ьшее 
влияние, чем где бы то ни было еще. Страны, отличающиеся более явным 
расслоением и принимающие классовые различия как должное, могут более охотно 
мириться с неравенством. Чтобы добиться поддержки, женским движениям в этих 
странах, возможно, придется воспользоваться иными мотивировками, чем те, к 
которым прибегают в странах Запада.
    Эти факторы предполагают, что путь к гендерному равенству в разных странах 
может быть различным. Мы много говорили в этой главе об общекультурных 
гендерных сходствах, но потребные специфические изменения и способы их 
осуществления разнятся в зависимости от культуры. К примеру, в США, стране, где 
выше всего ценится индивидуальность и личная свобода, имеет смысл обосновать 
необходимость изменений, делая упор на то, как традиционные гендерные роли 
препятствуют личной свободе и равенству. Однако в Японии, обществе, в котором 
придают большое значение обязанностям человека перед социальной группой, такой 
аргумент едва ли будет эффективным.
    Марголис (Margolis, 1993) подметила, что конкретные факторы нередко имеют 
свои нюансы в зависимости от культуры и что фактор, который стимулирует 
какое-то движение в одной стране, может повредить ему в другой. Она приводит 
пример планирования семьи. На Западе планирование семьи и проблема абортов 
послужили основными мобилизующими факторами для женских движений, но такие 
программы часто вызывают подозрения и протесты со стороны женщин из стран 
третьего мира, которые могут принять их за попытки ограничить рождаемость в их 
этнических группах. Этот подход может также не оказать воздействия на женщин в 
странах, где высок социальный статус матерей, имеющих много детей, или где 
женщины нуждаются в большом количестве детей, помогающих им на 
сельскохозяйственных работах. Сходные мысли высказала Со (Soh, 1993) обсуждая, 
почему гендерное равенство несовместимо с широко распространенным в Корее 
конфуцианским мировоззрением, в основе которого лежит взаимодополняемость инь и 
ян (женского и мужского начала). Она указывает, что в Корее 
законодатели-женщины обязаны своим избранием именно полу, так как они почти 
всегда выбираются или назначаются в качестве представителей интересов женщин и 
детей и пользуются поддержкой до тех пор, пока продолжают действовать в 
традиционной манере в социальных ситуациях и по отношению к своим семьям. 
Другими словами, процесс, посредством которого в Корее достигается гендерное 
равенство, зависит от корейской культуры.
    Марголис провела исследование женских движений за равноправие, существующих 
в разных странах. Она сосредоточила свое внимание на том, как эти движения 
принимают различные формы и ставят во главу угла различные вопросы в 
зависимости от политических, экономических и культурных различий. Она советует 
нам относиться с опаской к «этноцентрическому предположению, что женские 
движения следуют по эволюционному пути и со временем превратятся в движение, 
подобное тому, которое существует в Соединенных Штатах» (Margolis, 1993, р. 
386). Бушир (Bouchier, 1984) предположил, что эгалитарные и либеральные 
социальные движения добиваются наибольших успехов там, где политическая 
культура более либеральна и эгалитарна. Он пишет, что именно поэтому 
Скандинавские страны и Голландия имеют наиболее представительные и сплоченные 
феминистские организации. Семенска (Siemienska, 1986) замечает, что гендерная 
реформа более вероятна в политических системах, основанных на плюрализме 
(формальное представительство интересов различных групп в противовес правлению 
одной партии или одного класса). Марголис (1993) говорит о том, что достижению 
гендерного равенства могут мешать не только консервативные правительства, 
рассматривающие подчиненное положение женщин в качестве основного пункта своей 
платформы, но и левые, отводящие женским проблемам второстепенную роль по 
сравнению с более общими вопросами эксплуатации рабочих.
    Борьба за гендерное равенство может быть также подчинена другим 
политическим вопросам, в частности связанным с экономическим или этническим 
выживанием (Margolis, 1993). Эта ситуация особенно вероятна в странах третьего 
мира и развивающихся государствах, где на повестке дня стоит вопрос 
элементарного выживания или происходит этнический конфликт. Например, канадский 
психолог Патриция Кериг (Kerig) и русские психологи Юлия Алешина и Алла Волович 
высказали в 1993 г. следующую мысль: в современной России феминизм считается 
чем-то вроде утопии и менее важен, чем насущные экономические проблемы. 
Вероятно, неслучайно, что женское движение в Соединенных Штатах взяло старт в 
период относительного экономического процветания и социального спокойствия, 
после появления движения за защиту гражданских прав и окончания вьетнамской 
войны, и было создано в основном благодаря усилиям белых представительниц 
среднего класса. Для цветных женщин в США и женщин в странах третьего мира 
наиболее неотложными вопросами могут быть избавление от голода и этнической 
дискриминации (Bulbeck, 1988). Ла Фромбуазе и его коллеги (LaFromboise et al., 
1990) подметили, что для американок индейского происхождения вопрос сохранения 
своей расы и культуры не менее, если не более, важен, чем вопрос равноправия 
полов. Кроме того, они предположили, что движения за гендерное равенство среди 
американских индейцев будут отличаться от других феминистских движений, 
поскольку индейские женщины стремятся к феминизму, который действенен в 
контексте индейской семьи, их племени и представлений о Священной матери-земле.
    Растет понимание культурных вопросов, обсужденных выше, и того, что 
западный феминизм часто не подходит для незападных культур. Некоторым кажется, 
что культурное разнообразие столь велико, что оно делает невозможным движение 
за общемировое гендерное равенство. Несмотря на эти тревоги, человеческие права 
все чаще рассматриваются в качестве вопроса международного значения и все 
большую поддержку получает нынешняя тенденция признания законности 
международного п