Для ундециля, по крайней мере, на начальных стадиях проработки, характерно то, 
что человек очень смутно осознает происходящее с ним: он чувствует, что ведом 
некоторыми силами, которые совершенно превосходят его собственные, и даже 
просто его возможности понимания.
        Ундециль очень определенно отвечает на вопрос "Можно ли жить, не 
напрягаясь, не прилагая предельных усилий, не принося существеннейших, 
капитальных жертв?" Он отвечает: "Нет, нельзя! Это не настоящая жизнь. Это 
бутафория." Другими словами, в той сфере, где у человека активен ундециль, он 
обязательно будет сильно напрягаться и напрягать окружающих, исходя из каких-то 
своих (или чужих) идей. И он будет искать эти идеи и эти напряжения. А чаще 
всего они будут на него сваливаться неизвестно откуда. 
        Под ундецилем возможно творчество – но, как правило, то, которое будет 
опрокидывать барьеры. Ундециль может проявляться не только на уровне физических 
лишений. Он может создавать острые ситуации, бури и конфликты во внутреннем 
мире человека – при том, что в жизни человек будет сравнительно благополучен. В 
частности, когда человек выходит на уровень настоящего, большого творчества, у 
него, как правило, возникают очень острые душевные конфликты и драматические 
внутренние состояния, потому что через него начинают идти мощные энергии, к 
которым психика адаптируется с большим трудом. 
        Включенный ундециль дает часто дает человеку ощущение того, что, если 
он прожил сегодняшний день и элементарно выжил в сегодняшних битвах, то это 
само по себе уже есть грандиозное достижение. Ничего больше не требуется. Он 
устоял, и этим все сказано. И этого достаточно. Хотя сама битва может быть не 
вполне ему ясна. Например, когда человек начинает заниматься творчеством в 
узком смысле и активно использовать продвинутые техники, то ему неизбежно 
приходится строить отношения с тонкими сущностями, которые "покровительствуют" 
соответствующим техникам. Эти сущности вторгаются в человеческую психику, 
будучи ей во многом чуждыми, и нужны большие усилия, чтобы научиться их 
ассимилировать и ими в какой-то мере управлять. 
        Для человека, например, естественно съезжать на лыжах с не очень крутой 
горы. Немного поучившись, он может довольно ловко это делать. Или, например, он 
может, потренировавшись пару лет, научиться хорошо играть в настольный теннис и 
с поражающей воображение скоростью и точностью отбивать хитроумно закрученные 
мячи. И то, и другое естественно и свойственно человеческой природе. А писать 
сложные компьютерные программы, равно как романы или картины – это уже совсем, 
совсем другое. В этом случае человек создает искусственные миры, никак иначе не 
материализованные. Однако и фантастическим мирам соответствуют вполне реальные 
тонкие сущности, которые очень хотели бы воплотиться, но по тем или иным 
причинам они сами не могут этого сделать, и они слетаются на (тонкий) зов 
человека, оперирующего абстрактными символами (например, языком 
программирования, или литературным, или красками, или нотами), и начинают 
терзать его душу, пытаясь через нее воплотиться. 
        Все писатели говорят, что, начиная с какого-то момента времени, герои 
их книг уже живут своей собственной жизнью. И нередко свою жизнь они не только 
проживают на страницах романа, но норовят внедриться в жизнь своего творца, и 
проявляются там, и безобразничают непосредственно в ней.
        О таких вещах в нашей культуре обычно не говорят, но они часто 
наблюдаются. Когда идет чересчур большая концентрация внимания человека на 
объектах тонкого мира, возникают специфические ундецильные эффекты – плотный 
мир становится ареной экспериментов или урной для отходов тонкого. Глубокие 
истины не даются легко. Работа с сильными общесоциальными символами, которые 
человек вводит в моду (или из нее выводит) тоже не дается легко. Эти символы 
идут через психику человека, которая, по моему глубокому убеждению, не 
рассчитана на работу с сильными энергетическими потоками – по крайней мере, у 
подавляющего большинства людей.
         Я, в частности, думаю, что та централизация власти, которая принята в 
современном мире, должна постепенно ослабиться. Не должен один человек, пусть 
самый лучший, решать судьбы большой страны или владеть пакетом акций огромного 
предприятия и по своей воле им управлять. Это ненормально, то есть это не 
свойственно природе человека. Человек, который встает в такую позицию, так или 
иначе зомбируется. И нужно грандиозное духовное усилие, чтобы поставить свои 
человеческие качества выше законов того жесткого эгрегора, с которым ты имеешь 
дело, если ты являешься крупным начальником. Так что я думаю, что магистральное 
развитие человечества пойдет по линии децентрализации, а не по линии 
гуманизации крупных правительственных, организационных, финансовых и военных 
постов. Они, я думаю, должны постепенно раздробиться и измельчать. Но для этого 
должно родиться другое поколение, которое в следующем тысячелетии будет строить 
жизнь по другим законам. И оно, насколько я вижу, уже рождается и подрастает 
(его рубеж, на мой взгляд – это вхождение Нептуна в Стрельца, то есть начало 
70-х годов).
       Роли. Каковы типичные ундецильные роли? Пришелец. Странник. Отчужденный. 
Посторонний. Жертва (Крутая Жертва). Посланник рока. Вестник. Прогрессор. Не 
последняя по значению ундецильная роль это Прокаженный, т.е. человек, который 
взял на себя очень резкую, дисгармоничную, жесткую карму и ее на себе несет. 
Однако у него часто есть ощущение не только своей обездоленности, но и большой 
значимости. Он чувствует, что в большом социальном корабле он собою, своей 
судьбой затыкает дырку в днище, и если бы он этого не сделал – корабль пошел бы 
ко дну. Аскет. Маньяк. Фанатик.
        Одиннадцать представляет собой откровение чужеродности тонкого плана 
для плотного. В двенадцати этот эффект преодолевается, а для одиннадцати