сопоставима с целой библиотекой, поскольку перед нами действительно огромное 
собрание отдельных книг, содержащих уникальную информацию
На бесчисленном количестве примеров подтверждена безупречная точность римской 
поговорки: "Книги имеют свои судьбы". Одним суждено забвение, другим — вечность.
 Среди последних Библия отличается настолько сложной и запутанной литературной 
судьбой, что вряд ли когда-либо будет доступно полное её постижение. Поэтому 
уместно ограничиться характеристикой основных этапов истории Библии. Первый из 
них — долитературный период, когда у израильско-иудейских племен, обитавших в 
пустыне, но уже вступивших в контакт с земледельческим населением страны Ханаан,
 складывался свой фольклор как светского, так и религиозного содержания, когда 
фигуры героев-предков и жрецов-пророков обрастали корою преданий, постепенно 
закрывавших историческую сердцевину.
Длительность долитературного этапа истории Библии не может быть установлена. Но 
само содержание включенных в её книги шедевров народного творчества говорит о 
том, что в них очень древнее смешано со сравнительно поздним. И это общая 
закономерность, прослеживаемая в культурах разных этносов (например, индийский 
эпос объединил представления целого тысячелетия).
Второй, столь же длительный период истории библейских текстов — это превращение 
фольклора в литературу (Фрезер, 1989). Его начало — появление у древних евреев 
письменности — совпадает, как у большинства других народов, с возникновением 
государственности и государственной религии. Находившиеся на царской службе 
писцы наряду с записью царских указов, описью дворцовых и храмовых богатств и 
ведением царской переписки составляли книги, которые известны нам по названиям 
(например, "Книга Праведного"). Это были сборники религиозного и 
патриотического характера, включавшие как фольклорные произведения, так и 
хроникальные записи. Ссылки на эти книги и отдельные выдержки из них 
сохранились в дошедших до нас ветхозаветных книгах.
Составители вошедших в Библию книг обращались к своим современникам, преследуя 
вполне определенные цели. Поэтому библейские книги, независимо от того, какова 
была их дальнейшая судьба, изначально тенденциозны. Их авторы стремились 
представить историю отдельных племен, иногда чуждых в этническом и языковом 
отношении, как повествование о разросшейся семье, происходящей от одного предка.
 Другая генеральная тенденция — жизнь племен с древнейших пор направлялась 
волей бога, с которым праотцы заключили соглашение почитать его одного в обмен 
на покровительство и поддержку в конфликтах с другими народами. Концепция 
договора давала возможность обращаться к фольклорным произведениям, в которых 
присутствовали иные боги, объясняя поражения или бедствия "избранного народа" 
нарушением этого договора.
Возражение против использования термина «миф» в отношении Библии связано с его 
упрощенным истолкованием в значении «выдумка» [2]. Миф непременный элемент 
народного творчества и первоначального научного знания, присутствует в Библии в 
формах этиологических преданий, этнографических и культовых легенд, а также 
сказок. Этиологические предания представляют собой попытки объяснить на 
мифологическом уровне происхождение названий городов и местностей, например, 
Вавилона — смешением языков (Быт., 12: 9), соляных столпов на берегу Мертвого 
моря, напоминающих человеческие фигуры, — любопытством жены Лота (Быт., 19: 28).
 Примерами этнографических легенд является объяснение зависимого положения 
народа хананеев недостойным поведением их предка Хама (Быт., 9: 22 и сл.), 
этнонима измаилиты — от Измаила, сына Авраама и рабыни Агарь (Быт., 16: 11 и сл.
). Культовые легенды объясняли происхождения обрядов от празднеств и священных 
предметов, например, обрезание свидетельствует о заключении договора между 
Богом и народом (Быт., 17: 9 — 11; Нав., 5: 7 — 8). Следы сказок сохранились в 
некоторых образах животных, например, появление говорящих животных (Быт., 3: 1 
и сл.). Часть этих сказок, первоначально связанных с тотемистическими 
представлениями, постепенно приблизилась к нравоучительным басням.
"Все течет, все изменяется". Это изречение эллинского мудреца применимо не 
только к реке, в которую нельзя войти дважды, но и к бурному потоку 
человеческого сознания, в котором рождались боги. Образ ветхозаветного бога 
напоминает меняющих свой облик богов языческих. В книге Бытия бог Элохим (Эл) — 
типичный бог племен, кочующих по степи от Месопотамии до Египта. В Исходе он 
уже Йахве, и в его облике явственны черты египетского бога солнца Атона и 
угаритского громовержца Баала. Вместе с богом изменилось и его окружение.
В этом отношении наиболее показательны метаморфозы змея, появившегося 
первоначально как существо, высказавшее сомнение в правдивости творца и 
наказанное за это (Быт., 3). В дальнейшем змея стали называть «сатаной» (евр. 
«сатан» — «противник», "наветчик") (I Цар., 29: 4; II Цар., 19: 23). В 
послепленный период сатаной уже зовут одного из "сынов божьих", который по 
поручению Йахве должен был выполнять функции обвинителя (Зах., 3: 1 и др.). И 
лишь позднее под влиянием дуализма персидской религии сатана превращается в 
особое сверхъестественное существо и в главу невидимых сил, враждебных богу. 
Несмотря на это, Сатана не стал равновеликим противником Йахве, каким был Хаос 
и его порождения в вавилонской и угаритской религиях. Он мог ужаснуть людей, но 
самому богу не был страшен. Спор между Йахве и «противоречащим» ему (в книге 
"Иова") — лишь риторический и художественный прием с целью доказать 
сомневающимся могущество бога.
Крайняя редкость употребления в Пятикнижии титула «царь» применительно к Йахве 
указывает на то, что ветхозаветные авторы, сообщая об отдаленном прошлом, 
старались избегать этого обозначения, — видимо, оно не присутствовало в 
памятниках народной поэзии, служивших им источниками. С другой стороны, 
наделению Йахве царским титулом могло препятствовать отрицательное отношение