первых богов, брачном союзе божеств Идзанаги и Идзанами (брата и сестры) и 
рождении последними Японских островов, многочисленных божеств (в том числе 
Аматэрасу и Сусаноо) и «всех десяти тысяч вещей». Вторая группа — мифы о 
божествах Равнины Высокого Неба (Такама-но-хара), прежде всего мифы об 
Аматэрасу и ее брате Сусаноо. Наконец третья группа мифов — это мифы о 
нисхождении на землю прародителя императорской династии. Также существует 
разделение мифов на миротворческие и мироустроительные — и на мифы, посвященные 
«строительству страны», то есть мифы, связанные с деяниями первых земных 
потомков небесных богов — императоров Японии.
      Повествование «Кодзики» разделено на три свитка, первый из которых 
охватывает эпоху миротворения и мироустроения, а второй и третий рассказывают о 
«строительстве страны». Главные действующие лица первого свитка — разнообразные 
божества японского синтоистского пантеона, от первобогов Амэ-но-минака-нуси-но 
ками (Бог Правитель Священного Центра Небес), Така-ми-мусуби-но ками (Бог 
Высокого Священного Творения) и Камимусуби-но ками (Бог Божественного Творения) 
до таких экзотических богов, как Амацухико-хиконагисатакэугая-фукиаэдзу-но 
микото (Небесный Юноша-Доблестный Бог Баклановой Крыши, Не До Конца Настеленной 
На Морском Берегу). Все эти божества принадлежат к ками — этим, по выражению М. 
Элиаде, «вездесущим проявлениям всего священного». Само слово «ками» буквально 
означает «верхний»; в японской мифологии этим словом обозначаются не только 
собственно божества в привычном нам, европейском смысле, но и любые проявления 
сверхъестественной силы. «Сказать, что первобытные японцы представляли все 
явления природы прибежищем духов, — писал Дж. Б. Сэнсом, — или что их религия 
была анимистическим культом, означало бы применять точные термины к вещам 
слишком неясным и многообразным для простого определения. Однако японцы явно 
ощущали, что все различимые объекты некоторым образом живы, и история синтоизма 
— история поэтапного развития этих зачаточных представлений в религию 
государственную».[3] Бесчисленные поколения ками, по «Кодзики», заполняют 
временной промежуток между первобогами и людьми; основная особенность ками — и 
основная особенность японской мифологии в целом — заключается в том, что ками, 
согласно представлениям населения архипелага, породили не людей вообще, а 
именно японцев, то есть являются исключительно «национальными» божествами. 
Некоторые из этих божеств «управляли» людскими племенами и, следовательно, 
считались главными в конкретной местности, однако с образованием государства 
Ямато и учреждением в VII в. управления по делам богов верховным божеством 
всего архипелага была официально признана богиня солнца Аматэрасу.
      Любопытно, что «Кодзики», в которых прославлялись ками в целом и 
Аматэрасу в частности, были составлены в ту эпоху, когда у местных японских 
божеств появился весьма серьезный соперник — Будда, первоначально воспринятый в 
Японии как чужеземный «ками», обладавший, по утверждениям переселенцев из Кореи,
 безграничным могуществом. Мало-помалу получила распространение и 
религиозно-философская доктрина буддизма, усугубленная, вдобавок, пришедшим из 
Китая родительским культом. «Духовная сторона буддизма не могла долго 
оставаться неоцененной, тем более что родная религия содержала лишь 
примитивнейшие концепции философии и морали, и немудрено, что буддизм, после 
первоначального обращения к простым материальным стремлениям и страхам японцев, 
нашел у них сильную и настоящую ответную любовь. Чувство крепости и святости 
семейных уз, свойственное японцам и раньше, было усилено китайской доктриной 
сыновней почтительности, причем эта доктрина утратила в Японии значительную 
долю своего сухого формализма, и среди первых японских изображений Будды многие 
были посвящены родителям, живым либо умершим, в знак благодарности от их детей» 
(Сэнсом). Постепенно заполняя те духовные «ниши», которые не мог охватить синто,
 буддизм укоренялся в японской почве, и так сложился причудливый симбиоз — 
синтоистский буддизм, или буддийский синтоизм, — а в японской мифологии 
появились «одомашненные» иноземные будды и боддхисаттвы, ставшие хидзири, то 
есть святыми, творящими чудеса. Наибольшего почитания среди этих святых 
удостоились аватары (воплощения) боддхисаттвы Авалокитешвары, которого японцы 
приняли под именем Каннон и которого чаще всего представляли себе в женском 
облике. Также приобрел значительную популярность и культ Эмма-о (индийского 
Ямы) — правителя страны мертвых, определяющего меру греховности и 
благодетельности каждого человека. Логичным итогом победного шествия учения 
Будды по Японским островам следует признать тот факт, что по сей день 
большинство верующих японцев исповедуют буддизм наряду с синтоизмом.
      Классический пример объединения синтоизма и буддизма — представления о 
семи богах счастья (оитифукудзин). Их появление в японской традиции обычно 
объясняется тем отрывком из буддийской сутры «Нинно хання ке», в которой 
сказано, что при правильном следовании законам, изложенным в сутре, «семь 
несчастий немедленно исчезнут, а семь благ тут же явятся». Из семи ситифукудзин 
Дайкоку, Хотэй, Бисямонтэн и Бэндзайтэн — буддийские божества, Эбису — персонаж 
чисто синтоистский, а Фукурокудзю и Дзюродзин пришли из пантеона даосизма. Все 
эти боги, как считалось, наделены способностью даровать людям счастье, покой, 
материальное благополучие, здоровье, долголетие, беззаботность, веселье; 
поэтому их культ стал весьма популярным.
      Вместе с буддийскими святыми в японскую мифологию проникли и 
представления о злых духах — ракшасах, претах и якшах, органично наложившиеся 
на местные предания о духах загробного мира. Эти злые духи — они — обычно 
изображались как человекообразные существа с бычьими рогами, острыми 
выступающими клыками, трех- или четырехпалые, со ртом, раздвинутым до ушей, и в 
набедренных повязках из тигровых шкур; они считались обитателями ада, 
бесами-мучителями, которые могли появляться и в мире людей, вселяться в их тела