ески, нет 
смысла применять физическую агрессию, и поэтому они прибегают к вербальной или 
косвенной агрессии. Целый ряд ученых в своих кросс-культурных исследованиях 
говорили о том, что стратегии косвенной агрессии в целом чаще встречаются у 
женщин, чем у мужчин, хотя и отмечали некоторые вариации (Bjorkvist, 1994).
    Метаанализ, проведенный Хайдом (Hyde, 1984 b), показал, что гендерные 
различия в агрессии у дошкольников в целом больше, а у учащихся колледжа — 
меньше. По данным исследования, мужчины уже к раннему взрослому возрасту 
начинают выражать агрессию вербально или косвенными путями, причем в их 
арсенале — не только сплетни, но и критические замечания, прерывание на 
полуслове, инсинуации без прямого обвинения и поведение типа «отстань от меня» 
(Bjorkvist et al., 1992, 1994). По наблюдениям Бьйорквиста, социальные нормы 
среднего класса в европейской и североамериканской культурах не поощряют 
проявлений физической агрессии у взрослых мужчин.
    В число факторов, влияющих на то, будут ли в конечном счете обнаружены 
гендерные различия в агрессии, входят тип агрессии и ситуационный контекст. 
Бьйорквист и Ньемела (Bjorkvist & Niemela, 1992) заметили, что в большинстве 
работ, направленных на исследование половых различий в агрессии, под последней 
понималась лишь физическая агрессия, а этот тип, как мы знаем, вероятнее всего 
встречается у мужчин. Действительно, сильнейшей предпосылкой для обнаружения 
гендерных различий в агрессии, по результатам метаанализа Игли и Штеффен (Eagly 
& Steffen, 1984), был такой ситуационный контекст, который провоцировал 
проявление скорее физической, чем психологической агрессии (в ситуациях, 
требующих применения физической агрессии, мужчины с большей вероятностью 
выдавали агрессивное поведение).
    Игли и Штеффен также указали на то, что большинство 
социально-психологических исследований агрессии замыкалось на агрессии в 
отношении незнакомых людей в ситуациях кратковременных встреч. Результаты 
кросс-культурных исследований, в которых рассматривались физические и косвенные 
формы агрессии в межличностных взаимоотношениях, дают веские поводы усомниться 
в том, что мужчины действительно более агрессивны, чем женщины (см. специальный 
номер журнала «Половые роли», посвященный кросс-культурным исследованиям 
агрессии у женщин и девочек (Sex Roles, 1994, Vol. 30, Nos. 3 and 4).
    Игли и Штеффен применили теорию социальных ролей для рассмотрения гендерных 
различий в агрессии. Они писали, что эти различия могут частично объясняться 
гендерными ролями, которые поощряют проявление мужчинами агрессии в некоторых 
формах, в то время как агрессивность у женщин не приветствуется (агрессивность, 
например, несовместима с некоторыми важнейшими составляющими женской роли — 
женщина должна быть нежной и избегать физической опасности). По данным, 
полученным в исследованиях Кемпбелл и Мансер (Campbell & Muncer, 1987) и 
Кемпбелл и др. (Campbell et al., 1992), можно заключить, что мужчин нередко 
принуждают к агрессии окружающие. Кто-либо ставит под сомнение их самоуважение 
или общественное положение, а мужчины представляют, что в глазах других их 
пассивность будет оценена негативно. Женщины, наоборот, испытывают смущение, 
если им пришлось проявить агрессию на людях. Перри и др. (Perry et al., 1989) 
обнаружили, что к 10-летнему возрасту за одно и то же агрессивное поведение 
мальчики ожидают меньшее неодобрение от родителей, чем девочки. Игли и Штеффен 
(Eagly & Steffen, 1986) также отметили, что мужчины предпочитают роли, в 
которых требуется проявление агрессии (например, в военной или спортивной 
областях), приобретая, таким образом, навыки и опыт агрессивных действий. Для 
большинства женских ролей, наоборот, агрессивность совершено неуместна 
(например, мать, секретарша, учительница, нянька) и скорее рождает чувство вины 
и тревоги из-за своей несовместимости с направленностью женской роли на 
нежность и заботу о других.
Конформность и подверженность влиянию.
    Социальные стереотипы, касающиеся гендеров, могут вынудить нас поверить, 
что по сравнению с мужчинами женщины — более конформны, легкоубеждаемы и 
управляемы из-за своей зависимости и подчиненности (Eagly & Wood, 1985). Ранние 
исследования конформности прямо не затрагивали вопрос гендерных различий. Шериф 
(Sherif, 1937) в своем исследовании информационного давления задействовал 
только мужчин. Эш (Asch, 1956), изучая нормативное давление, судя по всему, 
собрал данные по обоим полам, но почему-то сообщил результаты только по мужской 
выборке. Хотя ни в одном из более поздних исследований, в которых принимали 
участие и мужчины и женщины, не было обнаружено гендерных различий в 
подверженности влиянию, это не помешало авторам социально-психологических 
трудов и «Справочника по социальной психологии» с завидной уверенностью вплоть 
до конца 70-х гг. стоять на той точке зрения, что женщины более подвержены 
влиянию, чем мужчины. И это вопреки тому, что 82% исследований, сравнивавших 
мужчин и женщин на предмет убеждаемости, и 74% исследований, в которых искали 
гендерные различия в конформности, никаких различий не обнаружили (Eagly, 1978; 
Eagly & Wood, 1985).
    Используя новую в то время технику метаанализа, Игли и Карли (Eagly & Carli,
 1981) провели анализ 148 работ по социальному влиянию за период с 1949 по 1977 
г. В результате они обнаружили небольшую, но статистически значимую величину 
отличий для подверженности влиянию в зависимости от гендера (значение d 
находилось в пределах 0,16 — 0,26; напомним, что 0,20 считается малым значением,
 а 0,50 — средним). Наибольшие значения d были получены в исследованиях 
группового давления, где одного члена группы все остальные принуждали изменить 
определенное поведение или верования (0,23 < d < 0,32). Этот факт может 
объясняться тем, что женщины — более «общественные» создания и, следовательно, 
стараются сохранить гармонию в группе и добрые чувства ее членов друг к другу