целый месяц, там и год оборот завершает.
Все летят и летят тяжелые камни из-за стен неприступных, все дороги к городу 
они закрыли. Рядом с ними черные деревья поднялись стеною, и приблизиться к 
городу войско не может. Страх охватил огромное войско, воинам в печень проник, 
забрался под кожу. И дрожит, и рыдает сын Уту.
Но затем, успокоившись, к войску взывает:
— Кто может богине Инанне мое отнести посланье, выйди из строя.
Замолкли воины, объятые страхом. Кто решится пройти через горы Хуррума? Кто 
предстать решится перед великой богиней?
Видит царь, что нет храбреца среди граждан Урука, и с тем же призывом 
обращается к наемникам храбрый. Но нет среди них того, кто б решился лагерь 
покинуть.
Энмеркар храбреца среди лазутчиков ищет и, не найдя, вновь наемников к подвигу 
призывает. Безуспешно. Вновь к лазутчикам слово держит. И опять призывы его 
безответны.
И тогда Лугальбанда вперед выходит и родителю молвит с поклоном:
— Отец мой! Я готов доставить твое посланье к Инанне и к утру возвратиться.
— Иди, мой сын, — Энмеркар отозвался. — Иди и передай посланье великой богине, 
какую мы почитаем в Уруке. Напомни ей, что с тех пор, как она избрала меня 
среди многих, изменился Урук, возлюбленный ею. Был он болотом сплошным, из него 
лишь местами кочки сухие торчали, и среди тростника было много тростинок 
засохших. Весь засохший тростник я вырвал, я отвел излишние воды, я воздвиг 
могучие стены, и они, словно петли для птиц, охватили окрестные степи. Почему 
же ко мне Инанна перестала быть благосклонной? Почему покинула город, светлый 
лик от нас отвратила?
Едва отошел от отца Лугальбанда, друзья его окружили, как над покойником, над 
ним запричитали:
— На что ты надеешься, взяв на себя порученье? Не жить тебе в жилищах нашего 
города, не бродить дорогами нашими, не вернуться назад тому, кто скитается в 
горах неприступных.
Отстранил Лугальбанда друзей решительно, в руки взял боевое оружие и словно в 
воздухе растворился — так стремительно в путь он пустился.
За полдня прошел он пять гор, а затем и ещё одну, а потом и седьмую ещё пересек,
 и к полудню перед Инанной предстал, и склонился перед богиней, у подножия 
трона её распростерся почтительно.
Ласково взглянув на него, подняться ему повелела богиня и рассказать, по какому 
делу он прибыл.
Передал Лугальбанда слово в слово посланье отца и, в почтеньи склонившись, стал 
ждать ответа. И ответила внуку Уту великая богиня:
— Живут в сверкающих струях лазурных моих потоков различные рыбы [5]. Одна 
среди них всех огромней. И правит она рыбьим народом, как боги народом двуногих.
 Резвится она в тростниках, хвостом своим плещет, блестя чешуею. На берегу на 
том же растут тамариски. Отыщи тамариск, отдельно стоящий, выдолби из него чан, 
потом из тростников сплети сеть и поймай ту исполинскую рыбу, мне принеси её в 
жертву.
Тогда войско сдвинется с места, и Аратта падет под его напором, все богатства 
её победитель получит.
Едва отзвучали слова Инанны, Лугальбанда скрылся из виду, спеша выполнить волю 
богини [6].
1. Сюжетной основой героического эпоса о Энмеркаре и его сыне Лугальбанде 
является соперничество и борьба между двумя городами-государствами — Уруком и 
лежащим за семью горами городом Араттой, который играет в шумерских мифах ту же 
роль, что в гомеровской «Илиаде» Троя. Возможно, Аратта была реальным городом 
где-то в горах Элама, богатых строительным материалом и металлами. Но эта 
реальность настолько мифологизирована, что возможность отождествления Аратты с 
каким-либо историческим центром сводится к нулю. Примерно такая же картина 
характерна для Трои, реального города, расположенного у входа в Геллеспонт, в 
месте, которое нельзя спутать с каким-либо другим, что не помешало греческим 
героям первоначально принять за Трою город, расположенный далеко от проливов, в 
Ликии.
Миф излагает один из эпизодов многолетнего соперничества Урука и Аратты — поход 
Энмеркара, в котором участвует сын этого урукского царя Лугальбанда. Попавший в 
безвыходное положение, он не только спасается, но и с помощью чудесной птицы 
Анзуд становится скороходом и оказывает неоценимую помощь войску, бросившему 
его на произвол судьбы.
Фантастические птицы присутствуют почти во всех мифологиях древности. Очень 
часто это не птицы в чистом виде, а соединения птиц с существами иной породы — 
конем, львом, змеем, человеком (например, греческие сирены или гарпии). Местом 
гнездовья этих птиц мыслилось гигантское дерево — прообраз мира ("мировое 
древо"). Шумерскому герою удалось не только найти такое дерево в глухих горах 
Хуррума, не только взобраться на него, но и накормить прожорливого птенца, 
оставленного птицей-матерью, и этим заслужить её благоволение.
Обещание Анзудом богатства и власти, отклоненное Лугальбандой, характеризует 
шумерскую фантастическую птицу теми же чертами, что и греческих грифонов, 
стерегущих золото в стране сказочных обитателей севера аримаспов. Власть Анзуд 
над судьбой — черта, роднящая её с мифологическими представлениями других 
народов о вещих птицах — воронах, совах — и богинях мудрости с головами птиц. 
Одновременно Анзуд — покровительница царской власти и её символ. Это явствует 
из рассказа о пророческом сне правителя Лагаша Гудеа, когда царю явился некий 
человек.