одно притворяется другим, и лишь по ходу развития сюжета оказывается, что его 
смысл противоположен. 
        Под тердецилем идет достаточно тонкая работа, в частности, не только 
чистка плотного плана, но и в какой-то мере коррекция тонкого, особенно при 
проработанном аспекте. Здесь же идет и чистка каналов связи между тонким и 
плотным планами. Например, тердециль бросает в почву плотного плана ядовитое 
зерно. Почва его проращивает – и им отравляется. Так кукушка кладет яйцо в 
гнездо другой птицы. По виду-то это яйцо похоже на родное. Но когда кукушонок 
вылупляется и подрастает, он начинает безобразничать, и в конце выпихивает из 
гнезда своих сводных братьев и сестер. 
        Таким образом, сюжеты тердециля глазами человека наивного, невинного, 
не прошедшего соответствующего опыта, могут выглядеть довольно-таки подлым 
образом. Что же, оказывается, миру нельзя доверять? И тердециль учит: нельзя. 
Надо быть внимательным: на то и щука в море, чтобы карась не дремал. Хотя надо 
сказать, что в тердецильных сюжетах щука как таковая появляется обычно в 
последнюю очередь, и ее появлению предшествуют очень показательные признаки и 
процессы. 
        Вариант первый: профанация. Оказывается, что отношения между тонким и 
плотным планами не столь просты, как они мыслятся в полусекстиле. 
Обнаруживается неприятный факт: оказывается, что, формально стремясь к 
какому-то идеалу, можно фактически никуда не двигаться. Бывает так, что на 
словах человек хороший, но его фактическая, реальная жизнь только лишь по 
видимости соответствует тому, что он о себе говорит и думает, а на самом деле 
он совершенно не таков.
        Вариант второй: "сумерки богов". Нередко в тердецильных ситуациях 
регулирующее и поддерживающее плотный план участие тонкого вдруг куда-то 
пропадает. И человек остается наедине с плотной реальностью: тонкой вроде бы и 
нет, или кажется, что она не работает. 
        Так у верующего человека бывают приступы глубокого атеизма. Ему 
кажется: "Нет никакого Бога, а если Он и есть, то где-то далеко, мною не 
занимается, меня бросил". 
        Под тердецилем происходит ниспровержение идеалов – но не прямолинейным 
их отрицанием (как под септилем), а путем профанации. Но это происходит, 
опять-таки, не прямолинейно, то есть не то, что к вам приходит человек и 
заявляет: "Я сейчас буду профанировать твои идеалы!" Тердециль действует тоньше.
 Он фактически профанирует ваши идеалы в ваших глазах. Он демонстрирует вам, 
что ваши идеалы, если в них всмотреться поплотнее, это не ваши идеалы, что вы 
им не следуете, что они на самом деле никуда не годятся. А иногда, наоборот, 
влияние тердециля выражается в том, что вы делаете то же самое с идеалами 
другого человека. 
        Методы, которыми пользуется тердециль, могут быть самыми тонкими. 
Тринадцать содержит в себе память всех предшествующих чисел, и тут может быть 
рационализм, унаследованный от восьмерки, и ритуальность от девятки, и 
прекрасное понимание человеческой природы от десятки – но все это подвергается 
тонкому передергиванию, искажению и смещению существенных акцентов. Например, 
человек берет и склеивает тонкий и плотный планы, в результате чего получается 
ситуация, описанная в пословице "иная простота хуже воровства". Что нужно 
сделать для этого? Очень просто: приравнять символ к объекту, который он 
символизирует. Этого достаточно. 
        При этом пропадает тонкость, неизреченность, тайна, которая необходима, 
когда мы говорим о символе, отрывая его от его значения. Вот, например, картина.
 Картина это нечто большее, чем краски, из которых она сделана. Это окно в 
какой-то иной мир. Тердециль может эту тему закрыть, он скажет: "Ну, нарисовал 
ты прямоугольник столешницы, ну, бросил зеленой краски. Похоже? Похоже. Но не 
более того. Лучше хорошая фотография, чем рисунок. Лучше настоящий доллар, чем 
его изображение на холсте". 
        Кстати говоря: когда в России конца ХIХ века появилась фотография, Илья 
Репин, великий русский художник, очень ею интересовался. А тогда процесс 
фогографирования происходил долго: сначала устанавливали свет, потом фотограф 
накрывался большой темной тканью, менял в фотоаппарате большие пластинки – в 
общем, час, наверное, делали один кадр. За это время Репин, присутствовавший на 
съемке и внимательно следивший за происходящим, успел нарисовать портрет 
фотографируемого человека и с сочувствием заметил фотографу: "Все-таки ваша 
работа тяжелее, чем моя". 
        Тердецилю свойственен тонкий, ядовитый скептицизм, который проливает яд 
именно в самое святое для человека. Оно тонкое, его грубыми лапами трогать 
нельзя. Но если человек хранит его плохо, то тердециль его попортит, а может и 
полностью перечеркнуть – хотя, я повторяю, действует он не прямолинейно и 
достаточно тонко.
        Для тердециля типичны антиэволюционные настроения, например, убеждение, 
что новое это хорошо забытое старое, а жизнь человека есть бег белки в колесе.
        Тердециль ставит такой вопрос: в какой мере управление со стороны 
тонкого плана, тонкий смысл, вообще тонкости реально нужны плотному плану? Это 
вопрос чрезвычайно острый. Например, в сфере семейной жизни это вопрос о 
существовании семейного эгрегора и работы с ним. 
        Понятно, что семье, в первую очередь, нужны дети; далее, ей нужны 
продукты, чтобы этих детей кормить, нужна жилплощадь. А на ней нужно 
определенным образом организовать жизнь семьи. Но дети растут, и, как говорится,
 маленькие дети спать не дают, а с большими – сам не уснешь. И здесь возникают 
проблемы более тонкие, чем питание и одевание – например, актуализируются