации с ребенком 
отсутствует все то, '1то кажется необходимым в ситуации со взрослым: сознание 
болезни, добровольное решение и воля к выздоровлению.
Не каждый аналитик, работающий с детьми, учитывает это как серьезное 
препятствие в работе. Из работ Мелани Клейн, например, вы узнали, как она 
справляется с этими условиями и какую технику она выработала в данном случае. В 
противоположность этому мне кажется целесообразной попытка создать в случае 
работы с ребенком ту же ситуацию, которая оказалась столь благоприятной для 
взрослого человека, т. е. вызвать в нем каким-либо путем недостающую готовность 
и согласие на лечение.
В качестве темы моей первой лекции я беру шесть различных случаев в возрасте 
между шестью и одиннадцатью годами. Я хочу показать вам, как мне удалось 
сделать маленьких пациентов «доступными для анализа» подобно взрослым людям, т. 
е. создать у них сознание болезни, вызвать доверие к анализу и аналитику и 
превратить стимул к лечению из внешнего во внутренним. Разрешение этой задачи 
требует от детского анализа подготовительного периода, которого мы не встречаем 
при анализе взрослого человека. Я подчеркиваю, что все, что мы предпринимаем в 
этом периоде, не имеет еще ничего общего с действительной аналитической работой,
 т. е. здесь нет еще речи о переводе в сознание бессознательных процессов или 
об аналитическом воздействии на пациента. Речь идет просто о переводе 
определенного нежелательного состояния в другое желательное состояние с помощью 
всех средств, которыми располагает взрослый человек в отношении к ребенку. Этот 
подготовительный период — собственно говоря, «дрессировка» для анализа —

Введение в детский онализ 345
будет тем продолжительнее, чем больше отличается первоначальное состояние 
ребенка от вышеописанного состояния идеального взрослого пациента.
   Однако, с другой стороны, не следует думать, что эта работа слишком трудна. 
Я вспоминаю об одном случае с маленькой шестилетней девочкой, которая в течение 
трех недель находилась в прошлом году под моим наблюдением. Я должна была 
установить, является ли трудновоспитуемая, малоподвижная и тяжелая психика 
ребенка результатом неблагоприятного предрасположения и неудовлетворительного 
интеллектуального развития, или же в данном случае речь шла об особенно 
заторможенном и запущенном ребенке. Ближайшее рассмотрение выявило наличие 
необычайно тяжелого для этого раннего возраста невроза навязчивости при весьма 
развитом интеллекте и очень острой логике. Маленькая девочка была уже знакома с 
двумя детьми, с которыми я провела анализ; в первый раз она явилась ко мне на 
прием вместе со своей подругой, которая была немного старше ее. Я не говорила с 
ней ни о чем особенном и дала ей лишь возможность несколько ознакомиться с 
чужой для нее обстановкой. Вскоре, когда она явилась ко мне одна, я предприняла 
первое наступление. Я сказала ей, что она, конечно, знает, почему ко мне 
приходили двое знакомых ей детей: один — потому что он никогда не мог сказать 
правду и хотел отучиться от этой привычки, другая — потому что она слишком 
много плакала и сама была удручена этим обстоятельством. Не послали ли также и 
ее ко мне из таких соображений? На это она прямо ответила: <<Во мне сидит черт. 
Можно ли вынуть его?» В первый момент я была поражена этим неожиданным ответом, 
но затем я сказала, что это можно сделать, но это — отнюдь не легкая работа. И 
если я попытаюсь сделать это вместе с ней, то она должна будет исполнить много 
вещей, которые вовсе не будут ей приятны. Я имела в виду, что она должна будет 
рассказать мне все. Она серьезно задумалась на одну минуту и затем возразила 
мне: «Если ты говоришь мне, что это единственный способ, с помощью которого это 
может быть сделано, и при том сделано скоро, то я согласна». Таким образом, она 
добровольно согласилась выполнять основное аналитическое правило. Ведь вначале 
мы и от взрослого не требуем большего.
   
346 Раздел VI. Техника детского психоанализа
Вместе с тем она полностью отдавала себе отчет и о продолжительности лечения. 
По истечении трех недель родители девочки оставались в нерешительности, 
оставить ли ее у меня для анализа или же лечить ее другим способом. Она же сама 
была очень обеспокоена, не хотела отказаться от возникшей у нее надежды на 
выздоровление и со все большей настойчивостью требовала, чтобы я освободила ее 
от черта в течение оставшихся трех или четырех дней, после которых она должна 
была уехать. Я уверяла ее, что это невозможно, что это требует длительного 
совместного пребывания. Я не могла объяснить ей этого с помощью цифр, так как в 
силу своих многочисленных задержек она не обладала еще арифметическими знаниями,
 хотя находилась уже в школьном возрасте. В ответ на это она уселась на пол и 
указала мне рисунок ковра: «Нужно ли для этого столько дней, — сказала она, — 
сколько красных точек имеется здесь? Или же еще столько, сколько зеленых 
точек?» Я объяснила ей, какое большое количество сеансов необходимо для лечения 
с помощью небольших овалов на рисунке моего ковра. Она отлично поняла это и, 
приняв вслед за этим решение лечиться, приложила все усилия к тому, чтобы 
убедить своих родителей в необходимости длительной совместной работы со мной.
Вы скажете, что в данном случае тяжесть невроза облегчила аналитику его работу. 
Однако я считаю мнение это ошибочным. Приведу вам в качестве примера другой 
случай, в котором подготовительный период протекал аналогичным же образом, хотя 
в данном случае о настоящем неврозе не могло быть и речи.
Около двух с половиной лет тому назад ко мне была приведена одиннадцатилетняя 
девочка, воспитание которой доставляло ее родителям величайшие трудности. Она 
происходила из зажиточного мелкобуржуазного дома; семейные отношения были 
весьма неблагоприятны: отец был вялым и слабовольным человеком, мать умерла 
много лет тому назад, взаимоотношения с мачехой и младшим сводным братом носили 
враждебный характер в силу многих обстоятельств. Целый ряд краж, совершенных 
ребенком, бесконечная серия грубой лжи, скрытность и нсоткровснность в как 
более серьезных, так и в мелких вопросах побудили мать обратиться но совету 
домашнего врача к помощи анализа. В данном случае аналитический «уговор» был

Введение в детский анализ 347
столь же прост: «Родители не могут с тобой ничего сделать, — таково было 
основное положение нашего уговора, — только с одной их помощью ты никогда не 
выйдешь из состояния постоянных сцен и конфликтов. Быть может, ты попытаешься 
сделать это с помощью постороннего человека?» Она сразу взяла меня в союзники 
против родителей подобно тому, как вышеописанная маленькая пациентка, 
страдавшая неврозом навязчивости, взяла меня в союзники против своего черта. В 
данном случае сознание болезни (невроза навязчивости) было очевидно заменено 
сознанием конфликта. Однако общий для обоих случаев действенный фактор, степень 
болезни, который возник в данном случае из оснований внешнего характера, имел в 
первом случае основания внутреннего характера. Мой образ действий в этом, 
втором, случае был позаимствован мною у Айх-горна, который пользуется им при 
воспитании беспризорных. детей. Воспитатель, по мнению Айхгорна, должен прежде 
всего стать на сторону беспризорного и предположить, что этот последний прав в 
своей установке по отношению к окружающим людям. Только таким образом ему 
удастся работать со своим воспитанником, вместо того чтобы работать против него.
 Я хотела бы здесь отметить только, что для такого рода работы позиция Айхгорна 
гораздо более выгодна, чем позиция аналитика. Он уполномочен городом или 
государством принимать те или иные меры и имеет за собой авторитет должностного 
лица. Аналитик же, как это известно ребенку, получает полномочия и оплату от 
родителей; он всегда попадает в .ложное положение, когда действует против своих 
доверителей — даже если это в их интересах. И действительно, при всякого рода 
необходимых переговорах с родителями этого ребенка я всегда чувствовала, что у 
меня нечиста совесть по отношению к ним, и спустя несколько недель анализ в 
силу этих невыясненных отношений прекратился из-за внешнего повода, несмотря на 
самые благоприятные внутренние условия.
   Как бы то ни было, в обоих этих случаях легко можно было создать 
предварительные условия, необходимые для начала анализа: сознание болезни, 
доверие и решение пройти анализ.
   Перейдем теперь к рассмотрению другой крайности- случаю, в котором нет ни 
одного из этих трех факторов.
   
348 Раздел VI. Техника детского психоанализа
   Речь идет о десятилетнем мальчике с неясными симптомами многих страхов, 
нервозности, скрытности и детских первер-снвиых действий. В последние годы он 
совершил несколько мелких краж и одну крупную. Конфликт с родителями не был 
открытым, сознательным; точно так же при поверхностном рассмотрении нельзя было 
найти ничего, что свидетельствовало бы об осознании своего безотрадного в общем 
состояния или о желании изменить его. Его отношение ко мне было крайне 
отрицательным и недоверчивым, все его стремление было на-, правлено на то, 
чтобы недонустпть открытия его сексуальных тайн. В данном случае я не могла 
прибегнуть к одному из тех двух приемов, которые оказались столь удачными в 
прежних случаях. Я не могла образовать союз с его сознательным < против 
отщепившейся части его существа, так как он вовсе не замечал такого расщепления.
 Равным образом я не могла быть его союзницей в его борьбе с окружающим миром, 
с которым он (поскольку он осознавал это) был связан сильными чувствами. Путь, 
по которому я должна была пойти, был, очевидно, иным, более трудным и менее 
непосредственным. Речь шла о том, чтобы завоевать доверие, которого нельзя было 
добиться прямым путем, и навязать себя человеку, который уверен, что отлично 
сможет справиться и без меня.
   Я пыталась добиться этого разными способами. В течение долгого времени я не 
предпринимала ничего, приспосабливаясь лишь к его капризам и подделываясь всеми 
прямыми и окольными путями под его настроения. Если он приходил на сеанс в 
веселом настроении — я тоже была веселой. Если он предпочитал во время сеанса 
сидеть под столом, то я вела себя так, как будто это было в порядке вещей: 
приподымала скатерть и беседовала с ним. Если он приходил с бечевкой в кармане 
и показывал мне, как он завязывает замысловатые узлы и проделывает разные 
фокусы, то я показывала ему, что я умею делать еще более замысловатые узлы и 
более поразительные фокусы. Если он гримасничал, то я гримасничала еще больше, 
а если он предлагал мне попробовать, кто из нас сильнее, то я старалась 
показать ему, что я несравненно более сильна. Я следовала за ним также и в 
беседах на различные темы: от приключений морских пиратов и географических 
сведений до коллекций
   
Введение в детский анализ 349
марок и любовных историй. При всех этих разговорах ни одна тема не казалась мне 
сомнительной или неподходящей для его возраста, и мои сообщения были построены 
таким образом, что они ни разу не вызвали в нем недоверия, будто за ними скрыта 
воспитательная цель. Я вела себя наподобие кинофильма или приключенческого 
романа, которые не преследуют никакой иной цели, кроме увлечения зрителя или 
читателя и которые приспосабливаются с этой целью к интересам и потребностям 
своей публики. И действительно, моя первая цель заключалась исключительно в том,
 чтобы представлять собой интерес для мальчика. То обстоятельство, что в 
течение этого подготовительного периода я узнала очень многое о его более 
поверхностных интересах и наклонностях, было непредвиденным, ко очень 
желательным побочным выигрышем. Спустя некоторое время я присоединила к этому 
другой фактор. Я незаметным образом оказалась полезной для него, писала ему во 
время сеанса его письма на пишущей машинке, охотно помогала ему записывать его 
«сны наяву» и вымышленные им истории, которыми он очень гордился, и даже 
изготовляла для него во время сеанса разные безделушки. Для одной маленькой 
девочки, которая проходила в это же время подготовительный период, я очень 
усердно занималась во время сеансов вязанием и постепенно одела всех ее кукол и 
игрушечных зверей. Таким образом, я развила, коротко говоря, второе приятное 
качество: не только представляла собой интерес, но стала еще и полезной. 
Дополнительным выигрышем второго периода оказалось то обстоятельство, что 
благодаря писанию писем и вымышленных историй я мало-помалу была введена в круг 
его знакомств и фантастической деятельности.
   Но затем ко всему этому присоединилось еще нечто несравненно более важное. Я 
дала ему понять, что, подвергаясь анализу, он получает огромные практические 
преимущества: так, например, наказуемые действия имеют совершенно иные, гораздо 
более благоприятные последствия, если о них узнает сначала аналитик, а от него 
уже об этом узнают воспитатели. Таким образом, он привык прибегать к анализу 
как к защите от наказания и к моей помощи — для заглаживания необдуманных 
поступков. Он просил меня положить на прежнее место
   
350 Роздел VI. Техника детского психоанализа
украденные им деньги и приходил ко мне со всеми необходимыми, но неприятными 
признаниями, которые следовало сделать своим родителям. Он проверял мою 
пригодность в этом отношении бесчисленное множество раз, прежде чем он решил 
действительно в нее поверить. Но затем уже не оставалось сомнений: я стала для 
него не только интересным и полезным человеком, но и очень сильной личностью, 
без помощи которой он уже не мог обойтись. С помощью этих трех качеств я стала 
ему необходима; можно было бы сказать, что он попал в состояние полной 
зависимости перенесения. Этого момента я и ждала, чтобы весьма энергично 
потребовать от него — не в форме словесного приказания и не сразу — 
соответствующей компенсации, а именно: выдачи всех его сокровенных тайн, столь 
необходимых для анализа; это заняло еще несколько ближайших недель, а лишь 
после этого можно было приступить к настоящему анализу.
Вы видите, что я в данном случае вовсе не стремилась вызвать у ребенка 
осознание болезни, которое в дальнейшем пришло само собой совсем иным путем. 
Здесь задача заключалась лишь в создании связи, которая должна была быть 
достаточно прочной для того, чтобы можно было осуществить дальнейший анализ.
Однако я боюсь, что после этого подробного описания у вас создалось такое 
впечатление, будто вся суть заключается именно в этой связи. Я постараюсь 
рассеять это впечатление с помощью других примеров, занимающих среднее 
положение между приведенными здесь крайними случаями.
Мне было предложено подвергнуть анализу другого десятилетнего мальчика, у 
которого в последнее время развился крайне неприятный и беспокойный для 
окружающих симптом: буйные припадки ярости и злости, наступавшие у него без 
видимого внешнего повода. Они казались тем более странными, что ребенок был 
вообще заторможенным и боязливым. В данном случае я легко завоевала его доверие,
 так как он знал меня раньше. Точно так же решение подвергнуться анализу вполне 
совпадало с его собственными намерениями; так как его младшая сестра была уже 
моей пациелткои, и ревность к тем преимуществам, которые она, очевидно, 
извлекала из своего положения

Введение в детский анализ 35 \
в семье, стимулировала и его желания. Несмотря на это, я не могла найти 
настоящей исходной точки для анализа. Объяснить это было нетрудно. Хотя он 
частично сознавал свои страхи как болезненное состояние и хотел избавиться от 
них и от своих задержек, однако с его главным симптомом, с припадками ярости, 
дело обстояло как раз наоборот. Он несомненно гордился ими, рассматривал их как 
нечто отличающее его от других, хотя бы даже в неблагоприятном для него смысле, 
и ему были приятны заботы родителей, вызванные его состоянием. Таким образом, 
он свыкся с этим симптомом и, вероятно, вел бы в то время борьбу за сохранение 
его, если бы была сделана попытка уничтожить его с помощью анализа. Я 
воспользовалась тут несколько скрытным и не совсем честным приемом. Я решила 
поссорить его с этой частью его существа. Я заставляла его описывать мне свои 
припадки каждый раз, когда они имели место, и притворялась крайне озабоченной и 
огорченной. Я осведомлялась, насколько он вообще мог владеть собой в таком 
состоянии, и сравнивала его неистовство с поведением .душевнобольного, которому 
вряд ли могла уже понадобиться моя помощь. Это озадачило и испугало его, так 
как в его честолюбивые черты отнюдь не входила возможность прослыть 
душевнобольным. Он стал стараться сдерживать свои порывы, сопротивляться им. Он 
не способствовал их проявлению, как раньше, но чувствовал, что действительно не 
способен по/давить их, и стал, таким образом, испытывать повышенное чувство 
болезни и неудовольствия. Наконец, после нескольких тщетных попыток такого рода,
 симптом превратился, как я этого хотела, из ценного достояния в беспокоящее 
инородное тело, для преодоления которого он обратился ко мне за помощью.
   Вас поразит, что я в этом случае вызвала состояние, существовавшее с самого 
начала у маленькой девочки, страдавшей неврозом навязчивости: расщепление в 
собственном «Я» ребенка. Точно так же и в другом случае с семилетней 
невротич-ной капризной девочкой мне пришлось прибегнуть к такому же приему 
после длительного подготовительного периода, аналогичного вышеописанному случаю.
 Я отделила от ее «Я» все дурное в ней, персош^ицировала его, дала ему 
собственное имя, противопоставила его ей и добилась наконец того, что она
   
352 Раздел VI. Техника детского психоанализа
стала мне жаловаться на созданное таким образом новое лицо и поняла, насколько 
она страдала от него. Рука об руку с создавшимся таким образом сознанием 
болезни идет открытость ребенка для анализа.
   Но здесь мы не должны забывать о другом препятствии. Я имела возможность 
подвергнуть длительному анализу очень одаренного и способного ребенка: ту 
описанную выше восьмилетнюю девочку, которая отличалась чрезмерной 
чувствительностью н которая так много плакала. Она искренне стремилась ;стать 
другой, она имела все данные и все возможности, чтобы использовать проводимый 
мною анализ. Но работа над ней тормозилась всегда на определенном пункте, и я 
уже хотела удовольствоваться теми небольшими результатами, которых мне удалось 
добиться: исчезновением самых мучительных симптомов. Тогда обнаружилось, что 
нежная привязанность к няне, относившейся отрицательно к предпринятому анализу, 
и была той именно преградой, на которую наталкивались наши старания, как только 
они действительно начинали проникать вглубь. Хотя она питала доверие к тому, 
что выяснялось при анализе и что я говорила ей, но только до известного предела,
 до которого она разрешала себе это и за которым начиналась ее преданность няне.
 Все, что выходило за этот предел, наталкивалось на упорное и непреодолимое 
сопротивление. Она воспроизводила таким образом старый конфликт, который имел 
место при любовном выборе между жившими отдельно друг от друга родителями и 
сыграл большую роль в ее развитии в раннем детском возрасте. Но и это открытие 
мало помогло делу, так как теперешняя ее привязанность к воспитательнице была 
весьма реальна и обоснованна. Я начала упорную и настойчивую борьбу с этой 
няней за расположение ребенка. В этой борьбе обе стороны пользовались всеми 
доступными им средствами; я старалась пробудить в ней критику, пыталась 
поколебать ее слепую привязанность и стремилась использовать каждый маленький 
конфликт, какие ежедневно бывают в детской, так, чтобы он расположил ребенка в 
мою пользу. Я заметила свою победу, когда маленькая девочка, рассказывая мне 
однажды об одном таком волновавшем ее домашнем инциденте, закончила свой 
рассказ вопросом: «Думаешь ли ты, что она права?» Вот
   
Введение в детский анализ 353
когда анализ проник в более глубокие слои ее психики и дал наилучший результат 
из всех приведенных здесь случаев.
   В данном случае было нетрудно решить вопрос: допустим ли такой образ 
действий, как борьба за расположение ребенка? Влияние воспитательницы, о 
которой идет речь, было неблагоприятным не только для анализа, но и для общего 
развития ребенка. Но представьте себе, в какое затруднительное положение вы 
попадаете, когда вашим противником является не чужой человек, а родители 
ребенка. Р1ли когда вы стоите перед вопросом: целесообразно ли для успеха 
аналитической работы лишать ребенка влияния, благоприятного и желательного в 
других отношениях. Мы еще вернемся к этому пункту при рассмотрении вопроса о 
практическом проведении детского анализа и об отношении его к окружающей 
ребенка среде.
   Я заканчиваю эту главу двумя небольшими сообщениями, из которых вы увидите, 
насколько ребенок может постичь смысл аналитической работы и терапевтической 
задачи.
   Лучший пример — неоднократно упоминавшаяся здесь маленькая девочка, 
страдавшая неврозом навязчивости. Она рассказывала мне однажды о необыкновенно 
благополучном исходе ее борьбы со своим чертом и неожиданно потребовала 
признания с моей стороны. «Анна Фрейд, — сказала она, — разве я не сильнее 
моего черта? Разве я не могу сама с ним справиться? Ты, собственно, не нужна 
мне для этой цели». Я полностью согласилась с ней. Разумеется, она гораздо 
сильнее его и может обойтись без моей помощи. «Но ты мне все-таки нужна, — 
сказала она, подумав немного. — Ты должна помочь мне, чтобы я не была так 
несчастна, если я должна быть сильнее его». Я думаю, что и от взрослого 
невротика нельзя ожидать лучшего понимания той перемены, на которую он надеется 
в результате аналитического лечения.
   Теперь еще второй случай. Мой десятилетний пациент, которого я так подробно 
описала, находясь в более позднем периоде своего анализа, вступил однажды в 
приемной в разговор со взрослым пациентом моего отца. Тот рассказал ему, что 
его собака растерзала курицу, и он, хозяин собаки, должен был за нее заплатить. 
«Собаку следовало бы послать к Фрейду, — сказал мой маленький пациент, — ей 
нужен анализ». Взрослый ничего
12 А. Фрейд

354 Раздел VI. Техника детского психоанализа
не ответил, но впоследствии выразил свое крайнее неодобрение. Какое странное 
впечатление сложилось у этого мальчика об анализе! Ведь собака не больна. 
Собаке захотелось растерзать курицу, и она сделала это. Я отлично поняла, что 
мальчик хотел сказать этим. Он, должно быть, подумал: «Бедная собака! Она так 
хотела бы быть хорошей, но в ней есть что-то, заставляющее ее поступать так 
жестоко с курицами».
Вы видите, что у маленького запущенного невротика вместо сознания болезни легко 
возникает сознание испорченности, которое становится, таким образом, мотивом 
для проведения анализа.

Приемы детского анализа 355
Приемы детского анализа1
Я представляю себе, что мои последние выводы произвели весьма странное 
впечатление на практических аналитиков. Весь арсенал изложенных мною приемов 
противоречит в слишком многих пунктах правилам психоаналитической техники, 
которыми мы до сих пор руководствовались.
   Рассмотрим еще раз мои приемы. Я обещаю маленькой девочке, что она 
выздоровеет: при этом я исхожу из тех соображений, что нельзя требовать у 
ребенка, чтобы он пошел по неизвестной ему дороге с незнакомым ему лицом к цели,
 в которой он не уверен. Я исполняю его очевидное желание зависимости от 
авторитета и уверенности в успехе. Я открыто предлагаю себя в союзники и вместе 
с ребенком критикую его родителей. В другом случае я веду тайную борьбу против 
домашней обстановки, в которой живет ребенок, и всеми средствами домогаюсь его 
любви. Я преувеличиваю опасность симптома и пугаю пациента для достижения своей 
цели. И наконец, я вкрадываюсь в доверие к детям и навязываю себя им, хотя они 
уверены, что отлично могут справиться и без меня.
   Куда же исчезает предписанная аналитику строгая сдержанность, осторожность 
при обещании пациенту возможности выздоровления или даже одного лишь улучшения, 
его абсолютная выдержанность во всех личных делах, полная откровенность в 
оценке болезни и неограниченная свобода, которая представляется пациенту, в 
любой момент прекратить по своему желанию совместную работу? Хотя мы 
поддерживаем представление о таковой свободе и у маленьких пациентов, но это 
остается в большей или в меньшей степени фикцией: приблизительно так же обстоит 
дело и в школе. Если бы принять всерьез вытекающую отсюда свободу действий, то, 
по всей вероятности, на другой день все классы пустовали бы. Я защищаюсь от 
возникшего, быть может, у вас предположения, что я поступила такпм образом 
вследствие незнания или нарочитого пренебрежения
' Вторая лекция, прочитанная в Венском университете и включенная в работу 
«Введение в технику детского психоанализа» (1927). Текст дан по изданию:
Фрейд А., Фрейд 3. Детская сексуальность и психоанализ детских негпо.адв. СПб., 
1997. С. 184-193.

356 Раздел VI. Техника детского психоанализа
npauiL'idMn психоаналитической техники. Я полагаю, что я развила лишь в большей 
степени основные элементы тех приемов, которым') пользуетесь вы все в отношении 
своих пациентов, не подчеркивая этого. Может быть, я в своей первой лекции 
несколько преувеличила разницу между первоначальной ситуацией ребенка и 
взрослого. Вы знаете, как скептически мы относимся л первые дни к решению 
пациента лечиться и к тому доверию, которое он питает к нам. Мы опасаемся, что 
можем потерять его еще до начала анализа, и приобретаем прочную почву для наших 
действии только тогда, когда мы вполне уверены в перенесении пациента. В первые 
дни с помощью ряда приемов, мало чем отличающихся от длительных и необычных 
приемов, применяемых мною у детей, мы действуем на него почти незаметно, так, 
чтобы не было никаких особых усилий с нашей стороны.
   Возьмем, например, депрессивного, меланхоличного пациента. В 
действительности аналитическая терапия и техника не предназначены для таких 
случаев. Но там, где такое лечение предпринимается, необходим подготовительный 
период, в течение которого мы будим в пациенте интерес и мужество, необходимое 
для аналитической работы, ободряя его и вникая в его личные потребности. 
Приведем еще один пример. Как нам известно, правила психоаналитической техники 
предостерегают нас от того, чтобы приступать слишком рано к толкованию 
сновидении и знакомить таким образом пациента с его внутренними процессами, 
которые еще непонятны ему и которые могут вызвать у него только протест. Однако 
если мы имеем дело с умным, образованным, скептически настроенным больным, 
страдающим неврозом навязчивости, то нам даже бывает приятно преподнести ему 
сразу же в начале лечения особенно красивое и убедительное толкование 
сновидения. Этим мы его заинтересовываем, удовлетворяем его высокие 
интеллектуальные запросы и, в сущности, делаем то же самое, что и работающий с 
детьми аналитик, демонстрирующий маленькому мальчику, что он умеет показывать с 
помощью бечевки лучшие фокусы, нежели сам ребенок. Точно так же существует 
аналогия в том, что, имея дело с капризным и запущенным ребенком, мы становимся 
на его сторону и выражаем готовность помочь ему
   
Приемы детского онализа 357
в борьбе с окружающим миром. Мы показываем также и взрослому невротику, что 
хотим помочь ему и поддержать его, и при всех семейных конфликтах мы всегда 
принимаем его сторону. Следовательно, и в данном случае мы становимся 
интересными и полезными для него людьми. Вопрос о влиянии сильной личности и 
авторитета тоже играет здесь важную роль. Наблюдение показывает, что в 
первоначальных стадиях анализа опытному и пользующемуся всеобщим уважением 
аналитику гораздо легче удержать своих пациентов и обеспечить себя от их 
«бегства», чем молодому начинающему аналитику. Первому далеко не всегда 
приходится испытывать на себе во время первых сеансов стольких проявлений 
«отрицательного перенесения», проявлений ненависти и недоверия, как последнему. 
Мы объясняем себе это различие неопытностью молодого аналитика, недостатком 
такта в обращении с пациентом, его поспешностью или слишком большой 
осторожностью в толкованиях. Однако я полагаю, что в данном случае следовало бы 
принять во внимание чисто внешний момент, связанный с авторитетом. Пациент 
спрашивает себя не без основания: что это за человек, который вдруг претендует 
на то, чтобы стать таким огромным авторитетом? Дает ли ему право на это его 
положение во внешнем мире или отношение к нему других здоровых людей? Мы не 
должны трактовать это обязательно как оживление старых побуждений ненависти; в 
данном случае мы имеем дело скорее с проявлением здорового, критического ума, 
дающего знать о себе перед тем, как пациент попадает в ситуацию аналитического 
перенесения. При такой оценке положения вещей аналитик, пользующийся 
известностью и уважением, имеет те же преимущества, что и работающий с детьми 
аналитик, который с самого начала является более сильным и более взрослым, чем 
его маленький пациент, и который становится сильной личностью, стоящей вне 
всякого сомнения, когда ребенок чувствует, что его родители ставят авторитет 
аналитика выше своего.
   Следовательно, основные элементы такого подготовительного периода лечения, о 
которых я говорила выше, имеют место и при'анализе взрослых пациентов. Но мне 
кажется, что я неправильно сформулировала свою мысль. Было бы правиль-
   
358 Раздел VI. Техника детского психоанализа
нее сказать: в технике анализа взрослых людей мы находим еще остатки тех 
мероприятий, которые оказались необходимыми в (утешении ребенка. Пределы, в 
каких мы ими пользуемся, определяются тем, насколько взрослый пациент, которого 
мы видим перед собой, остался еще незрелым и несамостоятельным существом и 
насколько он, следовательно, приближается в этом отношении к ребенку.
   До спх пор речь шла только о подготовительной стадии лечения и о создании 
аналитической ситуации.
   Допустим теперь, что аналитику действительно удалось с помощью ребенка 
привести его к сознанию своей болезни и, руководствуясь своим собственным 
решением, стремится теперь изменить свое состояние. Таким образом, мы стоим 
перед вторым вопросом, перслрассморпрелием техприемов, которыми мы располагаем 
для собственно аналитической работы с ребенком.
   В технике анализа взрослых пациентов мы имеем четыре таких вспомогательных 
приема. Мы пользуемся, во-первых, всем тем, что может нам дать сознательное 
воспоминание пациента, для составления возможно более подробной истории болезни.
 Мы пользуемся толкованием сновидений. Мы перерабатываем и толкуем свободные 
ассоциации, которые дает нам анализируемый. И, пользуясь наконец толкованием 
его реакций перенесения, мы пытаемся проникнуть в те его прежние переживания, 
которые иным путем не могут быть переведены в сознание. Вы должны будете в 
дальнейшем терпеливо подвергнуть систематическому рассмотрению эти приемы и 
проверить, могут ли они быть применены и использованы при детском анализе.
   Уже при составлении истории болезни на основании сознательных воспоминаний 
пациента мы наталкиваемся на первое отличие: имея дело со взрослым пациентом, 
мы стараемся не использовать сведений, взятых у членов его семьи, а полагаемся 
исключительно на те сведения, которые он сам может нам дать. Мы обосновываем 
это добровольное ограничение тем, что сведения, полученные от членов семьи 
больного, в большинстве случаев бывают ненадежными, неполными, и окраска их 
обусловливается личной установкой того или иного члена семьи в отношении 
больного. Ребенок же может рассказать нам
   
Приемы детского онализо 359
лишь немногое о своей болезни. Его воспоминания ограничены коротким периодом 
времени, пока на помощь ему не приходит анализ. Он так занят настоящими 
переживаниями, что воспоминания о прошедшем бледнеют в сравнении с ними. Кроме 
того, он сам не знает, когда начались его отклонения и когда сущность его 
личности начала отличаться от личности других детей. Ребенок мало склонен еще 
сравнивать себя с другими детьми, у него еще слишком мало собственных критериев,
 по которым он мог бы судить о своей, недостаточности. Таким образом, аналитик, 
работающий с детьми, фактически собирает анатлнестическив сведения у родителей 
пациента. При этом он учитывает всевозможные неточности и искажения, 
обусловленные личными мотивами.
   Зато в области толкования сновидений те же приемы, какие применяются при 
анализе взрослых, остаются в силе для детского анализа. Во время анализа 
частота сновидений у ребенка такая же, как и у взрослого. Ясность или 
непонятность сновидений зависит как в одном, так и в другом случае от силы 
сопротивления, тем не менее детские сновидения гораздо легче толковать, хотя 
они в период анализа не всегда бывают так просты, как приведенные в «Толковании 
сновидений»' примеры. Мы находим в них все те искажения исполнения желаний, 
которые соответствуют более сложной-невротической организации маленьких 
пациентов. Нет ничего легче, как сделать понятным для ребенка толкование 
сновидения. Когда он впервые рассказывает мне сновидение, я говорю ему: «Само 
сновидение ничего не может сделать; каждую свою часть оно откуда-нибудь, да 
взяло». Затем я отправляюсь вместе с ребенком на поиски. Его занимает 
отыскивание отдельных элементов сновидения наподобие игры в кубики, и он с 
большим удовлетворением следит за тем, в каких ситуациях реальной жизни 
встречаются отдельные зрительные и звуковые образы сновидения. Может быть, это 
происходит оттого, что ребенок стоит ближе к сновидениям, чем взрослый человек. 
Может быть, он, отыскивая смысл в сновидении, потому не удивляется, что раньше 
никогда не слышал научного мнения о бессмысленности сновидений.
' Проф. 3. Фрейд. Толкование сновидений. М.: Современные проблемы, 1913.

360 Раздел VI. Техника детского психоанализа
Во всяком случае, он гордится удачным толкованием сновидения. Кроме того, я 
часто видела, что даже неразвитые дети, оказавшиеся весьма неподходящими для 
анализа во всех других пунктах, справлялись с толкованием сновидений. Два таких 
анализа я долгое время вела почти исключительно с помощью сновидений.
   Но даже в том случае, когда маленький сновидец не дает нам свободных 
ассоциаций, часто бывает возможно осуществить толкование сновидения. Нам 
гораздо легче изучить ситуацию, в которой находится ребенок, охватить его 
переживания: круг лиц, с которыми он приходит в соприкосновение, значительно 
меньше, чем у взрослого человека. Мы обычно позволяем себе использовать для 
толкования наше собственное значение ситуации взамен отсутствующих свободных 
ассоциаций. Нижеследующие два примера детских сновидений, не представляя собой 
ничего нового, явятся для вас наглядной иллюстрацией вышеописанных соотношений.
   На пятом месяце анализа десятилетней девочки я подхожу наконец к вопросу об 
ее онанизме, в котором она сознается с чувством глубокой виновности. При 
онанизме она испытывает ощущение сильного жара, и ее отрицательное отношение к 
действиям, связанным с гениталиями, распространяется также и на эти ощущения. 
Она начинает бояться огня, не хочет носить теплого платья. Опасаясь взрыва, она 
не может видеть без страха пламени в газовой печи, расположенной в ванной 
комнате рядом с ее спальней. Однажды вечером в отсутствие матери няня хочет 
растопить печь в ванной комнате, но не может сама справиться и зовет на помощь 
старшего брата. Он тоже ничего не может сделать. Маленькая девочка стоит рядом, 
и ей кажется, что она могла бы справиться с этой работой. В следующую ночь ей 
снится та же самая ситуация с той лишь разницей, что в сновидении она 
действительно помогает растопить печь, но допускает при этом какую-то ошибку, и 
печь взрывается. В наказание за это няня держит ее над огнем, так, что она 
должна сгореть. Она просыпается, испытывает сильный страх, будит тотчас же свою 
мать, рассказывает ей свое сновидение и заканчивает свой рассказ предположением 
(основанным на своих аналитических познаниях), что это было, вероятно, 
сновидение,
   
Приемы детского анализа 361
связанное с мыслями о наказании. Других свободных ассоциаций она не дает. 
Однако в данном случае мне было легко дополнить их. Работа у печки заменяет, 
очевидно, действия, связанные с ее собственным телом. Наличие таких же действий 
она предполагает и у брата. «Ошибка» в сновидении является выражением ее 
собственной критики; взрыв изображает, вероятно, характер ее организма. Няня, 
предостерегающая ее от онанизма, имеет, таким образом, основание для того, 
чтобы нака-. зать ее.
   Два месяца спустя она видела второе сновидение, связанное с огнем, 
следующего содержания: «На радиаторе центрального отопления лежат два кирпича 
разного цвета. Я знаю, что дом сейчас загорится, и испытываю страх. Затем 
кто-то приходр1т и забирает кирпичи». Когда она проснулась, ее рука лежала на 
гениталиях. На этот раз она дает свободные ассоциации в связи с одним элементом 
сновидения, с кирпичами: ей сказали, что если положить себе кирпичи на голову, 
то не будешь расти. Исходя из этого можно без труда дать толкование этого 
сновидения. «Не расти» — это наказание, которого она боится за свой онанизм. 
Значение огня мы знаем из прежнего сновидения как символ ее сексуального 
возбуждения. Таким образом, она занимается онанизмом во сне. Воспоминание 
предостерегает ее обо всех запретах, касающихся онанизма, и она испытывает 
страх. Неизвестным лицом, убравшим кирпичи, являюсь, вероятно, я с моим 
успокаивающим влиянием.
   Не все сновидения, имеющие место во время детского анализа, могут быть легко 
истолкованы. Но, в общем, права была эта маленькая девочка, страдавшая неврозом 
навязчивости, которая обычно начинала свой рассказ следующими словами:
«Сегодня я видела странное сновидение. Но мы с тобой скоро узнаем, что все это 
значит».
   Наряду с толкованием сновидений большую роль в детском анализе играют также 
<<сны наяву». Многие из детей, в работе с которыми я приобрела свой опыт, были 
страстными мечта-. телями. Рассказы об их фантазиях были для меня наилучшим 
вспомогательным средством при анализе. Обычно бывает очень легко побудить детей,
 доверие которых уже завоевано в других областях, к рассказам о своих дневных 
фантазиях. Они
   
362 Раздел VI. Техника детского психоанализа
рассказывают их легче. Очевидно, они стыдятся их меньше, чем взрослые люди, 
которые называют свои мечты «ребяческими». В то время как взрослый человек 
обычно подвергает свои «сны наяву» анализу поздно и неохотно, — именно 
вследствие чувства стыда и отрицательного к ним отношения — появление их у 
ребенка часто оказывает большие услуги во время трудных первоначальных стадий 
анализа. Следующие примеры явятся для вас иллюстрацией трех типов таких 
фантазий.
Простейшим типом является сон наяву как реакция на дневное переживание. Так, 
например, вышеупомянутая маленькая мечтательница в период, когда борьба с ее 
братьями и сестрами за первенство играла важнейшую роль в ее анализе, реагирует 
на мнимое пренебрежительное отношение к ней в семье следующим сном наяву: «Я 
вообще не хотела бы родиться, я хотела бы умереть. Иногда я представляю себе, 
что я умираю и потом опять появляюсь на свет в виде животного или куклы. Если я 
появляюсь на свет в виде куклы, то я знаю, кому я хотела бы принадлежать: 
маленькой девочке, у которой раньше служила моя няня; она была особенно милая и 
хорошая. Я хотела бы быть ее куклой, и пусть бы она обращалась со мной, как 
вообще обращаются с куклами; я бы не обижалась на нее. Я была бы прелестным, 
маленьким бэби, меня можно было бы умывать и делать со мной все что угодно. 
Девочка любила бы меня больше всех. Даже если она получила на Рождество новую 
куклу, я все-таки продолжала бы оставаться ее любимицей. Она никогда не любила 
бы другую куклу больше, чем свою бэби». Излишне прибавлять здесь, что ее брат и 
сестра, на которых больше всего была направлена ее ревность, были младше нее. 
Ни одно ее сообщение, ни одна свободная ассоциация не могли бы яснее 
иллюстрировать се теперешнюю ситуацию, чем эта маленькая фантазия.
Шестилетняя девочка, больная неврозом навязчивости, живет в начальный период 
своего анализа в знакомой семье. У нее наступает один из обычных припадков 
ярости, который резко осуждается другими детьми. Ее маленькая подруга 
отказывается даже спать с ней в одной комнате, что очень обижало мою пациентку. 
I-Io при анализе она рассказывает мне, что няня подарила ей игрушечного зайчика 
за то, что она была умницей,

Приемы детского анализа 363
и уверяет меня вместе с тем, что другие дети охотно спят с ней в одной комнате. 
Потом она рассказывает мне сон наяву, который она неожиданно увидела во время 
отдыха. Она будто бы не знала, что она его создает. «Однажды жил маленький заяц,
 с которым его родные обращались плохо. Они хотели послать его к резнику, чтобы 
тот зарезал его. Зайчик узнал об этом-У него был совсем старенький автомобиль, 
на котором все-таки можно было ехать. Он достал его ночью, сел в него и уехал. 
Он приехал к красивому дому, в котором жила девочка (здесь она называет свое 
имя). Она услышала его плач, сошла вниз и впустила его, и он остался у нее 
жить». В этом сне наяву отчетливо сквозит, таким образом, чувство, что она 
лишняя и нежеланная, которое она хотела скрыть при анализе от меня и даже от 
себя. Она сама дважды фигурирует в этом сновидении: с одной стороны, в образе 
нелюбимого маленького зайчика, а с другой сто роны, в виде девочки, которая 
отнеслась к зайчику так, как она хотела бы, чтобы обращались и с ней.
   Вторым, более сложным типом, является сон наяву с продолжением.
   С детьми, создающими такие сны наяву, «continued stories»-, часто бывает 
легко уже в самый первоначальный период анализа войти в настолько тесный 
контакт, что они ежедневно рассказывают продолжение своего с-на наяву, исходя 
из которого можно судить о теперешнем внутреннем состоянии ребенка.
   В качестве третьего примера я привожу анализ девятилетнего мальчика. Хотя в 
его снах наяву фигурируют разные люди и разные ситуации, однако, они 
воспроизводят один и тот же тип переживаний во всевозможных вариациях. Он качал 
свой анализ рассказом о многочисленных накопившихся у него фантазиях. Во многих 
из них главными действующими лицами были герой и король. Король угрожает герою 
пытками и убийством, герой избегает этого всевозможными способами. Все 
технические достижения, особенно воздушный флот, играют большую роль при 
преследовании героя. Большое значение имеет также режущая машина, выпускающая 
при движении серповидные ножи в обе стороны. Фантазия кончается тем, что герой 
побеждает и делает королю все то, что тот хотел сделать герою.
   
364 Раздел VI. Техника детского психоанализа
В дру1 'ом сне наяву он изображает учительницу, которая бьет и наказывает детей.
 В итоге все дети окружают ее, побеждают и бьют ее до тех пор, пока она не 
умирает.
В третьем сне наяву фигурирует машина, которая наносит удары. В конце концов в 
нее вместо пленника, для которого она предназначена, попадает сам мучитель.
У мальчика был целый запас таких фантазий с бесконечными вариациями. Совершенно 
не зная ребенка, мы догадываемся, что в основе всех этих фантазий лежит защита 
и месть за угрозу кастрации или, иными словами, во сне наяву кастрация 
производится над теми, кто первоначально угрожал ему. Вы должны согласиться, 
что при таком начале анализа можно создать себе целый ряд представлений, 
существенных для дальнейшего течения анализа.
Другим техническим вспомогательным средством, которым я пользовалась в 
некоторых из моих анализов, наряду со сновидениями и снами наяву было рисование.
 В трех приведенных мною случаях рисование заменило мне на некоторое время 
почти все другие вспомогательные приемы. Так, например, та девочка, которой 
снился огонь, в период, когда она была занята своим кастрационным комплексом, 
беспрерывно рисовала страшные человекоподобные чудовища с чрезмерно длштым 
подбородком, длинным носом, бесконечно длинными волосами и страшными зубами. 
Имя этого, часто встречающегося в ее рисунках чудовища было «кусак». Его 
занятием было, очевидно, откусыванне члена, который был изображен на его теле 
столь различным образом. Содержанием целого ряда других рисунков, которые она 
создавала во время сеансов, сопровождая ими свои рассказы или же молча, были 
разнообразные существа, дети, птицы, змеи, куклы — все с бесконечно вытянутыми 
в длину руками, ногами, клювами и хвостами. На другом рисунке, относящемся к 
тому же периоду, она с быстротой молнии изобразила все то, чем она хотела бы 
быть: мальчика (для того, чтобы иметь член), куклу (чтобы стать самой любимой), 
собачку (которая была для нее представителем мужского пола) и юнгу, 
позаимствованного ею из фантазии, в которой она одна сопровождает в виде 
мальчика своего отца в кругосветном путешествии. Над всеми этими фигурами 
находился еще рисунок

Приемы детского анализа 365
из сказки, которую она частью слышала, частью выдумала сама:
ведьма, вырывающая великану волосы, т. е. опять-таки изображение кастрации, в 
которой она в то время обвиняла свою мать. Удивительное впечатление производила 
серия картин из гораздо более позднего периода, где в противоположность этому 
королева дает маленькой принцессе, стоящей перед ней, прекрасный цветок на 
длинном стебельке (очевидно, опять символ penisa).
   Совсем иными были рисунки маленькой девочки, страдавшей неврозом 
навязчивости. Она иногда сопровождала иллюстрациями рассказы о своих анальных 
фантазиях, которые заполняли первую часть ее анализа. Так, например, она 
нарисовала сказочную страну, где все обильем дышит, в которой люди вместо того, 
чтобы проесть себе дорогу через горы каши и пирогов, как они это делают в 
сказке, должны съедать огромные кучи навоза. Кроме того, у меня есть целый ряд 
ее рисунков, которые изображают в нежнейших тонах цветы и сады и выполнены с 
величайшей тщательностью, чистотой и аккуратностью. Рисунки эти относятся к 
тому именно периоду, когда она рассказывала мне свои отвратительные анальные 
сны наяву.
   Я боюсь, что я нарисовала вам до сих пор слишком идеальную картину 
соотношений при детском анализе. Члены семьи охотно дают необходимые сведения; 
ребенок сам оказывается усердным толкователем сновидений, рассказывает нам свои 
многочисленные дневные фантазии и доставляет нам, кроме того, целые серии 
интересных рисунков, на основании которых можно сделать те или иные выводы о 
его бессознательных побуждениях. После всего вышеизложенного, казалось бы, не 
совсем понятно, почему детский анализ до сих пор считается особенно трудной 
областью аналитической техники и почему многие аналитики заявляют, что они не 
знают, как приступить к лечению детей.
   Ответить на это нетрудно. Все описанные мною преимущества аннулируются 
благодаря тому, что ребенок отказывается давать нам свободные ассоциации. Он 
ставит аналитика в затруднительное положение вследствие того, что основной 
прием, на котором построена собственно аналитическая техника, им почти 
совершенно неприменима. Требования, предъявляемые
   
366 Раздел VI. Техника детского психоанализа
к взрослым пациентам, как то: удобное лежачее положение, сознательное решение 
не подвергать критике приходящие ему в голову мысли, сообщать аналитику все без 
исключения и обнажать, таким образом, то, что скрывается под поверхностью его 
сознания, находятся в явном противоречии с сущностью ребенка.
   Разумеется, совершенно верно, что ребенка, которого вы привязали к себе 
вышеописанным образом и который испытывает необходимость в вас, можно заставить 
сделать многое. Он согласится иногда на ваше предложение дать свободные ассо-; 
циацин, но только на короткое время и в угоду аналитику. Полученные таким 
образом свободные ассоциации могут оказаться очень полезными, и в случае 
затруднительной ситуации приносят нам иногда неожиданное объяснение. Однако они 
всегда имеют характер однократного вспомогательного момента, а не прочного 
базиса, на который должна опираться вся аналитическая работа.
   Находясь в затруднительном положении и не зная, что предпринять дальше, я 
иногда предлагала одной маленькой девочке, которая была особенно послушна при 
анализе и охотно исполняла мои желания и которая при больших способностях к 
рисованию отличалась прекрасной зрительной памятью, «видеть какие-нибудь 
картины». Тогда она садилась на корточки с закрытыми глазами и прислушивалась к 
тому, что происходило в ней.
   Таким образом она действительно дала мне объяснение дли-тельяой ситуации, 
обусловленной сопротивлением. Темой наших бесед была тогда борьба с онанизмом и 
освобождение от няни, к которой она относилась с удвоенной нежностью для того, 
чтобы защитить себя от моих попыток уничтожить ее привязанность. Я предложила 
ей «увидеть какую-нибудь картину», и первая картина, которая ей представилась, 
была: «няня улетает через море». В дополнение она сообщила, что вокруг меня 
танцевало много чертей и это означало, что я заставлю няню уйти, но тогда у нее 
не будет защиты от онанистического искушения, и я сделаю ее «гадкой».
   Иногда на помощь нам приходят нечаянные и невольные ассоциации — и даже чаще,
 чем ассоциации, возникающие по нашему предложению и по желанию пациента. Здесь 
я опять
   
Приемы детского анализа 367
привожу в пример случай с маленькой девочкой, страдавшей неврозом навязчивости. 
В наиболее важный период анализа нужно было ясно показать ей, что она 
испытывает к своей матери ненависть, от которой она до сих пор ограждала себя 
созданием своего «черта», безличного олицетворения всех побуждений ненависти. 
Хотя она до сих пор охотно следовала за мной в анализе, в этом месте она начала 
проявлять сопротивление. Одновременно с этим она проявляла в домашней 
обстановке на каждом шагу упрямство и злость, и по этому поводу я доказывала ей 
ежедневно, что вести себя так плохо можно только по отношению к человеку, 
которого ненавидишь. В итоге она внешне как будто уступила под влиянием 
приведенных мною новых и новых доказательств, но теперь она хотела узнать у 
меня также и причину чувства ненависти к якобы очень любимой матери. Я 
отказывалась дать ей об этом дальнейшие сведения, так как я тоже не знала этой 
причины. После минутного молчания она сказала: «Я всегда думаю, что причиной 
этого является сновидение, которое я видела когда-то (несколько недель назад) и 
которого мы так и не поняли». Я прошу ее повторить содержание этого сновидения, 
что она охотно исполняет:
«Там были все куклы, и мой зайчик тоже был там. Тогда я ушла, а зайчик начал 
горько плакать. Мне стало так жаль зайчика. Мне кажется, что я теперь всегда 
подражаю зайчику и плачу поэтому так, как он». В действительности было, конечно,
 обратное: не она подражала зайчику, а зайчик подражал ей. Она сама 
представляет в этом сновидении мать и обращается с зайчиком так, как мать 
обращалась с ней. Ассоциируя это сновидение с вопросом о причине ненависти к 
матери, она находит наконец тот упрек, которого ее сознание не хотело сделать 
матери: мать постоянно уходила именно тогда, когда ребенок больше всего 
нуждался в ней.
   Несколько дней спустя она еще раз повторяет этот процесс. Я настойчиво 
стараюсь привести ее вновь к этой теме после того, как ее грустное настроение, 
прояснившееся на минуту, опять овладевает ею. Она ничего не отвечает, но вдруг 
говорит с глубокой задумчивостью: «В Г. очень красиво, вот туда я хотела бы 
опять поехать». При ближайших расспросах выясняется, что во время пребывания в 
этой дачной местности она пережила
   
368 Раздел VI. Техника детского психоанализа
один из наиболее тяжелых периодов своей жизни. Ее старший брат заболел коклюшем 
и был отвезен к родителям в город, а она с няней и двое младших детей были 
изолированы. «Няня всегда сердилась, когда я отнимала у маленьких детей 
игрушки», — говорит она вдруг. Таким образом, к мнимому предпочтению, которое 
отдавали якобы родители брату, присоединилось еще фактическое предпочтение, 
которое няня действительно отдавала маленьким детям. Она чувствовала себя 
покинутой всеми и реагировала на это по-своему. Следовательно, на этот раз 
воспоминание о красивой местности привело ее к одному из самых тяжелых упреков 
против матери.
   Я не ответила бы на эти три случая поразительных ассоциации, если бы 
аналогичные ситуации не встречались часто при детском анализе. Вы знаете, что с 
такими же проявлениями мы обычно встречаемся и у взрослых.
  . Отсутствие у ребенка готовности к ассоциациям побуждало всех занимающихся 
до настоящего времени вопросами детского анализа найти что-нибудь, чем можно 
было бы заменить этот технический прием. Д-р Гуд-Гельмут пыталась заменить 
данные, получаемые с помощью свободных ассоциаций у взрослого человека, играми 
с ребенком, посещением его в домашней обстановке, подробным изучением всех 
обстоятельств его жизни. Мслания 1(ляйн заменяет (согласно сделанным ею 
сообщениям) технику свободных ассоциаций, применяемую у взрослых пациентов, 
техникой игры у детей. Она исходит из того предположения, что действие более 
свойственно маленькому ребенку, нежели речь. Она предоставляет ему массу мелких 
игрушек, целый мир в миниатюре, и дает ему, таким образом, возможность 
действовать в этом игрушечном мире. Все действия, совершенные ребенком в такой 
обстановке, она сравнивает со свободными ассоциациями взрослого и сопровождает 
их толкованиями подобно тому, как мы это обычно делаем у взрослых пациентов. На 
первый взгляд может показаться, что мы безупречно восполняем этим ощутимый 
пробел в технике детского анализа. Однако я оставляю за собой право в следующей 
лекции рассмотреть теоретические основания этой техники игры и привести их в 
связи с последним вопросом нашей темы, с ролью перенесения в детском анализе.
  
Роль перенесения в детском анализе 369
Роль перенесения в детском анализе1
Я позволю себе повторить вкратце содержание последней лекции.
   Мы рассмотрели приемы детского анализа и узнали, что мы вынуждены составлять 
историю болезни на основании анамнестических сведений, полученных от членов 
семьи больного, вместо того чтобы положиться исключительно на сведения, которые 
дает нам пациент; мы узнали, что ребенок является хорошим толкователем 
сновидений, и оцепили значение снов наяву и свободных рисунков как технического 
приема. Кроме того, я должна была разочаровать вас сообщением, что ребенок не 
склонен давать свободные ассоциации, и что это вынуждает нас искать, чем можно 
было бы заменить этот важнейший вспомогательный прием при анализе взрослых 
пациентов. Мы закончили нашу лекцию рассмотрением методов, которыми пытались 
заменить технику свободных ассоциаций, и отложили теоретическую оценку их до 
следующей лекции.
   Разработанная Меланией Кляйн техника игры, несомненно, очень ценна для 
наблюдения ребенка. Вместо того чтобы вести трудное и связанное с большой 
затратой времени наблюдение над ребенком в его домашней обстановке, мы сразу 
переносим весь знакомый ему мир в комнату аналитика и предоставляем ребенку 
свободу действий в нем, на глазах у аналитика, но без вмешательства с его 
стороны. Таким образом мы изучаем различные реакции ребенка, степень его 
агрессивности или страдания, а также его установку в отношении к различным 
предметам и людям, представленным с помощью игрушечных фигур. Преимущество в 
сравнении с наблюдением в условиях реальной жизни заключается еще и в том, что 
игрушечный мир удобен и подчинен воле ребенка; таким образом ребенок может 
совершать в нем все те действия, которые осуществляются в реальном мире, 
исключительно в пределах фантазии вследствие того, что ребенок обладает крайне 
недостаточной силой
' Третья лекция, прочитанная в Венском университете и включенная в работу 
«Введение в технику детского психоанализа» (1927). Текст дан по изданию:
Фрейд А., Фрейд 3. Детская сексуальность и психоанализ детских неврозов. СПб., 
1997. С. 184-193.

370 Раздел VI. Техника детского психоанализа
и властью. Все эти преимущества диктуют нам необходимость применения метода 
игры, разработанного Меланией Кляйн при изучении маленьких детей, которые не 
умеют еще облекать свои мысли в словесную форму.
Мелания Кляйн делает еще один важный шаг в применении этой техники. Она придает 
каждой свободной игре ребенка такое же значение, как и свободной ассоциации 
взрослого пациента, и расшифровывает последовательно каждое действие, 
произведенное ребенком в такой обстановке, облекая его в фор-i му 
соответствующих мыслей, т. е. она старается найти в каждом действии, связанном 
с игрой, символическое значение, лежащее в его основе. Если ребенок 
опрокидывает фонарный столб или какую-нибудь игрушечную фигуру, то она 
объясняет это, например, агрессивным действием, направленным против отца. Игру 
ребенка, заключающуюся в том, что он устраивает столкновение двух повозок, она 
учитывает как символическое выражение наблюдения половых сношений родителей. 
Работа Меланин Кляйн заключается прежде всего в том, что она сопровождает 
действия ребенка расшифровыванием и толкованием, которое, в свою очередь, 
предуказывает направление дальнейших процессов у пациента, подобно тому как это 
имеет место при толковании свободных ассоциаций у взрослых людей.
   Рассмотрим еще раз, вправе ли мы сопоставлять такие действия ребенка, 
совершенные во время игры, с ассоциированием взрослого человека. Хотя 
ассоциация взрослого «свободна», т. е. при возникновении ее пациент выключает 
всякую сознательную направленность и воздействие на течение своих мыслей, но 
вместе с тем у него существует определенное целевое представление: он, 
ассоциирующий таким образом, подвергается анализу. У ребенка отсутствует это 
целевое представление. Вначале я уже изложила вам, каким образом я стараюсь 
познакомить маленького пациента с конечной целью предпринимаемого анализа. Но 
дети, для которых Мелания Кляйн выработала свою технику игры, и прежде всего 
дети, находящиеся в начальных стадиях либидозного развития, слишком малы, чтобы 
на них можно было воздействовать таким образом. Мелания Кляйи считает одним из 
важных выигрышных моментов
   
Роль перенесения в детском анализе 371
своего метода еще и то обстоятельство, что при нем предварительная подготовка 
ребенка становится излишней. Таким образом, отсутствие у ребенка целевого 
представления является возражением против сделанного Меланией Кляйн 
сопоставления игры со свободным ассоциированием. Если свободная игра ребенка не 
детерминирована тем же целевым представлением, что и свободные ассоциации 
взрослого человека, то мы, пожалуй, не вправе рассматривать их всегда как 
таковые. Вместо символического толкования они часто допускают невинное 
объяснение. Ребенок, опрокидывающий фонарный столб, мог накануне видеть нечто 
подобное во время прогулки; столкновение повозок могло также быть 
воспроизведением виденного им на улице происшествия, а ребенок, бегущий 
навстречу посетительнице и открывающий ее сумочку, вовсе не должен, как думает 
Мелания Кляйн, символически выражать таким образом свое любопытство, нет ли в 
гениталиях матери нового братца; ребенок действует скорее под впечатлением 
недавнего переживания, когда кто-нибудь из посетителей принес ему подарок в 
такой же сумочке. И у взрослого мы тоже не считаем себя вправе придавать всем 
его действиям и свободным ассоциациям символический смысл, а только тем из них, 
которые возникают под влиянием аналитической ситуации.
   Однако возражение, приведенное нами против аналитического применения техники,
 выработанной Меланией Кляйн, может быть, с другой стороны, аннулировано. 
Совершенно верно, конечно, что игра ребенка допускает такое невинное толкование.
 Но почему он воспроизводит именно эти позаимствованные из его переживаний 
сцены с фонарем или двумя повозками? Не является ли символическое значение, 
скрытое за этими наблюдениями, тем фактором, который заставляет ребенка 
отдавать им предпочтение и воспроизводить их теперь, во время аналитического 
сеанса? Верно и то, что у ребенка, совершающего те или иные действия, 
отсутствует представление цели, связанное с аналитической ситуацией и 
детерминирующее свободные ассоциации взрослых пациентов. Но, может быть, он в 
нем и не нуждается. Взрослый пациент должен выключить сознательным напряжением 
воли руководство своими мыслями и совершенно предоставить их течение 
воздействию
   
372 Раздел VI. Техника детского психоанализа
живущих в нем бессознательных побуждений. Ребенок же не нуждается, может быть, 
в таком произвольном изменении своей ситуации. Может быть, он всегда и во время 
всякой игры находится под влиянием своей бессознательной сферы.
Вы видите, что вопрос о правильности или неправильности сопоставления детской 
свободной игры со свободной ассоциацией взрослого пациента нелегко решить с 
помощью теоретических доводов и возражений. Поэтому то или иное решение данного 
вопроса необходимо проверить на практике.
Подвергнем критике еще один пункт техники Меланин Кляйн. Кроме действий, 
которые производит ребенок с предоставленными ему игрушками, Мелания Кляйн 
подвергает толкованию все действия, совершаемые ребенком по отношению к 
находящимся в ее комнате предметам и по отношению к ней самой. И в этом она 
строго придерживается прототипа аналитической ситуации взрослого пациента. Мы 
считаем себя вправе подвергать анализу поведение пациента во время сеанса, 
равно как и все его произвольные и непроизвольные действия, совершаемые им в 
нашем присутствии. Обоснование этого мы находим в состоянии перенесения, в 
котором находится пациент и которое может придавать определенное символическое 
значение обычно маловажным действиям.
Однако теперь возникает вопрос, находится ли вообще ребенок в таком состоянии 
перенесения, как взрослый пациент, каким образом и в какой форме проявляется 
его перенесение и как оно может быть использовано для толкования? Итак, мы 
подходим к четвертому и самому важному пункту нашей темы, к роли перенесения 
как технического вспомогательного приема при детском анаяизе. Решение этого 
вопроса даст нам в то же время новый материал для опровержения или 
подтверждения выводов Меланин Кляйн.
Вы помните из первой лекции, сколько усилий я приложила, чтобы добиться прочной 
привязанности ребенка ко мне и поставить его в состояние зависимости от меня. Я 
не стремилась бы к этому с такой энергией и с помощью стольких разнообразных 
приемов, если бы считала возможным провести детский анализ без такого 
перенесения. Но нежная привязанность, положительное перенесение (по 
аналитической терминологии),

Роль перенесения в детском анализе 373
является предварительным условием для всей дальнейшей работы. Разумеется, 
ребенок еще больше, чем взрослый пациент, верит только любимым людям и только 
тогда исполняет что-нибудь, если он делает это из любви к известному лицу.
   Для детского анализа эта привязанность необходима в гораздо большей мере, 
нежели для анализа взрослого пациента. Первый преследует кроме аналитических 
целей отчасти и воспитательные, на которых мы впоследствии остановимся более 
подробно, успехи же воспитания всегда (а не только при детском анализе) 
колеблются в зависимости от чувства привязанности воспитанника к воспитателю. 
Мы не можем также сказать, что при детском анализе достаточно одного лишь 
перенесения для наших целей независимо от того, имеет ли оно положительный или 
отрицательный характер. Мы знаем, что у взрослых мы можем в течение долгого 
периода времени мириться с отрицательным перенесением, которое мы используем 
для наших целей, подвергая его систематическому толкованию и отыскивая его 
первоисточники. При детском же анализе отрицательные побуждения, направленные 
против аналитика, являются прежде всего неудобством, как бы много материала для 
выводов они нам ни давали. Мы стремимся разрушить и уничтожить их по 
возможности скорее. Настоящая плодотворная работа может быть осуществлена 
только при положительной привязанности.
   Возникновение такой нежной привязанности мы описали подробно при 
рассмотрении введения в анализ. Проявления ее в фантазиях, в мелких и крупных 
поступках почти ничем не отличаются от таких же поступков у взрослых пациентов. 
Проявления отрицательного перенесения мы встречаем во всех тех случаях, когда 
мы освобождаем из бессознательного часть вытесненного материала и навлекаем на 
себя благодаря этому сопротивление со стороны <<Я». В этот момент мы кажемся 
ребенку самым опасным и страшным искусителем и навлекаем на себя все проявления 
ненависти и протеста, которые прежде относились к его собственным запрещенным 
побуждениям.
   В нижеследующем я подробно привожу фантазию перенесения, рассказанную мне 
неоднократно упоминавшейся здесь маленькой девочкой, страдавшей неврозом 
навязчивости. Внешний
   
374 Раздел VI. Техника детского психоанализа
повод к возникновению этой фантазии был, очевидно, дан мной, так как я 
навестила ее накануне в ее домашней обстановке и присутствовала при ее вечерней 
ванне. На другой день она начала свой сеанс словами: «Ты посетила меня в то 
время, когда я принимала ванну; в следующий раз я навещу тебя, когда ты будешь 
принимать ванну». Несколько позже она рассказала мне сон наяву, который она 
выдумала после моего ухода, лежа в постели перед тем, как заснуть. Ее 
собственные пояснения и примечания я привожу в скобках:
   «Все богатые люди не могли тебя терпеть. Твой отец, который был очень богат, 
тоже не мог тебя терпеть. (Это значит, что я сердита на твоего отца, знаешь ли 
ты это?) И ты никого не любила и ни с кем не проводила сеансов. Мои родители 
тоже ненавидели меня; и Ганс, и Аня, и Вальтер тоже ненавидели меня, все люди 
во всем мире ненавидели нас, даже люди, которые не знали нас, даже мертвые люди.
 Итак, ты любила только меня, а я — только тебя, и мы всегда были вместе. Все 
другие люди были очень богаты, а мы обе были очень бедны. Мы ничего не имели, 
даже платьев не было у нас, потому что они все отняли у нас. Только диван 
остался в комнате, и мы обе спали на нем. Но мы были очень счастливы друг с 
другом. И тогда мы • подумали, что у нас должен быть маленький бэби. Но потом 
мы подумали, что некрасиво делать из этого бэби. И мы начали смешивать лепестки 
цветов и другие вещи, и это дало мне бэби, потому что бэби был во мне. Он 
оставался во мне довольно долго (моя мама рассказывала мне, что бэби остаются 
очень долго в своих матерях), а потом пришел доктор и вынул его, но я вовсе не 
была больна (обыкновенно матери болеют, так сказала моя мама). Бэби был такой 
славный и милый, и мы подумали, что и мы хотели бы быть такими милыми, и мы 
превратились в совсем маленьких людей. Я была такая маленькая Т, а ты была 
такая большая Т. (Это происходит, мне кажется, оттого что мы выяснили, что я 
хотела бы быть такой маленькой, как Вальтер и Лнн.) И так как мы не имели 
ничего, то мы начали строить дом из розовых лепестков, и кровати из розовых 
лепестков, и подушки, и матрацы — все было сшито из розовых лепестков. Там, где 
оставались маленькие отверстия, мы вставляли какие-то белые кусочки. Вместо 
обоев у нас было тончайшее
   
Роль перенесения в детском анализе 375
стекло, а на стенах были вырезаны разные узоры. Кресла тоже были вырезаны из 
стекла, но мы были такими легкими, что кресла не ломались, и мы не были слишком 
тяжелыми для них. (Я думаю, что моя мать потому не участвует в этом сновидении, 
что я вчера была на нее сердита.)» Затем следует еще подробное описание мебели 
и домашней утвари. Она продолжала развивать, очевидно, в этом направлении свой 
сон наяву до тех пор, пока не уснула. При этом она придает большое значение 
тому, что наша бедность, о которой она говорила вначале, совершенно исчезла под 
конец, и что мы имели гораздо более красивые вещи, чем богатые люди, о которых 
она упоминала.
   Однако эта же пациентка рассказывает мне в другой раз, что внутренний голос 
предостерегает ее относительно меня. Он говорит: «Не верь Анне Фрейд. Она лжет. 
Она тебе не поможет, она сделает тебя еще более гадкой. Она внесет перемену 
даже в твою внешность так, что ты станешь некрасивой. Все, что она ' говорит 
тебе, неправда. Скажи, что тебе нездоровится, оставайся в постели и не ходи к 
ней сегодня». Она заставляет этот голос умолкнуть и говорит, что она должна 
будет рассказать все это во время сеанса.
   Другая маленькая пациентка в период, когда мы обсуждаем вопрос о ее онанизме,
 видит меня во всевозможных унизительных положениях, нищенкой, бедной старухой, 
а однажды она увидела меня одну, стоящей посреди комнаты, и множество чертей, 
танцующих вокруг меня.
   Таким образом, вы видите, что мы становимся, как и при анализе взрослых, 
мишенью, на которую устремляются, смотря по обстоятельствам, положительные или 
отрицательные побуждения пациентов. После этих примеров мы могли бы сказать, 
что при детском анализе перенесение осуществляется в достаточной мере. Тем не 
менее нам предстоит разочарование именно в этой области аналитической работы. 
Хотя ребенок поддерживает очень оживленную связь с аналитиком, хотя он 
обнаруживает при этом очень много реакций, выработавшихся у него в результате 
взаимоотношений со своими родителями, хотя в смене, интенсивности и выражении 
своих чувств он дает нам важнейшие указания относительно формирования своего 
характера, невроз перенесения как таковой у ребенка не возникает.
   
376 Роздел VI. Техника детского психоанализа
   Все вы знаете, что я понимаю под этим. Взрослый невротик во время 
аналитического лечения постепенно видоизменяет симптомы, по поводу которых он 
предпринял лечение. Он отказывается от своих старых объектов, с которыми были 
связаны его фантазии, и фиксирует заново свой невроз вокруг личности аналитика. 
Мы говорим, что он заменяет существовавшие до настоящего времени симптомы 
симптомами перенесения, переводит свой невроз, каков бы он ни был, в невроз 
перенесения и направляет теперь все свои анормальные реакции на новый объект 
перенесения, на аналитика. На этой новой, привычной для аналитика почве, на 
которой он может вместе с пациентом проследить возникновение и рост отдельных 
симптомов, на чищенном таким образом операционном поле происходит затем 
окончательная борьба, постепенное осознание болезни и раскрытие ее 
бессознательного содержания.
   " Мы можем указать две теоретические причины, в силу которых такое течение 
болезни с трудом может быть осуществлено у маленького ребенка. Одна из этих 
причин лежит в структуре детской личности, другая — в аналитике, работающем с 
детьми.
   Ребенок не соглашается, подобно взрослому, на «переиздание» своих любовных 
привязанностей, потому что —если можно так выразиться — старое издание еще не 
разошлось. Его первоначальные объекты, родители, существуют еще как любовные 
объекты в реальности, а не в фантазии, как это имеет место у взрослого 
невротика; между родителями и ребенком существуют все взаимоотношения в 
пределах повседневной жизни, все радости и горести переживаются реально и 
связаны еще с ними. Аналитик приходит в эту ситуацию как новое лицо, и ему 
приходится, вероятно, делить с родителями любовь или ненависть ребенка. Ребенок 
не испытывает необходимости заменить в своих переживаниях родителей аналитиком; 
последний не доставляет ребенку — по сравнению с первоначальными объектами — 
всех тех выгод, которые ощущает взрослый пациент, заменяя фантастические 
объекты реально существующим лицом.
   Вернемся теперь к методу Меланин Кляйн. Она утверждает, что если ребенок 
встречает ее во время первого сеанса враждебно, относится к ней отрицательно 
или даже пытается ударить
   
Роль перенесения в детском онализе 377
ее, то в этом можно усмотреть доказательство амбивалентной установки в 
отношении к матери. Однако я полагаю, что дело обстоит иначе. Чем больше 
маленький ребенок привязан к своей матери, тем меньше положительных побуждений 
остается у него для чужих людей. Яснее всего это обнаруживается у грудного 
младенца, который относится со страхом и отрицанием ко всем, кроме матери или 
няни. Скорее даже наоборот: именно с теми детьми, которые не избалованы 
любовным отношением к ним домашних, которые в семейном кругу не получают и сами 
не проявляют глубокой нежности, скорее всего устанавливаются положительные 
взаимоотношения. Они получают наконец от аналитика то, чего они долго и 
напрасно ожидали от первоначальных объектов.
   Однако, с другой стороны, аналитик, работающий с детьми, является 
малоподходящим объектом для такого перенесения, которое подлежало бы толкованию.
 Мы знаем, как мы должны вести себя для достижения этой цели во время анализа 
со взрослым пациентом. Мы остаемся безличными, лишенными своей индивидуальности,
 мы являемся как бы чистым листом бумаги, на который пациент заносит все свои 
фантазии, обусловленные перенесением, примерно наподобие того, как в 
кинематографе демонстрируют картины на пустом экране. Мы избегаем накладывать 
на пациента те или-иные запреты, разрешать ему то или иное удовлетворение. Если 
же, несмотря на это, пациенту кажется, что мы запрещаем или разрешаем ему 
что-либо, то нам легко объяснить ему, что материал для такого суждения он 
заимствует из своего прошлого.
   Аналитик, работающий с детьми, никоим образом не может оставаться безличным. 
Мы уже слышали, что он становится для ребенка интересным человеком, обладающим 
всеми импонирующими и привлекательными качествами. Воспитательные задачи, 
которые, как вы услышите, присоединяются к анализу, требуют того, чтобы ребенок 
отлично знал, что аналитик считает желательным или нежелательным, что он 
одобряет и чего не одобряет. Такое ясно очерченное и во многих отношениях 
своеобразное лицо является, к сожалению, неудачным объектом для перенесения и 
малопригодным для этой цели, когда дело доходит до толкования перенесения. 
Затруднение,
   
378 Раздел VI. Техника детского психоанализа
которое возникает в данном случае, равносильно — если воспользоваться 
предыдущим сравнением — тому затруднению, какое мы испытали бы, если бы на 
экране, на который должна' быть проецирована кинематографическая лента, была 
нарисована какая-нибудь картина. Чем богаче и красочнее была бы эта картина, 
тем больше терялись бы очертания проецируемой кинематографической ленты.
Следовательно, у ребенка не возникает невроза перенесения. Несмотря на все 
положительные или отрицательные по-, буждення, направленные па аналитика, 
анормальные реакции ребенка продолжают разыгрываться там же, где они 
разыгрывались и раньше: в домашней среде. Отсюда вытекает очень трудная 
техническая задача, стоящая перед детским анализом:
вместо того чтобы ограничиться аналитическим толкованием того, что происходит 
на глазах у аналитика, толкованием свободных ассоциаций или поступков пациента, 
аналитик должен направить свое внимание туда, где разыгрываются невротические 
реакции, а именно: на домашнюю среду, окружающую ребенка. Таким образом, при 
детском анализе мы сталкиваемся с множеством технических и практических 
трудностей, с которыми я хочу вас лишь познакомить, не приводя никаких 
конкретных примеров. Если мы станем на эту точку зрения, то нам необходимо быть 
постоянно в курсе поведения ребенка, мы должны знать всех окружающих его лиц и 
быть до некоторой степени уверенными в их реакциях по отношению к ребенку. Если 
взять идеальный случай, то мы должны делить работу с фактическими воспитателями 
ребенка, а значит, делить с ними его любовь и ненависть.
   Там, где внешние обстоятельства или отношение родителей исключают 
возможность совместной работы, результатом является утрата подлежащего анализу 
материала. Я припоминаю детские анализы, которые я проводила, пользуясь, в силу 
указанных причин, исключительно сновидениями и снами наяву. Перенесение не 
давало материала для толкования, а невротический материал ускользал от меня в 
большей мере, чем мне бы этого хотелось.
   Тем не менее и в этом вопросе, равно как и при начальной аналитической 
ситуации, мы располагаем целым рядом приемов
   
Роль перенесения в детском анализе 379
и путей для того, чтобы уподобить положение ребенка положению взрослого 
пациента, которое в гораздо большей мере пригодно для проведения анализа, 
другими словами, мы располагаем средствами для того, чтобы вызвать у ребенка 
невроз перенесения. Это становится необходимым в том случае, где речь вдет о 
тяжелом невротическом заболевании в среде, отрицательно относящейся к анализу 
или к ребенку. В этом случае необходимо удалить ребенка из семьи и поместить 
его в соответствующее учреждение. Ввиду того, что таких учреждений в настоящее 
время еще нет, мы вправе представлять их себе как учреждения, во главе которых 
стоит аналитик, работающий с детьми, или — более конкретно — школы, построенные 
на аналитических принципах и проводящие воспитательную работу совместно с 
аналитиком. В обоих случаях мы имели бы в первое время свободный от симптомов 
период, в течение которого ребенок сжился бы с новой, благоприятной и покамест 
индифферентной окружающей средой. Чем лучше он себя будет чувствовать в этот 
период, тем менее уместным и своевременным будет проведение анализа. В течение 
этого времени лучше всего оставить его в покое. Лишь когда он освоится с 
окружающей обстановкой, т. е. когда под влиянием реальной повседневной жизни у 
него установится связь с новой средой, в которой первоначальные объекты 
постепенно потускнеют, когда в этом новом окружающем его мире вновь оживут его 
симптомы, когда его анормальные реакции сгруппируются вокруг новых лиц, когда у 
него возникает, таким образом, невроз перенесения, — лишь тогда он станет вновь 
доступен для анализа. В учреждении первого рода, во главе которого стоял бы 
аналитик (в настоящее время мы не можем даже сказать, желателен ли такой тип 
учреждения), это был бы настоящий невроз перенесения в том же смысле, что и у 
взрослых пациентов, центральной фигурой которого является аналитик. Во втором 
случае мы искусственно улучшили бы домашнюю обстановку, мы заменили бы ее такой 
обстановкой, которая дала бы нам возможность — когда это оказалось бы 
необходимым для аналитической работы — взглянуть на поведение ребенка, так 
сказать, сверху и реакции которой по отношению к ребенку мы могли бы 
контролировать и регулировать.

380 Раздел VI. Техника детского психоанализа
Таким образом, удаление ребенка из родительского дома
в техническом отношении казалось бы нам самым удачным практнчгс-ким разрешением 
вопроса. Но когда мы будем говорить о конечных стадиях анализа, вы услышите, 
сколько сомнении возникает относительно этого мероприятия. Мы нарушаем этим 
естественное развитие ребенка в важном пункте, мы преждевременно разлучаем 
ребенка с родителями в такое время, когда он не способен ни к самостоятельной 
эмоциональной жизни, ни к свободному выбору новых любовных объектов в силу 
внешних условии. Даже в том случае, если детский анализ требует очень 
длительного периода времени, тем не менее, в большинстве случаев между его 
окончанием и развитием зрелости остается незаполненный промежуток, в течение 
которого ребенок во всех отношениях нуждается в воспитании, руководстве и 
защите. Но кто же нам даст какие бы то ни было гарантии, что ребенок сам найдет 
дорогу к правильным объектам после того, как нам удалось разрушить перенесение? 
К известному времени ребенок возвращается, таким образом, в родительский дом, в 
котором он чувствует себя чужим, дальнейшее руководство его воспитанием 
доверяется, может быть, людям, с которыми мы его с трудом и насильно разлучили. 
В силу внутренних причин ребенок не может быть самостоятельным. Вследствие 
этого мы вновь ставим его в затруднительное положение, в котором он помимо 
всего опять встречает в большинстве случаев условия, при которых возникли его 
первоначальные конфликты. Тогда он может либо снова пойти но совершенному уже 
однажды пути, который привел его к неврозу, либо же, если этот путь закрыт для 
него вследствие удачного аналитического лечения, он идет противоположным путем 
к открытому возмущению. С точки зрения болезни это, может быть, и полезно, но с 
точки зрения социального порядка, являющегося конечной целью воспитания и 
лечения ребенка, это далеко не выигрышный момент.

Связь взрослого и детского анализа 381
Связь взрослого и детского анализа1
Основы аналитической терапии
Чем успешнее утверждала себя новая специальность, тем отчетливее становились 
различия детского и взрослого анализа.
   Детские аналитики не торопились сами провозглашать свое отступление от 
классической техники. Напротив, все их стремления были направлены на то, чтобы 
подчеркнуть и выдвинуть на первый план сходство и идентичность обоих методов. 
Они утверждали, что одни и те же основные терапевтические правила приемлемы как 
для детей, так и для взрослых пациентов. На языке детского анализа эти правила 
обязывают аналитика к следующему:
1. Не пользоваться авторитетом в отношениях с пациентом, и тем самым, по 
возможности, исключить воздействие внушения.
2. Никакими терапевтическими действиями не давать воли инстинктивным 
побуждениям.
3. Как можно меньше вмешиваться во внешнюю жизнь пациента, т. е. лишь изменять 
его жизненное окружение, а где надо устранять явно вредные и травмирующие 
влияния.
4. Видеть в толковании сопротивления и переноса и в осознании бессознательного 
материала законное средство анализа.
   Следующая этим предписаниям техника детского анализа ни в коей мере не 
уступала ортодоксальному взрослому анализу. Можно было быть уверенным, что 
успехи этой техники связаны с теми же фундаментальными принципами; что 
сопротивление ^ОНО-содержаниям доступно объяснению и внимание терапевта 
направляется с одной психической инстанции на другую в зависимости от 
поступающего материала; что анализ
Раздел работы «Норма ч патология детского развития» (1965). Текст дан по 
изданию: Фрейд А., Фрейд 3. Детская сексуальность и психоанализ детских 
неврозов. СПб., 1997. С. 233-251.

382 Раздел VI. Техника детского психоанализа
идет от психической поверхности в глубину; что аналитик для пациента является 
объектом и что в переносе он трактуется, понимается и наделяется 
бессознательными фантазиями и установками; что всплывающие из бессознательного 
инстинктивные побуждения в состоянии неудачи, насколько это возможно, 
анализируются, вместо их осуществления и достижения пациентом удовлетворения; 
что аналитик верит не в катарси-ческнй успех, а в терапевтическое влияние 
достижений первичного и вторичного процессов. Другими словами, его 
терапевтические усилия направлены в конце концов на превращение ОНО в Я.
Оздоровительные тенденция в психическом организме
С другой, неметодической позиции, трудно приравнивать детский анализ к 
предшествующему ему анализу взрослых.
   Согласно Эдварду Бибрингу (1937), в психическом организме существуют силы, 
которые направлены на создание психического равновесия. Основа аналитического 
успеха лежит в раскрытии и использовании этих спонтанных стремлений. 
«Оздоровительные тенденции», как назвал их Э. Биб-ринг, возникают в психической 
жизни в различных формах:
как присущее индивиду стремление осуществить генетические процессы; как 
стремление к удовлетворению потребностей и повторению чувственных 
представлений; как преклонение перед нормой и инстинктивная антипатия к 
ненормальным проявлениям; как синтетическая функция Я; как способность к 
экстерноризированию, при котором для осуществления (пер-сонификацин) частей 
собственной личности используются внешние объекты.
Чем больше мы стремимся найти у детей эти оздоровительные тенденции, 
характерные для взрослых, тем меньше мы встречаем их в действительности. 
Взрослый невротик хочет стать здоровым, что означает для него работоспособность 
и сексуальную полноценность; дети во многих случаях хотят оставаться больными, 
пользуются прямой и косвенной выгодой болезни и уклоняются от приспособления к 
неблагоприятному

Связь взрослого и детского анализа 383
окружению. Где взрослый подчинен навязчивому повторению, которое способствует 
процессам переноса, для ребенка на первом плане стоит сверх того жажда новых 
прргключений, открытий и объектов. Синтетическая функция зрелого Я, выполняющая 
бесценную службу при переработке значительного материала, у ребенка еще 
недостаточно развита. Она страдает от возрастного предпочтения защитных 
механизмов, таких, как отрицание, проекция, изоляция, расщепления Я. Стремление 
к удовлетворению побуждения, которое ответственно за спонтанное движение 
ОНО-содержания, у ребенка так сильно, что оно мешает аналитической работе, 
вместо того чтобы ей помогать. Короче, аналитик должен довольствоваться тем, 
что со стороны природных оздоровительных тенденций ему не следует ждать помощи 
для своей работы, если только определенное исключение не создаст опять 
нарушенную согласованность. То, что у детей несравнимо эффективнее, чем у 
взрослых, так это стремление к осуществлению процессов развития. Оно 
способствует созреванию процессов, основанных на врожденных задатках.
   Половая жизнь взрослого невротика по большей части переработана в его 
симптоматологии и благодаря сильному контрзамещению удерживается в этом 
состоянии; свежие приступы половой энергии направляются из-за этого принуждения 
в соответствующую сторону. В противоположность этому незрелая личность ребенка 
флюктуирует, т. е. находится в состоянии постоянного изменения. Симптомы, 
служащие на одной из ступеней развития в качестве компромиссного или 
конфликтного решения, на следующей ступени не нужны и отбрасываются. 
Либидоносная агрессивная энергия не является статической и связанной. Она 
свободна и способна вылиться при новых возможностях проявления, как только со 
стороны аналитической терапии откроются такие пути. Дилемма для детского 
аналитика заключается здесь в небезопасности оценки аналитического успеха. За 
исключением сложнейших патологических случаев, после лечения нельзя решить, 
насколько наблюдаемые успехи обязаны терапии и какую часть
из них можно приписать спонтанным процессам созревания и развития.

384 Раздел VI. Техника детского психоанализа
Техника детского анализа
Практикующий детский аналитик нуждается в своей повседневном работе с 
упорядоченной системе правил и предписаний, даже если с позиции теории лечения 
«техника детского анализа» ничего больше не значит как логическое следствие 
между зрелой и незрелой личностной структурой и между внешними условиями жизни 
в детстве и зрелости.
   Ребенку недостает благоразумного отношения к болезни, которое предполагает 
желание выздоровления и терапевтический союз с врачом; слишком часто, однако, 
детское Я выступает на стороне сопротивления, вместо того чтобы препятствовать 
ему; нужно отнестись как к правилу, что ответственность за начало, проведение и 
завершение лечения лежит не только на пациенте, по и на его окружении; что в 
этом и во многих других отношениях родители вовлечены в анализ как 
поддерживающие детскую функцию Я и сверх-Я и мешающие аналитической связи между 
пациентом и аналитиком. Многие из предпосылок, необходимых для успеха 
аналитического лечения взрослых невротиков, отсутствуют у ребенка или должны с 
трудом отыскиваться при помощи технических вспомогательных средств.
Отказ от свободных ассоциаций
Еще сложнее обстоит дело со свободными ассоциациями. То, что для взрослого 
пациента является основным правилом, т. е. просьба без всякой критики сообщать 
свои мысли, наталкивается у детей на упрямое сопротивление. Во многих случаях 
они готовы так же, как взрослые, сообщать свои сны и дневные фантазии; но в 
противоположность взрослым они приводят лишь редкие мысли по поводу отдельных 
элементов сновидений, и в итоге не открывают аналитику надежного пути от явного 
к латентному содержанию сновидений. Они делятся своими переживаниями с 
аналитиком, полагая, что во время анализа устанавливаются отношения доверия; но 
без помощи свободных ассоциаций их сообщения не могут выйти за рамки сознания. 
То, что ребенок не может или не хочет свободно ассоциировать, стало 
общеизвестно и имеет не одну причину. Для сознания это,

Связь взрослого и детского анализа 385
пожалуй, позиция взрослого в качестве авторитета и сверх-Я, которая 
препятствует неограниченной откровенности ребенка. В бессознательном за этим 
стоит недоверие детского Я к своей собственной силе сопротивления половой жизни,
 и поэтому полное отсутствие критики и цензуры представляет для незрелого 
индивида большую опасность, чем для зрелого человека.
   История детского анализа — не что иное, как бесконечная цепочка попыток 
заменить отсутствие свободных ассоциаций другим техническим вспомогательным 
средством. Свободная игра с так называемым маленьким миром, рисование, 
изображение, моделирование, игры-фантазии всех видов пополняют детский анализ и 
должны представить для аналитика материал для толкования. Но даже там, где 
переносное поведение само доходит до крайности, из-за потерь свободных 
ассоциаций остается удручающее белое пятно. Ощутимым недостатком является то, 
что игровые действия ребенка дают прежде всего символический материал, т. е. 
побуждают детского аналитика к интерпретациям, которые подвержены ненадежности 
и произволу толкования символов. Следующий недостаток заключается в том, что 
производные бессознательного, которые у взрослых появляются в форме всплывающих 
мыслей, у ребенка появляются согласно своей природе в действиях. Эта замена 
слов действием изменяет основы аналитической ситуации. Мы по праву считаем 
непременным условием классической техники отсутствие каких-либо границ для 
свободной ассоциации при спокойствии пациента, т. е. при отсутствии моторики. 
Этот принцип невозможно соблюсти, когда пациент, как в детском анализе, активен,
 вместо того чтобы сосредоточиться на разговоре. Как только ребенок подвергает 
себя или аналитика опасности, как только он причиняет большой материальный вред,
 сексуально совращает или пытается добиться совращения, аналитик должен 
вмешаться, как бы он ни хотел выйти из аналитической роли и удержать 
содержащийся в действии всплывающий материал. Слова, представления, фантазии, 
как мы знаем, «неограниченны»; действия подчиняются другим заслонам. Нередко 
детский аналитик забывает это различие, ведет себя как при анализе взрослых и 
обещает ребенку, что в курсе лечения он
13 А. Фрейд

386 Раздел VI. Техника детского психоанализа
может делать, «что он хочет». Они понимают свою ошибку только тогда, когда 
ребенок заходит слишком далеко и его действия переходят границу допустимого.
   Следу ющее отличие ассоциирования от действования, несмотря на свою 
значительность, на мой взгляд, до сих пор не замечалось. Там, где свободно 
приходящие мысли в первую очередь раскрывали сексуальные фантазии пациента, 
свободные действия параллельно влияли на агрессивные фантазии. Поэтому в 
переносе детей ведущую роль играет агрессия (точнее:
' агрессивная сторона прегепптальной сексуальности). Она проявляется в нападках 
на объект переноса, в активных провокациях, плеванин, толчках, ударах и т. д. 
Развязанные аналитической свободой агрессивные побуждения на практике не всегда 
ставятся под контроль. Теоретически важно, что эта связь дей-ствования и 
агрессии угрожает получению ошибочного представления о количественных 
соотношениях либидо и агрессии.
Действованне нормально в детском возрасте, т. е. соответствует форме проявления 
уровня развития ребенка. Это не означает, что оно заключает в себе 
терапевтическое воздействие, т. е. ведет к пониманию и внутреннему изменению. В 
анализе взрослых мы давно изучили, что действование отрицательно оценивается 
инстинктивными производными, особенно там, где его нельзя объяснить или где его 
объяснение неприемлемо для пациента. В детский анализ такое понимание проникло 
еще не везде, и остаток веры в очищающее целительное воздействие действованпя 
при случае еще можно найти.
Объяснение и вербализация
В принципе детский аналитик, как и взрослый, должен из бессознательного 
материала делать сознательный. Но в деталях необходимы пояснения и поправки. 
Согласование обоих методов прежде всего касается намеченной здесь цели, а 
именно, расширения границ сознания, без возможности осуществиться более 
широкому господству Я над стремлениями ОНО. Детский аналитик тоже стремится к 
этой цели, но его усилия осложняются утра/гол свободных ассоциаций, 
интенсификацией дей-ствоваплл и другими техническими препятствиями.

Связь взрослого и детского анализа 387
   Различия между методами следует искать там, где речь идет о материале, 
требующем объяснения. Во взрослом анализе мы длительное время работали над 
материалом при вторичном вытеснении, т. е. над осознанием производных ОНО, 
которые когда-то были объяснены как неосознаваемые и защита которых разрушена. 
Только в поздних периодах обследования мы приходим к результатам первичного 
вытеснения, т, е. к элементам, восходящим ко времени развития речи, которые 
никогда не принадлежали организации Я и которые никогда не вспоминаются, а 
только могут возродиться в переносе.
   Чем младше пациент, тем разнообразнее аналитические события. В этом 
отношении дети латентного периода имеют много общего со взрослыми. Перед 
латентностью, т. е. в Эдиповый и преЭдиповый периоды, количественные отношения 
между первичными и вторичными элементами, а также порядок их появления в 
анализе вывернуты наизнанку.
   Перед инфантильным Я стоит задача разобраться во внешнем и внутреннем мире 
восприятия. Инфантильное Я естественным образом осваивает оба мира при помощи 
косвенных мыслительных процессов, основанных на развитии речи. Там, где это 
становление запаздывает, либо частично или полностью отсутствует, анализ может 
прийти на помощь развитию. В таких случаях технически значимо в первую очередь 
превращение бессознательных побуждений в словесные представления как первый шаг 
на пути к сознанию, к принадлежности Я и к преодолению во вторичном процессе. В 
меньшей степени важно объяснение бессознательных процессов в собственном смысле 
слова.
   В понимание роли вербализации для развития маленького ребенка важный вклад 
внесла Анни Катан (1961). Она говорит, что образованием сверх-Я и продвижением 
от первичного к вторичному процессу существует непосредственная преходящая 
связь; что, со своей стороны, вторичный процесс связан с процессом в речевом 
развитии; что вербализация внешних восприятий предшествует вербализации 
внутренних восприятий;
что последняя, в свою очередь, оказывает усиленное воздействие на развитие 
контроля реальности и овладения побуждениями.

388 Раздел VI. Техника детского психоанализа
При более детальном рассмотрении мы видим, что уже в начале психоанализа 
признавалась роль слова в человеческом развитии. В связи с этим в 1893 году 
Фрейд цитирует одного английского автора, который известен как основатель 
древней цивилизации, бросившего в своего врага не копье, а оскорбительное слово.

В превращении бессознательного содержания ОНО в сознательные словесные 
представления заключается сущность любого толкования и, таким образом, 
важнейший элемент анализа в любом возрасте. Все это особенно важно в 
обследовании детей с задержками речевого и умственного развития, с не очень 
богатой личностной организацией.
Анализ сопротивления
В начале детского анализа казалось вполне вероятным, что незрелое Я будет 
оказывать анализу меньше сопротивления, чем Я взрослого. Это ожидание ни в коей 
мере не оправдалось. Напротив, гратщымеждуЯи ОНО, сознательным и 
бессознательным у ребенка проложены не менее строго, чем в более поздней жизни; 
побуждения производных ОНО и их включение в аналитический материал 
осуществляется не легче, чем у взрослых;
Я пациента тем боязливее держится за свою защиту, чем менее уверенно оно 
чувствует себя в своем главенстве и роли посредника.
В теории классической терапии мы обычно классифицируем сопротивления на основе 
их происхождения. Мы различаем: 1) сопротивления Я, которые стремятся 
непосредственно защищать от неудовольствия, страха и чувства вины; 2) 
сопротивления сверх-Я, которые на основе морали препятствуют всплыванию в 
сознании запрещенных представлений и фантазий; 3) сопротивления ОНО, которые 
стремлением к удовлетворению всплывающих побуждений противостоят аналитическому 
процессу, или как производные навязчивого повторения сопротивляются каждому 
психическому новообразованию.
Эти взрослые сопротивления есть и у детей. Дети используют их дальше и создают 
дополнительные, далее перечисляемые

Связь взрослого и детского анализа 389
трудности, которые характерны для их специфической внутренней и внешней позиции
   1. Дети во многих случаях попадают в анализ не по собственному желанию, они 
не добровольные пациенты.
   2. Они живут, как дети, для мгновения. И неминуемые в анализе чувства 
неудовольствия и страха значат для них больше, чем перспективы излечения в 
будущем.
   3. Как и положено для их уровня развития, дети выдают материал не в словах, 
а в форме действий. Дети, за исключением навязчивых невротиков, действуют в 
анализе (см. выше о действии вместо ассоциации).
   4. Незрелое Я, которое менее приспособлено к давлению побуждений и внешнего 
мира, чем дальше, тем больше, рассматривает анализ как опасность, против 
которой оно усиливает свою защиту (см. выше об отказе от свободной ассоциации). 
Особенно ощутима она в закономерной детской установке в начале пубертатности, т.
 е. в период возрастающей половой опасности, когда половая защита достигает 
кульминации. Дети во время предпубертатности часто сопротивляются анализу, как 
будто он — вызов к раскрытию или регрессии к инфантильным удовлетворениям 
желаний.
   5.5 распоряжении детей больше сопротивления Я, чем у взрослых. Эти 
сопротивления соответствуют организации защиты, в которой содержатся еще 
примитивнейшие ее формы и наряду с ними сильны высоко организованные механизмы 
Я.
6. Детское Я стоит на стороне своего сопротивления, вместо того чтобы ему 
противодействовать (см. выше). Под давлением вызывающего страх материала или во 
время отрицательного переноса большинство детей хотят выйти из анализа. Их 
можно удержать в обследовании лишь родительским воздействием.
7. Возрождение архаического материала в анализе противоречит возрастному 
желанию оставить прошедшее в себе. Возникающие отсюда проблемы в различные 
периоды жизни по-разному велики. Особенно критическим периодом для детского 
анализа является переход от Эдиповой фазы к латентному периоду, когда ребенок, 
следуя условиям воспитания, хочет уйти от инфантильных переживаний и забыть их, 
в то время как

390 Раздел VI. Техника детского психоанализа
аналитик принуждает противодействовать начинающейся амнезии и поддерживать 
непосредственную коммуникацию с инфантильными комплексами. Невротические дети в 
этот период жизни не менее нуждаются в лечении, чем до или после него, но они 
менее пригодны для анализа и увеличивают свое сопротивление.
   Похожее повторяется в пубертатности. Пубертатный подросток, который 
нормальным образом отошел от своих инфантильных объектов любви, испытывает 
особенную трудность, •i когда аналитический перенос вынуждает его 
непосредственно снова пережить эти отношения. Многие такие анализы разбиваются 
о вытекающий отсюда конфликт.
   8. Для детства характерно, что внутренние конфликты разыгрываются в форме 
борьбы с внешним миром. Ребенок «сражается» с кем-либо из окрз/жающих и тем 
самым облегчает и отрицает свой внутренний дуализм. Анализ, который стремится 
вновь вызвать наружу действительное психическое содержание и сделать его 
доступным сознанию, испытывает сильное сопротивление, которое под влиянием 
окружения возрастает до полного отказа. Здесь для аналитика важно объяснить 
отрицательное поведение ребенка защитой от страха и неудовольствия, вместо того 
чтобы, не понимая, толковать его «как отрицательный перенос».
   Вышестоящее перечисление не оставляет сомнений в том, что в детском анализе 
техническое положение аналитика сложнее, чем в анализе взрослых. Самым 
болезненным для детского анализа является обстоятельство, которое он в течение 
длительного периода не может разрешить из-за отсутствия добровольного 
сотрудничества со стороны своих пациентов.
Перенос в детском анализе
После упразднения вводной фазы и замены ее анализом защиты (Берта Бориштейн, 
1949) уже не могло оставаться неизменным мнение, что дети развисают отдельные 
реакции переноса, но не осуществляют полного переносного невроза (А. Фрейд, 
1936). Но это не должно означать, что я на основе сегодняшних представлений 
убеждена в идентичности переносного невроза

Связь взрослого и детского онализа 391
у детей и взрослых. Отношения между обоими явлениями и сегодня еще остаются 
открытым вопросом. Его разрешение, в частности, осложняется двумя 
вышеназванными специфическими обстоятельствами детского анализа: упразднение 
свободных ассоциаций, без которых аналитик не может получить полной картины 
феномена переноса, и действованис детей, которое выдвигает на первый план 
агрессивный перенос, а не либндо-носные реакции переноса.
Сюда же относится и то, что понятие переноса во взрослом анализе в последние 
десятилетия претерпело различные изменения и по-разному рассматривается 
различными аналитиками. Многие из нас придерживаются еще исходного воззрения, 
которое видит процесс переноса приблизительно так: в начале . обследования 
отношения между аналитиком и анализируемым более или менее реалистичны, т. е. 
соответствуют внешним обстоятельствам; в эти отношения по ходу анализа все 
больше и больше включаются либидоносные и агрессивные элементы, которые 
происходят из вытесненного и возрожденного анализом детства пациента; это 
возрождение прошедшего продолжается в настоящем, пока центральный 
патологический конфликт не разыграется на личности аналитика и возникший таким 
образом мнимый переносный невроз полностью не вытеснит на задний план реальное 
отношение врач — пациент, последнее реальное отношение вновь появляется в конце 
анализа, после того как аналитик объяснением отделит от него инфантильные 
элементы и после того как феномены переноса сообщат аналитику и анализируемому 
ожидаемое понимание структуры и содержания невроза.
По другим представлениям, переносы на аналитика существуют с начала 
обследования и должны быть заранее объяснены и включены в сознание пациента. 
Даже помимо их противопоставления реальной действительности, сами по себе они 
являются собственным материалом анализа и тем самым имеют преимущество перед 
другими производными бессознательного, как, например, сновидения, воспоминания, 
свободно приходящие в голову мысли и т. д. Аналитики, которые, таким образом, 
базируют свою работу исключительно на переносе, убеждены, что все процессы 
внутри психического аппарата

392 Раздел VI. Техника детского психоанализа
в конце концов восходят к отношениям объектов и могут быть проанализированы в 
переносе на аналитика; что все архаические начальные стадии отношений между 
объектами в равной мере доступны переносу и толкованию в анализе и изменению 
посредством анализа; что отдельное отношение индивида к человеку из внешнего 
мира являегся замещением со стороны агрессии или либидо и что по сравнению с 
этими отношениями между объектами другие использования окружающих не играют 
существенной роли.
<   В крайних случаях переносное отношение объектов играет для аналитика 
настолько важную роль, что оно перестает быть средством в целях толкования и 
становится самостоятельной терапевтической целью (лечение переносом, коррекция 
патологии посредством переносных переживаний и т. д.).
   Для разрешения этих и похожих спорных вопросов взрослого анализа детский 
аналитик может вынести из своей практики целый ряд положений, которые прежде 
всего относятся к его роли по отношению к пациенту.
Детский аналитик в качестве «нового объекта» для своего пациента
Годы развития человека характеризует, как упоминалось выше, жажда приключений, 
которая соседствует с навязчивым повторением и во всем ему противоположна. Чем 
нормальнее ребенок, тем больше он находится под воздействием первой, чем 
невротнчнсс — тем сильнее стремление к повторению. Дети, попадающие в анализ, 
находятся под влиянием обеих тенденций. Для здоровой части их личности аналитик 
является интересной фигурой, которая вступает в их жизнь и побуждает к новым 
типам отношений, для больной стороны — он объект переноса, на котором вынуждены 
повторяться старые формы отношений. Для техники эта двойная установка ребенка 
означает явную трудность. Там, где аналитик акцентирует первую роль и ведет 
себя сообразно с этим, он мешает переносу, где он делает обратное, он 
разочаровывает пациента в надеждах, кого* рые с детской точки зрения вполне 
обоснованы. Для терапевта также не всегда легко различить, какую часть детского 
поведения

Связь взрослого и детского анализа 393
.приписать одной установке, а какую — другой. Такт, умение, благоразумие и 
свободное переключение с одной роли на другую являются здесь техническим 
оружием детского анализа.
Детский аналитик как субъект либидоносного и агрессивного переносного замещения
Различий между детьми и взрослыми меньше всего там, где речь идет о феноменах 
переноса в собственном смысле слова. Здесь вызванная аналитической ситуацией 
регрессия распространяется на все ступени и формы отношений объектов. 
Нар-циссизм, симбиоз с матерью, несамостоятельность, предметное постоянство, 
амбивалентность, оральная, анальная и фаллически-Эдипальная прегенитальность — 
все по-своему, раньше или позже, в той или иной степени, форме, 
последовательности поступают в анализ. Осуществляющиеся таким образом переносы 
дают, смотря по их происхождению, информацию о масштабе патологических 
регрессий пациента и об особых типах его патологии; соответственно своему 
происхождению они придают аналитической ситуации свой особый характер. Возврат 
нарцистического поведения раскрывается в анализе как отступление к себе самому 
и к своим интересам, безразличие к внешнему миру и к аналитику и недоступность 
его усилиям. Новое появление симбнотических установок раскрывается в желании 
постоянной и ничем не нарушаемой совместной жизни с аналитиком. Перенос 
отношения между объектами на опорный тип создает технические трудности особого 
типа. На первый взгляд перенос возникает как беспомощность ребенка, т. с. как 
желание помощи. При внимательном рассмотрении раскрывается затем 
односторонность этого желания. Пациент всего требует от аналитика, не будучи 
готовым к какому-либо соответствующему ответному вознаграждению, усилию или 
сотрудничеству. Напротив, он в каждый момент готов разрушить отношения и тем 
самым анализ, даже если перед ним поставлены самые незначительные требования. 
Переносы из оральной фазы ответственны за ненасытные претензии ребенка к 
аналитику, а также и за неудовлетворенность всем предлагаемым (игровой материал 
и т. д.); соответствующие побуждения

394 Раздел VI. Техника детского психоанализа
из анальной фазы — за упрямство юного пациента, за скрывание материала, за 
провокации и враждебность, которая активна и подвергает анализ опасности. 
Инфантильные страхи потери любви и потери объекта проявляются в анализе как 
послушание и пассивное подчинение и приводят к поверхностным переносным успехам,
 из-за которых аналитик и родители только часто обманываются и приходят в 
заблуждение.
Попятно, что именно прегенитальные, преЭдипальные стремления придают переносу 
ребенка отрицательный, меша-< ющпй анализу характер. Детский аналитик был бы в 
тяжелом положении, если бы он в то же время не рассчитывал на информацию, 
идущую из переноса объектной фиксации и из положительного и отрицательного 
Эдипова комплекса и несущую с собой такую позицию Я, как самонаблюдение, 
благоразумие и рациональное мышление. Она укрепляет терапевтический союз между 
ребенком и аналитиком и хотя бы немного помогает пациенту поддерживать 
сотрудничество, несмотря на давление сопротивления и отрицательного переноса.
Здесь вспоминают одно из первых технических предписаний, что перенос всегда 
должен быть истолкован там, где он начинает служить переносу. Что касается 
детского анализа, то оказывается необходимым объяснить преЭдипальную часть 
переноса раньше Эдипалыюй.
На основании изложенного мы также понимаем, почему детский анализ встречает 
особые технические трудности и почему становятся необходимыми технические 
поправки, где они касаются маленьких детей, не достигших фаллической фазы, или 
детей, развитие которых замерло на преЭдипальной ступени (в противоположность 
регрессии с более высокой на более низкую ступень развития). Для случаев этой 
категории не приспособлен ни один технический метод, который предусматривает 
разумное и добровольное сотрудничество пациента, т. е. позицию либидо и Я, 
которая еще не созрела. В техническом отношении аналитики здесь многому 
научились и из анализа тех, кто рос без матери, сирот, выросших в 
концентрационных лагерях. Там, где во время своего развития дети не имели 
благоприятных возможностей получать длительный контакт с объектом, в анализе 
также отсутствовали элементы переносного

Связь взрослого и детского анализа 395
отношения к аналитику, используемые в аналитической работе (см. Эдит Людовик 
Гиомруа, 1963).
Детский аналитик как внешний представитель внутренней инстанции
Мы впадаем в заблуждение, если считаем, что все переносные отношения между 
ребенком и аналитиком сводятся к прежним эмоциональным образованиям. На 
аналитика обрушиваются не только либидоносные и агрессивные замещения, но и 
также часто целые части детской личности, которые таким образом спроецированы 
на внешний мир, или, точнее сказать, экстери-оризированы (см. также Варрен М. 
Броддей (1965) и его исследования роли членов семьи в патологии детского 
возраста).
   Поскольку аналитик открыл для инстинктивных производных (представлений, 
фантазий, действий) свободный доступ для проявления во всей полноте, он стал 
для ребенка представителем его ОНО, т. е. «совратителем» со всеми 
отрицательными и положительными последствиями, которые приносит с собой эта 
роль. Настолько, насколько его вербализация и толкование снижают детские страхи,
 он играет роль помощника Я, за которого цепляется нуждающийся в поддержке 
пациент. Так взрослый аналитик является одновременно перенесенным во внешний 
мир сверх-Я и идеалом. Здесь возникает парадоксальная ситуация: ребенок боится 
критики со стороны этой созданной переносом авторитетной фигуры и ищет опять 
скрывшиеся от него производные ОНО, проявившиеся в анализе.
   Подобная экстериоризация — весьма ценный материал, она позволяет объяснить 
конфликты между психическими инстанциями. Она тем плодотворнее для анализа, чем 
строже мы проводим различие между ними и переносом объектных отношений. 
Необоснованно утверждение, что в конце концов все внутренние конфликты сводятся 
к идентификации с окружающими людьми, стало быть, к прежним любовным отношениям.
 Обсуждая вопрос о внутреннем мире ребенка, следует сказать, что в нем 
отношения между системами и инстанциями психического аппарата не менее значимы, 
чем отношения к миру объектов. Здесь мы не должны забывать, что и в анализе 
взрослых
   
396 Раздел VI. Техника детского психоанализа
вслед за внешним перенесением конфликтов между психическими инстанциями и 
внутри психических инстанций внутренний мир ребенка тоже играет свою роль. 
Например, навязчивые невротики известны как «сварливые» пациенты, т. е. их 
внутренние амбивалентные конфликты переносятся в ходе анализа как разногласия с 
аналитиком, которые горячо отстаиваются с их стороны. В конфликтах между 
активными и пассивными, мужскими и женскими стремлениями аналитик делается 
представителем той или другой стороны и в таком значении подавля-i ется. Для 
маньяков аналитик символизирует одновременно или в быстрой последовательности 
объект маниакального стремления и силы Я, которые необходимы для его подавления.
 В пограничных случаях шизофрении терапевту прежде всего может выпасть роль 
помощника Я. В состоянии спутанности или под давлением вызывающих страх 
фантазий пациент цепляется за рациональную позицию врача, как за спасательный 
круг, и использует тон его голоса или форму объяснения (больше, чем его 
содержание), чтобы взять на прицел одолевающие его первичные процессы. 
Аналитику важно различать, что союз таких пациентов с их терапевтами совсем 
другой, чем у истерика, который переносит на своего аналитика прежние любовные 
побуждения и хочет доставить себе самому удовлетворение.
   Перенесение внутренних инстанций и побуждений на аналитика является при 
таком рассмотрении специфической формой переноса, которая при правильном 
истолковании может внести ценнейший вклад в анализ.
Инфантильная зависимость и ее роль в детском и взрослом анализе
Кажется только вопросом техники то, насколько родители пациента должны быть 
включены в терапевтическую работу. За этим лежит теоретически гораздо более 
важная проблема: начиная с какого периода можно рассматривать личность 
подрастающего человека как независимую структуру, т. е. когда ребенок перестает 
быть отражением и игрушкой окружающих его влияний внешнего мира.

Связь взрослого и детского анализа 397
В сочинениях Фрейда мы находим ранние и многочисленные указания на значение 
детской зависимости для становления характера, с одной стороны, и образования 
неврозов, с другой. Как «биологический фактор» она несет ответственность в 
первую очередь за зрелость подрастающей личности. Из страха потерн объекта, 
потери любви и наказаний, которым подвержен беспомощный ребенок, вырастает 
податливость ребенка воспитанию, которая оборачивается во взрослой жизни 
«социальным страхом».
   Угрызения совести, происходящие из интерпоризации родительского авторитета, 
прямо ведут к невротическим конфликтам. Тому обстоятельству, что период 
зависимости ребенка от взрослого у человека намного длиннее, чем у всех других 
живых существ, Фрейд приписывал такие последствия, как способность любить в 
целом и Эдиповы стремления в частности;
как культурная борьба против агрессии; как возникновение религии; как этика и 
мораль; короче, как важнейшие предпосылки прогрессивного гуманизма и 
социализации человечества. — См. следующие места у 3. Фрейда:
«...биологические факты длительной несамостоятельности и медленного созревания 
молодого человека...» (собр. соч., т. XII, 328);
«..мы понимаем, что Эдипов "комплекс является психическим коррелятом вторичных 
фундаментальных биологических фактов длительной инфантильной зависимости 
человека...^ (собр. соч., XII, 426);
«Биологическим, (фактором) является длительно затянувшаяся беспомощность и 
зависимость маленькою ребенка от людей. Внутриматочное существование человека в 
протиповополож-ность большинству животных относительно укорочено; на свет он 
появляется неподготовленное, чем они. Тем самым усиливается влияние реального 
внешнего мира, продвигается дифференциация Я от ОНО, повышаются опасности со 
стороны внешнего мира и чрезмерно вырастает значение объекта, который один 
может защитить от этих опасностей и возместить потерянную внутри-маточную жизнь.
 Этот биологический момент и создает первые опасные ситуации и вызывает 
потребность быть любимым, которая уже больше не покидает человекам (собр. соч., 
XIV, 186);

398 Роздел VI. Техника детского психоанализа
«...Защита детской беспомощности придает реакции на беспомощность, которую 
взрослый должен уважать и религиозное воспитание признавать, их характерные 
черты» (собр. соч., XIV, 345);
«Мотив борьбы индивида с "грехом" можно легко найти в его беспомощности и 
зависимости от других и лучше всего можно охарактеризовать как страх потери 
любви»- (собр. соч., XIV, 483).
' Инфантильная зависимость в анализе взрослых
Анализ взрослых издавна стремится свести проявляющиеся явления зрелого периода 
к их латентным предшествующим ступеням и тем самым возродить в переносе 
инфантильную беспомощность и зависимость. С другой стороны, значение этих 
регрессий ограничено их генетической ролью. Поскольку учитываются динамические, 
топические, структурные и экономические точки зрения, взрослый пациент остается 
самостоятельной ценностью со своими собственными внутренними инстанциями, со 
своей собственной структурой личности и со своими закрепленными в этой личности 
невротическими конфликтами, к которым внешний мир имеет лишь косвенное 
отношение.
   Классическая техника анализа взрослых является логическим последствием и 
живым выражением этого убеждения. Это относится к основным правилам анализа: 
внимание психоаналитика направлено исключительно на внутреннюю жизнь пациента; 
аналитик объективно не видит окружения пациента, а только субъективно 
воспринимает его глазами пациента;
отношения между пациентом и аналитиком исключают все вмешательства извне; и 
только таким образом создается ситуация, когда переносы из прошлого находят 
свое полное выражение.
   Несмотря па отдельные возражения (см., например, Б. Р. Ла-форж, 1936, его 
взгляд на семейные неврозы и его требования к семейному анализу), основные 
принципы взрослого анализа в целом остаются неизменными.
   
Связь взрослого и детского онолиза 399
Инфантильная зависимость в детском анализе
Необходимо лишь разобраться в том, что ни один из вышеперечисленных аргументов 
для детства не обоснован, т. е. применительно к одному жизненному периоду в 
беспомощности и зависимости еще живы факторы настоящего. Насколько бы 
самостоятельным или не самостоятельным ни был ребенок, нужно в каждом 
конкретном случае заново в соответствии с возрастом устанавливать состояние 
развития и патологию.
   Для оценки состояния развития и степени существующей зависимости или 
достигнутой независимости у детского аналитика имеется в распоряжении множество 
критериев. Он изучает, с одной стороны, как разграничены друг с другом 
различные формы и аспекты зависимости, с другой стороны — меняющиеся отношения 
между ребенком и родителями в их хронологической последовательности. В этом 
плане можно проследить линию развития, согласно которой родители служат 
соответственно возрасту ребенка следующим потребностям;
а) потребности в объединении (симбиозе) с матерью в период, когда собственное 
сознание и внешний мир еще слиты в нар-цистической среде;
б) потребности в помощи при 'ориентации во внешнем мире и при создании ситуаций 
удовлетворения;
в) потребности в объектах внешнего мира, в которые может трансформироваться 
нарцистическое либидо в направлении объектного либидо;
г) потребности в помощи и руководстве при ориентации во внутреннем мире и при 
овладении им, т. е. при ограничении побуждений;
д) потребности в образцах во внешнем мире как стимул для образования сверх-Я.
   Для аналитика также важно понимать, какую роль можно приписать влиянию 
родителей на возникновение патологических явлений. Здесь не всегда легко 
различить причину и следствие, т. е. не путать реакцию матери на ее нездорового 
(к примеру, аутичного) ребенка с ее патогенным влиянием на его
   
400 Раздел VI. Техника детского психоанализа
развитие. Вероятнее всего, эти различия могут встретиться в одновременном 
анализе матери и ребенка. Долговременные и дорогие исследования, вероятнее 
всего, оправдываются благодаря полученной в них информации. (См. по этому 
поводу публикации Госпиталя «Ребенок, терапия, клиника» и авторов:
Доротти Барленгхэм, '1955; Ильза Хеллман, 1960; Катта Леей, 1960; Марджори 
Спринц, 1962.)
Из анализа матери и ребенка мы узнали следующее:
  а) что для многих родителей их ребенок представляет собой <   либо идеальную 
фигуру, либо объект из их собственного прошлого, что их соединение с ребенком 
зависит от этого мнимого отношения и что ребенок развивается в духе этих 
фантазий, чтобы сохранять расположение к себе родителей;
  б) что многие невротические или психотические родители втягивают ребенка в 
свою патологическую систему и пренебрегают его собственными потребностями 
развития;
  в) что некоторые матери фактически разделяют симптом с ребенком и вместе с 
ним действуют в форме совместного психоза;
  г) что патогенное влияние на ребенка тем сильнее, чем больше он выступает па 
стороне родителей в фактических действиях, а не только в фантазиях; в последнем 
случае анализ ребенка может удовлетвориться терапией, в первом случае 
необходимо обследование референтного родителя, если ребенок должен быть 
освобожден от его патологической зависимости.
   Известен факт: родители часто ответственны также за поддержание нарушений у 
ребенка. Многие из инфантильных фобий, инфантильных нарушений питания, 
церемоний засыпания и т. п. могут появиться только при поддержке матери. Матери,
 которые также сильно боятся состояния страха у ребенка, как и он сам, сами 
становятся защитниками его страха и тем сопричастны предостережениям, 
избеганиям, отречениям и т. д. Часто инфантильные нарушения такого рода для 
наблюдателя еще очевиднее, когда невротические дети отдалены от своих родителей 
(как, например, при эвакуации лондонских детей в годы войны 1939—1945 годов). 
Непременные навязчивые действия производятся навязчивоневротическими детьми на 
теле матери, а не на собственном теле. Для некоторых родителей
   
Связь взрослого и детского онализо 401
анализ показал, что патология у ребенка отвечает некоторому бессознательному 
желанию с их стороны и что по этой причине они вынуждены способствовать 
нарушению, вместо того чтобы противостоять ему.
   Неопровержимый факт: родительской помогци отводится важная роль при лечении. 
Здесь детский аналитик имеет хорошие основания завидовать коллегам из взрослого 
анализа в исключительности отношений к их пациентам. О начале, продолжении и 
конце лечения в детском анализе решает, как упоминалось выше, не ^пациента, а 
разум и понимание родителей. Родителям, а не самому ребенку выпадает задание 
поддерживать терапевтический союз с аналитиком, даже если сопротивления и 
отрицательные переносы этому противодействуют; где они вместо этого стоят на 
стороне сопротивления ребенка и разделяют его, анализ раньше времени 
разрушается. Где возрастает положительный перенос, повышается обычно и ревность 
матери к аналитику и усиливается никогда не исчезающий детский конфликт 
лояльности.
   В общем, фактическое участие родителей в аналитическом процессе изменяется в 
зависимости от возраста ребенка, от типа его нарушения, от личности и патологии 
родителей и от технических убеждений аналитика. Мы встречаемся со всеми 
имеющимися возможностями. 'На одном конце стоит преднамеренное отстранение 
родителей, пока это позволяют внешние обстоятельства и строгое соблюдение 
аналитической секретности по отношению к ним. От этого идет: частная информация 
через самого детского аналитика; одновременная консультация матери, чтобы дать 
ей возможность быть в курсе протекания анализа; одновременная психотерапия отца 
или матери; присутствие матери на аналитическом занятии маленьких детей; 
инструкция матери по самостоятельному обращению с маленькими детьми; 
одновременное подключение одного из родителей к анализу взрослых и т. д. На 
другом конце этой линии можно найти совсем крайнее мнение некоторых аналитиков, 
что анализ одного из родителей или обоих родителей является самым эффективным 
средством лечения невроза у ребенка, даже без непосредственного лечения самого 
ребенка.
   
402 Роздел VI. Техника детского психоанализа
Инфантильная зависимость в аналитической литературе послевоенных лет
Растущий аналитический интерес к первому году и к ранним отношениям матери и 
ребенка ставит в центр внимания и проблему инфантильной зависимости. Две 
выдающиеся работы из этой области освещают тему, с одной стороны, с позиции 
процессов созревания (Phyllis Greenacre, 1960), с другой стороны, с позиции 
материнской заботы (D. W, Winnicott, I960). Совмещение обоих способов 
рассмотрения создает впечатляющую картину биологической и психологической 
зависимости ребенка в первые периоды жизни, а также их далеко идущих 
последствий для последующего психического здоровья или болезни.
   Другие публикации, частично как результаты аналитической работы, частично 
как итоги непосредственных внеанали-тнческих наблюдений, затронули следующие 
частные проблемы: роль проникновения в отношения матери и ребенка до развития 
языка (Winnicott, 1949); вклад периода зависимости в индивидуальную конституцию 
(Mwtin James, 1960); вредные последствия разлучения с матерью маленьких детей 
(А. Фрейд иД.Берлишш, 1949,1950; Джои Боулби, 1952 и др.; Джеме Ро-бертсон, 
1958; Рене Спитц, 1945, 1946); влияние материнских отношений па начало жизни 
(Джойс Робертсон, 1962).
Интерференция между внутренним и внешним миром в свете детского и взрослого 
анализа
Впечатление от чрезвычайного значения инфантильной зависимости, с которой 
детский аналитик ежедневно имеет дело в своей работе, имеет продолжительные 
последствия для его теоретических убеждений.
   При работе со взрослыми и с полученными от них результатами для аналитика 
само собой разумеется более высокая оценка влияний внутреннего мира, нежели 
внешнего. От своих пациентов он научился, что изменения во внешних 
обстоятельствах жизни ведут не к изменению настроения, а к отклонениям 
настроения, которые способствуют восприятию внешнего мира
   
Связь взрослого и детского анолиза 403
в искаженном свете; что внешний мир побуждает не деятельность фантазии, а 
бессознательный мир фантазий, который в своих целях использует реальный мир 
фантазий, который в своих целях использует реальный мир; что именно проекции из 
внутреннего мира придают безвредным лицам из внешнего мира вид опасных 
последователей; что в процессах переноса картина его собственной личности 
испытывает похожие изменения и искажения и т. д. Чем глубже происходит перенос 
аналитика в детство пациента, тем более возрастает его убеждение, что даже в 
инфантильные времена решающие влияния закреплены во внутреннем мире индивида, а 
не в его внешнем мире,
   По указанным причинам аналитик взрослых непоколебимо стоит на психической 
реальности. Если он допускает ошибку в своих оценках, они обычно соответствуют 
этой установке: он склонен видеть не встречающиеся в ходе наблюдения 
переживания пациента только в свете сопротивления и переноса и отказывать им в 
любом реальном значении, даже где оно оправдано.
   Для детского аналитика, с другой стороны, все указания ведут в обратную 
сторону. Выделяющаяся роль влияний окружающей среды раскрывается тем 
выразительнее, чем младше ребенок, и тем определеннее он подвержен влияниям 
объективного мира. Нетрудно ежедневное, поведение и симптоматологию ребенка 
сводить к родительской заботе или пренебрежению, к отношениям, основанным на 
любви или отсутствии любви, к переоценке или критической недооценке, либо даже 
сразу к гармонии или дисгармонии родительской супружеской жизни. Даже 
символический материал, который во время анализа приносит ребенок, его игровые 
действия и т. д. происходят не только из его собственных фантазий. Они содержат 
одновременно сообщения о семейных событиях, указывают, в какие ночи у родителей 
были половые сношения, когда произошла домашняя ссора, символизируют патологию 
и симптоматологию родителей и т. д. Где детский аналитик ограничивается лишь 
внутренним миром ребенка, можно потерять много ценного материала, который 
относится к его внешнему миру (см. также Августа Боннард, 1950, о «предающих 
жестах» ребенка). Даже в анализе более старших детей, у которых материал больше
   
404 Раздел VI. Техника детского психоанализа
уже не появляется в форме игровых действий, внешние события дня часто играют 
неподобающе большую роль. В этих случаях, правда, речь идет о защите внутренних 
процессов на службе одного из многочисленных сопротивлений.
Детскому аналитику и детскому анализу чрезвычайно важно не быть введенным 
практическим опытом в теоретическое заблуждение. Неверно заключать из этого 
опыта, что внешние мероприятия (кроме как у самых младших) достаточны для 
устранения инфантильных нарушений. Кто верит в одностороннее терапевтическое 
влияние факторов внешнего мира, верит также в их одностороннее патогенное 
влияние — воззрение, которое не может быть подтверждено психоаналитическим 
пониманием. Убеждение, которое мы приобрели при изучении неврозов и других 
психических нарушений, доходит до того, что патогенные влияния можно найти с 
двух сторон, внутри и снаружи, что только их взаимодействие позволяет им 
создавать длительные патологические состояния в психическом аппарате и что 
последние могут быть устранены лишь там, где терапия обращается к психической 
инстанции и в состоянии добиться изменений соотношения сил между ОНО, Я и 
сверх-Я.
   Во взрослом анализе мы получаем так много обособленных впечатлений о 
превосходстве психической реальности над внешней реальностью, что нам трудно 
помнить о реальных лишениях, потерях, разочарованиях и т. п., которые играют 
роль возбуждающих элементов при возникновении заболевания. В детском анализе 
перед нами противоположная трудность:
наше впечатление о внешних влияниях, которые действуют на ребенка, настолько 
потрясающе, что мы находимся в опасности забыть, что только взаимодействие 
между окружающими факторами и врожденными или приобретенными позициями и 
установками Я ведет к патологическому результату.
Где аналитик обследует как детей, так и взрослых, ему нетрудно разобраться в 
мнениях обеих сторон и придерживаться теоретической точки зрения, которую 
этиологически изложил Фрейд: «Для рассмотрения причины случаи невротических 
заболеваний выстраиваются в ряд, внутри которого оба момента — сексуальная 
конституция и переживания... — представлены так, что один растет, когда другой 
уменьшается. На одном

Связь взрослого и детского онализа 405
конце ряда стоят экстремальные случаи, о которых вы с убеждением могли бы 
сказать: эти люди вследствие их особенного либидоносного развития в любом 
случае заболели бы, что бы они ни переживали. На другом конце находятся случаи, 
о которых вы должны были бы отозваться противоположно: они непременно избежали 
бы болезни, если бы жизнь не бросила их в те или иные положения. Для случаев 
внутри ряда встречаются больные с более или менее предрасположенной сексуальной 
конституцией и с менее или более поврежденными жизненными требованиями. Их 
сексуальная конституция не привела бы к неврозу, если бы не сложились такие 
события; и, с другой стороны, эти события не повлияли бы на них травматически, 
если бы были другие отношения либидо» (собр. соч., XI, 360).
   Аналитическая работа с детьми дает также возможность исследовать, насколько 
внутренние или внешние влияния, превосходящие определенный размер, могут 
патогенно влиять на себя. Случаями этого рода являются, с одной стороны, дети с 
врожденными нарушениями психического аппарата, при которых отсутствуют 
внутренние предварительные условия для нормального развития; с другой стороны, 
травматизированные или же осиротевшие, или находящиеся под влиянием психически 
больных родителей, где в итоге нет внешних условий для нормальной детской жизни.
 Определенные отклонения от нормальной линии развития при этих обстоятельствах 
неизбежны. Но пока в рассмотрение входят структуры личности и невроза, наши 
анализы показывают, что и при этом экстремальном положении дел речь идет о 
взаимодействии между внешними и внутренними факторами, т. е. о реакциях 
определенной конституции на определенные влияния среды.
   
406 Раздел VI. Техника детского психоанализа
Пути и возможности терапии1
Психоаналитическая детская амбулатория (как, например, госпиталь детской 
клинической терапии) дает возможность увидеть психопатологию детства во всем ее 
объеме. Наблюдаемые в клинике случаи, с одной стороны, начинаются с самых 
обыкновенных нарушений развития и воспитания, с плохой успеваемости в школе и с 
задержек в темпе созревания, они включают в себя трапматизированных и 
совращенных индивидов, под-.линпо инфантильные неврозы и отсюда переходят к 
другим крайностям: к пограничным случаям запущенности и психозов, к детскому 
аутизму и т. д.
   В аналитическом обследовании направленные работы раздваиваются на терапию и 
исследование. Одинаковые технические мероприятия служат обоим целям, которые в 
зависимости от обстоятельств идут рука об руку друг с другом в одном русле, или 
попеременно вытесняются на задний план. В некоторых случаях детский аналитик 
чувствует, что отнимающее много времени аналитическое лечение можно было бы 
предотвратить, если бы своевременно были проведены воспитательная помощь и 
консультация родителей, т. е. если бы более оптимальные внешние обстоятельства 
создали лучшие внутренние генетические возможности. В других случаях аналитик 
чувствует себя уверенным в диагнозе и не сомневается, что анализ ребенка 
является самым подходящим средством для его излечения.. Еще в других случаях 
преобладают неизвестные и загадочные факторы. Аналитик должен тогда 
довольствоваться мнением, что его метод лучше, чем какой-либо другой, подходит 
для прояснения неопределенности. Только когда получено представление о 
генетических, динамических и либидо-экономических отношениях таких форм болезни,
 можно попробовать организовать их в систему инфантильной психопатологии и на 
основе диагноза и прогноза проводить наиболее подходящий метод лечения.
Раздел рпГютм < 11орма и патология детского развития» (1965). Текст дан по 
изданию: Фрейд А., Фрейд 3. Дстскля сексуальность и психоанализ детских 
неврозов. СПб., 1997. С. 348-361.

Пути и возможности терапии 407
   Где детский анализ не приводит к ожидаемой цели, мы склонны приписывать 
неудачу неблагоприятным внешним условиям, как, например, недостаточное 
терапевтическое мастерство со стороны аналитика, недостаточное сотрудничество 
со стороны родителей, короткая продолжительность лечения, угнетенность телесной 
болезнью, удары судьбы и трав-. магические события в семье, чередование 
терапевтов и т. д. Где анализ удается, мы рассматриваем результат как само 
собой разумеющийся и не спрашиваем, как получается, что один и тот же метод, 
создавая строго неизменные условия, может быть применим к такому большому 
количеству самых различных форм болезни.
Классический психоанализ взрослых. Область применения и определение
 Исходной областью применения психоанализа были взрослые . неврозы, а 
соответствующей областью применения детского анализа — инфантильные неврозы. 
(Иначе у Меланин Кляйн и ее учеников, которые с самого начала детского анализа 
обращались также к тяжелым нарушениям Я и психозам.) С возрастанием познаний о 
взрослых увеличивалось также поле деятельности аналитика (см. симпозиум 1954 
года «Расширение сферы психоанализа»), которое стало включать в себя, с 
небольшими техническими изменениями, одержимость страстью и различные формы 
преступлений. Аналогичное развитие можно проследить с этого времени в области 
детского анализа.
   Поскольку рассмотрению подвергается взрослый анализ, в психоаналитической 
литературе последних тридцати лет отмечается растущее число работ по теории и 
практике психоаналитического метода и по изучению приведенного в движение 
анализом процесса исцеления. Вместо того чтобы приводить отдельных авторов и их 
мнения, далее приводится список симпозиумов, которые сконцентрированы вокруг 
этой темы.
   1936 год — XIV Международный психоаналитический конгресс в Мариенбаде. 
«Симпозиум по теории терапевтических результатов» (Гловер, Фенихель, Страчи, 
Бергель, Нунберг, Э. Бибринг), Межд. психоан, жур. XXIII, 1.
   
408 Роздел VI. Техника детского психоанализа
1952 год — Американская психоаналитическая ассоциация, зимнее заседание, 
Нью-Йорк. «Традиционная психоаналитическая техи ика и ее разновидности» (Орр, 
Греенакре, Алексан-дер, Сеигерт), Ж. амер. пспхоан. асе. 2.
1953 год — Американская психоаналитическая ассоциация, сжсгодичпое заседание, 
Лос-Анджелес. «Психоанализ и динамика психотерапии» (Д. Бибрпнг, Гилль, 
Александер, Формм-Рспхмап, Раигель), Ж. ам. психоан. асе. 2.
1954 год — Симпозиум в Арден Хаус, Нью-Йорк. «Расширение сферы применения 
психоанализа» (Стоун, Джекобсен, А. Фрсид), Ж. амер. психоанал. асе. 2.
1957 год — Симпозиум, Международный психоаналитический конгресс в Пар«же. 
«Разновидности классической психо-апалптнчсскок техники» (Грнннсон, Ловенштейн, 
Буве, Эйс-лер, Peiix, Нахт, Межд. психоанал. ж. 39).
Из докладов по этим дискуссиям можно выделить следующие определения цели 
аналитической работы:
» цель анализа — изменить взаимоотношения между ОНО, Я и сверх-Я (Э. Бибрннг, 
1937);
0 аналитическая терапия исходит из того, чтобы отменить или изменить защитные 
процессы и «действовать в качестве воспитания Я к терпимости по отношению к 
постоянно неизменным проявлениям» (Фенихель, Симпозиум, 1937);
• анализ понижает непримиримость сверх-Я (Страчп, Симпозиум, 1937);
• целью анализа является осуществление интрансихических изменений в личности 
пациента (Жилль, см. Панель, 1954);
• аналитик имеет цель углубить сознание пациента, так, чтобы он смог сам 
находить собственные решения для своих невротических конфликтов, проводить 
непрерывные изменения ЕЯ, ОНО, сверх-Я и тем самым поддерживать превосходство Я 
над другими инстанциями (Гриинзон, Симпозиум, 1958).
   Эти и многие другие не названные здесь авторы — все сходятся в том, что 
терапевтическое влияние анализа состоит прежде всего в том, чтобы изменить 
соотношение сил между ОНО, Я и сверх-Я, чтобы повышать взаимную терпимость к их 
соот-
   
Пути и возможности терапии 409
ветствующим намерениям и таким образом создавать лучшее психическое равновесие. 
Такое определение цели аналитической работы основано на предположении, что 
нарушения рассматриваемых в анализе пациентов прежде всего обусловлены ' 
психическими конфликтами и что все другие возможные на го-генные воздействия по 
своему значению отстоят далеко позади патогенного воздействия конфликта. 
(Например, нарушения объектного отношения, Р. Вальдер, см. у Зетзел, 1953.) Для 
этих авторов оценка различных технических процедур зависит оттого, насколько 
каждое отдельное мероприятие служит описанной выше цели аналитической обработки.

Детский анализ. Его обоснование
Перечисленные выше определения касаются анализа взрослых, однако они не менее 
значимы для детского аналитика. Они побуждают его проверить, имеют ли силу 
также и в сфере его деятельности те же самые отношения между психическим 
конфликтом, психическим нарушением и психоаналитической об-,работкой. Наконец, 
сравнение детского анализа с классическим анализом взрослых зависит от того, 
имеют ли оба метода одинаковые предварительные условия и основываются ли они на 
одинаковых основополагающих принципах.
Психический конфликт в детском анализе. «Нормальные» конфликты в анализе (1-я 
диагностическая категория)
Как говорилось прежде, внутренние конфликты являются нормальным явлением, без 
которых не может быть достигнут более высокий уровень развития личности. Они 
становятся заметными в ребенке лишь тогда, когда начнут отделяться друг от 
друга ОНО и Я, позднее Я и сверх-Я, т. е. с момента, когда каждой отдельной 
психической инстанции соответствуют свои особые цели и намерения.
   На долю Я естественным образом выпадает роль посредника между инстанциями и 
по созданию равновесия между ними. Однако в детстве это задание может быть 
осуществлено только
   
410 Раздол VI. Техника детского психоанализа
при поддержке и содействии со стороны родителей. Где такой помощи пет, ребенок 
попадает в состояние замешательства и беспомощности, которое при определенных 
обстоятельствах требует аналитической обработки. Перед детским аналитиком 
встает тогда задача разт>яснпть, представить возникшие трудности ребенку 
словами, растолковать их, если они бессознательны, разрешить страхи, если они 
появляются, устранить бесцельные защитные реакции, пока они не развились дальше,
 открыть или сохранить открытыми отводные пути для инстинктивных производных. 
Аналитическая деятельность этого рода действует как воспитательная и 
развивающая помощь в лучшем смысле этого слова. В этой связи справедливо часто 
высказываемое утверждение, что все дети, здоровые или больные, в ранние годы 
могут извлечь пользу из анализа. Несмотря на это, остается открытым вопрос, не 
свалили ли на детский анализ задачу, которая естественным образом принадлежит Я 
ребенка и повседневной поддержке его окружения.
Нарушения развития в анализе (2-я диагностическая категория)
Беспомощность родителей и потребность в аналитической обработке более 
оправданны там, где нарушения во внутреннем равновесии ребенка основаны на том, 
что инстинкт и Я в развитии не идут в ногу друг с другом. Как говорилось выше 
(см. гл. IV), дети страдают от внутренних конфликтов, если Я и сверх-Я 
развиваются преждевременно и внутренние притязания со стороны этих инстанций 
временно совпадают с агрессивно-жестокими производными орального и анального 
частного инстинкта. Хотя последние проявления и соответствуют возрасту, ребенок 
не воспринимает их в таких случаях как оправданные со стороны Я и вынужден их 
отражать. В противоположном случае, когда Я развивается медленнее, чем инстинкт,
 преданный прегениталыгым импульсам, ребенок чувствует себя беспомощным.
   Несмотря на субъективное чувство страдания и несмотря на всплывающую 
симптоматологию, решение за или против аналитической обработки также является в 
этих случаях неокон-
   
Пути и возможности терапии 411
чательным. Возможно, что разрыв между развитием инстинкта и Я будет спонтанно 
компенсирован в последующей жизни даже без анализа, возможно также, что он 
продолжится и что потребуется анализ, чтобы устранить тяжелые последствия.
   Перед диагностиком стоит здесь сложное задание предвидеть развитие, для 
выправления которого нет достаточных оснований.
Инфантильные неврозы как собственная сфера приложения детского анализа (3-я 
диагностическая категория)
Диагностик чувствует себя легче, если он сталкивается с инфантильным неврозом, 
в связи с которым не возникает подобных сомнений. Метапсихологическн аналитик 
лучше всего знаком со строением невроза. Различие между ребенком и взрослым 
здесь лежит лишь в вызывающей невроз причине, которую в первом случае следует 
искать в конфликтах Эдипова периода. Поскольку в рассмотрение входит 
симптоматология, то и для инфантильного, и для взрослого невроза имеет силу 
одинаковая последовательность возникновения: от угрожающей опасности (отказ, 
инстинктивнее отречение, угроза кастрации, угрожающая потеря любви) к страху 
(страх потери объекта, потери любви, страх кастрации, чувство вины); от страха 
к регрессии на какой-то точке фиксации в более ранней ступени лнбид-ного 
развития; на основе регрессии всплывают прегенитальиые инстинктивные 
производные, которые невыносимы для Я; защитные процессы, имеющие цель опять 
исключить из Я эти производные; неудачи защиты и компромиссные образования 
между инстинктом и Я; появление симптома.
   Роль, выпадающая аналитику во время анализа, также почти совпадает с ролью 
взрослого аналитика: он может прийти на помощь детскому Я в его внутренней 
борьбе, и при благоприятных обстоятельствах эта помощь охотно принимается 
ребенком.
   Часто возникает вопрос, начиная с какого возраста можно считать, что 
Яребенка достаточно созрело, чтобы положительно относиться к аналитической 
обработке. Ответ, очевидно,
   
412 Раздел VI. Техника детского психоанализа
следует искать не в хронологическом возрасте, а в других показателях. То, что Я 
принимает участие во внутреннем конфликте и навязывает внутренней жизни 
компромиссы, т. ё. симптомы, само по себе является признаком того, что оно 
имеет намерение утвердить себя. В этом случае мы можем, по меньшей мере 
теоретически, принять, что оно также будет иметь намерение образовать 
терапевтический союз с аналитиком.
Такой союз с ребенком наступает тем скорее, чем отвратительнее кажутся ему 
невротические симптомы в его собственном ощущении. Субъективный фактор 
страдания, который, как говорилось выше, не является хорошим признаком, если 
речь идет об определении объективной тяжести заболевания, является тем более 
надежным, если мы пытаемся предсказать, насколько ребенок будет сотрудничать в 
своем собственном анализе. Дети страдают физически от своих психосоматических 
желудочно-кишечпых нарушений, экзем, астматических приступов, головных болей и 
психически обусловленных расстройств сна; они страдают психически от своих 
страхов и от ограничений свободы, которые возлагают на них их фобии. 
Навязчиво-невротические дети чувствуют себя беспомощными по отношению к 
незнакомым силам, которые вынуждают их совершать изнуряющие и бессмысленные 
действия.
Случается, что дети бывают в состоянии открыто выразить такие чувства, как 
показывают следующие примеры. Так, один 4, 6-летний пациент говорит своему 
аналитику, после того как он в его присутствии осуществлял навязчивые действия: 
«Теперь ты по крайней мере видишь, что я вынужден делать, хочу я этого или нет».
 Или одна шестилетняя девочка со школьной фобией говорит своей маме: «Ты не 
должна думать, что я не хочу идти в школу. Я хочу, но я не могу». Один тяжелый 
латентный ребенок, старший среди более младших братьев и сестер, мучимый 
угнетающей ревностью и пенисовой завистью, бормочет про себя: «Все другие дети 
хорошие, только я плохой. Почему я должен быть плохим?» Все эти дети в таком 
случае выражали именно то чувство, что они не такие, какими они хотят быть, и 
что их собственное Я ничего не может сделать, чтобы осуществить их собственные 
сверх-Я-требования. (См. также Борнштейн, 1951).

Пути и возможности терапии 413
 .С другой стороны, от такого отношения к собственным трудностям мы не можем 
ожидать большего, чем просто готовность ребенка для знакомства с анализом. Оно 
исчезает в анализе само, как только начинают играть роль сопротивление и 
перенос, оно является в отличие от взрослых недостаточно постоянным и 
недостаточно прочным, чтобы противостоять смене эмоций во время аналитической 
обработки и неминуемым в анализе отказам, разочарованиям, чувствам страха и пр.
Я анализируемых взрослых имеет двойственную роль. Оно расщепляется при 
аналитической обработке па наблюдающую и наблюдаемую части. Позиция, которая 
помогает преодолеть многие трудности и смывается одолевающими чувствами только 
на вершине переноса невроза. Как подробно описал Рихард Штерба («Судьба Я в 
терапевтическом процессе», Межд. пси-хоанал. журнал, XX, 1934), наблюдающая 
частьЯидентифпци-рована с ролью аналитика, разделяет его растущее понимание 
внутренних процессов и принимает действенное участие в терапевтической работе.
Мы не имеем никакого основания ожидать от ребенка соответствующего понимания 
своих внутренних процессов. Так называемая интроспекция является способностью 
взрослых, которая в детстве еще не сформирована. Где есть предрасположенности в 
этом направлении, они принадлежат не нормальному развитию, а патологическим 
расщеплениям, например, расщеплению между любовью и ненавистью, как оно имеет 
место в повышенной эмоциональной амбивалентности, или усиленному расщеплению 
между Я и сверх-Я, которое проявляется в качестве чувства вины, самокритики и 
самоистязания при инфантильных навязчивых неврозах и навязчивых характерах.
Не считая таких случаев, дети не имеют обыкновения давать себе отчет, что с 
ними происходит. Их любопытство и интерес остаются на долгие годы целиком 
направленными на внешний мир. Лишь в пубертатности мы находим у определенных 
шизоидных типов чрезмерную и обычно мучительную занятость собственной персоной 
и внутренними процессами.
Отсутствие понимания собственной внутренней жизни заключается в склонности 
детей превращать каждый внутренний конфликт в конфликт с внешним миром. Если 
дети в своих

414 Раздел VI. Техника детского психоанализа
действиях идут против своей совести, они скорее дадут родителям наказать себя 
за какое-нибудь, часто давно случившееся непослушание, вместо того чтобы 
испытывать чувство вины, исходящее чз собственного сверх-Я. Например, латентные 
дети, которые охраняют свои сексуальные фантазии и занятия, делают после 
каждого акта мастурбации все, что только возможно, чтобы настроить против себя 
внешний мир (учителей, родителей и пр.). Преступное поведение детей во многих 
случаях можно тем же самым образом свести к поиску наказания («нарушитель из-за 
чувства вины»).
Большинство известных нам механизмов защиты преследует ту же цель. При 
инфантильных неврозах вызывающие страх оральные и анальные побуждения, желание 
смерти родителям, братьям и сестрам и т. п. смещаются из внутреннего мира на 
персоны внешнего мира (проецируются). Тем самым внутренняя борьба против 
запретного инстинктивного желания превращается во внешнюю борьбу против мнимого 
соблазнителя или преследователя, и ребенок может чувствовать себя невиновным. 
Таких смещений особенно много при инфантильных фобиях. В этом случае аналитик 
должен обратно превратить кажущуюся исходящей извне опасность опять в лежащий в 
ее основе внутренний конфликт между инстинктом, Я и сверх-Я.
Для детского аналитика важно уяснить себе, как весьма прямо бегство от 
внутреннего конфликта воздействует на все отношение ребенка к лечению. Ребенок 
ожидает для своего облегчения не внутренних изменений, а изменений во внешнем 
мире. Он хочет сменить школу, чтобы покинуть учителя, который является для него 
не чем иным, как внешним представителем его внутренней совести, или покинуть 
товарища по классу, который посредством проекции своих собственных 
инстинктивных желаний воспринимается как соблазнитель, или ускользнуть от 
агрессивных друзей, чьи устрашающие выпады на самом деле лишь исполняют его 
собственные пассивно-мазохи-ческие желания. Терапевт, который справедливо 
возражает против таких «попыток исцеления», превращается в глазах ребенка из 
ожидаемого помощника в новую и увеличивающуюся опасность.

Пути и возможности терапии 415
   К сожалению аналитика, родители слишком часто встают на сторону ребенка. Они 
также верят скорее в эффективность изменений в окружающем мире (смена школы, 
устранение «плохого общества» и пр.), чем в изменения самого ребенка.
   Технически говоря, важно не смешивать трудности этого рода с сопротивлением, 
проистекающим в самом анализе из вытеснений и переносов, которое можно 
разрешить при помощи разъяснений. Недостаток понимания болезни и бегство от 
внутренних конфликтов являются препятствием при аналитической обработке, однако 
эти явления сами по себе принадлежат к нормальным средствам, с помощью которых 
слабое Я борется в детстве против большого количества страха п неприятностей. 
Лишь там, где доверие к взрослому достаточно большое, ребенку хватает мужества 
подвергнуть себя при его помощи опасности внутреннего мира без какого-то либо 
отречения.
   Здесь легко возразить, что мюгне взрослые невротики также проявляют похожий 
недостаток понимания болезни и соответствующую склонность к отречению от 
внутренних конфликтов. Различие для терапии, несмотря на это, значительное. 
Взрослые, у которых крайне сильна эта точка зрения, избегают не только 
восприятия своих конфликтов, они избегают также аналитической терапии и вместо 
этого ищут спасения в бесконечных действиях во внешнем мире. Лишь детский 
аналитик имеет дело с пациентами, которые не добровольно, не следуя своим 
собственным намерениям, приняли решение подвергнуться аналитической обработке, 
методы которой причиняют им неприятность, страх и отказы всех видов.
Видоизменения инфантильных неврозов
в детском анализе
(4-я диагностическая категория)
Отношение ребенка к аналитику также другое там, где речь идет не об 
инфантильном неврозе в собственном смысле слова, а об описанном выше 
видоизменении, при котором инстанции Яне противостоят деградированным 
инстинктивным производным, а приспосабливаются к ним тем, что сами деградируют, 
т. е. снисходят на более низкую ступень развития, чтобы

416 Раздел VI, Техника детского психоанализа
таким образом устранить любую возможность конфликта между ОНО г Я. 
(Илфпнтильные, атипичные нарушения, явления запущенности и пр.) Целостная 
личность ребенка тем самым сведена на более низкий уровень. Любое 
терапевтическое вмешательство является нежелательным, потому что оно угрожает 
создан! тому равновесию. Если аналитик в этих случаях хочет быть лицом более 
важным, чем нарушитель спокойствия, он должен работать над тем, чтобы 
воссоздать внутренние противоречия между Я и ОНО, т. е. он должен 
покровительствовать шш даже вызывать те же самые конфликты, от которых он 
пытается освободить настоящих невротиков.
В технике детского анализа эта очевидно парадоксальная терапевтическая задача 
была впервые введена двумя авторами.
   Август Анхорн первым описал (1925), как он чувствовал себя при лечении юных 
беспризорных беспомощным, пока ихЯдела-ло общее дело с их инстинктивными 
желаниями и находилось в оппозиции к нему и к социальному окружению. Он 
старался привязать (нарциссически) ребенка к себе, побудить его к идентификации 
со своей персоной и ее ценностями и, таким образом, внедрить в ядро его 
личности конфликты. Чем больше беспризорник превращался (или обратно 
превращался), таким образом, в невротика, тем более доступным находил он его 
для проводимой по нормальным правилам аналитической обработки. Для Айхор-на, 
как и для многих других авторов, существование внутренних конфликтов было 
равнозначно анализируемое индивида.
   Предложенная мною в 1926 году вводная фаза для детского анализа служила той 
же самой цели (а не достижению, как часто ошибочно думают, слепого эффекта 
переноса.) Наряду с первыми пробными попытками проникнуть в личную жизнь и 
тайны ребенка, аналитик имеет задачу направить взгляд ребенка в себя самого и 
противодействовать его отречению. Так же, как Лихорн, я придерживалась мнения, 
что восприятие и возрождение внутренних конфликтов должно предшествовать их 
толкованию и поиску новых разрушений. В сегодняшней нашей технике, где вводная 
фаза больше не играет никакой роли, мы ожидаем того же разъяснения противоречий 
между ОНО и Я от вскрытия и толкования защитных механизмов и стоящего за ними 
бессознательного содержания.
   
Пути и возможности терапии 417
   Обобщая, можно сказать, что детский анализ лучше всего выполняет свою роль 
терапии там, где психическое нарушение основывается на конфликтах во внутренней 
жизни ребенка, все равно, являются ли такие конфликты преходящими и генетически 
обусловленными или длительными и невротическими. Не считая поверхностных 
улучшений, которые мы приписываем положительному эмоциональному отклонению 
ребенка к аналитику (эффект переноса), частичный или полный результат излечения 
обычно можно свести в отдельности к осознанию вытесненного материала и к 
толкованию сопротивления и переноса, т. е. к аналитической работе в самом 
строгом смысле слова.
. При генетических нарушениях (2-я диагностическая категория) это прежде всего 
толкование и проработка опасных ситуаций и страхов, которые оказывают 
терапевтическое влияние, устраняют регрессии и вновь возобновляют дальнейшее 
развитие там, где оно застревает. При инфантильных неврозах (3-я 
диагностическая категория) исчезают приступы страха, церемонии засыпания, 
навязчивые действия и пр., если их бессознательное содержание делается 
осознанным, навязчивые прикосновения или страхи прикосновения отвергаются, если 
ребенок научается понимать их связь с мастурбацией или со своими агрессивными 
фантазиями; фобии реагируют на толкование Эдипова комплекса, на котором они 
основаны; фиксации на травматических переживаниях можно разрешить, пока сама 
травма может быть обратно вызвана в сознательном воспоминании или пока она 
может быть воссоздана при переносе и истолкована.
Как показано выше, невротическое симптомообразование вредит ребенку в двух 
отношениях, с одной стороны, посредством ограничения его достижений Я. В 
соответствии с этим терапевтическая задача детского анализа двойственна. 
Толко-вательная работа, которая направлена то на защиту, то на защищаемое, 
приносит попеременно облегчение, с одной стороны, запуганному Я, с другой 
стороны, недостаточно удовлетворенным и лишенным своего отвода инстинктивным 
побуждениям. Мы ожидаем наконец от анализа невротических детей удовлетворения, 
обогащения и ненарушенного дальнейшего развития их личности.
14 А. Фрейд

418 Раздел VI. Техника детского психоанализа
Терапевтические мероприятия при нарушениях у невротических натур
Чем дальше удаляемся мы от обусловленных конфликтами нарушений (1-4 
диагностические категории), тем больше отличаются детали лечебного процесса 
даже там, где методы детского анализа еще применимы и достигают значительных 
улучшения.
Терапевтическио элементы в психоаналитическом методе
Особенностями аналитических методов, на которые прежде всего возлагают свои 
надежды аналитики, являются толкование сопротивления и переноса, расширение 
сознания за счет бессознательных частей ОНО, Я и сверх-Я и вытекающее из этого 
расширение господства Я над другими частями личности. Наряду с этими важнейшими 
элементами существует далее, как повсеместно признано, целый ряд других 
особенностей, которые более или менее преднамеренно или непреднамеренно 
проявляются попутно. В детском анализе большую роль играет занятие с 
предсознательным содержанием. Если аналитик воплощает его в слове и проводит 
полностью в сознание, он уменьшает тем самым страхи, которые вызываются 
посредством каждого прямого толкования бессознательного. Суггестивные. 
(внушающие) элементы нельзя целиком исключить из анализа, особенно из детского. 
В глазах ребенка аналитик в качестве взрослого постоянно является авторитетной 
фигурой. Так называемые воспитательные эффекты детского анализа нужно относить 
на этот счет. Пока дети воспринимают аналитика как действительно новый объект 
(а не как объект переноса), они используют эмоциональное отношение к нему не 
для разъяснения прошлого, а для коррекции и компенсации разочарований в 
объектах любви из предшествующих времен. В детском анализе успокоение страха 
(вместо его анализа) также более или менее неминуемо. Уже одно лишь присутствие 
надежного взрослого действует успокаивающе на инфантильные состояния страха, 
абсолютно несмотря на дружественное участие,

Пути и возможности терапии 419
проявляемое аналитиком, на отсутствие упреков и критики в аналитической 
ситуации и т. д.
   Аналитик, который хочет проводить настоящую обработку, делает все, чтобы 
отделить последние, неаналитические средства от участия в анализе. Он должен, 
однако, осознавать, что его усилия не всегда успешны. Как бы прочно ни лежали в 
его руках выбор метода обработки и его осуществление, природа процесса 
излечения в конце концов зависит не от него, а от индивидуальной природы, 
личности и специфической формы болезни пациента.
   Ференци цитирует (1909) высказывание Фрейда, которое сводится к тому, что 
невротики постоянно сами себя обрабатывают посредством переносов, всегда, когда 
аналитик хочет осуществить свою обработку. В другом месте (отчасти по устному 
сообщению) Фрейд излагает похожие положения, как например: что пациенты 
попадают в анализ не на основании усилий аналитика, а сами цепляются за 
аналитическую ситуацию на основании своих индивидуальных форм болезни: истерик 
посредством переноса своих страстных побуждений любви и ненависти, которые он 
хочет удовлетворить на аналитике; навязчивый невротик посредством проекции 
своих желаний всемогущества над аналитиком, в фантастическом осуществлении 
которых он затем участвует при переносе; мазохист ради страданий, которые он 
извлекает из анализа; садист, чтобы проявить во всей полноте мучения персоны 
аналитика; одержимый страстью, поскольку он замещает персоной аналитика цель 
своей страсти (алкоголь, наркотики), и т. д.
   Сходным образом К. Р. Айслер (1950) пишет в связи с патологией Я, что каждый 
отдельный пациент исходя из своей индивидуальной патологи навязывает аналитику 
изменения технического действия и что исходя из вида этих изменений 
(параметров) можно сделать выводы о характере нарушения Я пациента.
   Высказывания обоих авторов можно применить с определенными поправками к 
детскому анализу. В качестве р-налитиков мы открываем находящемуся в обработке 
ребенку доступ ко всем содержащимся в методе терапевтическим элементам. Далее 
мы открываем, что даже там, где наша техника не изменяется,
   
420 Раздел VI. Техника детского психоанализа
процесс излечения в ребенке идет самыми различными путями, т. с. что те 
терапевтические элементы оказываются самыми эффективным]!, которые лучше всего 
соответствуют специфи-
ческш"! форме болезни ребенка.
Ch ношения между формой болезни,
терапевтическим средством и лечебным процессом
Наши диагностические категории, которые стремятся создать новын порядок в 
психопатологии детства (см. гл. IV), одновременно ведут также к новому 
пониманию в области теории и техники лечебного процесса в детском анализе. Как 
показывают следующие рассуждения, каждое отдельное нарушение имеет сиос 
характерное влияние не только на цель обработки, но также на эффективность ее 
средств и на природу лечебного процесса.
   Как показано выше, терапевтический процесс бесспорнее всего при различных 
предварительных ступенях инфантильных неврозов и при самих инфантильных 
неврозах (1-3 диагностические категории). Здесь аналитические средства 
представлены в собственном смысле слова, как запускающий процесс изменений и 
улучшений. Пока аналитик соответственно выполняет свою роль, ни внушение, ни 
коррекция старых эмоциональных отношений, ни поверхностное успокоение страха не 
играют достойной внимания роли. Ребенок может обратиться к ним, если он 
находится в неповиновении и делает все )зозможное, чтобы избежать настоящего 
анализа, т. е. понимания своего собственного конфликта. Однако аналитик может 
быть убежден, что действительные изменения могут быть вызваны не этими 
основаниями. Детские терапевты и воспнтателн-консультаты осуществляют, таким 
образом, при различных детских психотерапиях не изменения во взаимоотношениях 
между ОНО, Я и сверх-Я, а лишь изменения в симптоматологии или в поведении 
ребенка, т. е. улучшения, основывающиеся на совершенно других и более 
поверхностных процессах, оставляющих незатронутыми сами неврозы.
   
Пути и возможности терапии 42 1
   Совершенно другие отношения при не невротических нарушениях (5-я 
диагностическая категория). Здесь на передний план выступают вторичные 
терапевтические средства, отдельно или в соединении друг с другом, в то время 
как толкование бессознательного, материала переноса или сопротивления, даже где 
нет сомнения в его правильности, или остается неэффективным, или в некоторых 
случаях имеет даже неожиданные последствия.
   Ухудшения, как следствие толкования, можно наблюдать, например, при 
пограничных случаях инфантильного психоза. У таких детей обычно наблюдается 
пышная жизнь фантазий. Результаты силы их воображения проявляются не в таких 
искажениях, как сознательные фантазии невротических детей;
они легко доступны аналитику, легко понятны и дают надежные сведения о страхах 
и о содержании ОНО, которые преследуют ребенка. Если, однако, эти фантазии 
будут истолкованы таким же образом, как у невротика, не последует такого же 
заметного снижения страха и внутреннего напряжения. Напротив, к разочарованию 
аналитика, ребенок использует само толкование в смысле своей патологии. Он 
воспринимает дословный текст и делает сказанное аналитиком основанием для все 
более расширяющейся (и вызывающей все больший страх) деятельности фантазии. Чем 
корректнее ведет себя аналитик в смысле аналитической техники, тем неожиданнее 
ведет себя ребенок; он охотно и без обычного сопротивления делает аналитика 
посвященным в своп фантазии, однако у него при этом существует намерение не 
избавиться от последних, а воссоздать их при помощи аналитика, по меньшей мере 
установить с ним «безумие вдвоем». Эта цель, хотя и соответствует патологии 
ребенка, но не соответствует ее возникновению. На таких случаях аналитик учится,
 что для их терапии нецелесообразно толковать содержание фантазий и что его 
аналитическая работа должна ограничиваться тем, чтобы обозначать словом для 
ребенка предсознательные опасные ситуации и страхи и помочь ему понять их, 
воспринять их в своих мыслительных процессах и постепенно подчинить своему 
сознательному Я. В случаях, где трудно различать тяжелые инфантильные неврозы и 
пограничные случаи психозов, этот отрицательный терапевтический

422 Раздел VI. Техника детского психоанализа
эффект толкования бессознательного может служить диагностическим указателем.
   У летен с сильно нарушенной эмоциональной жизнью различия лежат прежде всего 
в 0'бласти толкования переносов. Эти пациенты проявляют в их установке к 
аналитику все признаки либидопосной стадии, на которой их развитие в этом 
отношении застревает. Они не различают свою собственную персону и персону 
аналитика, т. с. они переносят на него изначальное единство матери и ребенка 
(симбиоз); или рассматривают аналитика лишь как средство к удовлетворению своих 
желаний (любовь по типу потребности в опоре и поддержке); или они извлекают 
обратное свое либидное заполнение, когда аналитик запрещает им что-либо или 
ставит перед ними какие-либо требования к сотрудничеству (недостаточная 
константность в объектном отношении). Толкование переноса действует здесь 
только в тех случаях, когда нарушение восходит или к травматическим 
переживаниям (разочарованиям и т. д.), или регрессиям от высших ступеней 
развития либидо. Там, где повреждения основываются на значительных лишениях и 
отказах со стороны первых объектов любви в начале жизни, толкование переноса 
остается без заметного э4)фекта. С другой стороны, в анализе улучшаются также и 
эти состояния, и дети делают отчетливые продвижения от более низких к более 
высоким ступеням либпдпого развития. Здесь аналитику важно понимать, что не 
следует относить улучшения на счет собственного анализа. Для этого пациента 
терапевтически эффективно терпеливое, сочувствующее, ненарушенное ничем 
потворство взрослых, которое отзывается в ребенке, если оно не приходит слишком 
поздно, и побуждает к дальнейшему развитию остатки нормальных ли-бидных 
установок. В рамках детского анализа мы видим здесь перед собой, стало быть, 
действительно коррекцию прошлого, а не анализ прошедшего. (Улучшения или 
излечения этого рода отличаются от аналитических результатов тем, что они 
обусловлены временем. Мы находим их скорее всего там, где тера-1ия находится 
еще в такой же фазе развития, в которой происходит повреждение, или, во всяком 
случае, ненамного позже. Очень ранние повреждения не позволяют в более поздние 
годы таким образом исправлять их, т. е. развитие нельзя наверстать,
   
Пути и возможности терапии 423
если подходящее для него время прошло, за исключением случаев, когда еще 
остаются неповрежденными достаточные основания для дальнейшего развития.)
   У детей с сильными интеллектуальными нарушениями рассматриваемые здесь 
различия лежат в области преодоления страха. Такие пациенты обычно страдают в 
большой степени от архаических страхов (см. гл. V). Из-за отставания их функций 
Я они дольше, чем другие, не в состоянии ориентироваться во внутреннем и 
внешнем мире. Приходящие с обеих сторон побуждения не могут быть преодолены и 
создают страхи, которые, со своей стороны, привлекают к себе все имеющееся 
внимание Я и задерживают его дальнейшее развитие. Здесь вмешивается 
аналитическая обработка, аналитик подчиняет своим усилиям беспомощное Я ребенка,
 облегчает напряжение и таким образом освобождает силы для дальнейшего развития,
 которые до этого истощались в попытках преодоления страха. Во время обработки 
ребенок продвигается далее среди форм страха, которые естественным образом 
протекают как следствие спонтанного развития Я, а именно, от архаических 
страхов (страх уничтожения и пр.) к страху расставания, страху потери любви, 
страху кастрации, чувству вины и пр. Для аналитика важно помнить, что этих 
успехов добивается не его аналитическая деятельность, а приписанная ему 
ребенком роль при успокоении страха.
   Вопреки нашим ожиданиям улучшения в детском анализе можно достичь даже в 
случаях органического поражения (5-я диагностическая категория). Где вред лежит 
прежде всего в обеднении инстинктивной жизни и Я относительно нормально развито,
 аналитическая обработка действует благотворно посредством стимуляции жизни 
фантазии и способствованпя всем возможным инстинктивным производным; в 
противоположном случае, при повреждениях Я при относительно нормальной 
инстинктивной жизни,личность ребенка извлекает пользу из поддержки Я, которую 
ребенок находят в аналитике. В этих случаях также не сам анализ, а содержащиеся 
в нем вторичные элементы оказывают благоприятное терапевтическое влияние.
   В анализе нарушенных подростков мы находим полное соответствие между 
смешанными формами в их психопатологии и постоянной сменой в их поведении по 
отношению
   
424 Роздел VI. Техника детского психоанализа
к аналитической терапии. По описанию К. Р. Айслер (1958), подросток объединяет 
в себе признаки неврозов и психозов, преступности п одержимости страстью и т. п.
 На этом основа-пни он ждет от аналитика такой же беспрерывной смены и техники, 
которая приспособлена к этим различным формам болезни. Выводы, которые Айслер 
делает о технике терапевта, дают возможность, следуя ходу наших мыслей, 
обратиться также к поведению анализируемого: подросток выбирает в нетерпеливой 
последовательности, соответствующей чередованию его •внутренних состояний, те 
технические средства анализа, которые он может использовать для своего 
внутреннего облегчения. Пока он является невротиком, он обращает внимание на 
подлинные аналитические толкования; для его одержимости страстью ему необходим 
аналитик; пока он наводнен своими ин-стинктными побуждениями, он нуждается в 
аналитике как помощнике Я; пока его Я и ОНО выполняют общее дело, он 
воспринимает анализ как угрозу и стремится к его прекращению и т. д.

426 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование
Психоанализ в детском возрасте
и воспитание1 '
Вы проследили вместе со мной два момента детского анализа. Эта. последняя 
лекция нашего курса будет посвящена рассмотрению третьего и, быть может, самого 
важного момента.
   Позвольте мне еще раз сделать краткий обзор прочитанного курса. В первой 
части его мы рассматривали введение в аналитическое пользование детей. Мы можем 
сказать, что содержание ее с точки зрения аналитической теории совершенно 
индифферентно. Я описывала вам так пространно все эти мелкие, ребяческие и 
детские поступки, вроде вязания и игр, все эти приемы, с помощью которых мы 
домогались расположения ребенка, не потому, что я считаю их особенно важными 
для анализа: я преследовала совершенно иную цель: показать вам, каким 
недоступным объектом является ребенок, как мало применимы к нему даже 
испытаннейшие приемы научной терапии и как настойчиво он требует, чтобы к нему 
подходили, сообразуясь с его собственным детским своеобразием. Что бы ни 
начинали делать с ребенком, обучаем ли мы его арифметике или географии, 
воспитываем ли мы его или подвергаем анализу, — мы должны прежде всего 
установить определенные эмоциональные взаимоотношения между собой и ребенком. 
Чем труднее работа, которая предстоит нам, тем прочнее должна быть эта связь. 
Подготовительный период лечения, т. е. создание такой связи, следует своим 
собственным правилам, которые определяются личностью ребенка и покамест 
совершенно не зависят от аналитической терапии и техники. Вторая часть нашего 
курса была собственно аналитической; в ней я старалась дать вам обзор тех путей,
 которыми мы можем приблизиться к бессознательной сфере ребенка. Эта часть 
нашего курса, как я заметила, разочаровала вас, так как вам стало ясно, что как 
раз наиболее верные в большинстве случаев, специфические технические
' Четссртая лекция, прочитанная в Венском университете и включенная в работу 
-<Вч"дс]!!1е и технику детского психоанализа» (1927).
 Текст д;|.н no n:vi.aiii!io: Фрейд Л., Фрейд 3. Детская сексуальность и 
психоанализ детских неврозов. СПб., 1997. С. 203-215.
 
Психоанализ в детском возрасте и воспитание 427
приемы, применяемые при анализе взрослых, не могут быть использованы для 
лечения ребенка, что мы должны отказаться от многих требований науки и добывать 
материал для анализа там, где мы можем его найти, — аналогично тому, как мы 
поступаем в повседневной жизни при желании познакомиться с интимными 
переживаниями человека. Разочарование относится в данном случае, как мне 
кажется, еще и к другому пункту. Другие аналитики часто спрашивали у меня, не 
имела ли я случая подойти гораздо ближе, чем это возможно при анализе взрослых 
пациентов, к процессам развития, которые имели место в течение первых двух лет 
жизни, и на которые все настойчивее направляются наши аналитические изыскания, 
связанные с открытием бессознательного. Эти аналитики полагают, что ребенок 
стоит еш,е ближе к этому важному периоду, что вытеснение выражено у него еще не 
столь резко, что нам еще легко проникнуть через материал, наслоившийся на эти 
ранние переживания, и что таким образом здесь откроются, может быть, 
неожиданные возможности для исследования. До сих пор я всегда должна была 
отвечать на этот вопрос отрицательно. Правда, материал, который доставляет нам 
ребенок, как вы уже видели из приведенных мною примеров, особенно ясен и 
понятен. Он дает нам ключ к пониманию содержания детских неврозов; я оставляю 
за собой право дать описание их в другом месте. Этот материал дает нам много 
веских подтверждений таких фактов, о которых мы до сих пор говорили лишь на 
основании выводов, сделанных из анализов со взрослыми людьми. Однако 
существующий у меня до настоящего времени опыт, накопленный с помощью описанной 
здесь техники, показывает, что мы не можем перешагнуть за тот период, когда у 
ребенка появляется речевая способность, то есть когда его мышление 
приравнивается к нашему. Теоретически это ограничение наших возможностей, на 
мой взгляд, нетрудно понять. Все, что мы узнаем относительно этого 
«доисторического» периода времени при анализе взрослых пациентов, добывается с 
помощью свободных ассоциаций и толкования реакций перенесения, т. е. с помощью 
тех двух технических приемов, которые неприменимы при детском анализе. Но, 
кроме того, наше положение в данном случае можно сравнить с положением этнолога,
 который тщетно

.428 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование
пытался бы получить у первобытного народа ключ к пониманию доисторического 
времени более кратким путем, чем при изучении культурного народа. Напротив того,
 у первобытного народа он был бы лишен такого источника, как сказания и мифы, 
которые позволяют ему при изучении культурного народа сделать вывод о 
доисторических временах. Точно так же и у маленького ребенка нет еще реактивных 
образований и покрывающих воспоминаний, которые возникают лишь во время 
латентного периода и из которых проведенный впоследствии анализ может добыть 
скрытый за ними материал. Таким образом, вместо того чтобы иметь какие-нибудь 
преимущества перед анализом взрослых пациентов, детский анализ оказывается 
менее благодарным также и в добывании бессознательного матсрггала.
Теперь я перехожу к третьей и последней части нашего курса: к использованию 
аналитического материала, который был получен после тщательно проведенного 
подготовительного периода с помощью описанных здесь прямых и окольных путей. 
После сделанных до сих пор выводов вы подготовлены к тому, чтобы услышать от 
меня нечто новое и отступающее от классических правил анализа.
Рассмотрим еще раз более подробно аналогичную ситуацию у взрослого пациента. 
Его невроз разыгрывается, как мы знаем, в пределах его психических инстанций 
между тремя факторами: между его бессознательными влечениями, егоЯи сверх-Я, 
которое является представителем этических и эстетических требований общества. 
Задача анализа заключается в том, чтобы путем осознания бессознательных 
влечений упразднить конфликт, существующий между этими тремя инстанциями. 
Побуждения, находившиеся до сих пор в вытесненном состоянии, не подвергались 
вследствие этого воздействию сверх-Я. Анализ освобождает их, делает доступными 
влиянию сверх-Я, которое определяет теперь их дальнейшую судьбу. Место 
вытеснения занимает теперь сознательная критика, осуждение одной части влечений,
 в то время как другие частично сублимируются, отклоняются от сексуальных целей,
 частично же допускаются к удовлетворению. Этот новый благоприятный исход 
связан с тем, что Я пациента начиная с того времени, когда

Психоанолиз в детском возрасте и воспитание 429
было осуществлено первоначальное вытеснение, вплоть до того времени, когда 
анализ выполнил свою освободительную работу, проделало все свое этическое и 
интеллектуальное развитие, и, таким образом, Я пациента может принимать теперь 
совсем иные решения, чем те, которые принимались им раньше. Влечения должны 
подвергнуться теперь разнообразным ограничениям, а сверх-Я должно отказаться от 
некоторых своих преувеличенных притязаний. На общем поприще сознательной работы 
осуществляется теперь синтез между обеими инстанциями.
Сравните теперь с этим ситуацию, с которой мы встречаемся у ребенка. Конечно, 
невроз ребенка тоже разыгрывается в пределах психических инстанций, и в данном 
случае он тоже определяется тремя силами: влечениями, Я и сверх-Я. Но мы уже 
дважды сталкивались с обстоятельствами, подготовившими нас к тому, что при 
анализе ребенка внешний мир является, хотя и неудобным для анализа, но 
органически важным фактором и оказывает очень сильное влияние на внутренние 
соотношения: во-первых, при рассмотрении начальной ситуации детского анализа мы 
были вынуждены считаться с тем, что такой важный момент, как сознание болезни, 
существует не у самого ребенка, а у окружающих его лиц, и, во-вторых, при 
описании ситуации перенесения выяснилось, что аналитику приходится делить 
любовь и ненависть ребенка с его фактическими объектами. Таким образом, нас не 
должно удивлять, что внешний мир оказывает на механизм инфантильного невроза и 
на течение анализа гораздо более сильное влияние, чем у взрослого пациента.
Мы сказали раньше, что сверх-Я взрослого индивида является представителем 
моральных требований общества, в котором живет человек. Мы знаем, что сверх-Я 
обязано своим происхождением отождествлению ребенка с первыми и самыми важными 
любовными объектами — с родителями, на которых опять-таки общество возложило 
задачу внедрить в ребенка общеобязательные этические требования и добиться 
требуемого обществом ограничения влечений. Таким образом, требование, которое 
имело первоначально личный характер и исходило от родителей, становится лить в 
ходе прогресса (от объектной любви к родителям до отождествления с ними) 
Я-идеалом, независимыми от внешнего мира и его прототипов.

430 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование
    У ребенка же о такой независимости не может быть и речи. Освобождение от 
привязанности к любимым объектам произойдет лишь в далеком будущем, 
отождествление же при продолжающейся объектной любви происходит очень медленно 
и частично. Тем не менее в этот ранний период сверх-Я существует, и многие 
отношения между ним и .Я аналогичны соотношениям, существующим в более позднем 
возрасте. Однако не следует упускать из виду постоянной смены взаимоотношений 
между сверх-Я и объектами, которым оно обязано своим возникновением; мы можем 
сравнить их с соотношениями, имеющими место в двух сообщающихся сосудах. Если 
усиливаются хорошие отношения с родителями во внешнем мире, то одновременно 
усиливаются и притязания сверх-Я и энергия, с которой оно их предъявляет. Если 
эти отношения ухудшаются, то одновременно слабеет и сверх-Я.
    Приведем в качестве первого примера совсем маленького ребенка. Если матери 
или няне удается приучить маленького ребенка после первого года жизни 
отправлять вовремя естественные надобности, то у нас получается такое 
впечатление, что ребенок соблюдает это требование чистоплотности не только из 
боязни или любви к матери или няне, но что у него самого возникает определенное 
отношение к этому требованию, что он сам радуется своей опрятности и огорчается,
 если с ним случается несчастье в этом отношении. Правда, мы всегда замечаем, 
что последующая разлука с лицом, которое научило ребенка соблюдать опрятность 
(временная разлука с матерью или перемена няни), ставит под угрозу это 
завоевание. Ребенок становится опять неопрятным, таким же, каким он был до того,
 как его научили соблюдать опрятность; он снова начинает соблюдать ее лишь 
тогда, когда возвращается его мать или когда у него возникает привязанность к 
новой няне. Тем не менее впечатление, что ребенок предъявлял уже сам к себе 
требование соблюдать опрятность, не было ошибочным. Это требование существует, 
но оно только тогда ценно для ребенка, если авторитетное лицо существует как 
объект во внешнем мире. Если ребенок теряет связь с объектом, он утрачивает 
также и радость от исполнения этого требования.
    
Психоанализ в детском возрасте и воспитание 43 1
   В начале латентного периода соотношения продолжают оставаться теми же самыми.
 При анализе взрослых мы часто получаем подтверждение того, какие опасные 
последствия для моральной сферы и структуры личности ребенка может иметь каждое 
нарушение его привязанности к родителям. Если ребенок теряет своих родителей в 
силу каких бы то ни было причин и если они теряют для него ценность как объекты 
вследствие, скажем, душевного заболевания или совершенного им преступного 
действия, то он подвергается вместе с тем и опасности потерять или обесценить 
свое частично уже созданное сверх-Я. Из-за этого он не может уже 
противопоставить своим влечениям, требующим удовлетворения, активных внутренних 
сил. Таким образом, можно было бы, пожалуй, объяснить возникновение некоторых 
диссоциальных типоз и психопатических личностей.
   Для характеристики этих соотношений, существующих еще и в конце латентного 
периода, я привожу пример, позаимствованный мною из анализа мальчика, 
находящегося в периоде, предшествующем половой зрелости. Однажды в начале 
лечения я спросила его по какому-то поводу, не бывает ли у него каких-нибудь 
дурных мыслей. Он ответил: «Если я нахожусь, например, один дома, и в доме есть 
фрукты. Родители ушли и не дали мне попробовать этих фруктов. Тогда я все время 
думаю о том, что теперь я мог бы попробовать их. Но я стараюсь думать о 
чем-нибудь другом, потому что я не хочу красть». Я спросила его, всегда ли он 
может устоять против таких мыслей. Он ответил мне утвердительно, он никогда еще 
ничего не украл. «А если твое желание станет очень сильным, — спросила я, — что 
ты тогда сделаешь?» «Я все-таки ничего не возьму, — ответил он торжествующе, — 
потому что я боюсь отца». Вы видите, что его сверх-Я достигло большой 
независимости, которая сказывается в его потребности не стать вором. Когда же 
искушение становится слишком сильным, он должен призвать на помощь то лицо (т. 
е. отца), которому обязано своим существованием это требование и от которого 
исходят предостережения и угрозы наказания. Другой ребенок, находясь в таком же 
положении, вспомнил бы, может быть, о своей любви к матери.
   
432 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование
Эта слабость и зависимость требований детского Я-идеала, о которых я здесь 
говорю,' вполне согласуется также с другим наблюдением, которое может быть 
сделано в любом случае при более близком ознакомлении с ним; ребенок имеет 
двойную мораль: одну, предназначенную для мира взрослых, и другую — для себя и 
своих сверстников. Мы знаем, например, что у ребенка в известном возрасте 
появляется чувство стыда, т. е. он избегает показываться голым и отправлять 
свои естественные нужды в присутствии чужих взрослых людей, а впоследствии ' 
также и в присутствии близких ему людей. Но мы знаем также, что эти самые дети 
без всякого стыда раздеваются в присутствии других детей и что не всегда 
удается провести в жизнь запрещение ходить вместе с другими детьми в уборную. К 
своему удивлению, мы можем установить также, что дети брезгуют некоторыми 
вещами только в присутствии взрослых, т. е. как бы под их давлением, в то время 
как эта реакция не наступает у них, когда они находятся в одиночестве или в 
обществе детей. Я вспоминаю десятилетнего мальчика, который во время прогулки 
оживленно воскликнул, указывая на кучу коровьего помета: «Посмотри, какая 
странная вещь...» Мгновение спустя он заметил свою ошибку и густо покраснел. 
Затем он извинился передо мною: он сразу не заметил, что это такое, в противном 
случае он никогда не сказал бы этого. Однако я знаю, что этот же самым мальчик 
охотно говорит со своими товарищами, не краснея, об экскрементальных процессах. 
Этот же мальчик однажды уверял меня, что, когда он находится наедине с самим 
собою, он может трогать руками свой собственный кал, не испытывая при этом 
брезгливого чувства. Если при этом присутствует кто-нибудь из взрослых, то ему 
даже трудно говорить об этом.
Следовательно, стыд и отвращение, эти два важнейших реактивных образования, 
назначение которых заключается в том, чтобы не допустить к удовлетворению 
анальные эксгиби-ционистические стремления, нуждаются даже после своего 
возникновения во взрослом объекте для своего укрепления и активности.
Эти замечания относительно зависимости детского сверх-Я и двойной морали 
ребенка в вопросах, связанных со стыдом

Психоанализ в детском возрасте и воспитание 433
и отвращением, приводят нас к важнеишему различию между детским анализом и 
анализом взрослого пациента. Детский анализ вообще не является приватным делом, 
касающимся исключительно двух людей, аналитика и его пациента. Поскольку 
детское сверх-Я еще не стало безличным представителем исходящих от внешнего 
мира требовании, поскольку оно еще органически связано с внешним миром, 
постольку существующие в этом внешнем мире объекты играют важную роль во время 
самого анализа и особенно последней его части, когда речь идет об использовании 
влечений, освобожденных от вытеснений.
   Вернемся еще раз к сравнению со взрослым невротиком. Мы сказали, что при 
анализе его нам приходится считаться с его влечениями, его Я и сверх-Я; если 
обстоятельства складываются благоприятно, нам не нужно беспокоиться о судьбе 
побуждений, выбывающих из бессознательной сферы. Они подпадают под влияние 
сверх-Я, которое несет ответственность за их дальнейшую судьбу.
   Кому же мы предоставим решение этого вопроса при детском анализе? Принимая 
во внимание все вышеприведенные выводы и сохраняя последовательность, мы могли 
бы сказать:
лицам, воспитывающим ребенка, с которым его сверх-Я связано еще очень тесно, т. 
е. в большинстве случаев родителям ребенка.
   Не забывайте, с какими трудностями связано такое положение вещей. Эти же 
самые родители или воспитатели предъявляли к ребенку чрезмерные требования и 
привели его вследствие этого к чрезмерному вытеснению и неврозу. В данном 
случае между образованием невроза и освобождением от него с помощью анализа нет 
такого большого промежутка времени, как у взрослого пациента, Я которого 
проходит в течение этого периода все стадии своего развития; таким образом, у 
взрослого пациента то Я, которое приняло первое решение, и то Я, которое 
предпринимает теперь проверку его, не являются уже больше идентичными. Родители,
 которые привели ребенка к заболеванию и которые должны способствовать теперь 
его выздоровлению, являются фактически теми же самыми людьми с теми же самыми 
взглядами. Лишь в самом благоприятном случае, будучи научены горьким опытом 
(болезнью ребенка), они готовы смягчить теперь свои требования. Таким образом,
   
434 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование
было бы опасно предоставить им решение судьбы освобожденных с помощью анализа 
влечении. Слишком велико опасение, что ребенок вынужден будет еще раз пойти по 
пути вытеснения, который опять приведет его к неврозу. При таком положении 
вещей было бы целесообразнее вовсе отказаться от длительной и трудно it 
освободительной аналитической работы.
Каков же выход из создавшегося положения? Допустимо ли преждевременно объявить 
ребенка совершеннолетним потому лишь, Ч7'о он одержим неврозом и должен быть 
подвергнут анализу, и предоставить ему самому решение важного вопроса, как ему 
поступить с освобожденными от вытеснения влечениями? Я не знаю, какими 
этическими инстанциями он руководствовался бы, с помощью каких критериев или 
практических соображений он был бы в состоянии найти выход из этого трудного 
положения. Я полагаю, что если бы оставить его одного и лишить его какой бы то 
ни было помощи извне, он нашел бы лишь один-единственный кратчайший и удобный 
путь: путь непосредственного удовлетворения. Однако из аналитической теории и 
практики мы знаем, что именно в целях предохранения от невроза нельзя допустить,
 чтобы ребенок испытал действительное удовлетворение на какой-либо ступени 
неизбежной перверсивпой сексуальности. В противном случае, фиксация на 
испытанном однажды удовольствии станет препятствием для дальнейшего нормального 
развития, и стремление к повторению этого переживания станет опасным стимулом 
для регрессии от более поздних ступеней развития.
Я вижу один только выход из этого затруднительного положения. Аналитик сам 
должен требовать, чтоб ему была предоставлена свобода действий для руководства 
ребенком в этом важнейшем вопросе; таким образом он сможет обеспечить до 
некоторой степени результаты анализа. Под его влиянием ребенок должен научиться,
 как вести себя по отношению к своим влечениям, в конечном итоге по его 
усмотрению будет решен вопрос о том, какую часть инфантильных сексуальных 
побуждений следует подавить или отбросить вследствие несовместимости их с 
культурным миром, какие влечения могут быть допущены к непосредственному 
удовлетворению и какие должны подвергнуться сублимированию; в последнем случае 
воспитание

Психоанализ в детском возрасте и воспитание 435
должно принта на помощь ребенку всеми имеющимися в его распоряжении средствами. 
Коротко говоря, аналитик должен суметь занять во время анализа с ребенком место 
его Я-идеала, он не должен начинать свою освободительную аналитическую работу 
до тех пор, пока не будет уверен в том, что он окончательно овладел этой 
психической инстанцией ребенка. И здесь для аналитика очень важно играть роль 
сильной личности, о чем мы уже говорили в начале при введении в детский анализ. 
Только в том случае, если ребенок чувствует, что авторитет аналитика выше, чем 
авторитет его родителей, он согласится уступить наивысшее место в своей 
эмоциональной жизни этому новому любовному объекту, занявшему место рядом с его 
родителями.
   Если родители ребенка, как я уже упоминала раньше, научены чему-нибудь 
болезнью ребенка и выражают готовность приспособиться к требованиям аналитика, 
то в данном случае оказывается возможным произвести действительное 
подразделение аналитической и воспитательной работы между аналитическими 
сеансами и домашней обстановкой или скорее даже установить совместное действие 
обоих факторов. Воспитание ребенка не только не прекращается по окончании 
анализа, но полностью вновь переходит непосредственно из рук аналитика в руки 
родителей, обогативших теперь свой опыт и разум.
   Но если родители, пользуясь своим влиянием, затрудняют работу аналитика, то 
ребенок, эмоциональная привязанность которого направлена и на аналитика, и на 
родителей, попадает в такое же положение, что и при несчастном браке, где он 
становится объектом раздора. Тогда нам нечего будет удивляться, если в 
результате такого положения появятся все те отрицательные последствия при 
формировании характера ребенка, которые наблюдаются при неудачно сложившейся 
семейной жизни. Там ребенок пользуется конфликтом между отцом и матерью, здесь 
— между аналитиком и родителями, чтобы избавиться — как в первом, так и во 
втором случае — от всяких требований. Это положение становится опасным, если 
ребенок, у которого возникает сопротивление, сумеет так восстановить своих 
родителей против аналитика, что они требуют прекращения анализа. Аналитик 
теряет ребенка в крайне неблагоприятный
   
436 Роздел VII. Психоанализ, воспитание, образование
момент, когда у ребенка существует сопротивление и отрицательное перенесение, и 
можно не сомневаться в том, что все влечения, освобожденные до тех пор с 
помощью анализа, будут испо-чьзовяиы ребенком в самую худшую сторону. В 
настоящее время я не начинаю детского анализа, если характеристика или 
аналитическая образованность родителей не гарантируют меня хотя бы до пскотсрон 
степени от такого исхода.
Необходимо, чтобы анапитик полностью овладел детской психикон. Я иллюстрирую 
это положение с помощью одного лишь последнего примера. Речь идет здесь о 
шестилетней па-лнситкс, неоднократно упоминавшейся больной, страдавшей неврозом 
навязчивости.
С помощью анализа я добилась того, что она позволила своему «черту» I сверить, 
после чего она начала рассказывать мне очень много анальных фантазий, сначала 
неохотно, но, заметив потом, что я пс выражаю неудовольствия, она начала 
рассказывать их смелее ч подробнее. Сеанс проходил в сообщении анальных 
фантазий и стал складом для угнетавших ее раньше снов наяву. Во время этой 
беседы со мной она освобождалась также и от того давления, которое она 
постоянно испытывала на себе. Она сама называла время, проведенное у меня, 
«часом своего отдыха». «Анна Фрейд, — сказала она мне однажды, — проведенный с 
тобою сеанс — это час моего отдыха. В это время мне не нужно сдерживать своего 
"черта"». «Знаешь, — добавила она тотчас же, ~ у меня есть еще одно время 
отдыха: когда я сплю». Во время анализа и во время сна она освобождалась, 
очевидно, от того, что у взрослого человека равнозначно постоянной затрате 
энергии на поддержание вытеснения. Ее освобождение сказалось прежде всего в том,
 что в ней происходила какая-то перемена, она становилась внимательной и 
оживленной.
Несколько времени спустя она сделала еще один шаг в этом направлении. Она 
начала рассказывать свои фантазии и анальные мысли, которые до сих пор 
тщательно скрывала; дома, когда к столу подавали какое-нибудь блюдо, она делала 
вполголоса какое-нибудь сравнение или произносила, обращаясь к другим детям, 
«грязную» шутку. Тогда ее воспитательница пришла ко мне, чтобы получить 
соответствующие указания. Я в то время не имела ei;ie опыта, приобретенного 
мною впоследствии

Психоанализ в детском возрасте и воспитание 437
при детском анализе, отнеслась к этому недостаточно серьезно и посоветовала ей 
просто не обращать внимания на такие пустяки. Однако результаты получились 
совершенно неожиданные. Вследствие отсутствия критики ребенок потерял всякое 
чувство меры и начал обнаруживать в домашней обстановке все, о чем до тех пор 
говорилось только у меня во время сеанса;
она совершенно погрузилась в свои анальные представления, сравнения и выражения.
 Другим членам семьи это вскоре показалось невыносимым; поведение ребенка, 
особенно за обеденным столом, отбивало аппетит у всех, и как дети, так и 
взрослые молча и неодобрительно покидали один за другим комнату. Моя маленькая 
пациентка вела себя, как лицо, одержимое перверсией, или как взрослая 
душевнобольная и поставила себя вследствие этого вне человеческого общества. Ее 
родители, не желая наказывать ее, не изолировали ее от других детей, но в 
результате другие члены семьи начали теперь избегать ее, у нее же самой исчезли 
в это время все задержки и в другом отношении. В течение нескольких дней она 
превратилась в веселого, шаловливого, избалованного, довольного собой ребенка.
   Ее воспитательница пришла ко мне во второй раз пожаловаться на ее поведение: 
состояние невыносимое, жизнь в доме нарушена. Что делать? Можно ли сказать 
ребенку, что рассказывание таких вещей само по себе еще не так страшно, но что 
она ее просит не делать этого дома. Я восстала против этого. Я должна была 
сознаться, что я действительно допустила ошибку, приписав сверх-Я ребенка 
самостоятельную сдерживающую силу, которой сверх-Я вовсе не обладало. Как 
только авторитетные лица, существовавшие во внешнем мире, стали менее 
требовательны, тотчас же снисходительным стал и Я-идеал, бывший до тех пор 
очень строгим и обладавший достаточной силой, чтобы вызвать целый ряд симптомов 
невроза навязчивости. Я понадеялась на эту невротическую строгость Я-идеа-ла, 
была неосторожна и не достигла при этом ничего для целей анализа. Я на 
некоторое время превратила заторможенного, не-вротичного ребенка в капризного, 
можно было бы, пожалуй, сказать, перверсивного ребенка, но, кроме того, я 
одновременно ухудшила ситуацию для своей работы, так как этот освобожденный 
ребенок имел теперь свой «час отдыха» в течение целого
   
438 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование
дня, перест.чл считать совместную нашу работу важной, не давал больше 
соответствующего материала для анализа, потому что он рассеивал его в течение 
дня, вместо того чтобы собирать его для сеанса, и мгновенно потерял необходимое 
для анализа сознание болезни. Для детского анализа в егце большей мере, чем для 
аг.ачиза взрослых пациентов, сохраняет свою силу положение, чаю аналитическая 
работа может быть проведена лишь в состоянии неудовлетворенности.
   К счастью, положение оказалось лишь теоретически столь опасным, на практике 
его легко было исправить. Я попросила воспнтателиншу ничего не предпринимать и 
запастись еще немного терпением. Я обещала ей опять призвать ребенка к порядку, 
но не могла ей обещать, как скоро наступит улучшение. Во время слсдуюш.сго 
сеанса я действовала очень энергично. Я заявила ей, что она нарушила договор. Я 
думала, что она рассказывала мне эти грязные вещи для того, чтобы избавиться от 
них, но теперь я вижу, что это вовсе не так. Она охотно рассказывала все это в 
своем домашнем кругу, потому что это доставляло ей удовольствие. Я ничего не 
имею против этого, но только я не понимаю, зачем я ей нужна тогда. Мы можем 
прекратить сеансы, и она будет иметь возможность тогда получать удовольствие. 
Но если она остается при своем первоначальном намерении, то она должна говорить 
об этих вещах только со мной и больше ни с кем; чем больше она будет 
воздерживаться от этого дома, тем больше она будет вспоминать во время сеанса, 
тем больше я буду узнавать о ней, тем скорее я смогу освободить ее. Теперь она 
должна принять то или иное решение. После этого она очень побледнела, 
задумалась, посмотрела на меня и сказала с тем же серьезным согласием, как и 
при первом аналитическом уговоре: «Если ты говоришь, что это так, то я больше 
не буду говорить об этом». Таким образом была восстановлена ее невротическая 
добросовестность. С этих пор ее домашние не слыхали от нее больше ни одного 
слова о таких вещах. Она опять преобразилась: из избалованного, перверсивно-го 
ребенка она опять превратилась в заторможенного, вялого ребенка.
   Такое же превращение повторялось у этой самой пациентки еще несколько раз во 
время ее лечения. Когда она впадала
   
Психоанализ в детском возрасте и воспитание 439
после освобождения с помощью анализа от своего очень тяжелого невроза 
навязчивости в другую крайность, в «испорченность» или в перверсию, то у меня 
не было другого выхода, кроме как вновь воссоздать невроз и восстановить в 
правах исчезнувшего уже «черта»; разумеется, я делала это всякий раз в меньшем 
масштабе и с большей осторожностью и мягкостью, чем это делалось при прежнем 
воспитании, пока я наконец не добилась того, что ребенок мог придерживаться 
середины между этими двумя крайностями.
Я не остановилась бы так подробно на этом примере, если бы все вышеописанные 
соотношения при детском анализе не были так ясно выражены в нем: слабость 
детского Я-идеала, зависимость его требований, а следовательно, и невроза от 
внешнего мира, его неспособность сдержать без посторонней помощи освобожденные 
побуждения и вытекающая из этого необходимость для аналитика обладать 
авторитетом в воспитательном отношений. Следовательно, аналитик объединяет в 
своем лице две трудные и собственно противоречащие друг другу задачи: он должен 
анализировать и воспитывать, т. е. он должен в одно и тоже время позволять и 
запрет,атъ, разрывать и вновь связывать. Если это ему не удается, то анализ 
становится для ребенка индульгенцией, позволяющей ему делать все, что считается 
в обществе недозволенным. Если же разрешение этих задач удается аналитику, то 
он корректирует неудачное воспитание и анормальное развитие и дает возможность 
ребенку или тем, кто решает судьбу ребенка, исправить сделанные ошибки.
Вы знаете, что в конце анализа со взрослыми людьми мы не вынуждаем пациента 
стать здоровым. Он сам решает, что ему сделать с новой предоставленной ему 
возможностью. От него зависит, захочет ли он еще раз проделать путь, приведший 
его к неврозу, позволит ли ему развитие его Я пойти противоположным путем 
широкого удовлетворения своих влечений, или же ему удастся найти средний путь 
между этими двумя, осуществить
' Эта авторитетность дает аналитику, работающему с детьми, возможность 
применять «активную терапию» по Ференци, подавлять отдельные симптомы, что 
влечет за собой запруду либидо и доставляет, таким образом, обильный материал 
для анализа.

440 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование
истинный анализ живущих в нем сил. Точно так же мы не мо-' жсм. заставить 
родителей нашей маленькой пациентки обращаться более благоразумно с 
выздоровевшим ребенком. Дет-" ский анализ не защищает ребенка от вреда, который 
может быть ему причинен в будущем. Он оперирует главным образом с прошлым: 
конечно, он соз.лпет, таким образом, лучшую, расчищенную почву для будущего 
развития.
   Я полагаю, что из вышеизложенных соотношений для вас явствует важное 
указание относительно показаний к детскому .. анализу. Показание это диктуется 
не только определенным заболеванием ребенка. Детский анализ распространяется 
прежде всего па среду психоаналитиков, он должен ограничиться пока детьми 
аналитиков, анализируемых и родителей, которые от-. носятся к анализу с 
определенным доверием и уважением. Толь-ко в такой среде можно будет без резкой 
грани перевести аналитическое воспитание, имеющее место во время лечения, в 
домашнее воспитание. Там, где анализ ребенка не может органически срастись с 
его другой жизнью, а входит в его другие отношения как инородное тело и 
нарушает их, там анализ породит у ребенка еще больший конфликт по сравнению с 
теми, от которых освободит его лечение.
   Я боюсь, что это утверждение разочаровало тех из вас, которые были уже 
готовы отнестись к детскому анализу с некоторым доверием.
   Показав вам столько трудностей детского анализа, я не хотела бы закончить 
эти лекции, не сказав в нескольких словах о больших возможностях, которые имеет,
 несмотря на все трудности, детский анализ, и даже о некоторых его 
преимуществах перед анализом взрослых пациентов. Я вижу прежде всего три такие 
возможности.
   У ребенка мы можем добиться совсем иных изменений характера, чем у взрослого.
 Ребенок, который под влиянием своего невроза пошел по пути анормального 
развития характера, должен проделать лишь короткий обратный путь, чтобы снова 
попасть на нормальную и соответствующую его истинной сущности дорогу. Он не 
построил еще на этом пути, подобно взрослому, всей своей будущей жизни, не 
избрал себе профессии под влиянием этого анормального развития, не построил 
дружбы
   
Психоанализ в детском возрасте и воспитание 441
на этом базисе, не вступил на этой почве в любовные отношения, которые, перейдя 
потом в отождествление, в свою очередь оказали бы влияние на развитие его Я.
   При «анализе характера» у взрослого мы должны, собственно, распотрошить всю 
его жизнь, сделать невозможное, а именно: аннулировать поступки, не только 
осознать их влияние, но и упразднить его, если мы хотим иметь действительный 
успех. Следовательно, в этом вопросе анализ ребенка имеет много преимуществ 
перед анализом взрослых.
   Вторая возможность касается воздействия на сверх-Я. Смягчение его строгости 
является, как вы знаете, одним из требований, предъявляемых к анализу невроза. 
Здесь, однако, анализ взрослых пациентов встречает наибольшие затруднения; он 
должен вести борьбу с самыми старыми и самыми важными любовными объектами 
индивида, с родителями, которых он интроецировал путем отождествил; память о 
них хранится в большинстве случаев с благоговением, и поэтому тем труднее 
бороться с ними. При детском анализе, как вы уже видели, мы имеем дело с живыми,
 реально существующими во внешнем мире лицами, которые не преображены 
воспоминаниями о них. Если к работе, ведущейся изнутри, присоединить еще работу 
извне, если мы попытаемся видоизменить с помощью аналитического влияния не 
только существующее уже отождествление, но если наряду с этим мы постараемся 
видоизменить с помощью обычного человеческого воздействия также и реальные 
объекты, то эффект получится полный и поразительный.
   То же самое относится и к третьему пункту. При работе со взрослыми мы должны 
ограничиться тем, что помогаем им приспособиться к окружающей среде. Мы не 
имеем ни намерения, ни возможности преобразовать эту среду соответственно его 
потребностям, при детском же анализе мы легко можем сделать это. Потребности 
ребенка проще, их легче понять и удовлетворить; наши возможности в соединении с 
возможностями родителей бывают при благоприятных условиях вполне достаточны, 
чтобы на каждой ступени лечения ребенка и улучшения его состояния доставлять 
ему все или многое из того, что ему необходимо. Таким образом, мы облегчаем 
ребенку приспособление, пытаясь приспособить окружающую
   
442 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование
среду к нему. И в данном случае мы проделываем двойную работу: изнутри и извне.
Я полагаю, что благодаг)я наличию трех этих моментов мы добиваемся в детском 
анализе — несмотря на вышеперечисленные трудности — такого изменения характера, 
такого улучшения и выздоровления, о котором мы и не мечтаем при анализе 
взрослых.
   Я подготовлена к тому, что присутствующие здесь практические аналитики после 
всего вышеизложенного скажут: то, что я проделываю с детьми, настолько 
отступает от общепринятых пралил психоанализа, что оно не имеет уже ничего 
общего с ним. Это — --'дикий» метод, который заимствует все у анализа, но не 
следует строгим аналитическим предписаниям. Но представьте себе такое 
положение: вообразите, что во время приема к вам приходит взрослый невротик и 
просит вас взять его па излечение; после более подробного ознакомления 
оказывается, что его влечения, его интеллект так же мало развиты, зависят в 
такой же степени от окружающей среды, как и у моих маленьких пациентов. Тогда 
вы, вероятно, сказали бы:
«Фрейдовский анализ является прекрасным методом, но он не создан для таких 
людей». И вы применили бы к нему смешанное лечение, вы вели бы чистый анализ 
постольку, поскольку это соответствовало бы его сущности, а в остальном вы 
воспользовались бы детским анализом, потому что лучшего он и не заслуживает в 
соответствии с его инфантильным характером.
Я думаю, что аналитический метод — предназначенный для определенного 
своеобразного объекта, для взрослого невротика — нисколько не пострадает, если 
мы попытаемся применить его в модифицированном виде к другим объектам. Если 
кто-нибудь захочет найти иное применение психоанализа, не следует ставить ему 
это в упрек. Следует только всегда знать, что делаешь.

Обеспечение необходимых условий в раннем возрасте 443
                        необходимых условий в раннем возрасте и воспитание1
I                                 в
Джон Орр (1944) в своем вдохновляющем докладе о всемирном продовольственном 
плане обрисовал картину послевоенного мира, где люди разных национальностей 
больше не воюют друг с другом, а используют свою силу для борьбы с врагами, 
угрожающими физическому и умственному здоровью человечества. Он выделяет три 
угрозы здоровью человека: неполноценное питание, жилищные проблемы и факторы, 
которые приводят к ухудшению психологической адаптации индивида. Он настаивает 
на том, что нормальное физиологическое v психологическое состояние может быть 
достигнуто только в случае обеспечения продуктами первой необходимости, и 
призывает к объединению усилий физиологов и психологов для точной оценки 
основных нужд человечества.
   Подобное требование неоднократно выдвигалось людьми, имеющими дело с 
воспитанием маленьких детей. Незрелый организм маленького ребенка гораздо 
тяжелее переносит лишения, чем сформировавшийся организм взрослого человека. 
Недостаток пищи в младенческом возрасте вызывает не только заболевания на 
данном этапе, но и влечет дальнейшее неправильное развитие организма. 
Психоаналитические исследования последних пятидесяти лет показали, что 
существует тесная связь между физическими и психическими процессами, если 
рассматривать таковые в данном контексте. Независимо от того, в каком возрасте 
ребенок подвергся серьезной дспривации, в дальнейшем это скажется на его 
умственном развитии. Любой процесс, происходящий в развивающемся сознании, 
является решающим для психического здоровья взрослого человека, точно так же, 
как и все происходящее с телом ребенка, отражается на его дальнейшем физическом 
развитии. Как ранее было отмечено Гловером (1946), глубинное культурное 
развитие человеческого сознания может начинаться в первую очередь с этапа 
передачи духовного наследия, то есть в процессе раннего воспитания.
' Текст дан по изданию: Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа. М., 
1999. С.245-258.

444 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование
   Таким образом, удовлетворение первичных потребностей взрослых люден будет 
эффективным только в случае, если в раннем детстве была подготовлена почва для 
умственного и физического здо;:)0!Н>я.
Физические потребности ребенка
Пвща. Из всех необходимых условий для правильного развития в первую очередь 
необходимо сказать о потребности в тщательно сбалансированном питанин ребенка. 
Во многих цивилизованных странах общественные организации контролируют питание 
детей: в детских благотворительных клиниках дают матерям советы, своевременно 
снабжают жизненно необходимыми продуктами, которые сложно достать либо из-за их 
дефицитности, либо из-за бедности родителей. Рацион ребенка составляется с 
учетом результатов психологических исследований и исследований в области 
диетологии, и это коренным образом меняет рацион ребенка по сравнению с 
предыдущим поколением. Что прежде считалось роскошью или деликатесами 
(фруктовые соки, сладости, рыбий жир и так далее), теперь признаете жизненно 
необходимым, и нынешние дети обеспечиваются этими продуктами. Существует 
определенная тенденция распространить эту политику и на более поздние стадии 
детства, что подтверждается введением школьных завтраков и обедов. Также имеет 
место возрастающая тенденция переложить обязанности по обеспечению питания 
детей с родителей на общественные институты.
   Пространство. Взрослые считают потребность в пище более важной для детей, 
чем другую, равнозначную ей, физическую потребность, нашедшую выражение у Джона 
Орра в требовании «полноценного крова». Многие дети отстают в развитии из-за 
недостатка свежего воздуха, отсутствия необходимых гигиенических средств, из-за 
того, что у ребенка нет отдельной кроватки.
   Еще одна физическая потребность маленьких детей все еще недостаточно 
освещена, хотя и занимает высокое положение среди основных требований для 
воспитания здорового поколения. Маленькие дети нуждаются в активной помощи со 
стороны
   
Обеспечение необходимых условий в раннем возрасте 445
взрослых в развитии их мышечного контроля и физических навыков. Не то чтобы их 
надо чему-то учить в этом отношении. Умение ползать, ходить, бегать, прыгать и 
лазать развивается естественным путем. Но для того, чтобы повысить уровень, 
которого способен достигнуть каждый ребенок индивидуально, эти умения должны 
совершенствоваться, и взрослые должны способствовать этому совершенствованию. 
Детям необходимо обеспечить полноценное пространство и достаточно безопасные 
условия для достижения полного контроля над своим телом. При стесненных 
условиях, в которых многие дети проводят свои первые два-три года, они 
неизбежно сталкиваются с некоторыми ограничениями физической свободы. Р1х 
движения сдерживаются, чтобы они не нанесли вреда себе или имуществу взрослых. 
Последствия подобных ограничений в раннем детстве не проявляются так явно или 
быстро, как последствия неполноценного питания. Но есть много детей, которые 
всю жизнь остаются намного ниже своего потенциально заложенного уровня в 
достижении физического контроля над телом. Они остаются неуклюжими и 
неразвитыми в своих движениях, хотя могли бы стать свободными, ловкими и 
грациозными, если бы им предоставляли достаточно пространства и возможность 
пользоваться игрушками, предназначенными для развития моторики в раннем детстве.

   Также мало внимания уделяется и развитию различных навыков в раннем возрасте.
 Навыки хватать, держать, тянуть, толкать, трогать и другие совершенствуются 
последовательно, если ребенок развивается нормально. Но большая разница 
заключается в том, приняты или отвергнуты средства для совершенствования этих 
навыков. Существует великое множество обучающих игрушек, которые прекрасно 
служат этой цели. Требование, что каждый ребенок должен иметь доступ к таким 
вещам, как одно из прав любого ребенка, сейчас рассматривается общественными 
органами (например, Ассоциацией детских садов Великобритании). Те же навыки, 
овладение которыми ожидается от ребенка и от взрослого в более позднем возрасте,
 довольно часто с самого начала не развиваются из-за того, что для этого не 
созданы необходимые условия.
   
446 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование
   Кроме этого, в связи с двумя вышеупомянутыми требованиями существует 
определенная тенденция переложить обязанности по обеспечению детей всеми 
необходимыми условиями с родителей на общественные институты, то есть дополнить 
то, что могут предложить родители своим детям в этом отношении, за счет 
общественных органов управления. Обеспечение детей, которые посещают детские 
сады, всем необходимым (в соответствии с новым законом об образовании) является 
наиважнейшим шагом в этом направлении.
Интеллектуальные потребности ребенка
Тот факт, что обязательное посещение начальной школы существует по всех 
цивилизованных странах (в Англии с 1876 года), не означает, что все потребности 
ребенка в области его умственного развития полностью удовлетворены. Слишком 
многие школы все сш,с считают своей основной задачей учить ребенка, то есть 
постепенно внушать ему знания, надеясь на то, что память ребенка эгн знания 
сохранит. Но, хотя учение необходимо, оно не является главным требованием в 
раннем возрасте. Умственные способности ребенка развиваются естественным путем, 
по мере его роста. Их развитие состоит из последовательных процессов, которые 
не могут быть вызваны путем учения, хотя с его помощью можно способствовать или 
препятствовать их развитию, так же как физическое развитие можно ускорить или 
замедлить с помощью полноценного или неполноценного питания.
   С самого рождения маленький ребенок познает окружающий мир, начиная с частей 
собственного тела, лица и рук матери, приспособлений для кормления и ближайшего 
окружения, настолько, насколько это необходимо для его благополучия. С этих пор 
процесс его познания мира движется по спирали, с каждым витком охватывая все 
большее пространство. Ребенок при достаточной стимуляции развивает свои 
ощущения; он учится различать размеры, формы, цвета и так далее. От мимолетных 
сенсорных впечатлений, которые в самом начале составляют всю умственную жизнь, 
он переходит к мыслительным процессам, развивая мышление от конкретного к 
абстрактному,
   
Обеспечение необходимых условий в раннем возрасте 447
приобретая способность обобщать, делать выводы. Он совершенствует функции 
памяти и функции речи. Подавляющее большинство научно-исследовательских работ, 
проведенных. профессорами-психологами по этому вопросу, постепенно приводят нас 
к более широкому осознанию того, что создание необходимых условий для процессов 
умственного развития более важно, чем сам процесс обучения. Для предоставления 
полного простора и доставляющей удовольствие деятельности на различных этапах 
умственного развития уже сейчас существует множество развивающих игрушек, а 
также создаются новые. Разработаны методы, которые связывают эти функции 
умственного развития с инстинктивными процессами, что вносит свою лепту в 
процесс обучения детей, изменяя коренным образом всю школьную жизнь (см. Длс. К.
 Хилл, Введение в естественные пауки, географию, историю, 1937). Нет сомнении, 
что в ныне существующих условиях многие дети всю свою жизнь остаются ниже того 
уровня умственных спосооностей, которого они могли бы достичь, если бы все их 
врожденные умения развивались должным образом. Детские сады в этом отношении 
способны удовлетворить потребности детей; то же можно сказать и о современных 
начальных школах и о многих заботливых родителях. Они создают окружение, 
наиболее благоприятное для процессов умственного развития, и предлагают 
обучение лишь тогда, когда ребенок сам, направляемый своими собственными 
желаниями, начинает искать знания. Но подавляющее большинство матерей, 
воспитателей и школьных учителей все еще терпят неудачу, пытаясь уловить 
реальные потребности, и под видом обучения лишают пищи интеллектуальные 
процессы ребенка.
Инстинктивные и эмоциональные потребности ребенка
Вопрос, касающийся инстинктивных и эмоциональных потребностей ребенка, не так 
четко определен и более сложен. Растет осознание того, что эти потребности 
напрямую связаны с адаптированностью или неадаптированностью отдельного ребенка 
к обществу. Тем не менее, общественные власти могут

448 РозделУЦ. Психоанализ, воспитание, образование
прсдлож] i-ri> род11ТСЛЯМ не уж так много, чтобы помочь им в сложном вопросе, 
касающемся этой стороны потребностей ребенка. Хотя общество должно нести 
ответственность за неправильное развитие ребенка, так как сегодня мы встречаем 
испытывающих эмоциональный голод, эмоционально несдержанных невротиков, имеющих 
проблемы в общении, в общественном мнении не существует подходящей концепции 
для решения этих вопросов пли для создания каких-либо методов, с помощью 
которых можно решить данную проблему.
Традиционный взгляд на эмоциональную жизнь ребенка. До конца прошлого века 
представление об эмоциональной жизни ребенка было достаточно примитивным. Оно 
состояло лишь из набора идей о том, как или что дети должны чувствовать. 
Положительные эмоции, такие, как любовь, почтение, послушание и благодарность 
по отношению к родителям, казались весьма серьезными. Считалось, что братья и 
сестры связаны узами нежности и любви. Предполагали, что ребенок должен питать 
отвращение к подлости, мерзости, жестокости, и многое делалось для того, чтобы 
оградить его от всякой информации и переживаний по поводу смерти, несчастных 
случаев и криминальных происшествий. Детство считается периодом невинности, 
свободным ото всех грязных наклонностей взрослой жизни и, кроме всего прочего, 
от сексуальных потребностей с их страстями, желаниями и трудностями. Считалось, 
что печаль в детском возрасте кратковремснна, эмоции — мимолетны, а быстрые 
переходы от слез к смеху, от печали к радости, которые характерны в детстве, 
служили привычным основанием для предположении, что ранние детские переживания 
всегда окрашены в светлые тона. Такое отношение нашло отражение в широко 
распространенном стереотипе «счастливое детство».
Подобные взгляды па эмоциональную жизнь ребенка мало помогают в понимании и 
трактовке непосредственных нужд детей. Они противоречат известным во все 
времена фактам, что в детстве несчастье, разочарование, чувства одиночества и 
вины — явления каждодневные, и что, по крайней мере, по частоте они 
соответствуют счастливым переживаниям. Всегда было очевидно, что дети ненавидят 
так же пылко, как и любят; что они способны практически на все поступки, 
которые во взрослой

Обеспечение необходимых условий в раннем возрасте 449
жизни считаются антиобщественными, и что потеря любимого родителя, няньки или 
товарища по играм может оказать влияние, которое скажется в более взрослом 
возрасте, хотя горечь на момент утраты может быть кратковременной. Будучи 
привязанными к своей вере в детскую невинность, взрослые ведут постоянно 
активизирующуюся войну против очевидной деятельности ребенка, которая 
доказывает, что подобная вера является не чем иным, как воплощением мечтаний 
большинства взрослых людей. Обычно отрицается, что у детей есть сексуальные 
потребности: их наказывают за мастурбацию, сексуальное любопытство, «грубые» 
игры, употребление непристойных слов и за все, что доказывает существование 
этих потребностей. И чаще всего оказывается невозможным эти потребности 
подавить.
Это общепринятое представление об инстинктивной и эмоциональной жизни ребенка 
настолько укоренилось, что от пего сложно избавиться. Когда какой-нибудь 
защитник детства просил родителей и учителей вспомнить, что «они сами были 
когда-то детьми», это не приносило никакой пользы Память взрослого человека не 
может вернуться к началу его жизни, к тем желаниям и потребностям. В силу своей 
природы желания, возникающие в раннем возрасте, ускользают из сознания 
взрослого, и могут быть вызваны из подсознания только при помощи особых усилий.
Психоаналитический взгляд. Психоаналитические исследования — а детский 
психоанализ основан именно на них — служат для того, чтобы пересмотреть, 
тщательно исследовать и расширить наши знания о потребностях детского возраста. 
Как было показано, эмоциональные отношения детей являются результатом 
сексуальной жизни в раннем детстве, которая неразрывно связана с ранними 
стадиями развития инстинктов агрессии. Оказалось, что детская невинность — не 
что иное, как миф. Были приведены доказательства, сначала из прошлого взрослых 
людей, а позже прямым доказательством, выведенные из наблюдения за детьми, 
подтверждающие, что человеческие сексуальные инстинкты с их желаниями заявляют 
о себе с самого начала жизни. Они меняют свою форму и проявляются по-разному на 
разных этапах развития; они сосредоточива-
15 А.Фрейд

450 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование
ются вокруг других частей тела, до тех пор пока половые органы естественным 
образом не начинают играть ведущую роль, и они побуждают ребенка осуществлять 
различные виды деятельности, направленные на их удовлетворение. Удовольствие, 
которое ребенок получает от всех этих процессов, обладает особенным качеством. 
PI это качество имеет много общего с тем удовольствием, которое извлекается из 
сексуальной жизни взрослого человека. Импульсы, воздействующие на ребенка в 
различные периоды детства, вновь проявляются во взрослой жизни, как 
предваряющий или сопровождающий нормальные половые отношения ритуал. А иногда 
случается, что та или иная сексуальная наклонность из детского возраста, 
оставшись неизмененной, проявляется в сексуальной жизни взрослого человека в 
качестве так называемого извращения. Таким образом, становится ясно, что этапы 
развития сексуального инстинкта в детстве необходим i,i для подготовки к 
нормальной взрослой половой жизни, а этапы развития инстинкта агрессии — для 
полноценной жизнедеятельности в дальнейшей жизни.
   Существуют д?^а основных направления того, как сексуальные потребности и 
потребности агрессии проявляют себя и начинают играть роль в воспитании и 
образовании.
   Самоудовлетворение. Маленькие дети открывают возможности получения 
удовольствия, которые заложены в их организме, и начинают использовать 
различные части своего тела различными способами для удовлетворения своей 
потребности в наслаждении. Отсюда возникают детские «привычки», прежде 
вселявшие ужас в родителей и докторов, против которых они всегда боролись и 
проигрывали битву: привычка сосать палец, раскачиваться из стороны в сторону, 
кивать головой, мастурбировать (и производные мастурбации, такие, как привычка 
грызть ногти, ковыряться в носу, ритмично подергивать мочку уха и так далее). 
Такие действия своей живучестью обязаны тем инстинктивным силам, от которых они 
происходят. Они не являются, как считалось ранее, тревожными знаками порочности 
или дегенерации ребенка. Они представляют собой первую, примитивную попытку 
ребенка удовлетворить потребность в инстинктивном наслаждении. Сами по себе эти 
явления нормальны, можно избежать многих излишних
   
Обеспечение необходимых условий в раннем возрасте 45 1
конфликтов, несчастий и ощущений вины, если не слишком мешать этим 
инстинктивным потребностям ребенка.
Объект любви. Всегда значительная и наиболее важная часть инстинктивных 
потребностей ребенка направлена во внешний мир и требует отдачи от родителей 
или тех. кто, заменяя их, обеспечил все физические потребности ребенка, утолил 
его первый голод и создавал условия для безбедного существования. По мере того 
как младенец развивается, он обогащает и разнообразит свою эмоциональную жизнь 
на основе этих первых элементарных связей. Он продолжает любить своих родителей,
 даже после того как его сиюминутные физические потребности удовлетворены. Он 
требует исключительной привязанности от матери или отца, чувствует ревность и 
ненависть к другому родителю, который тем самым становится его соперником, 
чувствует отчаяние, когда отвергают, влечение — когда разлучен с родителями, 
одиночество — когда лишен близости, и радость наполняет его, когда к нему 
относятся благосклонно, ценят его пли восхищаются им. Во всех этих отношениях 
маленький ребенок ненамного отличается от взрослого человека, который устремил 
все свои чувства на одного любимого человека и чье счастье или несчастье 
зависит от исхода этой так много для него значащей любовной связи.
Маленькие дети от природы переполнены чувствами, непостоянны и неразвиты в 
выражении своих эмоций. Таким образом, их первая любовь часто выглядит как 
карикатура или пародия на соответствующие отношения взрослых. Но мы не должны 
воспринимать потребности детей так просто, основываясь на подобных внешних 
проявлениях. Детская любовь не должна быть предметом насмешек, восприниматься 
как забавная причуда или второстепенное дополнение к детской жизни. В 
действительности она — самая необходимая и основная предпосылка для нормального 
развития. Удачные отношения с родителями или теми, кто их замещает, служат 
следующим важным целям:
° они сдерживают эгоистическую и нарцисснческую направленность ребенка, которые 
в других условиях непомерно разрастаются;
« они заменяют первый опыт любви и, таким образом, создают модель всех 
последующих любовных переживаний;

452 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование
° они формируют прочную связь между ребенком и внешним миром, делая ребенка 
зависимым от взрослых и восприимчивым к их желаниям и воспитательным усилиям.
Дети не рождаются социальными существами, и они не могут стать таковыми, просто 
живя в социальных группах. Един-. ственным путем приспособления к обществу 
являются близкие личные отношения, а именно связь с любимыми родителями, 
которая вырабатывает уважительное отношение к их требованиям. Дети пс 
беспокоятся о соблюдении общественных правил, которые для них ничего не значат, 
они озабочены лишь требованиями своих родителей, единственных важных и значащих 
для них представителей общества.
Отсутствие объекта любви. Утверждения подобного рода могут быть проверены при 
помощи наблюдения за маленькими детьми, которые в силу неблагоприятных 
обстоятельств лишены осуществления своих эмоциональных желаний. Не важно, 
умерли родители ребенка, или они игнорируют его, или просто находятся вдалеке 
от ребенка в силу причин безопасности или материальных проблем. В жизни 
взрослых это считается отсутствием объекта любви, на который можно направить 
свои эмоции и получить отдачу. Полное лишение такого рода порождает 
неполноценное развитие ребенка, которое не менее важно, чем авитаминоз, 
возникший вследствие недостатка жизненно важных витаминов в рационе ребенка. 
Дети, чьи привязанности не находят объекта, не только несчастны: их развитие 
может также проходить неправильно в одном или нескольких важных направлениях. 
Одни просто обращают свои эмоциональные потребности внутрь и тратят большую 
часть своих чувств на себя и свое тело. Это усиливает описанные выше склонности 
к самоудовлетворению до такой степени, что эти склонности становятся настоящей 
опасностью для нормального развития. Нелюбимые и отверженные дети или дети, 
которые живут в больших группах в государственных учреждениях, могут 
обнаруживать привычку сосать большой палец в более зрелом возрасте, отчаянно 
раскачиваться из стороны в сторону и мастурбировать чаще, чем дети, воспитанные 
в обычных семьях. Другие нелюбимые дети могут быть неутомимы в своих поисках 
возможного объекта, где их потребности могут найти

453
Обеспечение необходимых условий в раннем возрасте



свое удовлетворение. Они хватаются за всякое случайное знакомство и 
набрасываются на каждого незнакомого человека, стараясь завязать с ним дружбу, 
наталкиваясь чаще всего на стену неприятия. Другие, как полная 
противоположность такому поведению, отказываются от всех попыток в этом 
направлении, демонстрируют безразличие ко всем и становятся раздражительными и 
ожесточенными. Для всех вышеперечисленных случаев является общим то, что даже у 
детей, живущих в общественных учреждениях, социальная реакция замедляется в 
своем развитии неопределенное время.
   Проблемы реализации объектной любви. Однако даже те счастливые дети, которые 
остаются неразлучными со своим объектом любви на протяжении наиболее важного 
периода детства, не обходятся без рецидивов и серьезных осложнений. Совершенно 
справедливо утверждение, что инстинкты и эмоции ребенка развиваются по своему 
природному пути развития, так же как его тело и умственная деятельность. Но 
трудности возникают из-за того, что удовлетворение основных потребностей в этом 
плане не проходит так просто, как в плане физических и интеллектуальных 
потребностей. Когда дело касается эмоции, мы не можем просто обеспечить 
удовлетворение этих нужд, мы должны оценить их. Как было сказано выше, ребенок 
требует от родителей в этом отношении реакции на свои чувства. Формы, которые 
принимают эти требования на различных уровнях развития, тесно связаны с 
последовательными стадиями развития инстинктов. Примечательно, что ранний 
сексуальный опыт, так же как ранние проявления агрессии, является архаичным и 
незрелым, и влечения, порождаемые им, не встречаются в семейной жизни, которая 
подчиняются правилам современного цивилизованного общества. Дети в своем 
поведении руководствуются ненасытной жадностью. В своих необузданных фантазиях 
они желают обладать собственной матерью, как, должно быть, делали сыновья в 
первобытных племенах, и убить собственного отца, как случалось в доисторические 
времена. Они способны на грязный опыт молодых животных и на неограниченную 
жестокость дикарей.
   Фрустрация инстинкта. Родителям не следует опускаться до уровня инстинктов 
ребенка и доставлять ему то удовольствие,
   
454 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование
которое он желает получить. Это означало бы совращать ребенка, так же как 
предоставлять неограниченные возможности его агрессии. Некоторые родители 
бывают шокированы крайней непристойностью желаний ребенка. Они принимают 
строгие меры, осуждают поведение ребенка, запрещают и наказывают, чтобы не 
допустить крайностей. Нельзя сказать, чтобы все эти методы были полезны для 
ребенка. Наказанный ни за что, ребенок не может сделать ничего, кроме как 
скрыть свои чувства, измсннтьнх проявление или попробовать стереть все 
беспорядочные эмоции из своего сознания. Это приводит к зарождению чувства 
страха и вины, являющегося причиной первого разрыва с родителями и первого 
серьезного раскола внутри личности ребенка. Некоторые родители более терпимы и 
не используют такие крутые методы. Но даже самые любящие матери должны понимать,
 что все, что они делают для своих детей, не будет соответствовать детским 
ожиданиям, пока ребенок не получит то, о чем мечтает в своих фантазиях: полное 
осуществление подсознательных желаний. Ничто из того, что мы можем сделать для 
воспитания маленьких детей, не изменит тот факт, что ребенок переживает свои 
эмоциональные потребности в условиях своих первобытных инстинктов, тогда как их 
удовлетворение может быть дано только в той мере, которая соизмерима со 
сдержанностью, определяющей подсознательные проявления в цивилизованном 
обществе.
   Преобразование инстинкта. Многие родители не обращают на все это никакого 
внимания. А ведь проблема заключается в том, что, имея возможности, взрослые 
ничего не знают о тех силах, с которыми они имеют дело. Перспективы образования 
были бы действительно безрадостны, если бы потребности ребенка этого рода было 
так же трудно изменить, как, скажем, физические потребности. В действительности 
они имеют совершенно разную природу. Инстинкты и эмоции легко поддаются влиянию.
 Они могут отказываться от своих первоначальных целей и перенаправлять себя на. 
новые цели и объекты. Они могут перемещать свою энергию с одного устремления на 
другое и могут даже устремиться в прямо противоположном направлении. Ребенок 
может некоторое время противостоять этому процессу преобразования инстинкта и 
следовать пер-
   
Обеспечение необходимых условий в раннем возрасте 455
воначальным желаниям. Но при правильном обращении он примет замену того 
удовольствия, которое осталось неудовлетворенным. Он станет довольствоваться 
радостью разрешенных удовольствий вместо тех, которые были запрещены. 
Сексуальное любопытство обернется желанием учиться, энергия от удовольствия при 
использовании в речи грязной брани будет направлена на рисование картин. 
Агрессия может обернуться желанием помочь, а прежняя жестокость — зарождением 
жалости и покровительства. Разрушающая энергия может быть направлена в русло 
созидания. Объект любви может утерять свой особый характер и в форме 
привязанности оказаться замещенным другим членом семьи и так далее. Очень 
удачно для целей обучения то, что никакие другие инстинкты не изменяются с 
такой готовностью, как сексуальные.
   Когда родители выявляют эти возможности и узнают достаточно об условиях, в 
которых может произойти преобразование инстинкта, они уже не стоят перед 
выбором, уступить первобытным желаниям ребенка или подавить их. Очи понимают, 
что их задачей является помочь ребенку преобразовать свои желания так, чтобы 
они могли получать разнообразные удовольствия. Эта так называемая сублимация 
подсознательного наслаждения будет еще успешнее, если родители открыто 
предложат ребенку столько эмоционального удовлетворения, сколько они могут дать.
 Нельзя допустить, чтобы ребенок осознал, что пожертвовал единственной 
«валютой», которую был способен оценить в раннем возрасте, а именно знаками 
родительского внимания. Если это случится, то он с еще большей силой захочет 
прямого удовлетворения своих инстинктивных
потребностей.
Заключение
Обеспечение необходимых условий для раннего воспитания, если рассматривать его 
под предложенным углом зрения, должно основываться на трех основных необходимых 
требованиях:
1. Основательные знания о природе потребностей ребенка и о методах обращения с 
ними; они должны быть представлены психологами и физиологами."

456 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование
2. Обеспечение материальных возможностей для создания до-'' стопных условий; в 
этом отношении средства родителей, могут дополнять общественные средства.
3. Наличие взрослых (конечно, предпочтительно внутри семьи), которые принимают 
эмоциональное участие в жизни ребенка н хотят быть объектом любви на протяжении 
сложного процесса морального воспитания. Этот пункт является основной проблемой 
воспитания детей, оставшихся без родителе:"!, так как обычно значение этого 
фактора недооце-ннпагтся.

Психоанализ и воспитание 457
Психоанализ и воспитание1
•В последней статье Бервфельда (1934) обсуждались некоторые аспекты психологии 
маленьких детей. Там не указывалось, как эти знания могут быть использованы. 
Возможно, он полагался на то, что на протяжении десятилетий учителя всегда 
следовали каждому новому направлению психологической мысли в надежде найти 
решение проблем, возникающих в процессе их работы.
   Мы все прекрасно понимаем, в каком трудном положении находятся учителя. 
Часто приходится слышать, что перед учителями поставлена одна из наиболее 
важных общественных задач. Под их контролем находится наиболее ценный материал, 
которым располагает общество, и они решают судьбу подрастающего поколения. Но в 
реальности от этих высоких идеалов в образовании или в самом учителе остается 
очень мало. Труд учителя оплачивается не так высоко, как деятельность 
промышленников и банкиров, которые распоряжаются материальными ресурсами страны.
 Как члены общества, учителя вынуждены постоянно бороться за авторитет среди 
коллег и признание со стороны родителей учеников и официальных лиц. Хотя многие 
люди верят, что чем меньше ребенок, тем более важно его воспитание, в 
действительности роль учителя возрастает с ростом его подопечных. Сравните, 
например, статус учителя средней школы или профессора колледжа со статусом 
воспитателя детского сада. Они несопоставимы.
   Однако для сложившейся ситуации всегда находится оправдание. Недооценка 
деятельности учителей в целом вытекает из
Эта статья впервые была представлена на Конгрессе специалистов по дошкольному 
воспитанию в 1932 году. Психоаналитический подход на Конгрессе представляли 
также Зигфрид Верифельд к Гертруда Бен-Эшенбург. Для воспитателей, «большинство 
из которых прежде не были знакомы с предметом, были прочитаны три лекции. Цель 
этих лекций — представить в максимально упрощенной форме фундаментальные 
принципы психоаналитической теории в отношении развития ребенка. Особое 
внимание обращалось на возможности применения данной теории в сфере обучения. 
Соответственно аналитики не должны удивляться тому, что в статье они не найдут 
для себя ничего нового о психоанализе» (Л.Фрейд, 1935, с. 1).
 Текст дан по изданию: Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа. Т. I. 
M.,1999. С.333-342.
 
458 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование
того, что они являются не независимыми производителями, а посредниками, 
агентами, своеобразным буфером между двумя поколениями. Учителя получают сырой 
материал, и ожидается, что они превратят его в специфический продукт. 
Единственное, в чем учителя свободны — это в выборе педагогических методов. 
Именно потому что им предоставлено так мало свободы в остальном, они цепляются 
за этот островок независимости и создают из него видимость огромной власти,
Давайте рассмотрим другой аспект проблемы. Я полагаю, ,мы можем допустить, что 
сырой материал, с которым учителя имеют дело, достаточно однороден. Конечный 
продукт получается очень разнообразным в зависимости от исторического периода и 
типа общества, в котором работает учитель. Для того чтобы понять, насколько 
различными были требования общества в разные века, достаточно лишь беглого 
взгляда на историю образования: воинственные спартанцы, афиняне, поклоняющиеся 
искусствам, смиренные аскеты, воспитываемые Церковью в средние века, доблестные 
рыцари или верные вассалы, добропорядочные граждане, бесстрашные революционеры 
и мирные труженики.
В этих требованиях нет ничего необычного. В каждом случае они выражают запросы 
общества взрослых своего времени. Существенно, однако, то, что во все времена 
учителя решают эту задачу с одинаковым рвением. Давайте представим, что рабочие 
на заводе должны выпускать из одного и того же материала пушечные ядра во время 
войны и перины в мирное время. Я не думаю, что рабочие, как и учителя при 
равных условиях, были бы рады этому.
Энтузиазм учителей, пытающихся справиться с такими широко варьирующими 
требованиями общества, приводит к неудаче в другом. За неудачи в воспитательной 
работе всегда винили учителей. Общество уверено, что поставленная цель 
достижима. Следовательно, виноват конкретный учитель, а не воспитание в целом.
Я считаю, что причина, по которой учителя во все века обращались к 
психологической науке, на самом деле состоит в том, чтобы снять с себя 
обвинения за приписываемую неудачу. Они думают, что психология даст им знания о 
природе сырья,

Психоонализ и воспитание 459
с которым они имеют дело. Истина же состоит в том, что учителя не улучшат свои 
позиции по отношению к заказчику, то есть обществу, до тех пор, пока психологам 
не удастся достичь реальных успехов в понимании ребенка, сырого материала 
образования. Только тогда они смогут установить различия между целями, которые 
ставит общество, и способностями ребенка достигать эти цели. Только тогда они 
смогут сопоставить психологический потенциал конкретного ребенка и требования, 
предъявляемые ему обществом, и взглянуть на эти факторы как на равноценные. 
Только тогда, когда станет ясно, какие цели согласуются с психическим здоровьем,
 а какие достигаются ценой этого здоровья, будет достигнуто большее понимание
ребенка.
   Воспитание выполняет две основные функции. Одну из них мы можем определить 
как «разрешение и запрещение», что означает поведение воспитателя по отношению 
к спонтанным проявлениям ребенка. Вторая функция относится к формированию 
личности ребенка. Психология, с одной стороны, добивается того, что образование 
имеет право ожидать от нее: она описывает примитивную природу ребенка и, с 
другой стороны, открывает новые пути возможного развития и новые способы 
дальнейшего расширения личности ребенка.
   Бернфельд заострил свое внимание па особенностях первой из этих двух функций.
 Он изображает психическую жизнь ребенка как набор инстинктивных желаний, 
направляемых сексуальным инстинктом. Эти желания проходят ряд этапов развития, 
от одной формы к другой, и насколько велика здесь роль образования, мы не знаем.
 Как должен учитель относиться к различным инстинктивным желаниям ребенка? 
Бернфельд оставляет этот вопрос открытым, но в целом ясно, что учитель
должен уважать их.
   В уважительном отношении к потребностям ребенка нет ничего нового. Среди 
воспитателей давно бытуют две различные точки зрения на психическую жизнь 
ребенка. Согласно одной из них, все, чем обладает ребенок от природы, — хорошо. 
Мы должны его уважать и оставить все как есть — это точка зрения, 
сформулированная Руссо; в современном образовании ее особенно поддерживает 
Моитессори — ребенок всегда прав
   
460 Раздел Vil. Психоанализ, воспитание, образование
в своих желаниях, взрослые только создают препятствия, когда вмсящсаются.
    Гораздо более нигрокое распространение получила другая точка лрег.чя: 
ребенок всегда не прав. Ее смысл хорошо отражен ц II.II'CCTHOM анекдоте. Мать 
говорит гувернантке: «Пойди "осмотр!', что та'.! делают дети, и скажи им, чтобы 
прекратили».
    Существует предубеждение по отношению к обеим установкам на детские 
инстинктивные импульсы. Мы должны думать о ипх как о природной силе, которую 
ребенок не только имеет . право проявлять, но и не может не делать этого. 
Означает ли это, что мы всегда должны разрешать этим импульсам свободно 
проявляться? Можно предположить, что необходимо приложить все усилия к 
овладению ими хотя бы потому, что они являются силами природы, а не просто 
вредными привычками или дурными манерами, которые учителю бывает достаточно 
легко преодолеть.
    Если мы предоставим педагогам наши знания о содержании бессознательного без 
специального руководства по их применению, то окажется, что мы не продвигаемся 
вперед ни на шаг. Вместо того чтобы позволить нашим чувствам влиять на наше 
отношение к детским инстинктам, давайте вернемся к самой психоаналитической 
работе. В работе со взрослыми мы научились распознавать различные типы 
заболеваний. По каждому типу мы можем сделать заключение об определенных 
отношениях, которые существовали между ребенком и людьми, ответственными за его 
воспитание.
    Например, мы встречаемся с невротической задержкой, развившейся в 
результате насильственного подавления в раннем возрасте одного из инстинктов, 
который тем самым был целиком лишен возможности удовлетворения. Е[о этот 
импульс слишком силен и живуч, чтобы заставить его замолчать. Он продолжает 
давать о себе знать. Возникает внутренний конфликт, и подавленный ранее импульс 
прокладывает себе путь на поверхность, проявляясь обычно в странных и 
болезненных формах. Но путь к прямому удовлетворению инстинктивного влечения в 
его примитивной форме останется заблокирован, даже когда ребенок вырастает, 
когда изменяются внешние обстоятельства и общество начинает поощрять то, что 
раньше было запрещено.
    
Психоанализ и воспитание 461
   С другой стороны, мы встречаемся с такими патологическими состояниями, как 
перверсии и определенные формы диссоциации, которые характеризуются 
приверженностью или регрессом к инфантильному типу удовлетворения инстинктов, 
исключающему все другие формы удовлетворения. В истории такой болезни мы обычно 
находим определенное событие — например, совращение, чрезвычайное экстремальное 
происшествие или другие травмирующие события, которые позволяют отдельным 
инстинктивным импульсам прорываться и полностью удовлетворяться. Лнбидозное 
развитие ребенка (рикс-нру-ется на этой точке и не развивается до взрослого 
уровня инстинктивной жизни. Однако эти два совершенно различных типа болезни 
имеют нечто общее. В обоих случаях ребенок сказался и удерживается на 
инфантильном уровне развития, где промежуточный результат стал конечным пунктом 
назначения.
   Таким образом, мы видим, что фиксация и последующее невротическое 
заболевание могут произойти либо тогда, когда импульсу позволено свободно 
проявляться, либо, напротив, когда это полностью запрещено. Путь к психическому 
здоровью проходит где-то посередине между двух этих крайностей. Проблема 
заключается в том, чтобы найти золотую середину. Инстинктивное влечение не 
должно подавляться, так как это приостанавливает процесс сублимации, то есть 
переход энергии либидо в другое, более приемлемое русло. Нельзя также разрешать 
его полное удовлетворение. Это похоже на то, как мы должны учить ребенка не 
совать руки в огонь, но делать это не слишком директивно, чтобы ребенок не стал 
бояться огня вообще и в будущем оказался неспособен зажечь спичку, выкурить 
сигарету или приготовить пищу. Наша задача — научить ребенка держаться подальше 
от огня, но при этом не испытывать страха.
   Эта простая аналогия может нас кое-чему научить. Поскольку полное 
инстинктивное удовлетворение опасно для ребенка, можно уверенно сказать, что 
воспитатели предпочитают самый легкий путь — держать ребенка в стороне от 
опасности.
   Учителя осознали угрозу инстинктивного удовлетворения задолго до того, как 
узнали об инстинктивных влечениях ребенка. Требуя их полного искоренения, 
учителя облегчают себе
   
462 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование
задачу. Они установили границы, переступать которые ребенок не смеет, и 
используют также всю свою власть, чтобы усилить эти запреты. Они 
воспользовались беззащитностью и слабостью ребенка перед взрослыми, его 
зависимостью от них во внешнем мире. Короче, они воспользовались его страхом.
Дабы избежать длительной борьбы с ребенком и не допустить, чтобы он каждый раз 
плакал, приближаясь к огню инстинктивного удовлетворения, они говорят: «Не 
сейчас», «Запомни раз и навсегда, это опасно!» Очевидно, что это самое простое 
решение.
Как может современный образованный воспитатель найти правильное решение? Вместо 
того чтобы запрещать раз и навсегда, воспитатель, возможно, должен быть готов к 
длительной борьбе, быть готов протягивать руку помощи каждый раз, когда ребенок 
приближается к опасному омуту инстинктов. Значит ли это, что он не должен 
формировать у ребенка долговременное чувство страха, а защищать его в каждом 
конкретном случае? Как перед лицом этого выбора современный воспитатель может 
применить либеральные методы воспитания, которых от него ждут? Как он должен 
взяться за это? Трудно представить, что ограничения и запреты могут быть 
основой обучения ребенка. Если так, то нет большой разницы в том, в какой мере 
строгим будет отдельный воспитатель, если ребенок будет воспринимать этот 
запрет на получение удовольствия как строгость.
Здесь опять есть два взгляда на проблему. С одной стороны, можно сказать: что 
бы мы ни делали, ребенок все будет воспринимать как отказ и запрет на получение 
всех видов удовольствия, почему в таком случае мы должны бояться быть строгими? 
С другой стороны, можно сказать, что не важно, насколько ребенок будет свободен,
 ему все равно придется подчиняться во всем, поэтому почему бы нам по крайней 
мере не свести наше влияние до минимума? Но тем не менее мы боремся с 
удовлетворением инстинктов. Мы хотим, чтобы ребенок контролировал свои 
сексуальные влечения, поскольку, если они все время будут прорываться наружу, 
возникнет угроза задержки или остановки развития; будет происходить 
удовлетворение инстинктов лмссто сублимация; мастурбация вместо учебы;

463
Психоанализ и воспитание
тогда он будет направлять свою любознательность на изучение сексуальных 
вопросов вместо изучения реального мира. Мы
хотим это предотвратить.
   Ситуация была бы действительно безнадежной и для образования, и для наших 
отношений с маленьким ребенком, если бы нас в ребенке интересовал только поиск 
удовольствия или удовлетворение инстинктов через его тело. Эти мощные силы 
могут быть перенацелены только с помощью сильного ограничения извне. Однако сам 
процесс развития помогает излечиться. Период, в течение которого ребенок 
пытается удовлетворить свои сексуальные желания исключительно самостоятельно, 
относительно короток, независимо от того, являются ли его желания оральными, 
анальными или садистскими. Вскоре инстинктивные импульсы начинают направляться 
вовне. Ребенок ищет людей в своем ближайшем окружении, которые наиболее важны 
для него, и настойчиво требует от них удовлетворения своих желаний. Такую 
ситуацию мы называем Эдиповой. Мы говорим, что теперь у ребенка есть объект 
любви. Пик этого раннего развития достигается тогда, когда большая часть 
поисков удовольствия направляется уже не на него самого, но на объекты внешнего 
мира и, кроме того, когда имеет место концентрация на единичном объекте, матери 
или отце.
   Было бы ошибкой предполагать, что это упрощает ситуацию, в которой находится 
ребенок. Обращение его импульсов на внешний объект в огромной степени усложняет 
дело. В самый ранний период, который мы называем аутоэротическим, инстинкты 
ребенка ведут независимую жизнь. Внешние раздражители воспринимаются как 
неприятные контакты. Ребенок независим, самодостаточен и способен удовлетворить 
возникающие потребности самостоятельно. Но как только появляется внешний объект 
любви, ребенок становится зависимым от его расположения. Удовлетворение каждого 
желания теперь зависит от согласия любимого существа. Например, ребенок, 
который привык получать удовольствие от телесного контакта с матерью в 
определенном объеме, должен переживать внезапное разочарование, когда она 
передает заботу о нем кому-нибудь другому, кто не может стать вместо нее 
объектом любви. Тем самым ребенок лишается возможности получения
   
464 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование
удовольствия. То есть я хочу сказать, что ребенку постоянно' угрожает не только 
контакт с внешним миром, но и угроза утраты объекта любви.
    Хотя для ребенка ситуация усложнилась, для его воспитания и обучения она 
значительно улучшилась. Предполагается, что роль иосшггателя и объекта любви 
выполняет один и тот же человек. В этом случае существует незначительная угроза 
того, что инстинктивные влечения вырвутся наружу. Стоит только объекту любви 
отказаться сотрудничать с ребенком, за этим тотчас следует уход в себя. Поэтому 
воспитывать ребенка в период объектной любви несравнимо легче, чем на 
аутоэротичес-кой стадии.
    Мы уже говорили о детском страхе как помощнике учителя в обучении и 
воспитании. Ранний страх быть брошенным и беспомощность перед угрозой внешнего 
мира делают ребенка послушным в самом начале. Будучи привязанным к объекту 
любви, он испытывает новый вид страха — потерять его расположение в случае 
непослушания. Можно проследить, как по мере взросления ребенка растет 
количество рычагов воспитания. Взрослый может угрожать ему физически, он может 
бросить ребенка, может угрожать, что перестанет любить, и он может использовать 
все эти угрозы в качестве наказания за непослушание и в случае отказа 
прекратить удовлетворять свои инстинкты.
   Для воспитателя ситуация все более упрощается. Давайте вспомним, насколько 
бывает трудно для взрослого лишиться объекта любви, к которому были обращены 
все его чувства, от которого он надеялся получить не только удовлетворение 
отдельных желаний, но стремился завладеть им полностью и по возможности без 
соперников. Когда этот человек уходит, тот, кого покинули, испытывает шок. Мы 
обнаруживаем, что не можем освободиться от неверного объекта, и хотя все 
говорит о том, что он покинул нас, в душе мы находим его в каждой мелочи, и 
даже более того, мы находим в себе черты этого объекта, как бы говоря: «Хотя ты 
предал меня в реальном мире, я сохранил твой образ в себе».
Если это произошло со взрослым, то есть более или менее независимым и зрелым 
существом, чья личность полностью

Психоанализ и воспитание 465
сформирована, то можно представить, через что должен пройти маленький ребенок в 
подобной ситуации. Этот ребенок находится на той стадии развития, когда все его 
физические импульсы, вся сексуальность, вся агрессия, а также вся его любовь и 
нежность направлены на одного человека — на объект любви. Затем каждый ребенок 
переживает потрясение: он узнает, что этот объект любви (его мать) не будет 
принадлежать ему. Она время от времени предлагает ему удовлетворение, нежность 
и заботу, но никогда не принадлежит ему полностью. Ребенок должен соглашаться 
делить ее с братьями и сестрами и должен понять, что прежде всего она 
принадлежит отцу. Ему приходится оставить мысль исключительного обладания ею и 
все, что с этим связано.
В результате ребенок проходит через процесс экстенсивной перестройки эго, 
подобно тому как это происходит со взрослым, потерявшим свой объект любви. То 
есть отказ от любви к своему объекту дается ребенку дорогой ценой: он должен по 
крайней мере отчасти интроецировать объект и изменить себя в соответствии с 
личностью матери и отца. Достаточно странно, что ребенок усваивает от объекта 
те самые вещи, которые были наиболее неприятны и болезненны для него, — 
наставления и запреты. Так проходит Эдипова ситуация: ребенок хотя и остается 
частично таким, как был раньше, но внутренне исполняет другую партию, теперь 
уже от лица объекта любви и воспитателя. Внутренний воспитатель — эта 
интроецирован-ная часть, с которой, как было показано, ребенок себя 
идентифицирует, — теперь обращается с другой частью личности ребенка точно так 
же, как родитель в действительности обращался с ним самим.
   Формирование суперэго облегчает работу тех, кто занимается воспитанием и 
обучением ребенка. Ведя вплоть до этого момента борьбу с существом, абсолютно 
не похожим на них, они теперь имеют своего «лазутчика» во вражеском стане. 
Воспитатель более взрослого ребенка может рассчитывать на поддержку суперэго, и 
его усилия объединяются с суперэго против ребенка. Ребенок теперь оказывается 
против двух авторитетов:
трансформировавшейся части своей личности и объекта любви, который существует в 
реальности. Это послушание, которое мы

466 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование
формируем и которое воспитатели, помешанные на облегчении своих задач, часто 
непомерно усиливают, есть именно то, что ведет ребенка к сильному подавлению 
своих инстинктивных влечении и отсюда — к неврозам.
   Механизм, описанный здесь, более чем любой другой влияет на структуру и 
изменение личности ребенка. Он проходит от любви к объекту к идснп^икацин с 
этим объектом. Вытекающие отсюда последствия и дальнейшее образование, которое 
продолжается с помощью вновь сформированного суперэго, очень интересны, но 
выходят за рамки нашей дискуссии. Ребенок с зачатком или уже достигшим 
определенного уровня развития суперэго уже не маленький дошкольник; он вступил 
во второй период детства и прошел от воли родителей или воспитателен через руки 
других учителей, которые, несомненно, имели более простые задачи. Перед 
воспитателем маленьких детей стоит наиболее трудная и сложная задача, но и 
здесь я могу только повторить утешение, которое всегда говорят тем, кто 
воспитывает малышей, — он также выполняет задание, которое определяет будущее.
   
Взаимосвязь психоанализа и образования 467
Взаимосвязь психоанализа
и образования1
Не стоит требовать друг от друга слишком многого. Вы должны понимать, что в 
четырех коротких лекциях я сумею изложить лишь важнейшие принципы дисциплины, 
требующей многолетнего изучения. Я, в свою очередь, не ожидаю, что вы запомните 
материал во всех подробностях. Мой пересказ необходимого материала был сжатым и,
 возможно, путаным. Не исключено, что вы запомните в лучшем случае три основные 
черты психоаналитического учения, знание которых поможет вам в работе.
Первая связана с хронологией. Как было сказано выше, психоанализ различает три 
различных периода в жизни ребенка: раннее детство вплоть до конца пятого года 
жизни, латентный период до начала отрочества, то есть одиннадцати, двенадцати 
или тринадцати лет, и само отрочество, ведущее к «взрослой» жизни. Каждый из 
этих периодов характеризуется различными эмоциональными реакциями ребенка на 
взрослый мир и различными уровнями развития инстинктов. По этой причине нельзя 
судить об особенностях поведения ребенка безотносительно той стадии развития, 
на которой он находится.
Например, проявления жестокости или застенчивости, естественные в раннем 
детстве и в отрочестве, покажутся подозрительными, если будут замечены в 
латентный период, а во взрослом возрасте могут быть расценены как отклонения. 
Сильная привязанность к родителям, нормальная и желательная в первый период 
жизни и в латентный период, замеченная в конце отрочества, свидетельствует об 
отставании в развитии. Упорный протест против подчинения авторитету, который в 
подростковом возрасте способствует переходу в нормальную взрос-лость, может 
быть препятствием в развитии эго в раннем детстве и латентный период.
Четвертая лекция по психоанализу для педагогов (1930). Текст дан по изданию: 
Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа. Т. I. M., 1999. С. 47-57.

468 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование
   Второе суждение касается внутреннего строения личности ребенка. До 
настоящего времени каждый ребенок, с которым B!|I имели дело, представлялся вам 
«однородной личностью», а потому его поведение казалось крайне противоречивым, 
была ощутима разница между тем, что он хочет, и тем, что он может, 
нссоотпетстине его действий и намерений. Психоанализ утверждает, что личность 
ребенка состоит из трех частей: часть, отвечающая за инститспщпые проявления, 
разумное эго и супер-эго, возникшее из взаимоотношений ребенка с родителями. Вы 
noii;\!(4'e причину противоречий в поведении ребенка, если тш станете 
расценивать различные реакции как выражения опредс.чошой части его существа, 
доминирующей в данный момент.
   Третье суждение объясняет взаимодействие этих областей внутри ребенка. Они 
отнюдь не пребывают в состоянии покоя, а проявляют себя как враждующие между 
собой силы. Например, когда эго противостоит инстинктивному желанию, которое, 
как знает ребенок, не приветствуется родителями, исход конфликта зависят от 
мощности либидо, управляющего желаниями, в сравнепи!! с энергией подавляющей 
силы, исходящей от сунсргл о.
   Но боюсь, что даже эти три упрощенных и практически применимых принципа не 
дают вам всего, что вы надеялись получить от психоанализа. Вы, вероятно, ждете 
практического совета, а не дополнительных теоретических изысканий. Вы, очевидно,
 хотите знать, какие приемы воспитания наиболее рекомендуемы и каких следует 
избегать, если вы не желаете подвергнуть опасности развитие ребенка. Кроме того,
 вы хотите знать, должны ли мы, взрослые, чаще вмешиваться в жизнь ребенка и 
больше применять власть, чем раньше.
   В ответ на этот вопрос должна сказать, что психоанализ до сих пор стоял за 
ограничение вмешательства воспитания, особо выделяя некоторые связанные с ним 
опасности. В этом контексте я напомню вам о тех путях, которыми ребенок 
приходит к выполнению требований взрослого мира, как он преодолевает свою 
первую эмоциональную привязанность путем само-отождсс-пзления с вызывающими 
любовь и страх взрослыми, как он избегает внешнего влияния, но те;\1 временем 
вызывает
   
Взаимосвязь психоанализа и образования 469
внутри себя выделение области, смоделированной его родителями и продолжающей 
поддерживать их влияние. Это слияние с фигурой родителя является серьезным 
шагом, так как благодаря ему родительские запреты и требования ложатся в основу 
постоянных и неизменных принципов поведения ребенка, то есть образуется 
исторический остаток, который не в состоянии приспособиться к внешним условиям. 
Конечно, сами родители готовы обнаружить у тридцатилетнего человека те 
нсдостат-, ки, от которых они пытались отучить трехлетнего. Но часть эго 
личности, являющееся остаточным явлением их требований и стандартов, не 
расположена к подобным изменениям; она неизменна.
   Ниже я приведу примеры, иллюстрирующие эти суждения. Я вспоминаю мальчика, в 
раннем детстве обожавшего сладкое. Так как эту страсть было невозможно 
удовлетворить обычными методами, он шел на любые нарушения и ухищрения, чтобы 
добиться желаемого, тратил все свои карманные деньги на сладости и не придавал 
особого значения тому, каким образом были добыты дополнительные средства. В 
дело вмешались родители. Мальчику запретили есть сладкое, и его преданность 
матери, настаивавшей на таком запрете, сыграла свою роль. К удовлетворению 
старших он перестал жаждать сладкого. Но даже позже, будучи молодым человеком, 
обладавшим достаточным количеством денег, чтобы скупить все пирожные в 
кондитерском магазине, он не мог съесть плитку шоколада, не заливаясь густой 
краской. Наблюдавшие за ним были уверены в том, что он делает что-то 
запрещенное, как если бы он ел купленное на краденые деньги. Очевидно, что 
навязанное ему ранее ограничение не привело автоматически к изменению ситуации.
   Вот другой пример, на этот раз еще более безобидный. Этот мальчик был 
особенно привязан к матери. Больше всего он желал занять место отца, стать ее 
наперсником, защитником и самым любимым человеком. Неоднократно он убеждался в 
том, что отец на законных основаниях занимал то положение, к которому стремился 
он, что отец был властен в любой момент отослать его от матери, тем самым 
подчеркнув разницу между его детской беспомощностью и слабостью и несомненной 
силой отца. Позже, будучи подростком, этот юноша страдал от мучительной
   
470 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование
робости и ощущения ненадежности положения, стоило ему оказаться в одном доме с 
обожаемой им девушкой. Содержание этого страха состояло в том, что может 
появиться некто и заявить, что он занимает место, принадлежащее другому. Во 
избежание этих неловких ситуаций ему приходилось тратить массу энергии на то, 
чтобы найти доводы, которые могли бы правдоподобно объяснить факт его 
присутствия.
    Пли возьмем другой случай. Девочка получала необычай-нос удовольствие от 
своего обнаженного тела, демонстрировала его своим братьям и сестрам и, перед 
тем как идти спать, с удовольствием мелькала перед ними в голом виде. Это 
вызвало чрезмерные стыд и скромность, которые сопровождали ее на протяжении 
всей ее дальнейшей жизни. Когда встал вопрос выбора профессии, кто-то предложил 
ей работу, обязывающую ее делить комнату с соседками. Она без колебаний заявила,
 что это ей не подходит. За всеми ее на первый взгляд рациональными доводами 
скрывался страх раздеться в присутствии других. Выбор профессии оказался для 
нее менее важен, чем навязанный ей в детстве запрет.
    Психоаналитик, чья терапевтическая работа состоит в снятии таких запретов и 
исправлении отклонений в развитии, не может не смотреть па образование 
критически. Здесь, он чувствует, взрослые действительно перестарались. Не лучше 
ли было бы пожертвовать в чем-то этикетом и правилами приличия и разрешить 
первому ребенку есть сладкое, сколько он хочет, второму — представлять себя на 
месте отца, третьей — голой разгуливать но комнатам, а четвертому, возможно, 
забавляться своими половыми органами? Неужели удовлетворение этих желаний 
привело бы к более неблагоприятным последствиям, чем те, которые были вызваны 
запретами? Чего добилось воспитание, так это разрушило личность ребенка, 
развило в нем внутренние конфликты, ограничило его способность любить, сделало 
его невосприимчивым к развлечениям и навязало ему ограничения в работе. 
Психоаналитик, для которого все это очевидно, предпочитает, когда дело касается 
его детей, во избежание таких последствий оставить их в покое, чем воспитывать 
подобным образом. Он считает, что лучше пожертвовать послушанием ребенка, чем 
изувечить его личность.
    
Взаимосвязь психоанализа и образования 471
   Но я уверена, что вы поражены односторонностью моих взглядов. Самое время 
посмотреть на вопрос с другой стороны. Воспитание представится нам в совершенно 
ином свете, если вместо невротической подавленности взять во внимание другие 
аспекты, например, детские правонарушения, как это сделал Август Айхорн в своей 
книге «Своенравная молодость» (1925). ~
   Обделенные вниманием или трудные дети, утверждает Айхорн, отказываются 
занимать свое место в обществе. Их инстинкты не тормозятся в должной мере; они 
не могут направить свою сексуальную энергию на другие цели, более ценимые 
обществом. Каждому, кому доводилось иметь дело с этими детьми, приходилось 
сожалеть о том, что воспитание в свое время не расставило внешние преграды, 
которые позднее сформировали бы внутренние стандарты.
   Рассмотрим случай. Поведение этой восьмилетней девочки дома и в школе было 
одинаково невыносимым. Из каждого интерната она неизменно возвращалась к 
родителям через несколько дней. Она притворялась глупой и делала это так умело, 
что в нескольких местах ее признали умственно отсталой. В классе она ложилась 
на скамью и начинала мастурбировать, отвечая на любые попытки ее остановить 
вспышками гнева. Дома с ней обращались как с нездоровым ребенком, потому что 
это был единственный способ обращения с ней, который могли представить себе 
родители. Обследование психоаналитика выявило две вещи. Внешние условия были 
особенно неблагоприятны для развития какой-либо эмоциональной связи между 
ребенком и окружающим миром. Никто не предложил ей любовь, которая в некотором 
смысле компенсировала бы ей удовлетворение, получаемое от собственного тела; 
никто не делал ей строгих выговоров, сдерживающее влияние которых, как ожидали 
родители, достигнет своей цели. Девочка взрастила в себе настолько ярко 
выраженные мазохистскпе тенденции, что каждое наказание становилось просто еще 
одним стимулом для сексуальных ощущений и действий. Сравните этот случай 
отсутствия должного внимания со стороны родителей с описанными выше случаями 
подавления инстинктов. Ребенок также не стал свободным и уверенным в себе 
человеком, а превратился
   
472 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование
в запуганное существо, чье моральное развитие остановилось одновременно с 
умственным.
В своей книге «СвЪенравная молодость» Айхорн упоминает другой серьезный случай 
неправильного развития — случай мальчика, мать которого позволяла ему 
удовлетворять все свои сексуальные потребности начиная с шести лет, а после 
достижения им половой зрелости постоянно вступала с ним в интимные отношения. 
Таким образом, он в действительности пережил все то, о чем другие дети только 
мечтают. Но этот мальчик, ни в чем не знавший ограничений, конечно, не мог 
превратиться в уверенного в себе человека, стать полноценной сильной личностью.
В его развитии произошла «концентрация нервных процессов». Реализация его 
детских желаний избавила его от необходимости прохождения всего нелегкого пути 
взросления. Ему не нужно было становиться взрослым, чтобы получить права на 
разрешенные мужчине удовольствия. Но за такое избавление он поплатился 
нарушением всего своего дальнейшего развития.
Однако вам может показаться, что проблема вовсе не так сложна, как я ее 
изобразила. Невротическая подавленность и нарушения поведения могут являться 
просто крайними случаями, демонстрирующими, с одной стороны, неблагоприятные 
последствия чрезмерного вмешательства, с другой — вред, нанесенный отсутствием 
запретов. Задача воспитания, основанного на аналитическом понимании, состоит в 
том, чтобы найти золотую середину между этими двумя крайностями, иначе говоря, 
найти для каждой стадии развития ребенка правильное соотношение между 
ограничением инстинктов и их удовлетворением.
Возможно, подробное описание этого нового, аналитического типа воспитания 
должно было составить содержание моих лекции. Но для этого еще слишком рано. 
Пока существует только небольшая группа взрослых — учителей и родителей, 
проанализировавших самих себя и ищущих возможности применения в педагогической 
практике того понимания, которое психоанализ внес в их жизнь. Может быть, 
известное нам и уже сделанное еще недостаточно для повсеместного применения 
психоаналитических принципов.

Взаимосвязь психоанализа и образования 473
   Тем не менее было бы несправедливым заключить, что психоанализу нечего 
предложить вам, кроме надежд на будущее, и что для занимающихся практической 
работой учителей нет необходимости в изучении психоанализа. Ответ на вопрос, 
может ли психоанализ чем-то помочь воспитанию, уже найден.
   Надо сказать, что психоанализ уже добился трех вещей для этого. Во-первых, 
он научился критиковать существующие методы воспитания. Во-вторых, являясь 
научной дисциплиной, изучающей инстинктивные импульсы, бессознательное и либидо,
 психоанализ углубляет знания воспитателя о сложных взаимоотношениях ребенка и 
взрослых. И наконец, будучи методом терапии, детский психоанализ стремится 
исправить повреждения, нанесенные психике ребенка в процессе воспитания.
   Приведенный ниже пример служит иллюстрацией ко второму пункту, объясняет 
отношения между ребенком и взрослым посредством выявления бессознательной 
подоплеки сознательного поведения.
   Одна очень хорошая учительница начала свою карьеру в восемнадцать лет, когда 
по семейным обстоятельствам была вынуждена покинуть свой дом и стать 
гувернанткой в семье, в которой воспитывались три мальчика. Воспитание среднего 
брата представляло собой серьезную проблему. Он отставал в учебе и казался 
очень робким, замкнутым и скучным; в семье он играл второстепенную роль, так 
как родители неизменно предпочитали ему двух его одаренных и более 
примечательных братьев. Гувернантка направила все свои усилия на воспитание 
среднего брата и в сравнительно небольшой срок добилась блестящих результатов.
   Мальчик был от нее в восторге, привязался к ней больше, чем к кому-либо, 
стал искренним и дружелюбным в общении. Возрос его интерес к учебе, и за год он 
прошел курс обучения, рассчитанный на два года. Больше он не отставал от своих 
братьев. Теперь родители могли гордиться своим ребенком, которым раньше 
пренебрегали; они стали больше заботиться о нем, и его отношение к ним и к 
братьям становилось все лучше, пока наконец он не превратился в равноправного 
члена семьи.
Но тут возникло неожиданное затруднение. У гувернантки, кому, собственно, 
мальчик и был обязан своими успехами, стали

474 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование
возникать такие проблемы в общении с ним, что она разлюбила его. В конце концов 
ей пришлось покинуть дом, в котором так высоко ценились се качества, из-за того 
самого ребенка, которого вначале она особенно выделяла из других.
Психоанализ, которому она подверглась примерно через пятнадцать лет, выявил 
истинные причины происшедшего. В своей собственной семье она ощущала себя 
нелюбимым ребенком, то есть находилась приблизительно в том же положении, в 
котором она застала мальчика в начале своей работы с ним. Благодаря этому 
сходству судеб она видела себя в этом мальчике, отождествляла себя с ним. Щедро 
расточаемые ею любовь и забота проистекали из того, что она говорила себе: «Так 
должны были обращаться со мной, чтобы из меня что-нибудь вышло». Успех, 
последовавший за ее опытом, нарушил это отождествление. Он превратил ее 
подопечного в человека, жизнь которого больше не могла ассоциироваться с ее 
жизнью. Враждебные чувства к нему возникли из зависти; она не могла не 
завидовать тему успеху, который так и не был достигнут ею самой.
Возможно, вы скажете: хорошо, что гувернантка не подверглась психоанализу в 
период своей работы с этим учеником, в этом случае она бы не достигла успеха в 
его воспитании. По, на мои взгляд, этот успех обошелся слишком дорого. Он был 
достигнут ценой неудач в работе с теми детьми, страдания которых не напомнили 
воспитателям об их собственном детстве и потому не вызвали сочувствия. Я 
полагаю, что мы справедливы в том, что требуем от учителей и воспитателей перед 
началом своей педагогической деятельности разобраться в собственных проблемах и 
научиться избегать конфликтов. В противном случае, дети будут служить просто 
более пли менее подходящим материалом для решения собственных проблем 
воспитателя и проявления его бессознательного.
Но даже когда мы судим о детях, нам нужна помощь психоаналитика, чтобы понять 
причины их видимого поведения;
Примером послужат следующие записи, продиктованные мальчиком в качество 
висдення в книгу, которую он собирался написать. Это г фрагмент он паззал 
следующим образом:

Взаимосвязь психоанализа и образования 475
Что взрослые делают не так
Послушайте меня, взрослые, если вы хотите хоть что-то знать! Не задирайте нос, 
что дети, дескать, не умеют делать всего, что делаете вы, взрослые. Они могут 
большую часть того, что можете вы. Но дети ни за что не станут вас слушаться, 
если вы будете приказывать им, например: «Ну-ка, марш в постель!» Тогда они ни 
за что не пойдут, даже не надейтесь. Но если вы скажете то же самое мягко, они 
тут же повинуются вам. Вам кажется, что вы можете делать все, что вам 
вздумается, но ведь такого не может быть. И перестаньте наконец твердить: «Ты 
должен это, ты должен то...» Никто ничего не должен, и потому дети тоже не 
должны. Вы думаете, что дети должны мыться. Это, конечно же, не так. Тогда вы 
говорите:
«Если ты не будешь мыться, люди скажут: фу, какой же он неряха!» — и поэтому ты 
доллсен помыться. Нет, он не должен, но помоется, чтобы люди не называли его 
неряхой.
   Достаточно сказать ребенку, что ему нужно сделать, и не надо рассуждать о 
том, как это делается, потому что они и так во всем повторяют за вами и сделают 
все так, как это делаете вы. II перестаньте без остановки повторять: «Не 
покупай это, не покупай то...», потому что они сами за это платят и поэтому 
могут покупать все, что им вздумается. И не говорите им: «У тебя это не 
получится», потому что они умеют многое лучше вас. Вы в это не поверите, но 
потом будете удивлены. И вообще вы слишком много разговариваете, разрешите 
ребенку хоть раз вставить
слово!
   А теперь представим себе, что эти записи нашли в школе и отнесли директору. 
Он решит, что это опасный ребенок, за которым нужен глаз да глаз. Наведя 
справки, он бы обнаружил еще более тревожные известия: мальчик богохульствует, 
говорит о священниках в таких выражениях, которые едва ли можно повторить, 
подстрекает своих сверстников не мириться ин с каким вмешательством в их жизнь 
и даже собирается прийти в зоопарк и выпустить на волю всех животных, которые, 
как он считает, были по несправедливости заключены в клетки. Консервативный 
учитель из старой школы, конечно, сказал бы:
бунтарские настроения этого мальчика должны быть подавле- • ны, пока еще не 
поздно, иначе в будущем он будет представлять серьезную угрозу для общества. 
Современный преподаватель, напротив, возложил бы большие надежды на будущее 
этого

476 Раздел VII. Психоанализ, воспитание, образование



1ебенкп II увидел бы в нем растущего лидера и проводника ли-'еральных идеи в 
массы.
реб(:
бера
Должна сказать, что оба одинаково ошибаются, и все их дальней ни ie действия, 
основанные на таком понимании данной ситуации, будут ошибочными и неверными. На 
самом деле этот восьмялетшш мальчик просто безобидный маленький трус, который 
может испугаться лающей на него собаки и не решается вечером пройти но темного 
коридору, и, конечно, не способен и мухи обидеть. Его мятежные мысли имеют 
неожиданное объяснение. В раннем детстве он был страстно предан своим родителям 
и интенсивно занимался мастурбацией. Это было пресечено запретами и угрозами 
хирургического вмешательства, которые вызвали сильное потрясение. В результате 
в нем развились тревожность и опасения за сохранность его половых органов. Как 
следствие, он начал протестовать против любой власти. Если кто-то обладает 
властью, рассуждал он, то он был властен также наказывать и кастрировать. А 
следовательно, надо уничтожить саму возможность существования земной или 
небесной власти. И чем сильнее был его страх, тем больше он пытался преодолеть 
его крикливыми и бессмысленными нападениями на власть имущих.
Впрочем, это был не единственный его способ защиты. Хотя он и строил из себя 
атеиста, страх каждый вечер заставлял его вставать на колени и молиться. Он 
рассуждал так: «Разумеется, Бога нет. Но все-таки он может существовать, и в 
любом случае не помешало бы слушаться Его».
Важно понять, что этот мальчик в будущем не станет ни инициатором либеральных 
идей, ни угрозой для общества и что в чем действительно нуждался, так это не в 
восхищении, не в суровых мерах и запретах, а в снятии страхов. Только это могло 
освободить его от невротического поведения и дать ему почувствовать, что во 
взрослой жизни он будет способен развлекаться и работать наравне со всеми.
Психоаналитический метод лечения, которым можно достигнуть этой цели, 
представляет собой третий способ содействия воспитанию детей. Но описание этого 
метода терапии, то есть детского психоанализа, увело бы нас далеко за пределы 
нашего курса.

Литература
Леонова Н. К. Детская психоаналитическая терапия в Великобритании // Российский 
психоаналитический вестник. - 1994. № 4. С. 211-214.
ВинникоттД. В. «Пигля»: Отчет о психоаналитическом лечении маленькой девочки. — 
М.,1997.
ГринДж. Психоанализ в школе // Воспитание детей и психоанализ. Сборник. - М.; 
Киев, 2000. С. 149-233.
Кляйн М. Ребенок, который не мог спать // Знаменитые случаи из практики 
психоанализа. — М., 1995, с. 63-96.
Кляйн М. Некоторые теоретические выводы, касающиеся эмоциональной жизни ребенка 
// Психоанализ в развитии. Сборник переводов. - Екатеринбург, 1998. С. 59-107.
Кляйн М. Развитие одного ребенка // Воспитание детей и психоанализ. Сборник. - 
М.; Киев, 2000. С. 17-90.
Развитие в психоанализе. — М., 2001.
Мать, дитя, клиницист. Новое в психоаналитической терапии. — М., 1994.
Обухов Л. Я. Детская агрессивность и проблема анального характера в концепции 
Анны Фрейд//Российский психоаналитический вестник. - 1994. № 3-4. С. 136-144.
Ференци Ш. Маленький петушатник // Психоанализ детской сексуальности. - СПб., 
1997. С. 214-222.
Фрейд А. Психология «Я» и защитные механизмы. — М., 1993.
Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа. Т. 1-2. - М., 1999.
Фрейд А., Фрейд 3. Детская сексуальность и психоанализ детских неврозов. - СПб.,
 1997.
Фрейд 3. Анализ фобии пятилетнего мальчика // 3. Фрейд. Психоаналитические 
этюды. — Минск, 1997. С. 273-369.
Шпиц Р. Психоанализ раннего детского возраста. - М., 2001.