действительно в нее поверить. Но затем уже не оставалось сомнений: я стала для 
него не только интересным и полезным человеком, но и очень сильной личностью, 
без помощи которой он уже не мог обойтись. С помощью этих трех качеств я стала 
ему необходима; можно было бы сказать, что он попал в состояние полной 
зависимости перенесения. Этого момента я и ждала, чтобы весьма энергично 
потребовать от него — не в форме словесного приказания и не сразу — 
соответствующей компенсации, а именно: выдачи всех его сокровенных тайн, столь 
необходимых для анализа; это заняло еще несколько ближайших недель, а лишь 
после этого можно было приступить к настоящему анализу.
Вы видите, что я в данном случае вовсе не стремилась вызвать у ребенка 
осознание болезни, которое в дальнейшем пришло само собой совсем иным путем. 
Здесь задача заключалась лишь в создании связи, которая должна была быть 
достаточно прочной для того, чтобы можно было осуществить дальнейший анализ.
Однако я боюсь, что после этого подробного описания у вас создалось такое 
впечатление, будто вся суть заключается именно в этой связи. Я постараюсь 
рассеять это впечатление с помощью других примеров, занимающих среднее 
положение между приведенными здесь крайними случаями.
Мне было предложено подвергнуть анализу другого десятилетнего мальчика, у 
которого в последнее время развился крайне неприятный и беспокойный для 
окружающих симптом: буйные припадки ярости и злости, наступавшие у него без 
видимого внешнего повода. Они казались тем более странными, что ребенок был 
вообще заторможенным и боязливым. В данном случае я легко завоевала его доверие,
 так как он знал меня раньше. Точно так же решение подвергнуться анализу вполне 
совпадало с его собственными намерениями; так как его младшая сестра была уже 
моей пациелткои, и ревность к тем преимуществам, которые она, очевидно, 
извлекала из своего положения

Введение в детский анализ 35 \
в семье, стимулировала и его желания. Несмотря на это, я не могла найти 
настоящей исходной точки для анализа. Объяснить это было нетрудно. Хотя он 
частично сознавал свои страхи как болезненное состояние и хотел избавиться от 
них и от своих задержек, однако с его главным симптомом, с припадками ярости, 
дело обстояло как раз наоборот. Он несомненно гордился ими, рассматривал их как 
нечто отличающее его от других, хотя бы даже в неблагоприятном для него смысле, 
и ему были приятны заботы родителей, вызванные его состоянием. Таким образом, 
он свыкся с этим симптомом и, вероятно, вел бы в то время борьбу за сохранение 
его, если бы была сделана попытка уничтожить его с помощью анализа. Я 
воспользовалась тут несколько скрытным и не совсем честным приемом. Я решила 
поссорить его с этой частью его существа. Я заставляла его описывать мне свои 
припадки каждый раз, когда они имели место, и притворялась крайне озабоченной и 
огорченной. Я осведомлялась, насколько он вообще мог владеть собой в таком 
состоянии, и сравнивала его неистовство с поведением .душевнобольного, которому 
вряд ли могла уже понадобиться моя помощь. Это озадачило и испугало его, так 
как в его честолюбивые черты отнюдь не входила возможность прослыть 
душевнобольным. Он стал стараться сдерживать свои порывы, сопротивляться им. Он 
не способствовал их проявлению, как раньше, но чувствовал, что действительно не 
способен по/давить их, и стал, таким образом, испытывать повышенное чувство 
болезни и неудовольствия. Наконец, после нескольких тщетных попыток такого рода,
 симптом превратился, как я этого хотела, из ценного достояния в беспокоящее 
инородное тело, для преодоления которого он обратился ко мне за помощью.
   Вас поразит, что я в этом случае вызвала состояние, существовавшее с самого 
начала у маленькой девочки, страдавшей неврозом навязчивости: расщепление в 
собственном «Я» ребенка. Точно так же и в другом случае с семилетней 
невротич-ной капризной девочкой мне пришлось прибегнуть к такому же приему 
после длительного подготовительного периода, аналогичного вышеописанному случаю.
 Я отделила от ее «Я» все дурное в ней, персош^ицировала его, дала ему 
собственное имя, противопоставила его ей и добилась наконец того, что она
   
352 Раздел VI. Техника детского психоанализа
стала мне жаловаться на созданное таким образом новое лицо и поняла, насколько 
она страдала от него. Рука об руку с создавшимся таким образом сознанием 
болезни идет открытость ребенка для анализа.
   Но здесь мы не должны забывать о другом препятствии. Я имела возможность 
подвергнуть длительному анализу очень одаренного и способного ребенка: ту 
описанную выше восьмилетнюю девочку, которая отличалась чрезмерной 
чувствительностью н которая так много плакала. Она искренне стремилась ;стать 
другой, она имела все данные и все возможности, чтобы использовать проводимый 
мною анализ. Но работа над ней тормозилась всегда на определенном пункте, и я 
уже хотела удовольствоваться теми небольшими результатами, которых мне удалось 
добиться: исчезновением самых мучительных симптомов. Тогда обнаружилось, что 
нежная привязанность к няне, относившейся отрицательно к предпринятому анализу, 
и была той именно преградой, на которую наталкивались наши старания, как только 
они действительно начинали проникать вглубь. Хотя она питала доверие к тому, 
что выяснялось при анализе и что я говорила ей, но только до известного предела,
 до которого она разрешала себе это и за которым начиналась ее преданность няне.
 Все, что выходило за этот предел, наталкивалось на упорное и непреодолимое 
сопротивление. Она воспроизводила таким образом старый конфликт, который имел 
место при любовном выборе между жившими отдельно друг от друга родителями и 
сыграл большую роль в ее развитии в раннем детском возрасте. Но и это открытие 
мало помогло делу, так как теперешняя ее привязанность к воспитательнице была