Моисею дано было узреть перед кончиной, но не войти в нее.
Первые пять книг Ветхого завета как иудейская, так и христианская традиция 
приписали Моисею. Сомнения в его авторстве высказывались уже в древности, а 
затем в Средние века. В ХVII в. благодаря труду Баруха Спинозы эти сомнения 
приобрели характер аргументированной критики, опирающейся на элементарную 
логику: описание смерти и погребения Моисея не могло принадлежать ему самому. 
Новый этап в критике Пятикнижия составили работы ученых ХVIII в., обративших 
внимание на различное написание в книге «Бытие» имени бога: Йахве и Элохим. Это 
позволило выделить параллельные повествования, восходящие к авторам, 
использующим каждое из этих имен. Так, уже к XIX в. удалось приблизиться к 
пониманию сложной картины формирования Пятикнижия и других частей Ветхого 
завета.
К концу XIX в. критики Ветхого завета выделили в нем уже четыре составные 
части; наряду с Яхвистом и Элохистом — Деутрономист (автор "Второзакония") и 
Жреческий кодекс, отрывком из которого начинается книга «Бытие». В соответствии 
с представлениями критиков об исторических судьбах народа-творца Библии и 
развитии его религии были выдвинуты гипотезы о происхождении и хронологии 
каждого из четырех первоначальных источников Ветхого завета. Так, выдающийся 
немецкий исследователь Ветхого завета Ю. Велльгаузен был уверен, что Жреческий 
кодекс — самый поздний из первоначальных источников, поскольку в нем наиболее 
явственно проявляется идея единого бога. По мнению Велльгаузена, большая часть 
ветхозаветных текстов относится к VI–V вв. до н. э. — к эпохе Вавилонского 
пленения и времени, непосредственно ему предшествующему. Это считалось 
наивысшим достижением критики Библии. Однако находки внебиблейских текстов, на 
которых мы остановимся ниже, привели к тому, что концепция Велльгаузена (за неё 
до самого последнего времени продолжали цепляться лишь в нашей стране, полагая, 
что позднее жреческое происхождение Библии льет воду на мельницу 
антирелигиозной пропаганды) рассыпалась, как вавилонская башня.
XIX век в области изучения Ветхого завета завершился также мощной, но, как 
вскоре выяснилось, фальшивой нотой панвавилонизма, сводившего все богатство 
культуры древнего Израиля к заимствованиям из Вавилона. Ошибочность этой 
концепции стала в полной мере ясна после введения в научный оборот шумерских 
религиозно-мифологических текстов, показавших, что сама вавилонская литература 
была по отношению к шумерской вторичной.
В самом начале XX в. в ходе раскопок Суз, одной из столиц Персидской державы, 
был обнаружен базальтовый столб с текстом законов вавилонского царя Хаммурапи, 
впервые бросивших свет на ветхозаветные законы, приписываемые Моисею. Такое же 
значение имело открытие более древнего кодекса законов царя шумерского города 
Ларсы Липитиштара (XX в. до н. э.) и законов хеттских царей (ХIV в. до н. э.).
Публикация в середине XX в. текстов шумерских эпических поэм о Гильгамеше, 
Энмеркаре и Лугальбанде, рассказов о сотворении мира, нисхождении в подземный 
мир позволило зафиксировать влияние шумерской мифологии на текст Ветхого завета.
 Это влияние было определено в мотивах "божьего сада", жены первочеловека, 
первоначального единства языка, впоследствии утраченного при смешении языков. 
Изучение формирования в шумерской мифологии образа верховного божества многое 
объяснило в метаморфозах Йахве. Шумерские пословицы и поговорки выявили 
происхождении ряда афоризмов в книге "Притч царя Соломона".
Уже в XIX в. Египет дал значительный литературный и иконографический материал, 
параллельный ветхозаветным рассказам о пребывании Иосифа в Египте, исходе 
евреев из Египта и завоевании Израилем земли Ханаан. В начале XX в. в 
распоряжении науки оказался архив фараона-реформатора Эхнатона (Аменхотепа IV) 
из Телль-эль-Амарны конца XV — начала XIV в. до н. э., содержащий переписку 
фараонов с палестинскими и сирийскими царьками (династами). Это дало массу 
параллелей для понимания темного периода формирования ветхозаветных преданий и 
особенно легенд о завоевании страны Ханаан Иисусом Навином. В Библии говорится, 
что Иисус Навин вел войну с 31 царем этой страны (Нав., 12: 24). Из текстов 
Телль-эль-Амарны стало известно о существовании городов-государств, частично 
совпадающих с библейскими, об их внутренних трудностях и внешней угрозе им со 
стороны апиру (кочевых племен или разбойников). Некоторые письма царьков 
Ханаана адресованы приближенному фараона, египетскому должностному лицу Ианхуму,
 имеющему титул "носитель опахала". Видимо, этот человек (судя по имени, семит) 
занимал при дворе то же положение, что и библейский Иосиф. Это доказывает, что 
и после изгнания гиксосов, которые иногда отождествлялись с евреями, семиты 
продолжали жить в Египте, а некоторые из них занимали видное положение при 
фараоне. Предположительно может быть отмечено также влияние религии солнечного 
бога Атона на формирование концепции Йахве, которую традиция связывает с именем 
выходца из Египта Моисея.
Особенно очевидной беспочвенность концепции создания Библии 
жрецами-фальсификаторами выявилась после открытия и введения в научный оборот в 
30 — 40-х гг. ХХ века религиозно-мифологических текстов Угарита, написанных на 
языке семитского происхождения, родственном древнееврейскому. Если раньше 
каждый общий мотив Библии и произведений шумеро-вавилонской литературы были 
склонны объяснять прямым заимствованием, то со времени открытий в Угарите стало 
очевидным существование общесемитских мифологических представлений — общего 
источника, питавшего поэму о Гильгамеше, эпос об Акхите и книгу Бытия.
Ветхий завет долгое время был единственным источником сведений о быте, обычаях, 
этнической, политической и культурной истории не только евреев, но и многих 
других народов Переднего Востока — египтян, финикийцев, сирийцев, вавилонян, 
хеттов. Не было и, видимо, никогда не будет книги, которая содержала бы о своем 
времени столько разнообразных и точных сведений, и в этом значении Библия