ответственных за его воспитание, присваивая их характеристики и мнения, он 
постоянно поставляет материал, из которого может формироваться сверх-Я. Но в 
это время ребенок еще не признает всем сердцем эту организацию. 
Интернализованная критика не сразу становится самокритикой. Как мы видели на 
приведенных мною примерах, она еще отделена от собственного предосудительного 
поведения ребенка и оборачивается назад, во внешний мир. При помощи нового 
защитного процесса идентификация с агрессором сменяется активным нападением на 
внешний мир.
Рассмотрим более сложный пример, который, возможно, прольет свет на это новое 
развитие защитного процесса. Один мальчик на пике своего Эдипова комплекса 
использовал этот конкретный механизм для овладения фиксацией на своей матери. 
Его прекрасные отношения с ней были нарушены взрывами негодования. Он укорял ее 
страстно и по самым разным поводам, но одно странное обвинение фигурировало 
постоянно; он упорно жаловался на ее любопытство. Легко увидеть первый шаг в 
проработке его заторможенных аффектов. В его воображении мать знала о его 
либидозном чувстве к ней и с возмущением о-пзергала его авансы. Ее возмущение 
активно воспроизводилось в его собственных взрывах негодования по отношению к 
ней. Однако в противоположность пациенту Жен-ни Вельдср он упрекал ее не вообще,
 а конкретно в любопытстве. Анализ показал, что это любопытство было элементом

Идентификация с агрессором 1 77
инстинктивной жизни не его матери, а его собственной. Из всех составляющих 
инстинктов, входящих в его отношения с ней, скопофилическим* импульсом овладеть 
было труднее всего. Обращение ролей было полным. Он принял на себя возмущение 
своей матери, а ей взамен приписал свое собственное любопытство.
На некоторых фазах сопротивления молодая пациентка горько упрекала аналитика в 
скрытности. Она жаловалась на то, что аналитик слишком скрытна, приставала к 
ней с личными вопросами и очень расстраивалась, если не получала ответа. После 
этого упреки прекращались, но вскоре начинались вновь, .всегда одним и тем же 
стереотипным, по-видимому, автоматизированным образом. В этом случае мы также 
можем выделить в психическом процессе две фазы. Время от времени по причине 
торможения, мешавшего ей выговориться, пациентка сознательно сама вытесняла 
очень личный материал. Она знала, что нарушает основное правило анализа, и 
ожидала, что аналитик будет упрекать ее. Она интроецнровала вымышленный упрек и,
 приняв активную роль, принялась упрекать аналитика. Ее фазы агрессии в 
точности совпадали во времени с фазами скрытности. Она критиковала аналитика 
как раз за то, в чем сама чувствовала себя виноватой. Ее собственное скрытное 
поведение воспринималось как предосудительное поведение со стороны аналитика.
У другой молодой пациентки периодически случались вспышки неимоверной 
агрессивности. Объектами этих вспышек были я, ее родители и другие менее 
близкие ей люди. В особенности она жаловалась на две вещи. Во-первых, во время 
этих фаз у нее было такое чувство, что люди скрывают от нее что-то, известное 
всем, кроме нее, и ее мучило желание узнать, что же это такое. Во-вторых, она 
была глубоко разочарована недостатками всех своих друзей. Как и в предыдущем 
случае, когда периоды, в которые пациентка скрывала материал, совпадали с 
периодами жалоб па скрытность аналитика, у этой пациентки агрессивные фазы 
наступали автоматически, как только ее вытесненные фантазии о мастурбации, не 
осознаваемые ею самой,
1 Скопофилия — влечение к подглядыванию за половым актом или обнаженным 
представителем избранного пола. — Примеч. ред.

178 Раздел III. Механизмы защиты
готовы были всплыть в ее сознании. Осуждение ею собственных объектов любви 
соответствовало порицанию, которого она ожидала от них из-за своей детской 
мастурбации. Она полностью идентифицировалась с этим осуждением и обернула его 
против внешнего мира. Тайна, которую все от нее скрывали, была тайной ее 
собственной мастурбации, которую она хранила не только от других, но и от себя. 
Здесь также агрессивность пациентки соответствует агрессивности других людей, а 
ее тайна является отражением ее собственного вытеснения.
Эти три примера дали нам некоторое представление об истоках этой фазы в 
развитии функционирования сверх-Я. Даже после того как внешняя критика была 
интроецирована, угроза наказания и допущенный проступок все еще не соединились 
в психике пациента. В то время как критика интернализуется, проступок 
экстернализуется. Это означает, что механизм идентификации с агрессором 
дополняется другой защитной мерой, а именно проекцией вины.
Я, которое при помощи защитного механизма проекции развивается в этом 
направлении, интроецирует авторитеты, критике которых оно подвержено, и 
включает их в сверх-Я. После этого оно становится способным проецировать 
запретные импульсы вовне. Его нетерпимость по отношению к другим людям 
опережает строгость по отношению к себе. Я узнает, что достойно порицания, но 
защищается от неприятной самокритики при помощи этого защитного механизма. 
Сильное негодование по поводу чужих неправильных поступков — предшествование и 
замещение чувства вины по отношению к самому себе. Негодование Я возрастает 
автоматически, когда близится восприятие его собственной вины. Эта стадия 
развития сверх-Я представляет собой предварительную фазу нравственности. 
Истинная нравственность начинается тогда, когда ин-тернационалнзованиая критика,
 теперь включенная в предъявляемую сверх-Я норму, совпадает с восприятием 
своего собственного проступка со стороны Я. Начиная с этого момента строгость 
сверх-Я обращается вовнутрь, а не наружу, и человек становится не столь 
нетерпимым к другим людям. Но, достигнув этой стадии своего развития, .Я должно