Чья сила была нам в радость? Останемся мы без владыки,
Будем бродить по подворью, подобно бездомным собакам [15],
Видя, как достоянье отца жена расточает
И как пустеют амбары. Тебя оплакивать будут
Вечные горы Баала, Цапану священное поле.
Слезы ронять все будут, друг друга в беде вопрошая:
— Правда ль скончался Карату, служитель великого Илу?
Сын поспешил в покои, чтобы с больным проститься.
Родитель вскинул десницу и прекратил причитанья:
— Слезы твои бесполезны, душу они иссушают,
Нутро они надрывают. Деву, сестру Восьмую [16]
Ты призови, чей голос всех голосов сильнее.
Пусть Восьмая рыдает, пусть поля оглашает,
Своды небес тревожит болью, идущей от сердца.
Жди появления Шапаш с воинством звезд на небе.
Выйди навстречу богине вместе с сестрой Восьмою.
Пусть узнает богиня о горе, меня постигшем,
Ведать должна, что Илу жертву приносит Карату.
В левой руке пусть держит громкозвучащий бубен [17],
В правой руке пусть держит приношенье за мертвых.
Тотчас отца покинул праведный сын Илихау
С елеем в руках и с плодами деревьев,
Что в жертву богам предназначил.
Отроки черпали воду из пруда на участке сестрицы.
Вышла она из покоев, увидела милого брата,
Узрела в руках Илихау она приношенье за мертвых.
Ноги её подкосились, она задрожала всем телом.
— Что-то стряслось дурное? — она у брата спросила.
— Болен отец наш, болен, занемог наш родитель,
Жертвы он Илу приносит, готовит пир погребальный.
— Зачем ты меня волнуешь? — с плачем она вопрошает.
Как это все случилось, мне расскажи скорее.
— Вот уже третий месяц, как наш родитель болеет,
Месяц четвертый отец наш покоев не покидает,
Буду я строить гробницу с камерой погребальной,
Тебе её должно украсить [18]. И зарыдала Восьмая,
Заскрежетала зубами и к небесам возопила:
— Неужто он нас покинет, кого мы считали вечным,
Чья сила была нам в радость? Останемся мы без владыки,
Будем бродить по подворью, подобно бездомным собакам,
Видя, как достоянье наша мать расточает,
И как пустеют амбары. Тебя оплакивать будут
Горы Баала, отец мой, Цапану священное поле
Слезы ронять — святыня, что шире земных пределов.
Она поспешила к покоям, чтобы отца увидеть,
Чтобы с отцом проститься.
Оставив отца, Восьмая покинула страждущий город.
Она удалилась в пустыню, чтоб снова отца оплакать.
Елей захватив, Илихау вышел в соседнее поле.
Елей выливая на землю, к природе он всей обратился
К водам, земле и небу, к Баалу, что громом владеет:
— Пролейтесь дожди на пашню, которая засыхает,
Пусть в борозды льется влага и поднимается полба
Пусть зеленеет пшеница, пахарь пусть возликует,
Пусть все твари земные увидят милость Дагана.
Хлебом пусть он наполняет наши пустые амбары,
Меха — вином золотистым и маслом прозрачным — кувшины.
Пусть от владений Карату Мут кровавый изыдет!
Услышал эту молитву в покоях великий Илу.
Богов он призвал и к детям с вопросом таким обратился:
— Скажите, богини и боги, кто Карату излечит.
Семь раз повторил вопрос он. Никто ему не ответил.
— Идите, — сказал богам он, — на ваши вельможные троны,
Сам я займусь леченьем любезного мне Карату.
Сам изгоню из тела ту хворь, что в нем поселилась.
И вот в руке его глина, добрая глина в деснице,
Вылепил он фигуру, похожую на человека.
Назвав её Шатикату, он к ней обратился со словом:
— Лети, Шатикату, не медля, в чертоги царя Карату!
Минуй города незаметно, скрытно пройди селенья.
Выгони хворь из тела, которая в нем засела,
На лоб наложи алтею [19], от пота омой ему шею,
И накорми его сразу хлебом и бычьим мясом
Изыдет вместе с болезнью враг его Мут кровавый.
И сделала все, как велели, и одолела Мута.
Исчезла в небесных высях. Карату к жене обратился:
— Дай мне, Хурритянка-дева, мяса и хлеба побольше.
Заколи поскорее ягненка, и следом за ним — барана!
Занял трон свой Карату, словно и не был болен.
Рады все — один лишь Йаццибу, его первенец, недоволен [20].