Подавление Эдипова комплекса привело ребенка к отказу от большинства 
инфантильных сексуальных целей. Ранние чувственные желания были отданы 
бессознательному. Так они опять проявились в фантазиях избиения, указывая на 
частичную неудачу в попытке их подавления.
   Если в фантазиях избиения проявляется подавление, то в милых историях — 
сублимация. В фантазиях избиения непосредственные сексуальные желания 
удовлетворяются, в милых же историях желания с вытесненным мотивом, как их 
называет Фрейд, находят вознаграждение. Так же как в развитии 
детско-родительских отношений, изначально целостный поток любви „ оказывается 
разделенным на подавленную чувственную борьбу (что выражается в фантазии 
избиения) и сублимированные любовные узы (отражается в милых историях).
   Мы можем теперь сопоставить обе фантазии по следующей • схеме: функция 
фантазии избиения — это скрытая репрезента- '^ ция вечной ситуации чувственной 
любви, которая на языке '"•" анально-садистской стадии выражается как сцена 
избиения. С другой стороны, функция милых историй — репрезентация нежности и 
любовного возбуждения. В содержании просмат-
   
Фантазии и образы избиения 81
ривается между тем та же монотонность, что и в фантазиях избиения. Все строится 
вокруг союза сильного и слабого героя, взрослого и мальчика, или, как это видно 
из многих сюжетов, - высшего и низшего существования.
Сублимация чувственной любви в нежную дружбу, без сомнения, существенно 
упрощается тем, что еще на ранних стадиях фантазий избиения девочка 
отказывается от сексуальной принадлежности и неизменно выступает в фантазии как 
мальчик.
III
Цель данной статьи состоит в том, чтобы рассмотреть природу взаимоотношений 
между сосуществующими фантазиями избиения и мечтами. Мы, насколько это возможно,
 смогли установить такую взаимозависимость. Далее я воспользуюсь случаем и 
рассмотрю дальнейшее развитие и судьбу одной из продолжительных фантазий.
   Несколько лет назад, когда история с рыцарем появилась впервые, девочка ее 
записала. Она создала короткую историю о пребывании юноши в заключении.
   В начале истории узника пытали, в конце он отказывался от побега. Можно 
предположить, что он решил остаться в замке из-за своего хорошего отношения к 
рыцарю. Все события описываются как случившиеся в прошлом, история представлена 
в виде диалогов между рыцарем и отцом заключенного.
   Если тема фантазии в письменной истории остается прежней, то способ развития 
темы меняется. В фантазии союз между сильным и слабым должен устанавливаться 
снова и снова в каждом новом эпизоде, в письменной истории он развивается с 
течением времени. Отдельные сцены из фантазии теряются в процессе такого 
развития; хотя некоторые детали переносятся из фантазии на бумагу, отдельные 
развязки не замещаются общей кульминацией в заключительной части сказки. Ее 
цель — гармоничный союз между крайними антагонистами — только предвосхищается, 
но реально не описывается. Поэтому интерес, который в фантазии концентрируется 
на самой высшей точке, в письменной версии поровну делится между ситуациями и 
героями.                                  .
   
82 Раздел II. Фантазии и агрессия
   Этому изменению в структуре соответствует изменение механизма извлечения 
удовольствия. В фантазии дополнение новой или проигрывание старой сцены — это 
новая возможность для извлечения полноценного удовлетворения, что невозможно в 
письменной истории. Хотя процесс написания осуществляется в состоянии 
счастливого возбуждения, подобного тому, которое имеет место в фантазировании, 
сама по себе законченная история не предполагает ничего подобного. Чтение 
истории не влечет за собой извлечения удовольствия, как ^ это происходило в 
фантазии. В этом отношении большим воздействием обладает чтение подобных 
историй, написанных другими.
   Эти факты подтверждают непосредственную связь между двумя важными отличиями 
фантазии и письменной истории — отказ от отдельных эпизодов и от извлечения 
удовольствия в кульминационных точках. Написанная история имеет другие причины 
и служит иной функции, нежели фантазия. Иначе история с рыцарем, превращаясь из 
фантазии в письменную сказку, становится непригодной ни для чего.
   Когда девочку спросили, что побудило ее написать историю, она смогла назвать 
только одну осознаваемую причину. Она была убеждена, что обратилась к написанию 
в тот момент, когда история с рыцарем стала особенно навязчивой, — другими 
словами, таким образом она защищалась от возможности слишком глубоко 
погрузиться в нее. Она пыталась создать какую-то независимую реальность для 
слишкомКздушевленных героев в надежде, что тогда они перестанут доминировать в 
ее воображении. Насколько она помнит, фантазии с рыцарем действительно 
закончились после того, как были записаны.
   Правда, это описание девочкой своих побуждений все еще оставляет многое 
необъясненным: та самая слишком яркая ситуация, которая, как предполагается, 
побудила ее записать историю, не включается в нее, тогда как другие, которые не 
являются частью фантазии (например, реальные пытки), подробно описываются. То 
же самое относится и к героям: написанная история упускает некоторых персонажей,
 которые развернуто представлены в фантазии, и вместо них появляются новые 
герои, как, например, отец заключенного.
   
Фантазии и образы избиения 83
   Вторую побудительную причину для написания истории мы можем извлечь из