ролевой идеологии женщины 
придерживаются более эгалитаристских взглядов, чем мужчины. Эти данные были 
получены при исследованиях американцев (Spence & Helmrich, 1978), ливанцев 
(Spence & Helmrich, 1978), израильских евреев и арабов (Seginer et al., 1990), 
североирландцев (Kremer & Curry, 1987), британцев, ирландцев и канадцев (Kalin 
et al., 1982), жителей Фиджи (Basow, 1986 а), бразильцев (Spence & Helmrich, 
1978); в восьми из четырнадцати культур, исследованных Уильямсом и Бестом 
(Williams & Best, 1990 b); а также в исследовании студентов, представлявших 46 
стран (Gibbons et al., 1991). Вероятно, это различие существует, поскольку 
выгоды гендерного равенства очевиднее для женщин, которые, как мы уже замечали, 
обладают более низким статусом в силу своей половой принадлежности.
    Уильямс и Бест (1990 b) изучили гендерно-ролевую идеологию в четырнадцати 
странах (Нидерландах, Германии, Финляндии, Англии, Италии, Венесуэле, 
Соединенных Штатах, Канаде, Сингапуре, Малайзии, Японии, Индии, Пакистане, 
Нигерии), используя SRI («Шкалу поло-ролевой идеологии» Sex-Role Ideology 
Scale), разработанную Калином и Тилби (Kalin & Tilby, 1978). SRI требует, чтобы 
респонденты указали степень, в которой они согласны с каждым из тридцати 
утверждений, таких, как: «Первая забота женщины, имеющей маленьких детей,— дом 
и семья», «Ради блага семьи жена должна вступать в половые сношения со своим 
мужем, хочет она этого или нет» и «Женская и мужская работа не должны сильно 
отличаться по своему характеру». Уильямс и Бест (1990 b) обнаружили 
значительные межкультурные различия в том, в какой степени респонденты 
придерживались традиционной или современной идеологии. Порядок расположения 
четырнадцати стран в первом предложении этого абзаца отражает полученные 
исследователями данные. Первая из этих стран, Нидерланды, отличалась наиболее 
эгалитаристской гендерно-ролевой идеологией, а в последней, Нигерии, были 
отмечены наиболее традиционные и наименее эгалитаристские взгляды.
    Затем Уильямс и Бест (1990 b) соотнесли данные SRI с экономическим 
развитием, религией, процентом женщин, занятых вне дома, и процентом женщин, 
посещающих университеты, в каждой стране. Результаты этого анализа показали, 
что гендерно-ролевая идеология меняется в сторону более эгалитарной по мере 
экономического развития, что мусульманские страны отличаются более традиционной 
идеологией, чем христианские, и что более высокое число работающих женщин и 
женщин, обучающихся в университетах, связано с более эгалитаристской 
гендерно-ролевой идеологией. Внутри отдельной культуры могли также иметь место 
значительные вариации в гендерно-ролевой идеологии, обусловленные образованием, 
принадлежностью к определенному поколению и влиянием культуры других обществ. 
Эту особенность хорошо иллюстрирует обзор исследовательской литературы по 
гендерно-ролевой идеологии у испано-американских женщин, проведенный 
Васкес-Натталл (Vazques-Nuttall et al., 1987). Этот обзор показал, что 
испано-американские женщины, имеющие более тесные контакты с англо-американским 
обществом, придерживались более эгалитаристских концепций в отношении гендерных 
ролей (Canino, 1982; Espin & Warner, 1982; Kranau et al., 1982; Torres-Matrullo,
 1980), лучше образованные испано-американки имели более либеральные взгляды 
(Pacheco, 1981; Soto & Shaver, 1982), а представители старшего поколения 
придерживались более консервативной идеологии, чем люди младшего возраста 
(Rosario, 1982; Soto & Shaver, 1982).
Заключительные замечания.
    Эта глава была в основном посвящена гендерным «этикам» (культурным 
универсалиям), но гендерные «эмики» (культурная специфика) также важны, 
особенно при рассмотрении процесса изменения гендерных ролей. Здесь имеется 
несколько аспектов. Один состоит в следующем: культура влияет на то, в какой 
степени человек готов оставаться самим собой, не становясь конформистом. 
Социальные изменения могут быстрее происходить в тех странах, где не столь 
велика покорность властям и верность групповым нормам. Западные культуры, 
подобные той, которая сложилась в США, характеризуются психологами как 
индивидуалистические общества. В индивидуалистических обществах люди больше 
интересуются собственной карьерой, личными правами и независимостью (Hofstede, 
1984; Hui & Triandis, 1986), и это обстоятельство облегчает отступление от 
превалирующих социальных норм. Коллективистские общества, подобные японскому, 
придают повышенное значение подчинению индивидуальных целей коллективным, что 
проявляется в повышенной заботе о потребностях окружающих и взаимозависимости 
(Hui & Triandis, 1986). Конформизм и покорность в таких обществах социально 
поощряются и ценятся в большей степени, чем в США. Могаддам и его коллеги 
(Moghaddam et al., 1993) также предположили, что культуры, в которых поощряется 
покорность старшим, могут отличаться большей резистентностью к социальным 
изменениям, поскольку люди с возрастом менее охотно принимают изменения.
    Другой аспект, влияющий на гендерно-ролевые изменения, касается 
свойственных культуре представлений о равенстве. Гоффман (Goffman, 1977) 
предположил, что гендерные роли изменятся, когда общество откажется от 
представления, что эти роли основаны на биологических различиях, и признает 
необходимость всеобщего социального равенства. Однако во многих культурах 
социальное равенство не является доминирующей ценностью. Например, в Индии 
следствием системы каст является различное отношение к людям, обусловленное 
принадлежностью человека к социальной группе, в которой он родился. В основе 
этой системы лежат индуистские религиозные представления, согласно которым 
рождение человека внутри определенной касты обусловлено его деяниями в прошлых 
жизнях. Хотя в Соединенных Штатах имеет место гораздо большее социальное 
расслоение, чем многие американцы готовы признать, но эта культура основана на 
воззрении, что расслоение нежелательно (например: «Все люди рождены равными»). 
Поэтому неудивительно, что феминистское движение возникло именно в США и 
приобрело там и в других индивидуалистически-ориентированных странах бо